бок.  Помещение уже было набито
битком. Сидевший за соседним столиком сумрачный человек в кепке-восьмик-
линке тяжело поставил кружку на стол, сдвинул кепку на затылок и загово-
рил, ни к кому не обращаясь:
   - Сам я приезжий,  понял?..  Не здешний...  Женщина у меня  здесь,  в
Москве, баба... Короче - я живу с ней. Все!
   Он стукнул кулаком по столу,  надвинул кепку и замолчал,  видимо, на-
долго.
   Сергей вытер пот со лба - здесь становилось невыносимо жарко. Сорокин
перегнулся через стол и шепнул ему:
   - Сережа, выведи отсюда девочку, пусть поиграет в сквере.
   - Не твое дело, - шепнул ему Сергей в ответ.
   Сорокин откинулся и опять улыбнулся так, словно жалел его.
   Потом он встал и одернул пиджак.
   - Извините, ребята, я пошел.
   - На стадион придешь? - спросил Петька.
   - К сожалению, не смогу. Надо заниматься.
   - В воскресенье? - удивился Игорь.
   - Что поделаешь, экзамены на носу.
   - За какой курс сейчас сдаешь, Славка? - спросил Женечка.
   - За третий, - ответил Сорокин.
   - Ну, пока, - сказал он.
   - Общий привет! - помахал он сжатыми ладонями.
   - Олюсь, держи! - улыбнулся он и протянул девочке шоколадку.
   - Э,  подожди,  - окликнул его Зямка, - мы все идем. Здесь становится
жарко.
   Все встали и тесной гурьбой вышли на раскаленную  добела  улицу.  Ас-
фальт пружинил под ногами,  как пенопластовый коврик. Туча не сдвинулась
с места.  Она попрежнему темнела за высотным зданием и  была  похожа  на
чистое лицо всех невзгод. Она вызывала прилив мужества.
   - А  ты на стадион поедешь?  - примирительно обратился к Сергею Соро-
кин.
   - А что ты думаешь, я пропущу такой футбол?
   - Ничего я не думаю, - устало сказал Сорокин.
   - Ну, не думаешь, так и молчи.
   Сорокин перебежал улицу и сел в автобус,  а  все  остальные  медленно
пошли  по теневой стороне,  тихо разговаривая и посмеиваясь.  Обычно они
выходили с шумомгамом, Зямка рассказывал анекдоты, Ильдар играл на гита-
ре,  но сейчас среди них была маленькая девочка и они не знали, как себя
вести.
   - Куда мы идем? - спросил Сергей.
   - Потянемся потихоньку на стадион,  - сказал Игорь.  - Посмотрим пока
баскет на малой арене, там женский полуфинал.
   - Папа, можно тебя на минуточку? - сказала Оля.
   Сергей остановился, удивленный тем, что она говорит совсем как взрос-
лая. Друзья пошли вперед.
   - Я думала, мы пойдем в парк, - сказала девочка.
   - Мы пойдем на стадион. Там тоже парк, знаешь, деревья, киоски...
   - А карусель?
   - Нет, этого там нет, но зато...
   - Я хочу в парк.
   - Ты неправа, Ольга, - сдерживаясь, сказал он.
   - Не хочу я идти с этими дядями, - совсем раскапризничалась она.
   - Ты неправа, - тупо повторил он.
   - Мама обещала покатать меня на карусели.
   - Ну пусть мама тебя и катает, - с раздражением сказал Сергей и огля-
нулся.
   Ребята остановились на углу.
   У Оли сморщилось личико.
   - Она же не виновата, что у нее конференция.
   - Мальчики! - крикнул Сергей. - Идите без меня! Я приеду к матчу!
   Он взял Олю за руку и дернул:
   - Пойдем быстрей.
   "Конференция, конференция, - думал он на ходу, - вечные эти конферен-
ции. И теща сегодня уехала. Веселое воскресенье. Чего доброго, Алка ста-
нет кандидатом наук. Тогда держись. Она и сейчас тебя в грош не ставит".
   Он шел быстрыми шагами,  а девочка, не поспевая, бежала рядом. В пра-
вой руке она держала завернутого в платочек рака.  Из ее кулачка, словно
антенны маленького приемника,  торчали рачьи усы. Она бежала, веселая, и
читала вслух буквы, которые видела:
   - Тэ, кэ, а, нэ, и... Пап!
   - Ткани! - сквозь зубы бросал Сергей.
   - Мясо!
   - Галантерея!
   Кандидат наук и бывший футболист-неудачник, имя которого помнят толь-
ко самые старые пройдохи на трибунах.  Человек сто из ста тысяч.  Да-да,
да, был такой, ага, помню, быстро сошел... А кто виноват, что он не стал
таким,  как Нетте,  что он тогда не поехал в Сирию,  что он... Уважаемый
кандидат,  ученая женщина,  красавица... Ах ты, красавица... Ей уже не о
чем с ним говорить.  Но ночью-то находится общий язык,  а днем пусть она
говорит с кем-нибудь другим,  с Сорокиным, например, он ей расскажет про
Кваренги  и  про всех остальных и про колонны там разные - все выложит в
два счета. Ты разменял четвертую десятку. А, ты опять заговорил? Ты сей-
час тратишь четвертую.  На что?  Отстань!  Кончился спорт, кончается лю-
бовь...  О, любовь! Что мне стоит найти девочку с сорокового года, плов-
чиху какую- нибудь... Я не об этом. Отстань! Слушай, отстань!
   В парке они катались на каруселях,  сидели рядом верхом на двух серых
конях в синих яблоках.  Сергей держал дочку.  Она  хохотала,  заливалась
смехом, положила рака коню между ушей.
   - И рак катается! - кричала она, закидывая головку.
   Сергей хмуро улыбался.  Вдруг он заметил главного технолога со своего
завода.  Тот стоял в очереди на карусель и держал за руку  мальчика.  Он
поклонился  Сергею  и приподнял шляпу.  Сергея покоробила эта общность с
главным технологом, ожиревшим и скучным человеком.
   - Дочка? - крикнул главный технолог.
   "Располным-полна коробочка, есть и ситец и парча..."
   - Сын? - крикнул Сергей на следующем кругу.
   "Пожалей, душа-зазнобушка, молодецкого..."
   Главный технолог кивнул несколько раз.
   "...пле... ча!"
   - Да-да, сын! - крикнул главный технолог.
   Ну и пластиночки крутят на карусели!  Нет,  он все- таки симпатичный,
главный технолог.
   Оля долго не могла забыть блистательного кружения на карусели.
   - Папа, папа, расскажем маме, как рак катался?
   - Слушай, Ольга, откуда ты знаешь про дядю Вячу? - неожиданно для се-
бя спросил Сергей.
   - Мы его часто встречаем с мамой,  когда идем на работу. Он очень ве-
селый.
   "Ах, вот как, он, оказывается, еще и веселый, - подумал Сергей. - Вя-
ча - весельчак. Значит, он снова начал крутить свои финты. Ох, напросит-
ся он у меня".
   Он оставил  Ольгу на скамейке,  а сам вошел в телефонную будку и стал
звонить в этот мудрейший институт,  где шла эта мудрая  конференция.  Он
надеялся,  что  конференция  кончилась,  и тогда он отвезет дочку домой,
сдаст ее Алке,  а сам поедет на стадион,  а потом проведет весь вечер  с
ребятами. Ильдар будет петь:
   Ты меня не любишь, не жалеешь,
   Разве я немного не красив?
   Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
   Мне на плечи руки опустив...
   В трубке долго стонали длинные гудки,  наконец они оборвались и стар-
ческий голос сказал:
   - Алю!
   - Кончилась там ваша хитрая конференция? - спросил Сергей.
   - Какая такая конференция?  - прошамкала трубка.  -  Сегодня  воскре-
сенье.
   - Это институт? - крикнул Сергей.
   - Ну, институт...
   Сергей вышел из будки.  Воздух струился,  будто плавился от жары.  По
аллее шел толстый распаренный человек в шелковой  "бобочке"  с  широкими
рукавами.  Он устало отмахивался от мух. Мухи упорно летели за ним, кру-
жили над его головой, он им, видимо, нравился.
   "Та-ак", - подумал Сергей, и у него вдруг чуть не подогнулись ноги от
неожиданного,  как толчок в спину,  страха. Он побежал было из парка, но
вспомнил об Ольге. Она сидела в тени на скамеечке и водила рака.
   - "Даже раки, даже раки, уж такие забияки, тоже пятятся назад и усами
шевелят", - приговаривала она.
   "Способная девочка, - подумал Сергей. - В мамочку".
   Он схватил ее за руку и потащил. Она верещала и показывала ему рака.
   - Папа, он такой умный, он почти стал как живой!
   Сергей остановился, вырвал у нее рака, переломил его пополам и выбро-
сил в кусты.
   - Раками не играют, - сказал он, - их едят. Они идут под пиво.
   Девочка сразу заплакала в три ручья и отказалась идти.  Он  подхватил
ее на руки и побежал.
   Выскочил из парка.  Сразу подвернулось такси.  В горячей безвоздушной
тишине промелькнула внизу Москва- река, похожая на широкую полосу сереб-
ряной фольги,  открылась впереди другая река, асфальтовая, река под наз-
ванием Садовое кольцо, по которому ему лететь, торопиться, догонять свое
несчастье.  Девочка сидела у него на руках. Она перестала плакать и улы-
балась.  Ее захватила скорость.  В лицо ей летели буквы с афиш, вывесок,
плакатов,  реклам.  Все буквы, которые она выучила, и десятки тысяч дру-
гих, красных, синих, зеленых, летели ей навстречу, все буквы одиннадцати
планет солнечной системы.
   - Пэ,  жэ, о, рэ, мягкий знак, жэ, лэ, рэ, жэ, у, е, жэ... Папа, сло-
жи!
   "ПЖОРЬЖЛРЖУЕЖ, - пронеслось в голове у Сергея.  -  Почему  так  много
"ж"?  Жажда,  жестокость, жара, женщина, жираф, желоб, жуть, жир, жизнь,
желток,  желоб...  "Папа, сложи!" Попробуй-ка тут сложи на такой скорос-
ти".
   - У  тебя задний мост стучит,  - сказал он шоферу и оставил ему сверх
счетчика тридцать копеек.
   Он вбежал в свой дом,  через три ступеньки запрыгал по лестнице, отк-
рыл дверь и ворвался в свою квартиру.  Пусто. Жарко. Чисто. Сергей огля-
нулся,  закурил, и эта его собственная двухкомнатная квартира показалась
ему чужой, настолько чужой, что вот сейчас из другой комнаты может выйти
совершенно незнакомый человек,  не имеющий отношения ни к кому на свете.
Ему стало не по себе, и он тряхнул головой.
   "Может, путаница  какая-нибудь?" - подумал он с облегчением и включил
телевизор, чтобы узнать, начался ли матч.
   Телевизор тихо загудел, потом послышалось гудение трибун, и по харак-
теру этого гудения он сразу понял, что идет разминка.
   "Она может быть у Тамарки или у Галины", - подумал он.
   Спускаясь по лестнице, он убеждал себя, что у Тамарки или у Галины, и
уговаривал себя не звонить.  Все же он подошел к автомату и позвонил. Ни
у  Тамарки,  ни у Галины ее не было.  Он вышел из автомата.  Солнце жгло
плечи. Ольга прямо на солнцепеке прыгала в разножку по "классикам". Воз-
ле гастронома стояли два "ханурика" из дома N16, молчаливые и спокойные.
Они заложили руки за борта пиджаков и перебирали высунутыми наружу двумя
пальцами. Искали, стало быть, третьего в свою капеллу.
   Девочка подошла и взяла его за руку.
   - Папа, куда мы пойдем теперь?
   - Куда хочешь, - ответил он, - пошли куда-нибудь.
   Они медленно  пошли по солнечной стороне,  потом он догадался перейти
на другую сторону.
   - Почему ты растерзал рака? - строго спросила Оля.
   - Хочешь мороженого? - спросил он.
   - А ты?
   - Я хочу.
   Переулками они вышли на Арбат прямо к кафе.
   В кафе было прохладно и полутемно.  Над столиками во всю стену  тяну-
лось зеркало.  Сергей смотрел в зеркало,  как он идет по кафе, и какое у
него красное лицо,  и какие уже большие залысины.  Ольги в зеркале видно
не было, не доросла еще.
   - А вам, гражданин, уже хватит, - сказала официантка, проходя мимо их
столика.
   - Мороженого дайте! - крикнул он ей вслед.
   Она подошла и увидела,  что мужчина вовсе не пьян, просто у него лицо
красное, а глаза блуждают не от водки, а от каких-то других причин.
   Оля ела мороженое и болтала ножками.  Сергей тоже ел, не замечая вку-
са, чувствуя только холод во рту.
   Рядом сидела парочка. Молодой человек с шевелюрой, похожей на папаху,
в чем-то убеждал девушку, уговаривал ее.
   - Не ликвидация, а реорганизация, - говорил он.
   Девушка смотрела на него круглыми глазами.
   - Перепрофилирование, - с мольбой произнес он.
   Она потупилась,  а он придвинулся ближе и забубнил.  Видно было,  как
коснулись их колени.
   - Бу-бу-бу, - бубнил он, - перспектива роста, бу- бубу, зато перспек-
тива, бу-бу-бу, ты понимаешь?
   Она кивнула, они встали и ушли, чуть пошатываясь.
   - Хочешь черепаху, дочка? - спросил Сергей.
   Оля вздрогнула и даже вытянула шейку.
   - Как это - черепаху? - осторожно спросила она.
   - Элементарную живую черепаху. Здесь недалеко зоомагазин. Сейчас пой-
дем и выберем тебе первоклассную черепаху.
   - Пойдем быстрей, а?
   Они встали и пошли к выходу.  В гардеробе приглушенно верещал  радио-
комментатор и слышался далекий, как море, рев стадиона. Сергей хотел бы-
ло пройти мимо, но не удержался и спросил гардеробщика, как дела.
   Заканчивался первый тайм. Команда проигрывала.
   Они вышли на Арбат.  Прохожих было мало,  и машин тоже немного. Все в
такие  дни за городом.  Через улицу шел удивительно высокий школьник.  В
расстегнутом сером кителе,  узкоплечий и весь очень тонкий,  красивый  и
веселый,  он обещал вырасти в атлета, в центра сборной баскетбольной ко-
манды страны.  Сергей долго провожал его глазами, ему было приятно смот-
реть,  как вышагивает эта верста, как плывет высоко над толпой красивая,
модно постриженная голова.
   В зоомагазине Оля поначалу растерялась.  Здесь были птицы,  голуби  и
зеленые попугаи, чижи, канарейки. Здесь были аквариумы, в которых словно
металлическая пыль серебрились мельчайшие рыбки.  И наконец,  здесь  был
застекленный грот,  в котором находились черепахи. Грот был ноздреватый,
сделанный из гипса и покрашенный серой краской.  На дне  его,  устланном
травой,  лежало множество маленьких черепах.  Они лежали вплотную друг к
другу и не шевелились даже,  они были похожи на булыжную  мостовую.  Они
хранили молчание и терпеливо ждали своей участи.  Может быть, они лежали
скованные страхом, утратив веру в свои панцири, не ведая того, что здесь
не едят, что они не идут под пиво, что здесь их постепенно всех разберут
веселые маленькие дети и у них начнется довольно сносная,  хотя и одино-
кая жизнь.  Наконец, одна из них высунула из-под панциря головку, забра-
лась на свою соседку и поплелась по спинам своих неподвижных сестер. Ку-
да она ползла и зачем,  она, наверное, и сама этого не знала, но она все
ползла и ползла и этим по
   Папа действительно купил эту черепаху,  и ее вытащили их грота, поло-
жили в картонную коробку с дырочками, напихали туда травы.
   - Что она ест? - спросил папа у продавщицы.
   - Траву, - сказала продавщица.
   - А зимой чем ее кормить? - поинтересовался папа.
   - Сеном, - ответила продавщица.
   - Значит, на сенокос надо ехать, - пошутил папа.
   - Что? - спросила продавщица.
   - Значит, надо, говорю, ехать на сенокос, - повторил свою шутку папа.
   Продавщица почему-то обиделась и отвернулась.
   Когда они вышли на улицу, начался второй тайм. Почти из всех окон бы-
ли слышны крики,  шел репортаж. Оля несла коробку с черепахой и загляды-
вала в дырочки. Там было темно, слышалось слабое шуршание.
   - Она долго будет живой? - спросила Оля.
   - Говорят, они живут триста лет, - сказал Сергей.
   - А нашей сколько лет, папа?
   Сергей заглянул в коробку.
   - Наша еще молодая. Ей восемьдесят лет. Совсем девочка.
   Рев из ближайшего окна возвестил о том, что команда сравняла счет.
   - А мы сколько живем? - спросила девочка.
   - Кто - мы?
   - Ну, мы, люди...
   - Мы меньше, - усмехнулся Сергей, - семьдесят лет или сто.
   Ох, какая там,  видно, шла драка! Комментатор кричал так, словно раз-
валивался на сто кусков.
   - А что потом? - спросила Оля.
   Сергей остановился и посмотрел на  нее.  Она  своими  синими  глазами
смотрела на него пытливо, как Алка. Он купил в киоске сигареты и ответил
ей:
   - Потом суп с котом.
   Оля засмеялась.
   - С котом! Суп с котом! Папа, а сейчас мы куда поедем?
   - Давай поедем на Ленинские горы, - предложил он.
   - Идет!
   Солнце спряталось за университет и кое-где пробивало его своими луча-
ми насквозь. Сергей поднял дочку и посадил ее на парапет.
   - Ой, как красиво! - воскликнула девочка.
   Внизу по реке шел прогулочный теплоход.  Тень Ленинских гор разделила
реку пополам.  Одна половина ее еще блестела на солнце. На другом берегу
реки лежала чаша большой спортивной арены. Поля не было видно. Видны бы-
ли верхние ряды восточной стороны, до отказа заполненные людьми. Доноси-
лись  голоса дикторов,  но слов разобрать было нельзя.  Дальше был парк,
аллеи и Москва,  Москва,  необозримая, горящая на солнце миллионом окон.
Там, в Москве, его дом, тридцать пять квадратных метров, там на всех уг-
лах расставлены телефонные будки,  в каждой из которых можно  узнать  об
опасности,  в  каждой из которых может заколотиться сердце и подогнуться
ноги,  в каждой из которых можно,  наконец,  успокоиться. Там, в Москве,
все  его тридцать два года тихонько разгуливают по улицам,  аукаясь и не
находя друг друга.  Там,  в Москве красавиц полно, сотни тысяч красавиц.
Там  мудрые  институты ведут исследовательскую работу,  там люди идут на
повышение. Там его спокойствие возле станка, там его завод. Там его спо-
койствие и тревоги, его весенн
   Сергей держал девочку за руку и чувствовал,  как бьется ее пульс.  Он
посмотрел сбоку на ее лицо, на задранный носик, на открытый рот, в кото-
ром,  как бусинки,  блестели зубы, и ему вдруг стало радостно, и отлегли
все печали,  потому что он подумал о том, как его дочка будет расти, как
ей  будет  восемь лет и четырнадцать,  потом шестнадцать,  восемнадцать,
двадцать... как она поедет в пионерлагерь и вернется оттуда, как он нау-
чит ее плавать, какая она будет модница и как будет целоваться в подъез-
де с каким-нибудь стилягой, как он будет кричать на нее и как они вместе
когда-нибудь куда-нибудь поедут, может быть, к морю.
   Оля водила пальцем в воздухе, писала в воздухе какието буквы.
   - Папа, угадай, что я пишу.
   Он смотрел,  как  над стадионом и над всей Москвой двигался палец де-
вочки.
   - Не знаю, - сказал он. - Не могу понять.
   - Да ну тебя, папка! Вот смотри!
   И она стала писать на его руке:
   - О-л-я, п-а-п-а...
   Мощный рев,  похожий на взрыв, долетел со стадиона. Сергей понял, что
Команда забила гол.
   1962


   НА ПОЛПУТИ К ЛУНЕ

   Может, вам кофе принести?
   - Можно.
   - По-восточному?
   - А?
   - Кофе по-восточному,  - торжествующе пропела официантка и поплыла по
проходу.
   "Ерунда, баба как баба",  -  успокаивал  себя  Кирпиченко,  глядя  ей
вслед.
   "Ерунда, - думал он,  морщась от головной боли,  - осталось пятьдесят
минут. Сейчас объявят посадку и знать тебя не знали в этом городе. Город
тоже мне.  Городгородок. Не Москва. Может, кому он и нравится, мне лично
не то чтобы очень.  Ну его на фиг!  Может, в другой раз он мне понравит-
ся".
   Вчера было сильно выпито.  Не то чтобы уж прямо "в лоскуты", но креп-
ко.  Вчера,  позавчера и третьего дня. Все из-за этого гада Банина и его
дражайшей сеструхи. Ну и раскололи они тебя на твои трудовые рубли!
   Банина Кирпиченко встретил третьего дня на аэродроме в Южном. Он даже
не знал, что у них отпуска совпадают. Вообще ему мало было дела до Бани-
на.  В  леспромхозе  все время носились с ним,  все время кричали:  "Ба-
нин-Банин!  Равняйтесь на Банина!" - но Валерий Кирпиченко не обращал на
него особого внимания.  Понятно, фамилию эту знал и личность была знако-
мая - электрик Банин,  но в общем и целом человек  это  был  незаметный,
несмотря на весь шум, который вокруг него поднимали по праздникам.
   "Вот так Банин! Ну и ну, вот тебе и Банин".
   В леспромхозе были ребята,  которые работали не хуже Банина,  а может
быть, и давали ему фору по всем статьям, но ведь у начальства всегда так
- как нацелятся на одного человека,  так и пляшут вокруг него, таким ре-
бятам завидовать нечего,  жалеть надо их.  В Баюклах был такой  Синицын,
тоже на мотовозе работал, как и Кирпиченко. Облюбовали его корреспонден-
ты, шум подняли страшный. Парень сначала вырезки из газет собирал, а по-
том не выдержал и в Оху смотался.  Но Банин ничего, выдерживал. Чистень-
кий такой ходил,  шустрый.  В порядке такой мужичок,  не видно его и  не
слышно.  В  прошлом году весной привезли на рыбокомбинат двести невест с
материка - сезонниц по рыборазделке.  Собрались ребята к  ним  в  гости,
орут,  шумят...  Смотрят,  в кузове в углу Банин сидит,  тихий такой, не
видно его и не слышно.
   "Ну и Банин..."
   На аэродроме в Южном Банин бросился к Кирпиченко,  как к лучшему дру-
гу.  Прямо захлебываясь от радости, он вопил, что страшно рад, что в Ха-
баровске у него сеструха,  а у нее подружки - мировые девочки.  Он  стал
расписывать все это подробно