кадемика Курляндцева. Через несколько минут ворвался в каюту Крузенштерн.
"Как вы посмели сказать,  что я ребячусь?  - снова крикнул он. - Знаете ли
вы, что есть шканцы? Увидите, что я с вами сделаю!.."
     - Я  удивляюсь,  господин командир,  как вы  могли дозволить подобные
угрозы.  Вы  -  букашка  в  сравнении  с  его  превосходительством  послом
императора... продолжайте, ваше превосходительство.
     - Господин  Крузенштерн  побежал  на   "Неву",   вернулся  оттуда   с
господином Лисянским и  мичманом  Берхом,  остальные офицеры  не  захотели
идти.   Он  кричал  на  весь  корабль:  "Вот  я  сейчас  его  проучу!  Это
самозванец!"  Офицеры выкрикивали по  моему адресу ругательства.  В  руках
капитан-лейтенант Крузенштерн держал  старую инструкцию министра коммерции
графа Румянцева.  "Господа, - сказал он, - теперь я более не командир и не
могу  вами командовать.  Николай Петрович Резанов сегодня утром здесь,  на
шканцах, обозвал себя начальником. Я не знаю, почему он так себя называет.
Я  прошу рассмотреть те бумаги,  которые имею и  которые дают мне право на
начальство".  Крузенштерн передал инструкцию Лисянскому,  который стал  ее
громко читать...
     - Это была старая инструкция, господин Крузенштерн?
     - Да, но другой у меня не было.
     - Что произошло дальше?
     - Офицеры признали меня начальником.  На  шканцы был  вызван господин
Резанов. Но он отказался, не хотел читать свою инструкцию.
     - Почему, ваше превосходительство, вы отказались прочитать на шканцах
высочайше одобренную инструкцию?
     - Инструкция секретная,  и я не имел права...  Но,  подчиняясь грубой
силе, я все же был вынужден ее огласить. Я пересилил себя, вышел на шканцы
и  прочитал  офицерам  инструкцию -  в  части,  касавшейся назначения меня
начальником экспедиции.
     - Вы  читали  перед  отходом в  плавание новую  инструкцию,  господин
Крузенштерн?
     - Да  хотя  бы  и  читал,  но  господин Резанов забыл свой долг и  не
объявил инструкцию господам офицерам.
     - Вы не вправе указывать его превосходительству господину Резанову...
Вы помните, Николай Петрович, что сказали офицеры?
     - Сначала воцарилось молчание,  -  сразу ответил Резанов,  -  а потом
кто-то спросил:  "Кто подписал?" -  "Ваш государь,  Александр Павлович", -
ответил я.  "А писал кто?" -  крикнул старший лейтенант Ратманов. "Этого я
не знаю". - "То-то, не знаете, - словно обрадовался Ратманов, - а мы хотим
знать,  кто написал.  Подписать-то,  знаем,  он все подпишет". Тут офицеры
закричали:  "Ступайте,  ступайте с  вашими указами,  нет у нас начальника,
кроме Крузенштерна!" Я повернулся и пошел в каюту.
     - Прочитайте нам,  ваше  превосходительство,  то  место  в  высочайше
утвержденной инструкции,  касаемое вас,  которое  вы  зачитали на  шканцах
офицерам.
     Резанов пошелестел бумагами, нашел нужное место.
     - "Параграф  первый.  Корабли   "Надежда"   и   "Нева",   в   Америку
отправленные,  имеют  главным  предметом  торговлю  Российско-Американской
компании,  от которой они на собственный  счет  ее  куплены.  Вооружены  и
снабжены приличным грузом.  Его императорское величество, покровительствуя
торговле,  повелел снабдить компанию офицерами  и  матросами  и,  наконец,
отправил при сем случае японскую миссию,  благоволит один из кораблей,  на
коем  помещена  будет  миссия,  принять  на  счет  короны,  как  равно   и
двухгодовое  на  экипаж  сего  судна содержание,  всемилостивейше позволил
Российско-Американской  компании  погрузить  то  число  товаров,   сколько
окажется к тому возможно. Сїиїиї оїбїаї сїуїдїнїаї сї оїфїиїцїеїрїаїмїиї и
сїлїуїжїиїтїеїлїяїмїи,       нїаї       сїлїуїжїбїеї       кїоїмїпїаїнїиїи
нїаїхїоїдїяїщїиїмїиїсїя,      пїоїрїуїчїаїюїтїсїяї     нїаїчїаїлїьїсїтївїу
Вїаїшїеїмїу"*.
     _______________
          * Из  инструкции  И.  П.  Резанову,   утвержденной   императором
     Александром 10 июля 1803 года.  "Внешняя политика России XIX - начала
     XX века.  Документы Российского министерства иностранных дел".  Серия
     первая, 1801 - 1815, том I. Москва, Госполитиздат, 1960.

     - Эта  инструкция была  прочитана в  Нукигаве  на  шканцах,  господин
Крузенштерн?
     - Так точно, ваше превосходительство.
     - Неужели это  могло  произойти на  корабле флота его  императорского
величества?  -  поднялся  с  места  генерал  Кошелев.  -  Непостижимо.  Вы
подстрекали к бунту, господин Крузенштерн. Вас будут судить.
     Капитан-лейтенант Крузенштерн побледнел и как-то весь сжался.
     - Небывалое происшествие!  -  гневно говорил Кошелев. - Я опрошу всех
офицеров и,  если найду нужным,  виновных отдам под  суд.  Вы  можете быть
свободным,  господин Крузенштерн. Пришлите для допроса старшего помощника,
господина Ратманова.
     Макар Иванович пришел,  поклонился, назвался и покорно ждал вопросов.
Резанов удивился перемене в его поведении.  На корабле он был самым грубым
и непреклонным человеком.
     - Вы  знали,  что Резанов -  начальник экспедиции?  До происшествия в
Нукигаве.
     Ратманов молчал.
     - Николай  Петрович,   знал  Ратманов  о  том,  что  вы  -  начальник
экспедиции?
     - Знал.  Я  показал  инструкцию  господину  Крузенштерну  и  старшему
офицеру Ратманову.  Я  считал,  что  они  сообщат об  этом всем остальным.
Напоминаю,  что инструкция была секретная и  объявить ее  всем я  не  имел
права.
     - Так как же, ваше благородие?
     - Да,  господин Резанов  мне  показывал инструкцию.  Увидев  рескрипт
государя,  я  ужаснулся,  что  он  до  сих  пор не  объявлен.  Но  потом я
заподозрил обман и больше всех настаивал на объявлении.
     - Хорошо.  Но  господин Резанов зачитал вам высочайшее повеление.  Вы
оскорбили его и требовали заколотить в каюте?!
     - Так  точно,  ваше превосходительство.  Если бы  господии Резанов не
объявил инструкцию,  то,  может быть,  с  ним  было  бы  поступлено как  с
самозванцем, который старался вводить несогласие в благородное общество.
     - Непостижимо!  Я потрясен услышанным!  - Генерал вынул большой белый
платок и  вытер  им  лицо.  -  Император Александр Павлович лично провожал
господина Резанова,  а  вы  говорите,  что  он  мог оказаться самозванцем.
Непостижимо!  Скажите,  а не вино всему причина?  -  закончил доверительно
генерал.   -   Не  слишком  ли  злоупотребляли  господа  офицеры  крепкими
напитками?
     - Зачем? Пили, но не выходя из приличия.
     - А  подпоручик Федор Толстой -  он  тоже,  по-вашему,  не выходил из
рамок благопристойности?
     Макар Иванович молчал долго.
     - На этот вопрос я не хочу отвечать, - выдавил он.
     - Хорошо, мне и без ваших слов все известно.
     Ничего более высокого,  чем звание морского офицера, для Ратманова не
существовало.  Он  был одним из тех моряков,  кто бескорыстно любил море и
флотскую службу  и  готов  был  защищать честь  мундира любыми средствами.
Однако  Макар  Иванович  был  привержен  корпусным правилам  товарищества,
которые в  какой-то мере вошли в правила чести.  О Федоре Толстом Ратманов
отказался отвечать как раз по соображениям товарищества. Толстой же такого
отношения никак не заслуживал.  В  тот недобрый час Ратманов,  как старший
офицер,  одернул пьяного подпоручика,  а Толстой, почтя себя оскорбленным,
вызвал его на дуэль. Ратманов справедливо отверг столь дикое предложение и
пытался выдворить подпоручика из своей каюты.  Федор Толстой набросился на
старшего  офицера  с  кулаками.   Произошла  жестокая  драка,   в  которой
победителем оказался Ратманов.
     Нападение  подпоручика  Толстого  на  старшего  офицера  Ратманова  -
чрезвычайное событие, и, конечно, Толстой подлежал суровому наказанию.
     Забегая вперед,  скажу, что старший лейтенант Ратманов по возвращении
в  Петербург  представил Николаю  Петровичу  Румянцеву  свои  замечания  о
злоупотреблениях Российско-Американской компании  на  Аляске  и  Алеутских
островах,  кои он писал,  не будучи во владениях компании.  Рассмотрев его
замечания,   Румянцев  сказал  Ратманову:  "Иван  был  на  пиру,  а  Марья
рассказывает. Господин Лисянский, бывший там, говорит другое".
     Целую   неделю   продолжалось   расследование.   Обвинения   Резанова
подтвердились.  Закончив  опрос  офицеров,  генерал-майор  Кошелев  сказал
Крузенштерну:
     - Я вынужден передать свое заключение иркутскому генерал-губернатору,
а он передаст его государю. Поведение офицеров я определяю как бунт против
государя в лице его полномочного представителя.
     Иван  Федорович испугался.  Помимо военно-морского суда ему  угрожало
немедленное отрешение от  должности.  От  имени всех офицеров он повинился
перед  генералом  Кошелевым  и  стал  уверять,   что  все  раскаиваются  в
неприятном происшествии и  готовы принести глубочайшие публичные извинения
чрезвычайному послу и  начальнику экспедиции и  впредь почитать его  права
как верховного своего начальника.
     Только Резанов мог остановить расследование,  угрожавшее Крузенштерну
неприятностями.  И здесь он совершил ошибку.  Он согласился простить своих
оскорбителей и обидчиков. Он думал, что поступает в интересах дела.
     Офицеры в парадной форме явились перед Николаем Петровичем Резановым.
В  присутствии генерал-майора Кошелева и майора Скрупского они почтительно
просили у него прощения.
     - Хорошо, истина восстановлена, забудем старое, господа. Будем жить в
мире. Я прошу генерала Павла Ивановича прекратить наше постыдное дело... А
вы,  Петр  Иванович,  зачем  вы  здесь?  -  увидел Резанов среди  офицеров
лейтенанта Головачева.  -  Вы ни в чем не виноваты. Во время плавания ваша
поддержка и  сочувствие врачевали мою душу и  сердце...  Я благодарен вам,
господин лейтенант, вы благородный и честный человек.
     - Зачем вы меня хвалите, ваше превосходительство? - с тоской произнес
лейтенант Головачев.  Он  покраснел,  на  глазах выступили слезы.  Он  был
впечатлительным и  совестливым человеком и  подумал,  что  нарушил правила
товарищества и обесчестил себя в глазах офицеров.
     Николай Петрович заметил,  что офицеры с ухмылкой поглядывают друг на
друга, и понял, что совершил ошибку.
     В  тот же  день Резанов обратился с  письменным прошением к  генералу
Кошелеву судебное дело приостановить.
     Не простил Резанов подпоручика гвардии Федора Ивановича Толстого - уж
слишком его поведение было вызывающим и  оскорбительным.  И подпоручик был
снят с корабля и направлен в Охотск и дальше в Петербург через всю Сибирь.
     На  опального подпоручика Федора Толстого Крузенштерн очень надеялся.
Теперь он не один.  У графа Толстого много высокопоставленной родни, и она
вступится за  провинившегося.  Ведь устроил же  кто-то  такого лоботряса в
посольскую свиту!  Крузенштерн понимал,  что  заступиться за  графа можно,
только замяв неприятное дело.
     18 августа на корабль было погружено все необходимое.  "Надежда" была
готова к  плаванию в Японию.  В тот же день мореплаватели вышли из порта в
Авачинскую губу,  где снова отдали якорь.  С  19  по  20  августа наливали
промытые  водой  бочки  из  источника,  впадавшего  в  Авачинскую  губу  и
отстоявшего от корабля на полмили. Перевозили с берега порох и провизию.
     21   августа  Резанов  вернулся  на  корабль.   Командир  Крузенштерн
отпраздновал этот  день  с  особым великолепием.  За  торжественным обедом
присутствовал и генерал Кошелев с офицерами своего полка.
     В  продолжение стола  за  здравие  их  превосходительства Резанова  и
Кошелева сделано по одиннадцати пушечных выстрелов.  В четыре часа,  когда
императорский посол оставил корабль,  возвратясь на берег,  выстрелили еще
одиннадцать раз.  Матросы,  разойдясь  по  реям,  кричали  "ура".  Видимо,
радости  Ивана  Федоровича не  было  конца.  Да  и  было  чему  радоваться
провинившемуся командиру.
     25  августа Резанов оставался еще  на  берегу.  Он  дописывал бумаги,
отправляемые в Петербург. Последнее письмо было к императору Александру.
     "Донося вашему  величеству из  Бразилии о  случившемся между  мной  и
морскими офицерами несогласии,  наказывались мы  среди всего пути  нашего,
что неприятное известие дадут вашему императорскому величеству прискорбное
о  нас  заключение,  что  какая-либо личность могла взять верх над пользою
государственною,  - писал Резанов, пытаясь сгладить свои прежние послания.
- Я  признаюсь вашему императорскому величеству,  что причиною была единая
ревность к  славе,  ослепившая всех до  того,  что  казалось,  что  один у
другого оную отымлет.  Сим энтузиазмом, к несчастью своему, воспользовался
подпоручик граф Толстой,  по молодости лет его,  и наконец, когда взаимное
всех к  пользе общей усердие возродило еще  более прошлого взаимное друг к
другу уважение,  то  и  остался он жертвой поступка своего.  Обращая его к
месту  своему,  всеподданнейше прошу всемилостивейшего ему  прощения,  ибо
жестоко  для   чувствительного  сердца  наказание  лишену  быть   способов
разделить славу великого подвига.
     Милость вашего  императорского величества есть  единственное для  нас
всех  прибежище.  Я  чувствую себя виновным,  поспеша моим донесением,  и,
повергая себя  к  стопам вашим  императорского величества,  всеподданнейше
прошу прощения себе и всем морским офицерам. Всемилостивейший государь, мы
охотно  жертвовали тебе  жизнью  и  столь  же  охотно  и  впредь  идем  ее
жертвовать"*.
     _______________
          * П.  А.  Тїиїхїмїеїнїеїв.  Историческое  обозрение  образования
     Российско-Американской  компании и действий ее до настоящего времени.
     Письма Н. П. Резанова. Спб., 1863.

     Закончив письмо, Резанов долго смотрел на вершины двух высоких сопок,
забеленных снегом.  В  лучах вечернего солнца сопки казались необыкновенно
красивыми...
     Приближалась  осень.   На  деревьях  и  кустарниках  пестрели  листья
желтоватых и красноватых оттенков.  Краснела крупная камчатская рябина. Но
в  лесах,  окружавших со всех сторон обширный залив,  все еще пели птицы и
было много малины и смородины.
     Перед  самым  отходом корабля Резанов долго разговаривал с  генералом
Кошелевым.  Этот честный и  строгий человек все  больше и  больше нравился
Николаю Петровичу.
     - Я  вам посоветую осторожнее держаться с  капитаном Бухариным,  если
доведется попасть в Охотск, - сказал под конец генерал.
     - Кто он такой?
     - Правитель  Охотского края.  Чувствует себя  наместником.  Подобного
казнокрада и вымогателя еще не видано на свете.  Он ничем не брезгует.  Он
не просто казнокрад - он разбойник.
     - Не могу поверить, ваше превосходительство.
     - Вы,  наверное,  думаете,  почему  я  не  пожаловался в  Иркутск или
Петербург на такого человека?
     - Гм... да, действительно, я подумал.
     - Николай  Петрович,   голубчик,   этот  человек  задерживает  почту,
проходящую через Охотск.  А ведь другого пути у нас нет.  Он распечатывает
все  конверты,  в  которых  подозревает для  себя  что-нибудь  вредное,  и
уничтожает.
     - Невероятно,  ваше превосходительство!  Вскрывать почту могут только
по приказу государя.
     Недавний обер-прокурор Первого  департамента Сената  Резанов  не  мог
поверить в столь тяжкое нарушение законов.
     - Невероятно,  но  так  есть.  Поступки  Бухарина  превосходят всякое
вероятное.  Охотск ужасен для всех. Никто не решается ехать туда, опасаясь
за свою честь и даже жизнь.  Об этом все знают, но он словно пробка торчит
в Охотске и закрывает все жалобы, и эту пробку нельзя вышибить.
     - Я  обязательно побываю  в  Охотске и  лично  доложу  императору,  -
пообещал Резанов.
     - Говорят,  что Бухарин наворовал за два года более ста тысяч рублей.
При его-то должности!  Кстати,  компания,  которую вы представляете, несет
огромные убытки от поборов Бухарина.  Он захватывает компанейские корабли,
якобы необходимые ему для перевозки грузов на Камчатку, и ваши приказчики,
для  того  чтобы погрузить свои  товары,  платят ему  по  нескольку тысяч.
Иногда  ваши  приказчики  за  взятку  отправляют  свои  грузы  на  военных
транспортах, а я здесь оказываюсь без самого необходимого.
     - Я проверю, ваше превосходительство.
     После  разговора  с  генералом Кошелевым Резанов  совсем  уверился  в
необходимости прямого морского пути из Петербурга в Русскую Америку, минуя
столь  отдаленные русские  окраины.  Порядок в  российских губерниях,  где
царил  произвол губернаторов и  процветало воровство и  лихоимство,  после
охотских порядков казался Николаю Петровичу совершенным раем.
     "Как Баранов ведет себя в Америке?  -  думал он. - Неужели он жесток,
подобно Бухарину,  и тоже крупно ворует. Но ведь за его спиной нет солдат,
и он ежегодно представляет правлению конторские книги, где показана каждая
копейка.  И дела компании из года в год идут в гору". Николай Петрович все
больше и  больше удивлялся.  Баранов стал  для  него совершенно загадочным
человеком.  "Приеду в  Америку,  все разложу по  полочкам.  Всякими делами
приходилось заниматься. Меня никто не обманет".
     22   августа   Николай  Петрович  переехал  на   корабль  вместе   со
священником.   Резанова  сопровождал  генерал  Кошелев  со   всеми  своими
офицерами.
     В  семь  часов  вечера,  по  окончании  напутственного  молебна,  при
пушечном  выстреле  стали  сниматься  с  якоря.  Генерал  Кошелев  оставил
корабль.  Пушки  в  Петропавловском порту  отсалютовали отходящему кораблю
тринадцать раз. На "Надежде" ответили равным числом выстрелов.
     Вместо  покинувших корабль  членов  экипажа Резанов взял  с  собой  в
качестве адъютанта брата генерала Кошелева,  Дмитрия Ивановича. Он заменил
графа Толстого.  Кроме того,  на борт пришли семь человек рядовых,  видных
собой солдат, и унтер-офицер. В числе солдат был хороший барабанщик. Отряд
находился  под  командой  капитана  Федорова,  который  подчинялся  только
Николаю Петровичу.
     Теперь у  Резанова была своя маленькая гвардия,  и чувствовал он себя
на корабле гораздо увереннее.
     Погода стояла пасмурная,  с дождем и туманом,  закрывавшим камчатские
берега.  Снова появилась течь,  несмотря на  то,  что  судно было  изрядно
проконопачено  и   починено  в  Петропавловске.   Старый  корпус  требовал
капитального ремонта.
     С  полудня 27 августа вода в  трюме была 28 дюймов,  а  в  полночь 32
дюйма.  С северо-востока находила крупная зыбь, и "Надежду" валило с борта
на борт.


                         Глава двадцать четвертая

                       ЛУЧШЕ ЧТО-НИБУДЬ, ЧЕМ НИЧЕГО

     Елена Петровна стояла впереди толпы индейцев.  Одета была чисто и  на
лицо румяна. Рядом, чуть позади, держался индеец в шляпе и панталонах.
     Слепцов подошел к супруге командира и поклонился:
     - Здравствуйте, сударыня Елена Петровна.
     - Здравствуйте, Тимофей Федорович.
     Слепцов  взглянул на  индейца в  шляпе  и  обомлел.  Он  узнал  вождя
Ютрамаки,  встреченного в первый день кораблекрушения.  Индейцы в тот день
пытались ограбить промышленных.  Однако Слепцов вида не подал и  продолжал
разговор с Еленой Петровной.
     - Как вы чувствовали себя среди диких?
     - Прекрасно...  Вы задержали родную сестру этого человека, - показала
она  на  индейца в  пуховой шляпе.  -  Вождя  большого племени и  хорошего
человека.  Он  оказал мне  много услуг и  обходился со  мной прекрасно.  Я
требую, чтобы эту женщину освободили немедленно.
     - Ваш супруг,  Елена Петровна, желает освободить пленных не иначе как
в размен на вас, - сказал Тараканов.
     - Но я  не хочу быть с вами,  -  твердо сказала жена командира.  -  Я
довольна своим состоянием. И вам советую добровольно отдаться в руки вождя
племени, у которого я нахожусь. Наш вождь человек прямой и добродетельный,
известен по  всему здешнему берегу.  Он обещал освободить нас всех.  Вождь
Ютрамаки отлично говорит по-английски.
     - Что вы сказали,  Елена Петровна,  я не верю своим ушам! - Слепцов с
недоумением смотрел на жену командира.
     - Посмотрите на себя,  на своих