еизбежно  наше  обращение  к
социологии, к  тому  ее  разделу,  который  называют  философией  истории.
Поставленная цель требует  уделить  особое  внимание  идейному  содержанию
рассматриваемых произведений.
     Но толкование сказочно-фантастической символики  является  источником
опасности  -  можно  приписать  автору  свои   мысли.   Я   надеюсь,   что
многочисленные цитаты помогут избежать ее.
     К сожалению,  я  пока  лишен  возможности  рассмотреть  все  летописи
Великой Войны. Однако, каждый том толкиенской  эпопеи  представляет  собой
самостоятельное законченное произведение, поэтому  мы  вправе  ограничится
изучением только одной книги - сказочной повести "Хранители".
     ...Очень давно, еще на заре прошедшей  Второй  Эпохи,  были  выкованы
Магические Кольца. В их изготовлении приняли участие эльфы, гномы и маги -
народы Средиземья, фантастической толкиенской страны, в  которой  нетрудно
узнать Европу. Три эльфийских кольца - с алмазом,  сапфиром  и  рубином  -
ассоциируются со стихиями  воздуха,  воды,  пламени.  Еще  семь  досталось
обитателям подземелий - гномам. Девять - открыли дорогу в Призрачный  Мир,
мир пятой, последней стихии.
     Но было создано  и  двадцатое  кольцо.  "Во  тьме  Черных  лет  эльфы
Остранны впервые услышали мрачное заклинание:
     А одно - Всесильное - Властелину Мордора, чтоб разъединить  их  всех,
чтоб лишить их воли и объединить навек в их земной юдоли под  владычеством
всесильным  Властелина  Мордора,  -  и   поняли,   что   попали   в   сети
предательства."
     Единственное из всех, это кольцо имеет название. Оно зовется  Кольцом
Всевластия,  ибо,  связав  в  единую  цепь  остальные  Магические  Кольца,
подчинив их себе, господствует оно над пятью стихиями Средиземья.
     Прозрачна и проста символика повести: Кольцо всевластия - The ring of
Power на языке оригинала - воплощает идею абсолютной власти. Казалось  бы,
люди XX века имели достаточно возможностей увидеть истинное лицо всеобщей,
всепроникающей   власти.   "Империализм,   фашизм...   десятки   миллионов
загубленных жизней, исковерканных судеб...  миллионы  погибших...  злых  и
добрых,  виноватых  и  невиноватых..."  -  современная  история  оказалась
историей борьбы с разнообразными формами тоталитаризма.

                   "Мы сорвали штандарты
                   Фашистских держав
                   Целовали гвардейских дивизий шелка...",

     но победы превратились в поражения. Почему-то  решили,  что  само  по
себе  существование  твердой  власти,  призванной  обеспечить  порядок   и
дисциплину, прогресс и процветание, необходимо и даже этически оправдано -
лишь бы ее воплощением был бы человек мудрый,  честный,  интеллигентный...
Признание идеи абсолютной власти возродило национализм, и вдруг оказалось,
что ценой десятков миллионов  жизней  удалось  уничтожить  лишь  некоторые
формы фашизма, далеко не самые опасные.
     Человечество так и не нашло в себе силы  отказаться  от  прославления
привычной системы общественных отношений, непрерывно порождающих  пирамиду
власти. "Счастье нации - в единстве, а единство  создается  безоговорочным
подчинением" - это политический  лозунг  Гитлера  и  Муссолини  и  других,
поменьше. Но уроки истории забылись. Осталась вера в  "доброго  царя",  "в
сверхлюдей,  с  той  же  потребностью  преклонения  перед   солнцеподобным
вождями, всемогущими государями. Те, кто  играл  эту  роль...  могли  дать
человечеству только фашизм и  ничего  более".  Осталась  вера  в  то,  что
"политические  программы,  будучи  применены  в   экономике   тоталитарной
властью, могут изменить ход истории". Осталось, несмотря ни на что.
     Это неудивительно. На рекламу своего  государственного  строя  страны
тратят большие средства, ученые и  писатели  отдают  для  этой  цели  свои
таланты. Так  в  сознании  людей  появляется  стереотип:  пирамида  власти
необходима,  без  нее  начинается  анархия  и,   как   следствие,   полная
катастрофа.  Поэтому  критике  подвергают  лишь   форму   государственного
проявления, а не  сущность  власти.  И  она  остается  неизменной.  Форма,
впрочем, тоже - она ведь обусловлена содержанием.
     "Под новыми масками затаилась... прежняя  капиталистическая  сущность
угнетения, подавления, эксплуатации, умело прикрытая научно разработанными
методами пропаганды, внушения, создания  пустых  иллюзий."  -  писал  Иван
Антонович Ефремов,  писатель  и  ученый,  один  из  крупнейших  социологов
современности. В его романе "Час быка" проблема власти - центральная,  как
и в эпопее Толкиена. Выводы  советского  ученого  и  английского  писателя
совпадают. Это естественно - наука  и  искусство  изучают  одну  и  ту  же
реальность.
     Вернемся,  однако,  к  повести  "Хранители".  Попытаемся   вслед   за
Гэндальфом, магом, членом совета мудрых,  проследить  историю  Кольца.  Не
будем касаться личности Саурона - Черного  Властелина,  Повелителя  Колец.
Символика этого образа достаточно сложна, мы посвятим ее анализу почти всю
последнюю часть статьи.
     Мрак темных лет был развеян после битвы у ворот Мордора. Объединенная
дружина людей и эльфов разгромила войско Саурона. Кольцом завладел великий
воин Исилдур. "Мой отец и брат погибли", - сказал  он  своим  друзьям,  "а
Кольцо я добыл в честном поединке и возьму его на память...".  Однако,  он
не долго владел Кольцом: оно превратилось  в  его  проклятие,  и  ему  еще
повезло, что он просто погиб."
     Кольцо исчезло в водах реки Андуин,  но  вскоре  снова  появилось  на
свет. Чтобы получить его, брат убил брата.
     "Никто не узнал, что случилось с Деагорлом, - он принял смерть далеко
от дома, и тело его  было  хитро  запрятано.  А  Смеагорл  вернулся  один,
пробравшись домой невидимкой, ибо когда владелец Великого Кольца  надевает
его, он становится невидимым для смертных. Ему очень понравилось исчезать:
мало-ли что можно было эдак натворить, и он много чего натворил.  Он  стал
подслушивать, подглядывать и  пакостничать.  Кольцо  наделило  его  мелким
всевластием, какое было ему по мерке.
     Родня чуралась его (когда он был  видим),  близкие  отшатнулись.  Его
пинали, а он кусался... всем он был гадок, и все его гнали... Так и бродил
он в одиночестве, хныкал, урчал, ворчал и сам себе  жаловался,  какие  все
злые... Ночною порою он поднялся в горы, нашел пещеру из  которой  сочился
темный поток, и червем залез в каменную глубь,  надолго  исчезнув  с  лица
земли."
     Судьба   Горлума-Смеагорла   -   наглядный    пример    диалектически
толкиенского подхода к проблеме власти. Кольцо Всевластия несет в мир беды
и страдания. Всем, и  прежде  всего  -  своему  владельцу.  Иначе  говоря,
абсолютная власть не только развращает  человека,  но  и  приводит  его  к
полному духовному опустошению, к неизбежному  одиночеству.  В  неразрывном
единстве правителя и толпы Кольцо оказывается источником мучений для обеих
сторон.
     Сравним две цитаты:
     "Он чувствовал ту безнадежную пустоту вокруг себя, которая  неизбежно
образуется, когда из окружения устраняют или отстраняют порядочных  людей,
всегда несогласных с несправедливостью. Неумолимо идет процесс  замены  их
ничтожествами и невеждами, готовыми  восхвалять  любые  поступки  владыки.
Советники, охрана - все это человеческая дрянь. Верность их обеспечивается
лишь подачками и привилегиями. Друзей нет, душевной опоры ни  в  ком,  все
чаще подступает страх..." Это - о Чайо Чагасе, верховном  владыке  планеты
Торманс. А вот как продолжалась жизнь Горлума:
     "...все "глубокие тайны гор" обернулись  бездонной  ночью,  открывать
было нечего, жить незачем - только  исподтишка  добывай  пищу,  припоминай
старые обиды, да придумывай  новые....  Он  ненавидел  тьму,  а  свет  еще
больше; он ненавидел все, а больше всего - Кольцо."
     Конечно, личности Горлума и  Чайо  Чагаса  несопоставимы,  даже  если
забыть, что они принадлежат разным реальностям.  Сила  Кольца  зависит  от
силы его владельца, так что Горлум мог получить лишь мелкое  всевластье  и
мелкое проклятие. Но и  умного  Чайо  Чагаса,  и  витязя  Исилдура  Кольцо
повергло в несчастья и одиночество. Здесь Толкиен не верит в исключения.
     "Могущество у него такое,  что  сломит  любого  смертного.  Сломит  и
овладеет им... Надо сказать тебе, Фродо, что  смертные,  которым  доверено
владеть Магическими кольцами не умирают, но и не живут по настоящему:  они
просто - тянут лямку жизни  -  без  веселья,  без  радости,  да  еще  и  с
превеликим трудом".
     Продолжим наш рассказ о судьбах Кольца. В пещере Горлума его случайно
подобрал  Бильбо  Торбинс,  главный  герой  ранней   толкиенской   повести
"Хоббит".
     Видимо, мы в праве называть Бильбо первым Хранителем. У него  хватило
силы не воспользоваться Кольцом, не сделать его источником  власти.  И  он
изведал проклятия. Он смог отказаться от  Кольца  и  передать  его  своему
племяннику Фродо. Но чего ему это стоило!
     "- ...Только вот мне как-то не  хочется  с  ним  расставаться.  Да  и
зачем? А ты-то чего ко мне пристал? - спросил он ломким, чуть не визгливым
голосом, раздраженно и подозрительно. - Все то тебе  мое  Кольцо  не  дает
покоя; мало ли что я добыл, твое какое дело?...  Говорят  тебе,  оно  мое.
Моя... Моя прелесть! Да, вот именно - моя прелесть!
     Гэндальф смотрел спокойно и пристально, только в глазах его  огоньком
зажглось тревожное изумление.
     - Было уже. - заметил он. - Называли его так. Правда, не ты.
     - Тогда не я, теперь я. Ну и что? Подумаешь, Горлум называл! Было оно
его, а теперь мое. Мое, и навсегда!
     Гэндальф поднялся, лицо его стало суровым.
     - Поостерегись, Бильбо, - сказал он. - Оставь Кольцо!  А  сам  ступай
куда хочешь, - и освободишься...
     - Ты, значит, сам его захотел? Так нет же! -  крикнул  Бильбо.  -  Не
получишь! Я тебе мою прелесть не отдам, понял? - Он схватился  за  рукоять
маленького меча.
     Глаза Гэндальфа сверкнули.
     - Я ведь тоже могу рассердиться, - предупредил он. - Осторожнее  -  а
то увидишь Гэндальфа Серого в  гневе!...  Лучше  бы  ты  доверял  мне  как
прежде. - Он отвернулся, тень его съежилась,  и  Гэндальф  снова  сделался
старым и усталым, сутулым и озабоченным...
     Бильбо замер в нерешительности, потом вздохнул.
     - Ладно. - выговорил он. - Отдам."
     Запомни эту сцену. Трудно отказаться от власти. Трудно отдать Кольцо,
даже если ты ненавидишь его. И Толкиен еще раз повторяет:
     "Кольцо Всевластия... само по себе сторож. Это оно может предательски
соскользнуть с  пальца,  а  владелец  никогда  его  не  кинет.  Разве  что
подумает, едва ли не шутя, отдать его кому-нибудь на  хранение,  да  и  то
поначалу, пока оно еще не вцепилось во владельца."
     Никто до Джона  Толкиена  не  изображал  могущество  власти  с  такой
беспощадностью.   И   именно   ему   принадлежит    первая    формулировка
фундаментального  положения  социологии,  которое  я  называю  теоремой  о
перерождении:
     "Раньше или позже - позже, если он сильный и добрый, -  но  владельцу
Кольца суждено превратится в прислужника Темных Сил,  над  которыми  царит
Черный Властелин."
     Проблеме  перерождения  посвящены   многие   страницы   "Хранителей".
Верховный мудрец Совета Саруман Белый  совершает  предательство,  едва  он
принял  решение  завладеть  Кольцом.  Боромир,  истинный  рыцарь,  смертью
заплатил за желание воспользоваться им  -  для  самой,  что  ни  на  есть,
благородной цели - борьбы с захватчиками  его  Родины.  И  Гэндальф,  чаще
других героев выражающий мысли автора, говорит Главному Хранителю Фродо:
     "Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы  всевластным  рабом
Кольца... Кольцо знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость
ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью - о, как  бы  я  надежно  их
защитил, чтобы превратить потом в своих рабов."
     Отказывается от Всевластия Галадриэль. И подводит итог Элронд,  вождь
эльфов, свидетель всех трех эпох средиземья:
     "Светлые Силы... не могут использовать  кольцо  Всевластия.  Нам  это
слишком хорошо известно... В нем скрыта огромная мощь... так что и владеть
им может лишь тот, кто наделен поистине великим  могуществом.  Но  могучим
оно особенно опасно... Мы знаем, что если  кто-нибудь  из  Мудрых  одолеет
Саурона  с  помощь  Кольца,  то  неминуемо  засядет  на  его  трон  и  сам
переродится в Черного Властелина. Это  еще  одна  важная  причина,  почему
Кольцо  необходимо  уничтожить,  ибо  покуда  оно  существует,   опасность
проникнуться  жаждой  всевластия  угрожает  даже  Мудрейшим   из   Мудрых.
перерождение всегда начинается незаметно. Я страшусь взять  Вражье  Кольцо
на хранение. И никогда не воспользуюсь им в борьбе."
     Итак, Кольцо Всевластия следует уничтожить. Но,  оказывается,  молоты
гномов, и пламя, и волшебство Гэндальфа бессильны перед  его  мощью.  Лишь
недра Огненной горы - сердца Мордора способны расплавить  Великое  Кольцо.
Но что делать сейчас, пока оно существует? Английский писатель придумывает
великолепную символику Хранителей  -  литературное  воплощение  сложнейшей
философской идеи.
     "Помни, ты лишь Хранитель, а не Владелец тебе доверено не владеть,  а
хранить."
     Можно назвать концепцию Толкиена "властью без власти".  Только  через
ее использование возможен, видимо, путь человечества к коммунизму.
     Мне кажется, Летописи Джона Рональда Роуэлла  Толкиена  заслужили  бы
всеобщее признание, даже если бы теоремой о перерождении и  идеей  "власти
без  власти"  ограничивались  бы  все  их   философское   содержание.   Но
рассмотренные  проблемы   являются   только   завязкой,   сюжетообразующим
элементом  эпопеи.  Произведение  включает  в  себя  еще  много  линий,  и
переплетающихся, и независимых. Подобный анализ их нас ждет впереди.
     Эта часть статьи посвящена не  философии  Толкиена,  а  литературному
своеобразию его книг. Владимир Муравьев, первый  переводчик  "Хранителей",
называет  сказочную   эпопею   "Властелин   Колец"   уникальной.   У   нее
действительно нет аналогов в современной литературе.  Достаточно  сказать,
что повесть "Хранители" положила начало целому направлению художественного
творчества.  Подобно  тому,  как   классический   детектив   умещается   в
"Похищенном письме" Эдгара Алана По, толкиенская трилогия включает в  себя
весь мир seiense fantazy.
     Работая над этой статьей, я убедился насколько  трудно  анализировать
произведения Дж. Толкиена. Дело не в том, что к  "Хранителям"  как  нельзя
лучше подходит приевшийся от частого (и неуместного)  употребления  термин
"ткань повествования". Очень тесно переплетаются эпизоды, сюжетные  линии,
философские идеи. Все это образует текст столь плотный и емкий, что  почти
невозможно извлечь из него отдельную мысль, отдельный образ,  не  огрубляя
их.
     В  естествознании  важную  роль   играет   введенная   Ф.   Энгельсом
философская категория системности. Системный подход к исследованию  -  это
рассмотрение  и  изучение  всех  связей,  всех  отношений   анализируемого
объекта. Такой подход, опирающийся на фундаментальный закон всеобщей связи
явлений,  известный,  как  пятый  закон  диалектики,  считается  в   науке
единственно допустимым.
     Мы полагаем, что модель мира, построенная писателем, должна  отражать
по крайней  мере  важнейшие,  наиболее  существенные,  атрибутивные  черты
реальности. Лишь в этом случае художественное произведение  способно  дать
ответ на волнующие человечество  вопросы  и,  значит,  стать  инструментом
познания.
     Итак,   неотъемлемым   свойством   явлений   признана    системность.
Следовательно, системным  должно  быть  и  художественное  конструирование
реальности. Иными словами, задача писателя - создавать такие  воображаемые
миры, в которых, в частности, каждый элемент был  бы  связан  со  многими,
если не со всеми другими.  В  сущности,  когда  мы  называем  литературное
произведение многоплановым, панорамным, полифоничным, когда мы  говорим  о
сложности  или  о  широте  охвата,  всякий  раз   подразумевается   именно
системность  -  та  самая  плотность  повествовательной   ткани,   которую
невозможно механически расчленить на отдельные составляющие.
     Обычно, даже  если  воображаемый  мир  строится  как  полное  подобие
реального, системность пропадает при переносе  жизни  на  бумагу.  А  ведь
сказочники и фантасты призваны не просто копировать действительность.  Они
должны конструировать абстрактные модели, связанные с  реальностью  только
через  исследуемую  проблему.  Поэтому,   им   приходится   не   сохранять
правдоподобие, а создавать его.  Обеспечить  при  этом  системность  почти
невозможно.
     Пожалуй,  главными  причинами  литературного  успеха  Дж.Р.Р.Толкиена
следует признать последовательный научный подход к поставленной  задаче  и
огромное трудолюбие.  Двадцать  пять  лет  продолжалось  написание  эпопеи
"Властелин Колец" - указывается в послесловии. Но первые страницы  будущей
трилогии - тогда она называлась "Сильмариллион" - появились еще  во  время
мировой войны 1914-1918 гг., а окончательная доработка завершилась  только
к 1954 году.
     Видимо, с самого начала профессор Толкиен понял, что ему предстоит не
только изложить на бумаге свои философские воззрения, но и - прежде  всего
- создать совершенно реалистичный сказочный мир. Предстояла работа мелкая,
кропотливая и неблагодарная. Неблагодарная  потому,  что  в  окончательный
текст могло войти едва ли более десяти процентов придуманных реалий, а все
философские и исторические исследования, потребовавшие, наверное, огромных
затрат  времени  и  сил,  вообще  были  обречены   остаться   за   рамками
произведения.
     Все же усилия писателя не пропали  даром.  "...с  первых  же  страниц
"Хранителей", - отмечает В. Муравьев, - мы  вступаем  в  действительность,
сотворенную вширь - на много стран, и в глубину много  веков.  Открывается
она постепенно, и  всякое  сказанное  о  ней  слово  опирается  на  тысячу
подразумеваемых.  В  этом   секрет   плотности   повествовательной   ткани
"Властелина  Колец"."  Добавлю,  что  секрет   кроется,   конечно,   и   в
литературном таланте Толкиена. Каким-то непостижимым  способом  английский
писатель сумел обеспечить системность  и  правдоподобие  книги,  используя
даже не существующие в тексте слова и реалии.
     Добавлю еще, что с научной обстоятельностью Толкиена связана и  такая
особенность его творчества, которую я называю "стереоскопичностью".  Часто
художественное произведение выглядит фотографией. Возникает ощущение,  что
изображен настоящий, реальный мир, но существует он только внутри рамки, а
за ней ничего нет. В повести "Хранители" за строго  очерченными  пределами
Средиземья видны иные реки и моря, города, люди, отблески  далекой  грозы,
действительность оказывается объемной и безграничной.
     Уже упоминалось, что текст "Властелина Колец" опирается  на  обширные
исследования, прежде всего - филологические.  Толкиен  считал,  что  "язык
предрешает мифологию", а основной, наиболее значимый элемент языка - имена
и названия. Они подбирались особенно  точно.  По  существу,  любой  термин
"Хранителей" имеет аналог в летописях, в эпосе,  в  сказаниях  европейских
народов. Так, имена гномов и магов содержат скандинавские  корни  (сравним
например: Хумли - Гимли, Дани - Дэйн, Тор - Трор,  Хеймдаль  -  Гэндальф.)
Имена  эльфов  -  кельтские,  людей  -  ирландские,   северогерманские   и
славянские. Потому они и кажутся реалистичными, что когда-то  существовали
на самом деле.
     Не  только  терминология,  но   и   сюжеты   кельтских,   исландских,
германских, скандинавских мифов  использовались  профессором  Толкиеном  в
эпопее "Властелин Колец". В частности, символика  Магических  колец  имеет
фольклорное происхождение,  из  западноевропейского  эпоса  пришли  многие
народы Средиземья, да и сам этот  термин  ассоциируется  со  скандинавским
(эддическим) Мидга