товарищей, сударь, - продолжала Елена
Петровна. - Вы дошли до крайности.
     - Опомнитесь,  -  повторил  Слепцов.  -  Пожалейте  несчастного мужа,
пожалейте его страстную любовь. Он измучился сам и измучил всех нас.
     - Передайте ему мои слова. Возвращаться я не согласна.
     Медленно брели мореходы к своему лагерю.  Слепцов не знал,  как лучше
передать  несчастному начальнику страшные слова  его  супруги.  Но  утаить
правду было нельзя.
     - Иван Степанович,  -  сказал Слепцов, отозвав командира в сторону. -
Передаю все, что слышал от вашей супруги. - И он рассказал все как было.
     - Ваши шутки неуместны, - спокойно произнес командир. - Мы оставим их
до другого раза. Говорите правду.
     - Я сказал чистую правду.
     - Ложь,  -  прошептал командир.  -  Не может быть.  - Он схватился за
голову и несколько минут молчал.  -  Застрелю!  -  вдруг дико закричал он.
Частые оспины на его лице поблекли. - Застрелю...
     Он схватил ружье и бросился к берегу.  Но,  сделав несколько прыжков,
остановился и заплакал.
     - Иди,  Тимофей Федорович,  один,  уговори ее.  Скажи,  что застрелю,
умоли ее вернуться.
     Слепцов снова пошел к неподвижно стоявшим на берегу индейцам.
     - Сударыня,  супруг  требует вашего возвращения.  В  случае отказа он
застрелит вас.
     - Пусть стреляет,  лучше смерть, чем голод и скитание по лесам вместе
с вами,  - с решимостью произнесла Елена Петровна. - В лесах можно попасть
в  руки  кровожадному  племени,  а  теперь  я  живу  с  людьми  добрыми  и
человеколюбивыми... Скажите моему мужу, что я презираю его угрозы.
     Пришлось Слепцову опять вернуться ни с чем. Командир выслушал на этот
раз терпеливо и долго стоял,  как человек,  лишившийся разума.  Очнувшись,
зарыдал и свалился на землю.
     Кое-как мореходы привели командира в  чувство и  положили на  шинель.
Иван Степанович снова заплакал.
     Тимофей Федорович,  прислонясь к  толстому стволу лиственницы,  решал
сложную  задачу.   Что   делать?   Начальник,   лишившись  своей  супруги,
оскорбленный в лучших своих чувствах,  не понимал сам,  что делал,  и даже
готов был лишить себя жизни.  Но  ради чего должны погибать все остальные?
Может, лучше принять предложение Елены Петровны? И Слепцов решил высказать
свои мысли товарищам.
     - Друзья,  -  сказал он. - Я не верю, чтобы Елена Петровна, природная
россиянка,  обманывала нас по наущению диких.  Мы должны ей верить.  Лучше
отдаться этому племени добровольно,  чем бродить по лесам,  терпеть голод,
холод и, сражаясь с индейцами, изнурить себя вконец.
     Иван  Степанович перестал плакать и  слушал  Слепцова,  не  говоря ни
слова. Взор его сделался осмысленным. Остальные мореходы стали возражать.
     - Мы не хотим добровольно отдаться в рабство.
     - Куда ты ведешь нас, Тимофей Федорович? Опомнись...
     - Лучше смерть.
     - Ваша  воля,  ребята,  -  ответил  Слепцов,  выслушав  мореходов.  -
Уговаривать больше не буду. Но я твердо решил и ухожу к диким.
     - Я согласен с Тимофеем Федоровичем, - поднявшись на ноги, неожиданно
сказал командир.
     Промышленные не  знали,  на  что  решиться,  некоторые  склонялись на
сторону Слепцова.
     - Дай подумать, Тимофей Федорович. Утром скажем свое решение.
     Переговоры закончились.  Индейцы  ушли  в  лес,  а  мореходы остались
ночевать на пригорке.
     Утром индейцы снова подошли к лагерю мореходов. Опять пропели песню и
стали просить освободить пленных.
     Слепцов подозвал к себе вождя Ютрамаки.
     - Я,  наш командир, и еще несколько русских из команды галиота решили
вам покориться.  С нами четыре кадьякца.  Мы считаем вас честными людьми и
уверены,  что зла не увидим.  Надеемся, что с первым кораблем вы отправите
нас домой.
     - Вот моя рука,  - сказал вождь. - Я исполню все, что сказал. Клянусь
прахом  моего  великого  предка  ворона...   Приглашаю  остальных  русских
довериться мне.  В  наших местах известно имя  нанука Баранова,  и  я  рад
услужить ему.
     Но  мореходы,  решившие остаться на свободе,  упорно стояли на своем.
Отпустив пленных из-под стражи,  они стали прощаться со Слепцовым,  Иваном
Степановичем,  Овчинниковым и остальными,  добровольно отдавшимися на волю
вождя Ютрамаки.
     ...После долгих скитаний по  проливам на батах,  сделанных из легкого
калифорнийского дерева,  вождь  Ютрамаки привез командира Крукова с  женой
Еленой Петровной и  остальными мореходами на  один из  лесистых островков,
сотнями  нагроможденных у  Американского материка.  На  острове  оказалась
обширная гавань с индейским поселком, расположенным на отлогом берегу.
     Русских моряков поразила деревянная крепость,  недавно построенная из
бревен столетней лиственницы.
     - Что  это  за  крепость?  -  спросил  Слепцов у  вождя  Ютрамаки.  -
Испанская или аглицкая? - От радости у него защемило в груди.
     - Наша, - с гордостью ответил вождь.
     Слепцов не поверил. Уж больно хороша была крепость.
     - Вы сами построили?
     - С помощью капитана Роберта Хейли. Он показывал, мы строили.
     - В крепости есть пушки?
     - Пойдем. Я покажу тебе.
     Вождь Ютрамаки держал себя с достоинством.  Он был среднего роста,  с
правильными чертами  лица,  черными глазами.  Огнестрельным оружием владел
безупречно. Знал, как стрелять из пушек. Под шерстяной курткой носил жилет
с железными пластинками, защищавшими грудь от пуль.
     Ютрамаки обходился со  Слепцовым скорее как  с  другом,  а  не  как с
рабом,  а  Тимофей Федорович всячески старался заслужить его расположение.
Он охотился на птиц,  делал для вождя деревянную посуду.  Изделия Слепцова
нравились индейцам.
     Особенное  уважение  всего   племени   Слепцов  заслужил  устройством
бумажного змея...  Он вспомнил,  как в детстве он делал такие змеи в своей
деревне.  Бумага нашлась у  вождя.  Нитки делались из звериных жил.  Когда
первый змей взлетел высоко в  небо,  индейцы изумились.  Для  них это было
удивительное  новшество.   Они  приписывали  пуск  змея  необычайному  уму
Слепцова и стали поговаривать, что русские могут достать солнце.
     Вождю   Ютрамаки  очень   понравилась  сделанная  Слепцовым  пожарная
трещотка.  А  когда  Тимофей Федорович растолковал ему,  что  разнотонными
звуками,  издаваемыми трещоткой,  можно управлять военными действиями,  он
пришел в восторг.
     Слепцова приглашали в  гости  вместе с  хозяином.  Старшины на  своем
собрании решили,  что столь искусный человек должен быть сам старшиной или
вождем.  Ему  разрешили построить для  себя  отдельный дом,  и  он  жил  в
небольшой бараборе один.
     Гораздо хуже жили Иван Степанович с  женой.  Они переходили из  рук в
руки.  Их  то меняли,  то продавали по родству или по дружбе.  По понятиям
индейцев, Круковы были бесполезными, ни к чему не приспособленными людьми.
Они не верили, что Иван Степанович мог быть начальником.
     Круковы с трудом влачили рабскую долю, хотя индейцы считали их скорее
заложниками, за которых можно получить в будущем хороший выкуп.
     Не лучше жили и остальные мореходы. Их кормили плохо, и они постоянно
были голодными.
     Каргополец Евдоким Макаров и пензяк Касьян Овчинников от недостатка в
пище бежали к  Слепцову,  и вождь Ютрамаки кормил их.  Когда хозяева стали
требовать возврата,  то Ютрамаки вернул промышленных с условием,  чтобы их
не обижали и кормили вдосталь.
     Тимофей Федорович изучал быт и нравы индейцев. Жили они в бараборах -
деревянных домах,  разделенных на несколько покоев,  для семейств, живущих
вместе.  В  отличие от  кадьякских барабор,  индейцы строили свой дом не в
яме,  а  на  поверхности.  Внутри дома чисто,  пол  устлан сеном и  сверху
шкурами. Для спанья устроены нары. Огонь разводили посредине бараборы.
     В умственном отношении индейцы племени хайда* стояли высоко.  Так же,
как  и  колоши,  они  делали прекрасные долбленые лодки -  баты.  Вырезали
посуду из дерева с  изображением птиц и зверей.  Плели корзины и посуду из
травы или  корней молодой ели.  Как  и  колоши,  они  питались сушеной или
вяленой  рыбой,  жиром  и  мясом  наземных и  морских  зверей,  ягодами  и
кореньями. Любили курить табак и пить ром.
     _______________
          * Индейцыї  хїаїйїдїаї  обитали  на островах Королевы Шарлотты и
     южной оконечности островов Принца Уэльского.

     Слепцов удивлялся выносливости индейцев.  Они ходили и  зимой и летом
босыми,  в  одних  плащах.  Из  одного  хвастовства могли  подвергать себя
жестоким истязаниям и с презрением относились к боли.
     "Прекрасные воины, - записал Слепцов в свою тетрадь. - А если взять в
рассуждение,  что вооружены огнестрельным оружием и владеют им отлично, то
воевать с ними надо с опаской и умеючи".
     У  бараборы  вождя  Ютрамаки стоял  столб,  выкрашенный в  красную  и
зеленую краску.  На верху столба вырезан ворон с  распростертыми крыльями.
Он сидел на голове человека.
     - Ворон -  покровитель нашего рода, - часто говорил Ютрамаки. - Мы не
забываем наших родичей, а они охраняют нас.
     Внутри бараборы вождя столбы,  на которых держалась крыша,  тоже были
резные.  Пол покрывали циновки из прутьев.  Почетное место в доме занимали
красные и синие шерстяные одеяла.
     Наступила весна.  Время  шло  медленно.  Русские  мореходы  не  часто
виделись друг  с  другом.  Индейцы  смотрели на  такие  свидания косо.  На
сборищах во время больших торжеств,  обычно происходивших на берегу бухты,
все же удавалось иногда встречаться.
     - Боже,  когда все  это кончится?  -  восклицала Елена Петровна.  Она
опять была вместе с мужем. Хозяин Ивана Степановича обменял Елену Петровну
на  молодую рабыню и  две  сажени красного сукна.  -  Я  даже  жалею,  что
поверила Ютрамаки и  не  пошла вместе с  вами.  Неужели всю жизнь мы будем
рабами диких?
     - Ютрамаки обещал скорое освобождение. Весной придет аглицкое судно.
     Ютрамаки хотел торговать с  английским капитаном,  а  бобровых шкур у
него  не  было.  Индейцы  его  племени  никогда  не  промышляли  бобра.  И
приходилось выменивать меховые шкурки на рабов у  колошей.  Рабов Ютрамаки
добывал у  южных племен военными набегами.  Остров,  на  котором проживали
колоши,  был недалеко,  но Ютрамаки готовился,  словно на войну.  К обмену
были назначены сто рабов,  за  каждого Ютрамаки полагал получить не меньше
десяти бобровых шкур.
     После  колдовства старого жреца пятьдесят индейских батов отправились
в  море.  Погода  стояла пасмурная,  почти  ежедневно шли  холодные дожди.
Изредка проглядывало солнышко.  Однако ветров сильных не было,  и  на море
стояла тишина. У мореходов обувь ночью покрывалась плесенью, одежду каждый
день приходилось просушивать у очагов.
     Но вот в заливчике показались возвратившиеся индейские баты. Торговля
была удачная,  и вождь Ютрамаки устроил по этому поводу праздник. Всю ночь
до рассвета индейцы пели и танцевали.
     Ютрамаки не ударил лицом в  грязь.  Еды было много,  был ром и  хлеб.
Некоторые охотники от  танцев совсем изнемогли,  и  рабы  разносили их  по
домам на одеялах.
     Потом пошли трудовые дни:  рабы  готовили к  продаже бобровые шкурки,
просушивали их,  а индейцы отдыхали. После похода вождь Ютрамаки рассказал
Слепцову о судьбе русских,  оставшихся на свободе.  Желая переправиться на
остров Костливый, они на камнях разбили лодку, а сами утонули.


                           Глава двадцать пятая

                 ПРИДЕТ НОЧЬ, ТАК СКАЖЕМ, КАКОВ ДЕНЬ БЫЛ

     В Ново-Архангельске продолжали стучать топоры. Под скалой, на которой
отныне  стояла  крепость,  возник  вместительный компанейский магазин  для
поклажи товаров, торговая компанейская лавка... Построен длинный сарай для
сушки к зиме рыбы и мяса.
     При  впадении  в  море  бурной  горной  речушки  правитель  отгородил
штакетником небольшой садик из кустарников,  невысоких елей и  лиственниц.
Тут же назначено место для корабельной пристани.
     Весна  наступила дружная.  На  ярко-зеленой траве появились красные и
желтые  цветы.  Из  леса  доносились тонкие  смоляные запахи.  Море  пахло
по-иному, и чайки кричали не так, как прежде...
     Всю зиму кадьякцы готовились к  дальнему походу.  В солнечные дни все
байдарки были  промазаны китовым  жиром.  Обветшавшие обтяжки,  сшитые  из
сивучьих кишок,  заменены новыми.  Без  непромокаемой обтяжки  в  море  не
выйдешь. Она натягивается на люки и пришивается китовым усом к байдарке. А
с другой стороны пропущена жила,  и мореход стягивает обтяжку под мышками.
Все нужное для охоты на морского бобра приведено в порядок.
     Можно было  бы  отложить поход на  летние месяцы,  но  дома кадьякцев
ждали семьи.  Мужья и отцы боялись упустить благоприятное время для добычи
сивучей и ловили рыбу у себя на острове.
     За  несколько  дней  правитель Баранов  собрал  кадьякских тойонов  и
обсудил с  ними  все  обстоятельства трудного похода.  Надо  пройти  около
семисот морских миль вдоль берегов Аляскинского залива.
     Во  главе  партии  Александр  Андреевич  поставил  приказчика  Семена
Демьяненкова. За более мелкими отрядами будут приглядывать старовояжные.
     Накануне отхода старовояжные собрались в доме правителя.
     - Путевых кормов достаточно, - перечислял Александр Андреевич. - Даем
юколу,  китовину и жир.  Даем в запас,  по числу людей, крючков и поводков
для  ужения рыбы во  время остановок.  На  всякий случай надо взять ружья,
могу дать десяток.
     - Дай  больше,  Александр Андреевич,  всяко  может быть,  -  попросил
Демьяненков.
     - Хорошо,  пусть двадцать.  Дадим чаю и  сахару.  Ну  и  муки по семь
фунтов на каждого и  табаку,  сколько положено...  Веди осторожно,  Семен,
колошей остерегайся.
     - Буду  стараться,  Александр Андреевич.  -  Огромный Демьяненков,  с
русой  окладистой бородой и  закрученными кверху  усами,  непрерывно дымил
трубкой. - Погоды бы только держались сходные.
     Говорили  и  остальные промышленные.  Решили  окончательно:  выходить
завтра в полдень.
     На дорогу правитель угостил старовояжных большой чарой вина.
     Не  успели  промышленные  пригубить,  как  раздалась  дробь  большого
барабана, загудела труба. В новой крепости правитель ввел строгие порядки.
Играли зорю,  утреннюю и  вечернюю...  На  стенах и  на  башнях поставлены
часовые. Ночью стража по нескольку раз обходит все посты.
     - Были бы такие порядки у  Медведникова,  не пробрались бы в крепость
колоши, - буркнул Абросим Плотников.
     26 марта,  в  день архангела Гавриила,  триста байдарок выстроились в
ряд,  уткнувшись носами в  берег.  К  байдаркам с Евангелием в руках вышел
Александр Андреевич.
     Кадьякцы по  очереди подходили к  нему  и  целовали крест на  кожаном
переплете.  Целый  час  продолжалась эта  церемония.  Тойоны,  а  их  было
двенадцать, надели праздничные суконные плащи и войлочные шляпы.
     Когда  кадьякцы уселись  в  свои  байдарки,  Баранов благословил всех
уходивших в поход, держа в руках Евангелие.
     Началось движение.  Промысловые лодки выходили в  море.  На байдарах,
где находились русские мореходы,  дали несколько залпов из ружей, крепость
ответила.
     Партия,  которую вел  приказчик Демьяненков,  была главным богатством
компании.  Охотники все опытные,  знавшие назубок премудрости охоты...  На
промысел  морского  бобра  Баранов  мог   выставить  еще  одну  партию  из
кадьякцев,  приблизительно такую же по числу байдарок. Без туземцев добыча
бобра сократилась бы в несколько раз.
     Благодаря кадьякским охотникам русские  мало  зависели от  торговли с
колошами. В этом было главное преимущество Российско-Американской компании
перед иностранными капитанами-перекупщиками.
     Погода стояла безветренная, море спокойное. Каждый день шел дождь, но
к  нему привыкли,  и  он  никого не тревожил.  Камлейки с  капюшонами были
непромокаемы.
     Прошли  залив  Льтуа.  Он  хорошо  различался по  обломкам  ледников,
плавающих вблизи залива. Горы близ берегов виднелись высокие, в расселинах
лежали вечные снега.  Берега часто то  покрывались непроглядной мглой,  то
снова выступали мысами и островками.
     В  маленькой бухточке  с  широким  песчаным  пляжем  кадьякцы увидели
индейский бат.  Колошские воины  пробирались с  севера  на  остров  Ситку.
Поговорив  с   колошами,   обеспокоенные  охотники   прибежали  к   Семену
Демьяненкову.
     - Семен,  -  сказал кадьякский вождь Савва Куприянов, - плохие вести.
Крепость в Якутате колоши разорили,  а всех русских убили. Теперь охотятся
на нас, им нужны кадьякские скальпы. Что будем делать?
     Демьяненков   не    сразу   поверил   страшным   вестям.    Но   меры
предосторожности решил принять.  На  совете со старшинами было решено идти
дальше только по  ночам или  в  пасмурную погоду...  А  днем оставаться на
берегу.
     Приказчик Демьяненков вел путевую книгу.  В  нее он ежедневно заносил
места,  где  останавливалась партия,  состояние погоды  и  моря,  описывал
приметные места. У него на руках находилась и морская карта, на которой он
был обязан наносить глубины и исправлять неточности береговой черты.
     Но   этим  не  ограничивались  его  обязанности.   При  необходимости
приказчик покупал  меховой  товар  у  местных  жителей и  обо  всех  своих
действиях представлял отчеты правителю.
     Калужский мужик  Семен  Демьяненков быстро  привык к  морю,  свыкся с
особенностями промысла и сделался одним из тех служащих компании, на плечи
которых ложилась главная тяжесть добычи бобровых и иных шкур.
     На последнюю дневку байдарщики расположились в бухточке Акой.  Отсюда
до  залива Якутат всего  шестьдесят верст.  Демьяненков решил до  рассвета
подойти к Якутатской крепости, чтобы разузнать, правду ли сказали колоши.
     Посередине мелководной бухты  торчал  лесистый  островок.  На  нем  и
обосновались кадьякцы.  Байдарки  вытащили  на  берег.  Задымились костры.
Кадьякцы и русские отдыхали, набирались сил. Чтобы ночью прибыть в Якутат,
надо десять часов усиленно работать веслами.  Однако не все легли отдыхать
под байдарками,  некоторые,  кто помоложе, отправились искать птичьи яйца,
иные просто бродили по острову.
     Тойон Савва подошел к Семену Демьяненкову.  Приказчик распивал чай со
своими товарищами.
     - Старики говорят, погода плохая будет, - вкрадчиво начал Савва.
     - Опять с шаманом советовались?
     - И шаман то же сказал.
     - Когда придет плохая погода?
     - Через два дня. Шибко плохая погода.
     Демьяненков посмотрел на  небо,  потом на  море.  Небо  было  чистое,
только на западе тянулись длинными полосами облака.
     - В  Якутате решим,  что делать,  -  подумав,  сказал он.  -  Тогда и
колдуна спросим.
     Демьяненков в колдовство не верил, но выслушать, что скажет шаман, не
отказывался. И нечистая сила другой раз может дельное посоветовать.
     Сразу  после  шести  часов  вечера  партия  двинулась в  путь.  Скоро
стемнело.  Показалась полная луна.  Море было по-прежнему тихое. От берега
байдарки шли недалеко,  всего пять-шесть верст. Кадьякцы отдохнули хорошо,
сытно поужинали и гребли первые версты без устали.
     Как  всегда,  в  двулючной байдарке задний  гребец сильнее и  опытнее
переднего и править по курсу -  его дело.  Он же и отливает воду, если это
необходимо, с помощью морской губки или трубки.
     К  полуночи  некоторые  гребцы  устали,   байдарки  стали  отставать,
растянулись на целую милю. При лунном свете заискрились ледники прибрежных
гор. Ближе к поворотному мысу показалась низменность, покрытая лесом. Луна
светила ярко, словно хотела помочь промышленным.
     В  четыре часа ночи,  еще было совсем темно,  партия вошла в  залив и
приблизилась  к   русскому   поселению.   Несколько   человек   вместе   с
Демьяненковым отправились в крепость.  Не много времени пошло на то, чтобы
убедиться в правоте колошских воинов.
     Крепостные ворота  были  открыты  настежь.  Яркая  луна  освещала дом
правителя с выбитыми оконными рамами и дверью,  сорванной с пете