что  меня  интересует.
Пожалуйста, ответ пришлите, и можно ли мне с вами будет переписываться?
     С пионерским приветом.
     Ученик 4-го класса 4-й транспортной школы Бучера Женя.
     8/V-37 год>.

     <Владимир Афанасьевич!
     Мы прочитали   роман  <Земля  Санникова>,  а  вскоре  после  этого  в
<Ленинских искрах> появилась статья об этой же земле. Наш класс разделился
на две группы.  Одни стоят за то, что Земля Санникова существует, а другие
за то,  что она не существует.  Мы  решили  устроить  диспут,  на  котором
попробуем  научно  доказать  существование Земли Санникова.  Мы просим Вас
прислать нам несколько Ваших мнений и доказательств о  существовании  этой
загадочной земли. Мы их зачитаем на диспуте от Вашего имени. Мы просим Вас
ответить на один вопрос:  мог ли в доледниковый период  со  дна  северного
моря  подняться  вулкан,  имеющий кратер большой глубины?  Вулкан временно
прекратил свое действие,  а ледник,  шедший на север,  не мог подняться до
краев гор,  окаймляющих кратер, и, разделившись, обошел его с двух сторон.
Правильны  ли  мои  предположения?  Напишите,  пожалуйста,  ответ.  Диспут
назначен на 19 число этого месяца.
     Заранее Вам благодарные ученики - В.  Якобсон, Иванисенко. 7-й кл., 4
ФЗО>.

     <Москва. Академия наук. Члену академии В. А. Обручеву.
     Многоуважаемый Владимир Афанасьевич!
     Позвольте выразить  Вам  мое  восхищение  и глубокую благодарность за
труд,  в результате которого появилась на свет замечательная книга  <Земля
Санникова>. Скажу без преувеличения:  о н а  н е о ц е н и м а...
     Выходной, 18.VIII.36,  и два предыдущих вечера читал без отрыва.  Я и
до  этого интересовался литературой о Севере,  но - скажу откровенно - Ваш
труд, насколько я могу судить, наиболее сильно действует на волю читателя,
пробуждая  в  ней  громадный  интерес  к  исследованию  таинственной Земли
Санникова, а вместе с ней - всего Севера.
     Книга окрыляет   молодого   читателя  энтузиазмом...  к  исследованию
Арктики.  И как окрыляет!  Сразу готов сесть на машину и полететь в страну
льдов, где упорствуют морозы, норд-осты и туманы.
     Сегодня - День авиации. На маленьком учебном самолетике У-2 я получил
первое  <воздушное  крещение>.  Обещаю Вам,  дорогой Владимир Афанасьевич,
приложить  все  силы,  энергию,  весь  комсомольский  задор   к   изучению
авиационной техники,  чтобы уметь летать выше всех,  дальше всех и быстрее
всех...
     Задача не  из легких.  Мы видим все трудности.  Но Советская власть и
наша родная Коммунистическая партия создают нашей  молодежи  все  условия,
используя которые мы сможем и должны достигнуть осуществления зародившихся
в молодости замыслов...
     Ваша книга  разжигает  интересы  читателя  и  обогащает  его  ценными
сведениями.
     Заканчивая это,  хочется крикнуть:  <Север будет освоен и изучен!  На
Земле Санникова мы все-таки побываем!>
     Извините, многоуважаемый Владимир Афанасьевич, за беспокойство. Желаю
Вам много, много лет плодотворной работы и жизни. А главное - здоровья!
     От всей  души  благодарный  Вам читатель <Земли Санникова> - Афанасий
Ефременко.
     P. S.  Не можете ли посоветовать еще что-нибудь прочесть на эту тему.
     Днепрострой, соцгород, Дом инженеров алюмин. завода, комн. № 52>.

          Каждое новое  переиздание  <Плутонии>  или  <Земли   Санникова>,
     каждая новая книга вызывали новый поток писем.
          Особенно растрогало Обручева письмо из  Ташкента,  полученное  в
     апреле 1949 года:

     <Глубокоуважаемый Владимир Афанасьевич!
     Примите глубокое мое к  Вам  уважение  и  прежде  всего  простите  за
беспокойство.
     На днях  мне  посчастливилось  приобрести  Вашу  книгу  <По  горам  и
пустыням  Средней  Азии>.  В описании путешествий по Пограничной Джунгарии
1905,  1906 и  1909  гг.  упоминается  о  Вашем  проводнике  Гайсе  Мусине
Мухарямове и его сыне Абдубекире.
     Простите меня за чисто человеческую слабость,  но вторую часть  Вашей
книги  я  читал  с  таким  большим чувством и волнением,  что по окончании
чтения я уже не мог не написать Вам об этом.  Дело в том, что я уже, можно
сказать,  малышом  слушал  как  увлекательную сказку о Ваших путешествиях.
Мать  моя  (дочь  Вашего  проводника  Гайсы),  бывало,  целыми,   вечерами
рассказывала,  как  мой  дед  водил  по  <нашим>  горам  и степям русского
профессора и его сыновей,  тоже ученых.  Разные мелкие и  большие  эпизоды
живут в памяти моей матери до сего дня!
     И вот я,  внук Гайсы,  осмелился и решил выразить Вам от имени  наших
<старших> благодарность...  за что?  Да хотя бы за то: с такой Вы теплотой
упоминаете (и неоднократно) о простых людях.
     Нахожу уместным сообщить,  что мой дед, выдав замуж свою среднюю дочь
(то есть мою мать) за учителя татарской школы,  в 1911 году уехал с  своим
большим семейством из г.  Чугучака и поселился недалеко от Усть-Нарымского
на р.  Иртыше.  Умер в 1924 г.  А старший сын его  Абдубекир  (мой  дядя),
по-видимому, до сих пор живет там.
     Не сочтите,  пожалуйста,  за нескромность - я очень  бы  просил  Вас,
Владимир  Афанасьевич,  если  это  можно,  прислать  мне  одну  фотографию
(копию), где сняты мой дед Гайса или Абдубекир, так как у нас нет.
     С сердечной  признательностью  к Вам,  хочется хранить,  как семейную
реликвию.
     На этом кончаю. Простите за беспокойство.
     Желаю Вам еще долгих лет здоровья и плодотворной работы!
     С искренним преклонением                              Ф. Хабибуллин>.

          Три полевых  сезона,  проведенных  с Обручевым,  стали буквально
     поворотным пунктом в жизни Гайсы Мусина.
          Уже позже  сын  его писал:  <Отец часто вспоминал,  каким он был
     религиозным фанатиком и темным,  отсталым человеком до участия его  в
     работе экспедиции В. А. Обручева. После окончания экспедиции мой отец
     всех своих детей - мальчиков и девочек  -  отдал  учиться  в  русскую
     школу  в  городе Чугучаке.  Раньше мы учились у догматиков-мулл,  где
     учили читать коран и другие священные книги  и  совершать  намаз,  то
     есть  мусульманскую молитву во славу ислама и Магомета.  Сам отец все
     реже и реже стал посещать  мечеть,  бывать  у  муллы.  В  нашем  доме
     появились выписанные отцом газеты и журналы, читать которые раньше он
     нам запрещал. Эти резкие перемены в сознании отца привели его к ссоре
     с  духовными  отцами,  которые,  как  известно,  стремились,  как все
     <святые отцы мира>,  держать свою  паству,  так  сказать,  в  <страхе
     божьем>...
          Этот разрыв с религией,  с  духовными  отцами  и  стал  причиной
     переезда  семьи  в  Россию.  После  революции  Гайса  Мусин вступил в
     партию, стал председателем колхоза, боролся с кулачеством, не раз был
     награжден  за самоотверженный труд.  Все дети его стали образованными
     людьми...
          Во многих    судьбах    Владимир    Афанасьевич   Обручев,   без
     преувеличения, сыграл поворотную роль.
          Вы помните   дневник  Евы  Самойловны:  <Теплое  и  внимательное
     отношение к  человеку  у  В.  А.  проглядывает  на  каждом  шагу.  Он
     совершенно не может оставить без ответа ни одну просьбу>.
          Молодой человек  потерял  один  глаз,  второй  -  повредил   при
     каком-то  химическом  опыте.  Его  приняли на историко-филологический
     факультет Иркутского университета, а он всю жизнь мечтал о геологии.
          Обручев обращается в Иркутск, к своему бывшему аспиранту Евгению
     Владимировичу Павловскому:

     <...он так хочет быть геологом,  чуть ли не с детства,  и написал мне
длинное  письмо...  Я посылаю его к Вам,  он покажет мое письмо;  если его
глаз все-таки  может  работать,  хотя  бы  с  микроскопом,  то  нельзя  ли
перечислить его, жаждущего геологии, опять на геологический. Пусть глазной
врач проверит его зрение>.

          А вот другое письмо  -  Владимир  Афанасьевич  пишет  совершенно
     незнакомому ему студенту-медику:

     <Я случайно  узнал,  что  Вы  находитесь  в туберкулезном санатории и
очень удручены своим болезненным состоянием.  Мне кажется,  нет  оснований
терять бодрость.
     ...При длительной болезни большое  значение  имеет  <воля  к  жизни>,
желание побороть недуг и продолжать жить хотя бы для того, чтобы приносить
пользу,  помогая другим в трудных случаях или стараясь во  что  бы  то  ни
стало добиться осуществления задач, намеченных самому себе...
     ...Внушайте сами себе - я должен выздороветь,  у  меня  есть  близкие
люди,  которым  я  могу  помогать  в  жизненных затруднениях,  а в близком
будущем мне,  как врачу,  придется интересоваться здоровьем других  людей,
помогать его восстановлению>...

          Многим людям  Обручев  помогал  и материально - иногда в течение
     десятков лет.
          Временами остро нуждалась,  например,  М.  К. У. - вдова бывшего
     профессора   Томского   технологического   института.   Сын   ее    -
     врач-полярник  - был несправедливо осужден,  а когда удалось добиться
     его освобождения,  - застрелился.  Дочь тяжело  больна  -  туберкулез
     кишечника,  за ней нужен постоянный уход,  и М.  К. У. из-за этого не
     может устроиться на постоянную работу.
          Обручев то  хлопочет  о  пенсии для М.  К.  У.,  то о санаторной
     путевке для ее дочери, то сам посылает деньги или продукты.
          Доставку посылки  обычно брала на себя Ева Самойловна.  Посидит,
     выпьет  с  М.  К.  У.  чашечку  чая,  передаст  неизменную  записочку
     Владимира  Афанасьевича:  <...если  Вам  понадобится  помощь,  всегда
     можете обратиться ко мне>.
          Ежемесячно посылались   деньги   Галине  Дмитриевне  Мушкетовой,
     внучке Учителя.  Отец ее,  Дмитрий Иванович Мушкетов, возглавлявший в
     30-х годах Геологический комитет,  трагически погиб,  и дочь осталась
     без  всяких  средств  существования.  Помощь  Владимира  Афанасьевича
     позволила  ей  получить  образование,  но  дело не только в деньгах -
     разве измеришь моральную цену поддержки в то трудное время.
          Десяткам (если  не сотням) своих корреспондентов Обручев посылал
     оттиски,  книги,  причем не только свои  и  не  только  по  геологии.
     Учительнице,  например,  - книжечку по педагогике:  <...она может Вам
     пригодиться>. Со многими дружеская переписка продолжалась годами.
          Академика Обручева знала буквально вся страна, к нему обращались
     за помощью знакомые и незнакомые.  Нередко просили и  денег.  Кто  по
     нужде - нелегко жилось в послевоенные годы, кто в расчете поживиться.
          Как тут разобраться, кому действительно нужна помощь?
          В апреле  1950  года  Владимир  Афанасьевич  обратился по такому
     щекотливому делу к давней  своей  корреспондентке  А.  И.  Груздевой,
     которая жила в Иванове:

     <Многоуважаемая Альбина Ивановна!
     Недавно я получил Ваше письмо от 12/IV с списком моих трудов, которые
имеются в библиотеке Вашего факультета (А. И. Груздева училась в это время
на географическом факультете Ивановского пединститута. - А. Ш.). Я пополню
его  вскоре  несколькими оттисками рецензий последнего времени.  А сегодня
пишу Вам по следующему делу: в г. Иваново по ул. 12 декабря, 58, кв. 126 в
общежитии  проживает  студентка  Ивановского  текстильного  института 4-го
курса Елена Федоровна Бондаренко.  Я только что получил от  нее  письмо  о
том, что ее обокрали в общежитии и что у нее нет средств поехать на лето к
своим родным в Красноярский край  в  Сибири.  Будьте  любезны  сходить  по
указанному адресу и узнать, действительно ли там проживает такая студентка
и,  если она действительно нуждается, то сколько ей нужно послать денег на
дорогу  домой.  Пользуюсь  Вашим  присутствием  в  г.  Иваново  для такого
неприятного поручения потому, что следствием присуждения Сталинских премий
нередко  являются письма с просьбой о помощи,  посылаемые лауреату людьми,
которые никакой помощи не заслуживают,  а пользуются возможностью получить
деньги  от доверчивых людей,  которые сами,  конечно,  не могут проверить,
правда ли то, что им пишут в письме. А бумага, как известно, все терпит, и
ловкий  человек  может придумать все,  что угодно.  Я уже получил около 25
писем из разных мест...  и по мере возможности  проверяю,  заслуживают  ли
авторы помощи, которую просят.
     В ожидании любезного ответа.
     С приветом - В. Обручев.
     По получении ответа от Вас я вышлю деньги  т.  Бондаренко,  если  она
этого заслуживает>.

          Три недели спустя Владимир Афанасьевич вновь писал в Иваново:

     <Многоуважаемая Альбина Ивановна!
     Я получил Ваш ответ с справкой относительно  студентки  Бондаренко  и
очень  благодарю  за  нее.  Но мне не совсем понятна Ваша оценка обращения
Бондаренко за помощью ко мне как нетактичного. Ее обокрали, и она потеряла
возможность уехать на лето на родину,  отдохнуть и повидать своих близких.
Получение мною Сталинской премии внушило ей мысль  обратиться  ко  мне  за
помощью  не  в  виде  подарка,  а  в  виде  ссуды  для  оплаты расходов по
путешествию.  И я бы охотно помог ей таким образом.  Но так как я ее лично
не  знаю,  а  получение  премии  вызывает  у  некоторых  людей  надежду на
возможность поживиться и в расчете на доверчивость  человека,  получившего
крупную  сумму,  выпросить  себе денег,  например,  на наряды,  на покупку
чего-нибудь нужного  или  даже  лишнего.  Я  получил  целый  ряд  писем  с
подобными  просьбами.  Например,  одни  просят послать им денег на покупку
баяна, другие на радиоприемник, третьи даже на постройку избы, на лечение,
на   поездку   на   курорт.  И  приходится  просить  у  них  подтверждения
необходимости помощи в виде справки  от  домоуправления  или  больницы.  В
случае Бондаренко я воспользовался тем, что она живет в том же городе, что
и Вы, и просил Вас навести справку, тем более что она студентка, как и Вы.
Может быть,  ей следовало обратиться в комсомольскую организацию за ссудой
по случаю  своего  несчастия,  а  не  ко  мне?  Есть  ли  у  комсомольских
организаций такая возможность помочь пострадавшим,  выручить их из беды? Я
о х о т н о  помогу Бондаренко в виде ссуды,  которую  она  мне,  конечно,
вернет со временем.  Помня свою молодость, когда я получал государственную
стипендию,  которая не обеспечивала всех потребностей жизни (я,  например,
обедал  через  день,  а  один  день  довольствовался вместо обеда бутылкой
снятого молока),  я издавна помогаю учащейся молодежи,  если  узнаю  о  ее
нуждах.
     Выпускные экзамены уже начались. Желаю Вам полного успеха в них.
     С сердечным приветом - В. Обручев>.

          И, наконец, третье письмо - отрывок из него:

     <...Вы любезно дали мне отзыв о ней и строго высказались,  что она не
заслуживает помощи,  так как комсомолке это не прилично,  не соответствует
ее  званию.  И все-таки я ей послал небольшую сумму на оплату дороги;  мне
было жаль, что она три года уже не могла посетить своих родных, не имея на
это средств...>

          Бывало, конечно,  что  люди  беззастенчиво пользовались добротой
     Обручева.
          Некий И.  М.  - назовем его так - написал Владимиру Афанасьевичу
     первое письмо еще пионером. Потом - второе, третье, десятое... Потом,
     став студентом, попросил денег на покупку приемника. Вслед за этим на
     лечение,  на поездку  в  Карловы  Вары.  А  после  кончины  Владимира
     Афанасьевича  пришел  просить денег у родственников и очень обиделся,
     получив отказ:
          - Владимир Афанасьевич всегда давал...
          В детстве И.  М.  писал - я знаю, что стану известным, что стану
     великим... А после кончины немало сделавшего для него человека продал
     в архив его письма.  Не отдал,  а продал по сходной цене.  Так они  и
     хранятся в архиве, эти проданные письма: <Дорогой И....>
          К счастью,  это только исключение. Наверное, чаще все-таки уроки
     доброты не проходят бесследно. И три года спустя Владимир Афанасьевич
     с удовлетворением писал:
          <Студентка из  Иванова,  которой  я  помог  съездить  на  лето в
     Сибирь,  писала мне и хотела вернуть деньги.  В  ответ  я  просил  ее
     послать их одной нуждающейся на Кавказе...>


          В 1950 году В.  А.  Обручеву была вторично присуждена Сталинская
     премия  1-й  степени  -  на  этот раз за труд <История геологического
     исследования Сибири> в пяти томах.  В  1953  году  он  был  награжден
     орденом  Ленина  за  выслугу лет,  а затем еще одним орденом Ленина -
     пятым по счету - <за выдающиеся заслуги и в связи с 90-летием>.
          Торжественное заседание   проходило   в   Москве,   в  Институте
     геологических наук. Выступали академик Д. И. Щербаков, академик Д. В.
     Наливкин,  ученики.  А на дачу в Мозжинку (под Звенигородом), где все
     последние годы жил Обручев, приехали президент Академии наук академик
     Александр  Николаевич Несмеянов и главный ученый секретарь Президиума
     академик Александр Васильевич Топчиев.
          Владимир Афанасьевич  редко  уже  выезжал  в  Москву  - замучили
     бронхиты, воспаления легких, которые возникали при малейшей простуде.
          <Начавшаяся после  дня  моего 90-летия...  нагрузка меня всякими
     просьбами,  присылками статей на отзыв, на помещение в журнале довели
     меня  до полного переутомления,  и я уже полтора месяца назад получил
     предложение врача прекратить умственную работу,  а недавно,  в  конце
     дня,  занятого  с  утра  до  вечера писанием,  правая рука начала так
     дрожать,  что я вынужден был  прервать  работу  и  три  дня  лежал  в
     кровати.  Как  видите,  я  опять  пишу,  но вынужден теперь соблюдать
     большую осторожность и сильно сократить умственную  работу  вообще  и
     письменную в особенности>.
          Однако Владимир  Афанасьевич  по-прежнему  оставался  директором
     Института  мерзлотоведения  АН  СССР  и  по-прежнему стремился быть в
     курсе всех дел института.
          Вспоминает Андрей  Маркович  Чекотилло,  который долгие годы был
     заместителем директора и сотрудником Института мерзлотоведения:
          <По своей  натуре  и долголетней привычке В.  А.  Обручев не мог
     оставаться без работы,  без неустанного труда,  который ограничивался
     только физической возможностью, состоянием здоровья (...). Необходимо
     подчеркнуть,  что В.  А. Обручев работал без чьей-либо помощи, у него
     не было ни секретаря,  ни референта, и только его жена Ева Самойловна
     кое в чем помогала ему,  но  в  очень  ограниченных  размерах.  Много
     времени  приходилось  тратить  на  отзывы  по  диссертациям  и разные
     заключения,  вплоть до  заключения  по  макету  Детской  энциклопедии
     (...).  Но  больше  всего беспокоило Владимира Афанасьевича положение
     его  детища  -  Института  мерзлотоведения,  носившего  его   имя   и
     директором  которого  он  был  до последних дней жизни.  По состоянию
     здоровья В. А. Обручев вынужден был переехать из Москвы на постоянное
     жительство  на  даче  в  академическом  поселке  Мозжинка...  Там  он
     принимал приезжавших по разным делам своих заместителей по  Институту
     мерзлотоведения,  ученого  секретаря  и других сотрудников института.
     Владимир Афанасьевич тяготился  своей  обязанностью  быть  директором
     института, не имея физической возможности уделять ему столько времени
     и внимания,  сколько было нужно. Он не раз говорил мне начиная с 1946
     года:  <Ну какой я директор,  если не могу бывать в институте даже на
     заседаниях Ученого совета?> Но его не освобождали от этой  должности,
     и  он  с  присущей  ему  добросовестностью  старался  выполнять  свои
     обязанности  директора  института  как  можно  лучше,  насколько  ему
     позволяло состояние здоровья...>


                     Из писем