е. (В последнее
время я познакомился с характерными "молодогвардейскими" приемами
ведения литературной дискуссии: так, любую попытку иллюстрировать
критический тезис цитатами из обсуждаемого произведения принято
называть "выдергиванием цитат" и объявлять "нуль-критикой". В
принципе, В.Щербаков прав: только полный текст произведения дает
истинное представление о таланте автора... к сожалению, я лишен
возможности целиком привести в статье творения Рыбина, Михановского
и других. Элементарная жалость к читателю вынуждает ограничиться
короткими отрывками.)
   Гигантоманией я называю разительное несоответствие между
замыслом автора и размахом фантастического приема: по воробьям
стреляют не из пушки и тем более не из боевого аннигилятора. В
целях недопущения подкормки дынь селитрой прилетают инопланетные
пришельцы. Чтобы доказать, что нехорошо отцу-исследователю
забывать про своего сына, срочно создаются два дубля нашей Земли
-- в рассказе их называют казбеками. Позволю себе выразить
надежду, что при должной экономике можно было обойтись всего
одним Большим дублем -- как это сделал для примирения командира
корабля и начальника экспедиции другой советский фантаст.
   В "Фаэтоне" М.Чернолусского в сопредельное пространство
попадает большая группа советских граждан, ни одного из которых
мне не удалось запомнить; свою планету фаэты давно разрушили, да
и сопредельную Землю они превратили в асфальтовую пустыню.
   Герои попадают в город "Желтый дьявол", названный,
по-видимому, в честь Алексея Максимовича Горького. Здесь автор
начинает критиковать капитализм и защищать идеалы нашей
собственной Родины. (В еще более шаблонной форме, нежели
В.Корчагин.)
   Выясняется, что книга посвящена борьбе с перебежчиками и
невозвращенцами. По мнению М.Чернолусского, все они, изменившие
Родине, попадают к фаэтам, которые всячески обижают их и
эксплуатируют.
   Что ж, для подобной критики капитализма и впрямь необходима
параллельная вселенная: если автор, изучая материал, ограничился
программным очерком, прочитанным по диагонали, лучше перенести
действие на сопредельную Землю -- подальше от реальных
американцев, шведов или японцев.
   Экстремум: живые ископаемые.
   Произведения писателей-фантастов Е.Попова и Д.Де-Спиллера
выделяются даже на уровне уже рассмотренных патологий. Лет на
тридцать пережившие свое время, они столь же уместны в нашей
литературе, как стадо динозавров на улицах Ленинграда.
   "Не улучшилось настроение у Сергея и когда он в Алма-Ате
пересел в вертолет, чтобы лететь в горы, в расположение
экспедиции Коровина. Не привлекали его внимания ни проплывавшие
под вертолетом ярко-зеленые долины с островами еловых лесов, ни
голубая гладь Иссык-Куля, ни голые бескрайние громады ребристых
каменных хребтов, прорезанных горными потоками и закованных в
ледники; он терзался неожиданной неисправностью прибора, хотел
быстрее увидеть его своими глазами".
   Мне кажется, что литературный уровень повести "Невидий"
этим отрывком определяется однозначно, штамп виден во всем, даже
в структуре фраз, напоминающей стиль очерков пятидесятых годов,
не говоря уже об абсолютной недостоверности психологии. Дело
даже не в том, что нормальный человек не может остаться
равнодушным, впервые увидев горы,-- бывают исключения: Эрих
Людендорф, когда адъютант обратил его внимание на красоту речки
Прегель, блеснувшей в лучах заходящего солнца, бросил в ответ:
"Незначительное препятствие". (Б.Такман.)
   Согласитесь -- короткая, точная, безжалостная характеристика
будущего военного преступника.
   Казалось бы, в распоряжении автора фантастической повести
гораздо больше изобразительных средств, нежели у историка, но
ничего кроме "он терзался неожиданной неисправностью
прибора" Е.Попов написать не сумел; не знаю, с чем это
связано, может быть, с талантом автора, может -- с уровнем его
профессиональной грамотности.
   Есть еще третья возможность -- с особенностями первоисточника.
Ведь оригинал повести Е.Попова в свое время неоднократно
переиздавался. Прибор, неисправность которого так огорчала
героя, давно разработан фантастикой "ближнего прицела".
Это -- немцовский интравизор, который не то одну, не то две
повести искали, испытывали и налаживали неразлучные Бабкин и
Багрецов. Правда, тогда не удалось заставить интравизор
просвечивать землю на достаточную глубину.
   К концу семидесятых годов проблему, по-видимому, решили, и
прибор, изобретение которого Е.Попов приписывает Сергею Бурову,
используется в геологоразведке.
   Расследуя причину неполадок, Буров обнаружил, что работу прибора
нарушил некий ранее неизвестный минерал. Этот минерал,
"невидий", и является главным персонажем повести. Судите
сами: он не отражает свет, не поддается ковке, не нагревается,
не плавится, не окисляется, не изнашивается, поглощает все виды
излучений, сверхпроводящ до 2000 С. Еще он повышает гемоглобин,
лечит псориаз, препятствующий личному счастью героя, оказывает
общее благотворное воздействие на организм: "память свежая,
думается легко". Кроме того, невидий позволяет... но об этом
чуть позже.
   Пока что Буров ничего такого не знает, он просто держит в руках
неизвестный минерал и размышляет: "Как сохранить
необыкновенную находку в тайне?"
   Скрывать невидий приходится даже от ближайших друзей, что не так
просто -- уж очень неправдоподобна версия Бурова.
   "Как же это ты, друг, умудрился начисто угробить прибор,--
спрашивают помощники,-- хоть признайся, как ты его так?
   Сергей оказался в явном затруднении. Но быстро нашелся и
виновато ответил: ..."
   Как вы думаете, что ответил Буров товарищу, стремясь рассеять
его недоумение?
   "...об этом я напишу в объяснительной директору, а тебе
как-нибудь после расскажу. Ты прости, но я очень спешу..."
   Вот таким образом гениальный ученый пытается сохранить тайну, и
это ЕМУ УДАЕТСЯ! (Пока я не обсуждаю вопрос, насколько
буровская секретность вообще была необходима.)
   Герой возвращается в Москву, знакомит с открытием компетентных
специалистов и компетентные органы, и в награду получает под
свое руководство сначала лабораторию, затем институт и, наконец,
объединение.
   Начинаются исследования, и свойства невидия раскрываются во всей
полноте; параллельно нарастает завеса секретности.
   Происходит взрыв, весь район окутывает невидиевая туча,
непрозрачная ни в оптике, ни в инфракрасных лучах, ни в
радиодиапазоне.
   "Только надо немедленно гасить все кривотолки вокруг этого
случая,-- говорит Буров,-- нельзя привлекать к нему лишнее
внимание".
   Интересно, как он себе это представляет? Скрыть черное пятно
диаметром в несколько километров, аварию, о которой знают сотни,
если не тысячи людей?
   Меры, однако, приняты.
   "Лаборатория в Соснах взорвалась,-- тихо ответила девушка,--
только ты никому, слышишь? Это и мне не положено знать".
   Лет десять назад сотрудники Крымской астрофизической
обсерватории написали в часы досуга прекрасную юмореску
"Правда о бермудском треугольнике и летающей посуде".
Пародия предвосхитила творчество Е.Попова.
   "А еще вчерась на рынке бабы сказали,-- Матрена Тимофеевна
оглядывается и шепчет,-- будто бы самого майора Коваленку
послали туды... только ты, гляди, никому не сболтни --
государственная тайна! Мне -- и то под большим секретом
рассказали".
   Шпионы, конечно же, не дремлют, они пытаются захватить помощника
Бурова, физика Костю, но не на того напали:
   "Костя мгновенно выплеснул коньяк ему в глаза, тут же
схватил пистолет и, опережая Леонида Захаровича, выстрелил
сначала в него, потом в Сурена, затем вскочил на подоконник,
ударом ноги выбил окно и прыгнул с двухметровой высоты.
   Вслед ему раздался выстрел.
   Еще в полете Костя увидел метнувшийся к нему силуэт человека и
выстрелил. Упав на землю, он тотчас же вскочил на ноги и
бросился изо всех сил бежать, петляя между деревьями.
   Через некоторое время он услышал позади злобное рычание собаки.
Оглянувшись, совсем рядом увидел свирепый оскал огромной овчарки
и выстрелил в упор".
   Двух профессиональных разведчиков Костя убил, одного ранил, еще
одного добила шаровая молния, позаимствованная из старого
рассказа Охотникова; впрочем, все эти подвиги были ни к чему --
дачу окружили войска госбезопасности.
   А Буров продолжает размышлять:
   "Выходит, и ядерное оружие может перестать быть грозным...
Если даже останется только взрывная сила, световое же и
радиационное воздействие могут гаситься встречным взрывом
невидиевой руды... или -- вдруг ядерные, в том числе и
нейтронные бомбы в этой среде вообще не могут взрываться? Как
все в природе гармонично создано: на всякий яд неизбежно
находится противоядие... Надо только поискать хорошенечко".
   "Мысль свежая и оригинальная", лучшая защита от снаряда
-- броня, от газа -- противогаз. А ядерная война станет
безопасной, если удастся найти невидий, или -- что то же самое
-- создать СОИ. Сравнение правомерно: боевые лазеры СОИ, как и
невидий, препятствуют взрыву боеголовок. Итак, Е.Попов солидарен
с Р.Рейганом времен Московской олимпиады: вооружение -- лучший
путь к миру.
   Повесть заканчивается апофеозом. Сергей Буров, уже академик,
выступает на международной конференции:
   "Да, велики возможности нашего невидия, но нам и в голову не
приходит воспользоваться этим в каких-то иных целях, кроме
мирных, ибо наш идеал -- мирное сосуществование...
   Последние слова Бурова потонули в бурной, долго не умолкавшей
овации зала".
   Эти строки обидно читать, они представляют собой злую пародию на
советские мирные инициативы: после того, как мы засекретили
невидий, скрыли от врагов и от друзей все свойства
фантастического минерала, в том числе -- и возможность
медицинского применения, после того, как мы разобрались в
военном значении открытия и создали "невидиевый зонтик",
получив тем самым решающее стратегическое преимущество,-- после
всего этого мы с удовольствием напоминаем человечеству, что наш
идеал -- мирное сосуществование!
   Кстати, это действительно мечта многих, что у нас, что на Западе
-- мирное сосуществование с позиции силы.
   Возвращаясь к общей оценке повести Е.Попова, замечу, что
свойства невидия противоречат не только второму, но и первому
началу термодинамики, то есть закону сохранения энергии. Замечу
также, что сюжет "Невидия" принадлежит Владимиру
Немцову, "шпионские страсти" заимствованы у Григория
Адамова, а дежурные призывы к миру взяты у Александра Казанцева.
   По сравнению с повестью Е.Попова, рассказы Д Де-Спиллера
производят меньшее впечатление: в произведениях этого автора
"нет злодеев, без которых не мог обойтись даже такой
романтик, как Грин, да и сама вселенская природа не предстает
здесь в качестве "злодея"... ни в одном из сюжетов... мы
не найдем "пришельцев", "марсиан", столь
привычных и, можно сказать, обязательных гостей из близких и
далеких окрестностей Вселенной... "Сверхъестественное"
получает статус природного естества, права нового закона или
органического явления материального мира".
   Это -- из предисловия, принадлежащего Ю.Медведеву. Продолжим
цитату:
   "Вместе с тем, при избытке идей фантастических нужно
отметить и недочеты начинающего писателя: сюжетная монотонность,
наукообразность изложения, не всегда уверенное владение
литературным инструментарием... У Де-Спиллера герои в разных
рассказах разные, но они настолько лишены каких-либо
индивидуальных черт, настолько не персонифицированы, что
читатель вряд ли отличит их друг от друга, тем паче, что все они
напоминают слишком уж рациональным поведением роботов одной
серии. ...Всматриваясь в персонажи Де-Спиллера, вспоминаешь
давних пифагорейцев, а то и самого Пифагора: методы познания
чудес природы этих героев безудержны, но вместе с тем и чисты.
   Не сомневаюсь, что читатели встретят литературный труд ученого,
кандидата физико-математических наук, доброжелательно,
...Занимательная для читателя старшего поколения, книга будет
инициировать и увлечение наукой школьной аудитории.
   С полной ответственностью рекомендую читателю эту книгу".
   Плохо обстоит дело у Ю.Медведева с чувством ответственности. На
протяжении двух страниц сравнить героев с роботами одной серии и
с Пифагором, отметить "ошеломляющую парадоксальность и, если
угодно, некоторую элегантность" рассказов, автор которых,
однако, "не всегда уверенно владеет литературным
инструментарием", назвать сюжеты одновременно
"изящными" и "монотонными" -- такое предисловие
заставляет усомниться в простой человеческой порядочности его
автора.
   Ситуация элементарна: рассказы Дмитрия Де-Спиллера невообразимо
слабы, сборник "Поющие скалы" месяцами валяется в
"Старой книге", в разделе уцененных товаров, это
единственное известное мне фантастическое произведение, которое
продается ниже номинальной цены (65 копеек).
   В анкете, проведенной ленинградским клубом любителей фантастики,
сборник получил среднюю оценку 0,3 (ноль целых три десятых) по
одиннадцатибалльной шкале, столько же получил Немцов, ниже фэны
оценили лишь "Сильнее времени" А.Казанцева.
   Ю.Медведев имел некоторое представление о художественных
достоинствах сборника, но здравый смысл вступил в противоречие с
групповой солидарностью.
   Увлекшись анализом вступительной статьи, я еще не предоставил
слово самому Де-Спиллеру.
   Рассказ "Шестикрылые осы".
   "Сначала братья Щелкуновы ни о чем не спрашивали Ходакова,
после объятий они усадили его за стол и, пока он ел, занимались
приготовлениями к отлету; необходимо было изучить гравитационную
обстановку в окрестностях Юраса.
   -- Прости, а что случилось на "Связном-15"? -- перебил
Николай.
   -- Я исправлял курс, увидел неожиданно ОСУ. Растерялся и
забыл выключить серводвигатели".
   "Он действительно забыл от растерянности вовремя выключить
серводвигатели, и если теперь не задействовать безотлагательно
лучевые тормоза, то через минуту "Связной-15" врежется в
Юрас и обратится в пламя".
   Д.Де-Спиллер, видимо, путает звездолет с автомобилем, а планету
с фонарным столбом. О квалификации водителя (пилота) и вовсе
говорить не приходится.
   "А что представляют собой осы? Ты знаешь это? -- спросил
Николай.-- По-моему, они являются просто-напросто каменными
морозными узорами".
   Теперь другой рассказ, "Поющие скалы", по имени которого
назван сборник.
   "Флора и фауна Эвлимены были удушены ядовитыми межзвездными
облаками четыре миллиона лет назад".
   Утверждение, странное для кандидата физико-математических наук.
Эвлимена описана как планета земного типа. Чтобы уничтожить ее
биосферу, газ должен иметь концентрацию частиц порядка числа
Лоншмидта. Плотность реальных межзвездных облаков несравненно
меньше, но если бы Эвлимена и в самом деле вошла в область
пространства, заполненную газом требуемой плотности, она бы
сгорела подобно метеориту.
   Герои рассказа теряют свой космический корабль и ведут по этому
поводу спор с претензией на остроумие. Пытаясь послать
лазерограмму, они теряют еще и вездеход; правда, звездолет
находят. (На нем не было ни радиомаяка, ни каких-либо
управляющих механизмов, он дрейфовал по морю Эвлимены под
действием ветра и волн.) Далее герои решают возникающие научные
загадки, долго рассказывая читателю о биогеноценозах и задавая
друг другу вопросы, "свидетельствующие о дремучем
невежестве".
   Закончу на этом, избавив вас от цитат из "Планеты
калейдоскопов" или "Удивительной Игви". (Насколько мне известно,
творчество Д.Де-Спиллера до сих пор не рассматривалось критикой,
даже фэновской -- никому не хочется тратить свое время на
доказательство очевидных вещей, да и автора жалко: на обиженных
Богом не обижаются...)
   А в результате В.Щербаков с полным основанием заявляет, что
книги, выпущенные его редакцией, никто не осмеливается
критиковать.

                             Глава 3

   Теперь о проблемах идеологии.
   Рассматривая произведения Е.Попова, В.Корчагина,
М.Чернолусского, мы коснулись этой темы, но там была скорее
профанация идей, нежели сознательное их извращение.
   Юрий Тупицын, волгоградский фантаст. Мне горько о нем писать.
   "На восходе солнца" я включил бы в антологию лучшего
советского фантастического рассказа. В "Синем море"
обращает на себя внимание новая НАУЧНО-фантастическая
идея -- явление для нашего времени уникальное.
   "Поздний" Тупицын не стал писать хуже, но с годами все
больше оживает в нем военный летчик, чей взгляд на мир ограничен
прорезью прицела и экраном локатора.
   Повесть "Красные журавли".
   Не будем вдаваться в подробности хорошо закрученного сюжета,
скажем лишь, что военный летчик Александр Гирин попадает на борт
межзвездного корабля, которым управляет космический торговец,
назвавший себя Люци -- что уже любопытно: галактический
капитализм мы знали до сих пор лишь по произведениям А.Азимова,
Р.Шекли и Г.Гаррисона.
   Гирин знакомится с коммунистической сверхцивилизацией
демиургийцев, обогнавших землян на десять тысячелетий,
представительница ее -- милая девушка по имени Дийна --
следующим образом рекламирует зеленый кристалл, который держит в
руке:
   "Это не игрушка, а моя опора и защита: возникни нужда, я
могла бы потопить корабль или сбить самолет".
   Странное сравнение для высшего разума -- как-то сразу
вспоминаются герои "Часа быка": Тор Лик, Гэн Атал, Фай
Родис, Тивиса Хенако предпочли погибнуть, но никто из них не
подумал, что СДФ способен не только создавать силовое поле, но и
убивать.
   Напомню, цивилизация Дийны старше нас на сто веков. Немногие
фантасты и социологи осмеливались заглянуть так далеко. Подобные
временные интервалы рассматриваются обычно в рамках циклических
моделей, где будущее смыкается с прошлым, и количество
тысячелетий не имеет значения.
   Тупицын не придерживается схемы Франса или Азимова -- общество
демиургийцев развивалось поступательно.
   Рискованно описывать сверхцивилизацию такого уровня. Известно
ведь, что "будущее не только сложнее, чем мы его воображаем,
оно сложнее, чем мы можем вообразить". Лишь за одно я готов
поручиться: мир, обогнавший нас хотя бы на три столетия, не
будет знать слова "оружие".
   Реплика Дийны не случайна. Позднее Люци говорит о демиургийцах:
   "Мужественная, непреклонная раса разумных... им, черт их побери,
совершенно чужда этакая вселенская, всепрощающая доброта, они карают
то, ЧТО ИМ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ ЗЛОМ, НЕ ОБРАЩАЯ ВНИМАНИЯ НА МОРАЛЬНЫЕ
ИЗВИВЫ И НЮАНСЫ ДРУГИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ, карают если не жестоко, то
жестко".
   Что к этому можно добавить?
   В повести "Красные журавли" много мелких ошибок; так,
автор разделяет мораль и разум, утверждая, что с помощью разума
"с равным успехом можно творить и добро, и зло".
   Но человечество уже сейчас пришло к пониманию того, что мораль
вторична и порождается именно разумом. (Смотри, например,
исследования по детской психологии, математическую теорию
конфликта, разработанную Н.Моисеевым. Впрочем, еще патер Браун
заметил: "Вы нападали на разум, а у священников это не
принято".) Откровенным бредом является экономическая модель
сверхцивилизации демиургийцев: малые рассеянные коммуны в
несколько десятков человек при развитом машинном производстве.
Пространные рассуждения Дийны на эту тему не убеждают. Слишком
уж напоминают они сумбурные идеи Генерала из "Обитаемого
острова" А. и Б.Стругацких:
   "...власть богатых надобно свернуть (это от Вепря, который в
представлении Максима был чем-то вроде социалиста или
коммуниста), во главе государства поставит надлежит инженеров и
техников (это от Кетшефа), города срыть, а самим жить в единении
с природой (какой-то штабной мыслитель-буколист), и всего этого
можно добиться только беспрекословным подчинением приказам
вышестоящих командиров, и поменьше болтовни на отвлеченные
темы".
   Эти ошибки существенны для человека, дерзнувшего строить модель
будущего, а в довершение -- жуткий образ карающей цивилизации,
увы, типичный для мировоззрения Тупицына.
   Рассказ "Люди не боги".
   "...вторая задача прямо проти