ем в историю Земли.
          По страницам   романа   бродят   мамонты   и  саблезубые  тигры,
     белуджитерии  и  трицератопсы,  игуанодоны  и  стегозавры.   Портреты
     животных выписаны с учетом последних достижений палеонтологии,  почти
     документальны.
          Вот, например, трицератопс:

     <Животное  только  на  первый  взгляд  напоминало носорога,  так  как
обладало  маленьким  рогом  на   переносице.   Пара   же   больших  рогов,
возвышавшихся на  лбу  и  направленных вперед,  придавала ему  сходство  с
некоторыми быками;  во всем же остальном оно отличалось и от носорогов,  и
от быков.  Голова по сравнению с  туловищем была непропорционально велика,
достигая чуть ли не двух метров в длину; задняя часть черепа расширялась в
плоский  и  широкий  гребень,  который  можно  было  принять  за  огромные
растопыренные уши,  но  в  действительности это  было только украшение или
защита верхней половины шеи, покрытое мелкой чешуей, а по наружному краю -
острыми зубцами.  Этот воротник,  несомненно,  увеличивал вес  и  без того
огромной головы и мешал поднимать ее вверх.
     Передние  ноги  были  значительно короче  задних,  так  что  животное
двигалось, высоко подняв свой крестец. Когда голова и ноги этого животного
скрывались в высокой траве,  оно напоминало целый холм,  достигавший почти
пяти  метров в  вышину.  Массивное туловище его  было  покрыто панцирем из
круглых пластинок,  более крупных на  спине и  боках,  мелких на  крестце,
ногах  и  брюхе.  Туловище оканчивалось не  длинным,  но  толстым хвостом,
который  служил  опорой  для   задней  части   тела.   От   конца   морды,
представляющего острый клюв,  до начала хвоста животное имело около восьми
метров>*.
     _______________
          * Как отметил рецензент - палеонтолог Ольга Павловна Обручева, -
     Владимир Афанасьевич несколько преувеличил размеры трицератопсов.  По
     современным данным их рост достигал 3 метров, а длина - 5 метров.

          А вот отнюдь не фантастический пейзаж юрского периода:

     <Река  окончательно  превратилась  в  озеро  с  множеством  островов,
течения почти не было заметно,  и  все время приходилось работать веслами.
Над  водой  и  лесом  реяли  цветные  стрекозы  и  огромные рогатые  жуки,
достигавшие тридцати сантиметров в длину;  пролетали бабочки, каждое крыло
которой  могло  покрыть  руку  человека.  По  временам появлялись странные
мелкие  и  крупные птицы  синевато-сероватого цвета,  немного напоминавшие
цаплю, только с более короткими ногами, длинным хвостом и коротким клювом,
в котором можно было различить мелкие зубы.
     Одну  птицу удалось подстрелить на  лету,  и  Каштанов демонстрировал
своим  спутникам это  странное  пернатое,  представлявшее переходную форму
между  ящерами  и  птицами.  Оно  имело  размеры  журавля и  было  покрыто
сине-серыми перьями;  его длинный хвост состоял не только из перьев, как у
птиц, но также и из многочисленных позвонков, то есть имел строение хвоста
пресмыкающихся,  а перья росли по обеим сторонам этого хвоста.  На крыльях
имелось по три длинных пальца с такими же когтями, как и на ногах, так что
эта  птица  могла  лазать по  деревьям и  по  скалам,  хватаясь за  них  и
передними конечностями. Рассмотрение животного привело Каштанова к выводу,
что оно принадлежало к роду архиоптериксов,  но отличалось от экземпляров,
найденных в верхнеюрских отложениях Европы, значительно большей величиной.
     К  концу  дня  берег  сделался  совсем  низменным и  на  значительных
протяжениях представлял болото,  заросшее  хвощами  и  папоротниками,  над
которыми кое-где  возвышались группы странных деревьев,  приспособленных к
существованию  в   воде.   Эти  заросли  давали  приют  различным  жалящим
насекомым,  которые  с  яростью  нападали на  путешественников при  каждой
попытке последних причалить к  зеленой стене  ради  коллекционирования,  а
затем некоторое время преследовали их по воде.  Комары длиной  в  двадцать
пять миллиметров,  мухи величиной со шмеля, оводы и слепни крупнее четырех
сантиметров состязались в этих крылатых атаках на людей, которые вынуждены
были  позорно  отступать  и  начали  уже  тревожиться  при мысли о близком
ночлеге среди полчищ этих мучителей>.

          Согласитесь -  и  пейзажи,  и доисторические чудовища выписаны с
     блеском.  А  вот  герои  романа  не  запоминаются,  их  образы   лишь
     схематично намечены.
          Правы были критики,  упрекавшие  автора  в  том,  что  он  <ярче
     воссоздает образы вымерших чудовищ,  чем людей>,  что он <всю яркость
     своего пера... израсходовал на плезиозавров и ихтиозавров, не оставив
     ничего на долю человека>.
          И все-таки  упреки  критиков   несправедливы.   Главная   задача
     Обручева  - заинтересовать читателя увлекательным рассказом о прошлом
     Земли,  и он с этой задачей справляется прекрасно. Приключения героев
     (пусть  и  схематичных),  которые  то  и  дело  вступают  в схватки с
     доисторическими монстрами, неослабно приковывают читателя к страницам
     книги.
          <Плутония> пользовалась  и  пользуется  поистине  необыкновенным
     успехом,  она  была  переведена  более  чем  на  два десятка языков и
     многократно переиздавалась на русском.
          В пятидесятых  годах  в  Издательстве  географической литературы
     появился  чей-то  красноречивый  шарж:  бесконечная  череда  мамонтов
     шествует...   к  сейфам  издательства.  Мамонты,  как  уже  догадался
     читатель,  нагружены мешками с  монетами!  За  шесть  лет  <Плутония>
     переиздавалась   в   Географгизе   пять  раз  и  неизменно  мгновенно
     раскупалась!
          В 1939  году  Владимир  Афанасьевич  писал  в  журнале  <Детская
     литература>:    <Хороший    научно-фантастический    роман     должен
     удовлетворять  следующим условиям.  Он должен быть построен настолько
     увлекательно по фабуле и изложению,  чтобы читатель не  мог  от  него
     оторваться, стремясь поскорее узнать, как развернутся дальше события,
     что сделают  герои...  Роман  должен  быть  правдоподобным.  Читатель
     должен  получить  впечатление,  что все изложенное в романе если и не
     происходило в действительности,  то  могло  бы  произойти.  Все,  что
     отзывается чудесным,  сверхъестественным,  вредит изложению. Читатель
     сразу почувствует фальшь, и если не скажет <враки> и не бросит книгу,
     то будет читать уже с предубеждением>.
          Наверное, можно поспорить с этим  мнением  Обручева  -  ведь  мы
     зачастую   с  удовольствием  читаем  фантастику,  ничуть  не  веря  в
     реальность  происходящих  событий.  Вспомните  хотя  бы  <Понедельник
     начинается в субботу> братьев Стругацких.
          Но нельзя  не   отметить,   что   <Плутония>   действительно   и
     увлекательна и правдоподобна.
          Правдоподобна настолько,  что до самой  своей  кончины  Владимир
     Афанасьевич  получал  десятки  и  сотни  писем,  в  которых  читатели
     спрашивали о судьбе коллекций,  собранных в  Плутонии,  и  настойчиво
     просились в состав новой экспедиции в подземный мир.
          Из чего   складывается    столь    убедительное    правдоподобие
     фантастического романа?
          Кажется, ответ должен быть таким - фантастические герои Обручева
     живут и действуют в совершенно реальном мире.
          <В полдень 2 января 1914 года  профессор  Каштанов  подкатил  на
     автомобиле  к  гостинице  <Метрополь>  и постучал в дверь номера 133,
     указанного ему швейцаром>.
          Все точно, конкретно, узнаваемо.
          Реальны и конкретны все географические названия. (За исключением
     <Земли  Фритьофа  Нансена>  и  самой <Плутонии>.) Реальны и конкретны
     ссылки на ученых.  Обручев то и дело упоминает  о  реальных  находках
     ископаемых животных.  Собственно говоря, благодаря палеонтологическим
     находкам участники экспедиции и <узнают> обитателей Плутонии.
          Все это   в   совокупности   и  создает  удивительную  атмосферу
     правдоподобия <Плутонии>.
          В следующем романе - <Земля Санникова, или Последние онкилоны> -
     фантастика,  можно сказать,  уж и вовсе  неотделима  от  правды.  Сам
     Обручев твердо верил в существование таинственной земли и опубликовал
     на эту тему несколько страстных научно-популярных статей.
          Одну из  них,  написанную  в  1935  году,  мы хотим предложить в
     сокращенном  виде  вниманию  читателя.  В  ней  -   реальные   факты,
     положенные  в  основу  романа,  а  кроме  того,  она дает возможность
     познакомиться с Обручевым как историкогеографом.


               ЗЕМЛЯ САННИКОВА НЕРЕШЕННАЯ ПРОБЛЕМА АРКТИКИ

     Открытие  экспедицией  на   ледоколе  <Садко>  неизвестного  довольно
большого острова в восточной части Карского моря в промежутке между Землей
Франца-Иосифа и Северной Землей под 81° с.  ш. и 78° в. д.* заставляет нас
напомнить о другом острове или,  может быть,  целом архипелаге в Ледовитом
океане,  который  125  лет  тому  назад люди видели издалека,  но не могли
добраться до  него,  так  как  не  имели  ни  ледоколов,  ни  самолетов  -
современных  могучих  средств  разведки  и  сообщения  в ледяных просторах
Арктики.
     _______________
          * Остров Ушакова.

     Эта виденная только издали,  но никем не посещенная земля находится к
северу от Новосибирских островов,  примерно в 150 -  200 км,  и даже имеет
название <Земля Санникова> по имени промышленника,  впервые заметившего ее
на горизонте.  Но географы не верят в  ее существование,  и на современных
картах Арктики мы ее не найдем.
     На  первой  карте  Новосибирских островов,  составленной  в  1811  г.
путешественником Геденштромом,  обследовавшим острова вместе с Санниковым,
к  северу от них в  Ледовитом океане показаны две земли с надписью <Земля,
виденная Санниковым>.  Одна нанесена к  северу от о.  Фаддеева и о.  Новая
Сибирь,  другая  -  к  северо-западу  от  о.  Котельного.  Геденштром  при
вторичном посещении о.  Новая Сибирь в 1810 г.  видел 16 марта с Каменного
мыса высотой до 20 м на северо-востоке синеву, совершенно подобную видимой
иногда над отдаленной землей.  Санников,  приехавший к  нему на  следующий
день,  подтвердил,  что это земля, которую он уже видел раньше. Геденштром
направился к  ней по льду на северо-восток и после трудной дороги смог уже
различить в зрительную трубу белый яр,  изрытый,  как казалось, множеством
ручьев. Но большая полынья преградила ему дальнейший путь.
     В начале апреля Санников опять посетил о.  Новую Сибирь и с северного
берега видел на севере землю с  высокими горами.  Направившись к  ней,  он
проехал не  более 25 км и  снова был задержан полыньей,  простиравшейся во
все стороны.  Земля была уже ясно видна,  и  Санников считал,  что до  нее
осталось не более 20 км.
     Эта земля, которую видели Геденштром и Санников и пытались пробраться
к  ней,  представляет  восточную  из  двух  земель,  показанных  на  карте
Геденштрома.  Западную же  землю  Санников видел  в  1810  г.  с  северной
оконечности о.  Котельного.  <На северо-запад,  в  примерном расстоянии 70
верст,  видны высокие каменные горы>, - пишет Геденштром в описании своего
путешествия.
     В  1821  и  1822  гг.   лейтенант  Анжу,  участвовавший  в  известной
экспедиции Врангеля и производивший съемку Новосибирских островов,  дважды
пытался проехать по  льду к  землям,  показанным на карте Геденштрома,  но
также неудачно из-за открытого моря,  преградившего ему путь,  и  пришел к
выводу, что до этих земель можно добраться только на лодках. Но начальство
признало этот  проект  слишком рискованным,  интерес к  этим  недостижимым
землям упал,  о  них забыли,  и  они даже надолго исчезли с географических
карт.  Укоренилось мнение,  что  никаких  земель  в  указанных  Санниковым
направлениях нет и  что он и Геденштром ошиблись,  приняв отдаленные очень
высокие ледяные торосы за каменные горы.
     Но  в  1881  г.  американская экспедиция капитана Де-Лонга  на  судне
<Жаннетта>,  дрейфовавшем во  льдах и  позже раздавленном ими,  открыла на
месте  восточной  из  земель,  показанных на  карте  Геденштрома,  острова
Генриетту,  Жаннетту и Беннетта,  что побудило А. В. Григорьева, секретаря
Географического общества,  поднять  вопрос  о  существовании  и  второй  -
западной - земли, за которой он оставил имя Санникова. Григорьев, указывая
открытия Де-Лонга,  отметил,  что  острова эти находятся гораздо дальше от
Новой Сибири,  чем полагал Санников,  именно о.  Генриетта отстоит на  260
верст, а о. Беннетта не на 45 в., а на 130 в. Естественные сомнения, можно
ли  видеть  землю  на  таком  расстоянии,  Григорьев устранил  ссылкой  на
Врангеля,  согласно которому на  Ледовитом океане в  ясный  весенний день,
особенно в  апреле,  видны  очень  отдаленные предметы.  Так,  с  устья р.
Индигирки часто видны Деревянные горы на о.  Новая Сибирь вышиной всего 30
- 60  м  по  измерению Анжу,  хотя  расстояние до  них  не  менее 312  км.
Низменный Быковский мыс  на  правом устье  Лены  часто ясно  виден с  мыса
Борхая (Буор-Хая), влево от р. Яны, на расстоянии 115 км. Поэтому Санников
мог видеть о.  Беннетта (он достигает 450 м  высоты,  то есть гораздо выше
Деревянных гор)  за  130  км;  он  же  и  Геденштром могли видеть даже  о.
Генриетту за  260 км,  так как,  согласно Де-Лонгу,  это высокий скалистый
остров,  на  котором  много  ледников,  которые  Геденштром и  усмотрел  в
подзорную трубу.
     Приводя эти данные,  Григорьев говорит,  что не может быть сомнения в
существовании Земли,  виденной Санниковым в 1810 г.  на северо-запад от о.
Котельного,  но только расстояние до нее в 70 км,  наверно,  преуменьшено,
судя по ошибкам в оценках расстояния до о. Беннетта.
     Но имеются ли какие-нибудь другие данные в пользу существования Земли
Санникова,  кроме показания этого промышленника, которое можно оспаривать,
несмотря на  то,  что  показания о  землях на  северо-востоке подтверждены
открытиями Де-Лонга?
     Такие данные имеются. Во-первых, исследователь Новосибирских островов
геолог Толль также видел 13 августа 1886 г.,  на 76 лет позже Санникова, с
устья  ручья  Могур  на  северной оконечности о.  Котельного вдали  резкие
контуры четырех плоскоконических гор, к которым с востока примыкало низкое
предгорье. Эти горы находились по компасу на СВ 14 - 18°...
     Во-вторых,  Врангель,  собирая  у  жителей  берегов Ледовитого океана
разные  сведения о  крае,  узнал,  что  летнее  обилие перелетных птиц  на
северном берегу прерывается в  двух  местах побережья,  во-первых,  от  р.
Хромы до  р.  Омолон,  во-вторых,  в  50  км западнее мыса Якан и  до мыса
Рыркарпий;  в  этих местах лов всегда незначителен,  но  зато виден пролет
птиц куда-то на север через океан. Позже путешественник Майдель подтвердил
это.  Можно думать, что с восточного участка Якан-Рыркарпий птицы летят на
о.  Врангеля,  а с западного - Хрома-Омолон - на Новосибирские острова. Но
о.  Врангеля на большей части площади занят высокими скалистыми горами, на
которых гуси и  утки не  гнездятся,  так что места для их летовки остается
мало, а на Новосибирских островах, как показали наблюдения промышленников,
ежегодно посещающих эти  острова для  сбора мамонтовой кости и  для охоты,
летует  очень  немного  птиц,  несмотря на  величину островов,  тогда  как
большая часть продолжает полет на север.  Остров Беннетта, расположенный к
северу от о. Новая Сибирь, еще меньше, отчасти покрыт ледниками и также не
может служить летовкой для многочисленных птиц.  На  нем,  по  наблюдениям
Толля,  летуют только два вида гаг,  один вид куликов,  снегирь и  5 видов
чаек,  а  гусей и  уток нет;  между тем последние составляют главную массу
перелетных птиц севера.  Как мы увидим далее,  пролет птиц через Ледовитый
океан  севернее  Новосибирских  островов  и  о.   Беннетта  подтвержден  и
позднейшими  путешественниками,  и  это  чрезвычайно важное  и  бесспорное
доказательство существования  какой-то  достаточно  обширной  земли  среди
льдов океана,  освобождающейся летом от снега и  удобной для гнездования и
прокорма, так как на льдинах птицы не гнездятся, а предполагать, что с юга
Азии  перелетные птицы  летят  через Сибирь и  Ледовитый океан,  через всю
Арктику,  покрытую движущимися льдами,  через Северный полюс, в Гренландию
на летовку - совершенно невозможно (...).
     Возможно, что на эту Землю, никогда не видевшую истребителя-человека,
уходят на летовку и четвероногие.  Анжу сообщал,  что 17 марта он заметил,
что с мыса Бережных на косе о. Фаддея следы 20 диких северных оленей пошли
по  льду на  СЗ 20°,  то есть в  сторону Земли Санникова;  он проследил их
почти на 10 миль.
     Итак, мы имеем достаточно данных, чтобы предполагать, что в Ледовитом
океане к северу от о.  Котельного и о.  Беннетта,  среди льдов, расположен
большой остров или целый архипелаг примерно между 78° и 80° с.  ш., 140° и
150° в.  д.; что на нем находятся довольно высокие плоскоконические горы и
что  эта  Земля  представляет для  перелетных птиц  более  привлекательную
летовку,  чем Новосибирские и о. Беннетта, несмотря на свое более северное
положение.  Толль предполагал,  судя по нахождению базальта в виде покрова
на  всем о.  Беннетта и  подобных же  вулканических пород на Шпицбергене и
Земле Франца-Иосифа, что и Земля Санникова состоит из базальта. Это вполне
возможно,  и,  может быть,  присутствие молодых вулканических пород в виде
остатков сравнительно недавно действовавшего вулкана и  горячих источников
в  качестве  последних отзвуков  вулканической деятельности объяснят более
полное освобождение этой Земли от  снега и  удобство ее  для  летовки птиц
(...).
     Открытие Земли  Санникова едва  ли  будет иметь большое экономическое
значение;  ее богатства в виде песцов,  белых медведей,  тюленей, моржей и
перелетной птицы,  вероятно,  ограниченны; об ископаемых богатствах ничего
предсказать,   конечно,   нельзя.   Но  научное  значение  этого  открытия
достаточно велико.  Сектор  Арктики к  северу от  Новосибирских островов -
наименее,  вернее,  совершенно  неизученный,  и  нахождение  земли  в  его
пределах выяснило бы  многое  в  отношении течений,  состояния и  движения
льдов, геологии континентальной платформы, фауны и флоры Арктики.
     Может   быть,   Земля   Санникова   даст   также   разъяснение  одной
этнографической загадки,  именно исчезновения народа онкилонов.  Несколько
веков тому  назад они  населяли весь Чукотский полуостров,  но  затем были
вытеснены чукчами к  берегу Ледовитого океана.  По  телосложению,  одежде,
языку и  образу жизни они  сильно отличались от  чукчей,  и  ближайшими их
родственниками являются алеуты  о.  Кадьяк.  Норденшельд во  время  своего
плаванья на  корабле <Вега>  вдоль  берегов Сибири находил в  районе мысов
Рыркарпий,  Шелагского и  Якан  в  изобилии  брошенные жилища  онкилонов -
своеобразные землянки,  до половины углубленные в  почву,  и  с кровлей из
китовых ребер,  присыпанных землей. При раскопках находили орудия из камня
и кости - топоры, ножи, наконечники копий и стрел, скребки, нередко даже с
костяными или деревянными рукоятками,  к которым топоры и наконечники были
привязаны ремешками,  сохранившимися в  течение  веков  благодаря мерзлоте
почвы.  Онкилоны не  знали употребления металлов и  были  людьми каменного
века.
     По рассказам чукчей,  собранным Врангелем, причиной ухода онкилонов с
берега Ледовитого океана была кровавая распря на почве родовой мести между
их  вождем  Крэхой (Крохаем) и  предводителем оленных чукчей.  Спасаясь от
последнего, Крэхой с немногочисленными остатками племени сначала укрепился
на скалах мыса Северного,  затем перебрался на остров Шалауров и, наконец,
на  15  байдарах уплыл на землю,  горы которой видны в  Ледовитом океане с
мыса  Якан,  то  есть  на  о.  Врангеля.  Но  на  последнем в  мом