и  не  мешать  другим
игрокам. Началось движение в сторону выхода, те, кто  пришли  только  ради
того, чтобы увидеть триумф чемпиона, покидали зал.
   В ответ на приглашение  Вадоса  Гарсиа  подошел  к  президентской  ложе
принять поздравления. Появился официант с кофе, бренди и бисквитами; Вадос
тихо говорил о чем-то с Гарсиа и Диасом. Слишком  увлеченный  своим  новым
открытием, я не обращал на них особого внимания и не  прислушивался  к  их
беседе.
   Не потому ли эти политики так любят шахматы, что мечтают именно о таком
порядке, таком подчинении власти и в  реальной  жизни?  Согласно  легенде,
шахматы были изобретены как развлечение, чтобы один властелин отдохнул  за
ними от непредсказуемого поведения подданных. Вполне возможно, так  оно  и
было.
   Мои мысли прервал Вадос, с немым раздражением  смотревший  на  меня.  Я
принес извинения, что не расслышал его слов.
   - Я говорил, сеньор Хаклют, что приглашаю вас отужинать в президентский
дворец  до  вашего  отъезда.  А  поскольку  времени  осталось   мало,   не
согласитесь ли вы присоединиться к  нам  с  гроссмейстером  Гарсиа  завтра
вечером?
   - Буду очень рад, - ответил я. - Извините, если я показался  невежливым
- я задумался о шахматах и искусстве управления.
   Я сказал это по-испански, поскольку ко мне обратились на этом языке.  В
результате оба - и Диас и  Вадос  -  удивленно  вперили  в  меня  взгляды.
Несколько смущенный, я смотрел то на одного, то на другого.
   - В самом деле? - проговорил Вадос после паузы. -  И  какова  же  здесь
связь, хотел бы я знать?
   - Я не очень хороший шахматист, - начал я довольно неуверенно. -  И  уж
совсем никакой политик. Особенного сходства  я  не  углядел  -  фигуры  на
шахматной доске должны идти туда, куда их  ставят.  Людей  же  передвигать
гораздо труднее.
   Диас немного расслабился и впервые обратился непосредственно ко мне.
   - Для  вас  наблюдать  за  шахматной  игрой  -  своего  рода  разрядка.
Приходится только мечтать, чтобы в сфере управления все было  организовано
так же хорошо, как и на шахматной доске.
   - Об этом я и думал, - с готовностью согласился я.
   Диас и Вадос обменялись взглядами. Мне показалось, что мгновенная искра
проскочила между ними.
   - Мы, наверное, отправимся? - обратился Вадос к жене, которая  согласно
улыбнулась в ответ. - Сеньор Диас, вы поедете с нами?
   Смуглый, нескладный мужчина кивнул.
   Они  любезно  попрощались  с  полной  женщиной,  с  Гарсиа  и   наконец
обменялись рукопожатием со мной.
   Я остался, выкурил последнюю сигарету и, когда закончилась следующая из
четырех партий, вышел из зала. Было около одиннадцати. Секретарь шахматной
федерации объяснила мне, что турнир будет продолжаться до конца  недели  и
днем, и по вечерам и что победители региональных финалов примут участие  в
национальном чемпионате через неделю.
   - Я полагаю, что  победителем,  как  обычно,  станет  Пабло  Гарсиа?  -
спросил я.
   - Боюсь, что так, - вздохнула она. - Зрители начинают терять интерес  -
он намного сильнее других наших шахматистов.
   Но я  не  видел,  что  люди  теряют  интерес.  Вернувшись  в  отель,  я
обнаружил, что все, кроме,  быть  может,  туристов,  собрались  в  баре  у
приемника. Вряд  ли  это  можно  было  назвать  репортажем:  сообщения  об
очередном  ходе  прерывали  музыкальную  передачу.  Мануэль  установил  за
стойкой четыре демонстрационных табло и тут же переносил каждый  ход,  как
только его объявляли.
   Шахматы в этот вечер мне уже порядком надоели. Я вышел  в  холл,  здесь
шахматная лихорадка носила более спокойный характер. Правда, играли и тут.
В частности, Мария Посадор играла против незнакомого мне  мужчины,  но  по
крайней мере никто не говорил о чемпионате.
   Я подсказывал ходы сеньоре Посадор, пока игра не закончилась. Когда  ее
противник исчез на несколько минут, она с улыбкой поинтересовалась:
   - Вы провели приятный вечер, сеньор Хаклют?
   - Я был гостем Вадоса на шахматном турнире, - сказал я.
   Она неопределенно кивнула.
   - И вам понравилась игра?
   - Не очень. Меня гораздо больше заинтересовала аудитория.
   И без всякой задней мысли, просто потому, что мое открытие казалось мне
достаточно любопытным, чтобы обсудить его, я рассказал о необычном делении
на смуглолицых и белых, которое я заметил в зале.
   - О, в некотором отношении вы совершенно правы,  -  задумчиво  ответила
она. - В какой-то мере конфликт в Сьюдад-де-Вадосе связан с  цветом  кожи.
Кстати, я должна вас поздравить. Я только что поняла, что вы  стали  очень
хорошо говорить по-испански.
   - В своих служебных поездках  я  приобрел  привычку  изучать  языки,  -
ответил  я.  -  Арабский,  хинди,  немножко  суахили...  Но,   пожалуйста,
продолжайте. Что вы имеете в виду, говоря в какой-то мере?
   Она развела руками.
   -  Видите  ли,  в  Латинской  Америке  в  целом  проблема  цвета   кожи
отсутствует. То, что у нас смуглое  местное  население  и  довольно  много
граждан с кожей посветлее, родившихся за границей, - результат условий,  в
которых Вадос основал город. Возможно, это усугубляет проблему. Но не  оно
породило ее.
   -  Понимаю.  Не  исключено,  мне  мешало  мое  воспитание.  Вы  знаете,
вероятно, что расовой проблемы нет и у меня на родине, в Австралии. И  все
же черт знает какие  встречаются  предрассудки  в  отношении  цвета  кожи,
особенно в связи с иммиграционной политикой. Теперь меня это не волнует. Я
работал по всему миру и не нахожу, что с людьми  с  темной  кожей  труднее
иметь дело, чем с белыми. Но возможно, какое-то предубеждение  сохранилось
и во мне. Может быть, я вижу проблему, где ее вовсе нет.
   Я предложил ей сигарету. Как обычно, она покачала головой.
   - Я не признаю этот бледный табак, сеньор. Пожалуйста, попробуйте  одну
из моих. Мне кажется, они покрепче и у них особый аромат.
   Она раскрыла маленький золотой портсигар и вытолкнула из него  сигарету
для меня. Я взял.
   - Я думаю, - сказала она, ожидая, когда я предложу ей зажигалку, -  что
лучше видеть несуществующие проблемы, чем вовсе не замечать  их.  Знай  мы
больше о таком предубеждении у кое-кого из  наших  рожденных  за  границей
граждан, и у нас, наверное, было бы меньше забот.  Естественно,  пришельцы
привозят с собой свои представления. Некоторые из них оказались,  судя  по
всему, заразными.
   Она наклонилась, чтобы прикурить, потом взглянула на часы.
   - Вот и еще один день закончился, - со вздохом проговорила она.  -  Уже
поздно, мне пора. Когда мой партнер возвратится,  извинитесь,  пожалуйста,
за меня.
   - Непременно, сеньора Посадор. Спокойной ночи.
   - Доброй ночи, сеньор.


   Я  решил  пропустить  стаканчик  перед  сном  и  закурил   предложенную
сигарету. Человек, с которым Мария Посадор играла в шахматы, не появлялся.
   Меня неудержимо потянуло в сон. Осушив  стакан,  я  поднялся  в  номер.
Должно быть, я впал в полное забытье, как только добрался до постели.
   Проснулся я от ощущения крайнего неудобства. Поверхность, на которой  я
лежал, была твердой и холодной. Я чувствовал, что если глубоко вдохну,  то
начну кашлять. Но я должен был  сделать  глубокий  вдох.  Я  закашлялся  -
мучительно, до боли в горле. Кашель заставил меня  вскочить.  Вокруг  была
полная темнота. Когда я уперся руками, чтобы встать, то понял,  что  лежал
на бетонном полу. Но как я мог сюда попасть? На мне  была  только  пижама,
так что мои ноги и руки совершенно закоченели.
   Господи, где же я?..
   У меня не было ни зажигалки, ни спичек.  Весь  подобравшись,  настороже
против любого, кто мог находиться в этой комнате - если  это  вообще  была
комната, - и сдерживая кашель, я водил руками перед собой,  будто  слепой.
Скоро я наткнулся на что-то  твердое.  Оказалось,  это  скамья,  она  была
завалена какими-то мелкими предметами.
   Шаря руками над скамьей, я нащупал стену и стал пробираться вдоль  нее.
Голова разламывалась, горло свербило, и я никак не мог понять, явь ли  это
или кошмарный сон.
   Дрожащими пальцами я нащупал  выключатель.  В  мерцающем  неестественно
белом свете я узнал бункер,  куда  меня  привозила  Мария  Посадор,  чтобы
показать видеозапись.
   Как я мог здесь оказаться?
   Послышался лязгающий звук. Кто-то вставлял ключ в замок тяжелой входной
двери.
   Я схватил металлический брус  и  выключил  свет.  В  темноте  я  увидел
пробивающийся сквозь щель свет фонаря в чьей-то руке. Я  подошел  ближе  к
двери. Тот, кто посадил меня сюда, получит той же монетой.
   Дверь распахнулась - ее  рванули  с  силой.  Я  прыгнул  вперед,  успев
заметить в неясном предутреннем свете,  что  фигура  в  дверях  держит  не
только фонарь, но и пистолет.
   Босой ногой я споткнулся о толстый электрический кабель на  полу.  Боль
была неожиданной. Я не смог удержаться на ногах и уронил брус.
   Раздался выстрел. Что-то ударило меня  в  левое  плечо.  Ощущение  было
такое, будто гигантские раскаленные щипцы сжимают его. Удар  швырнул  меня
навзничь. Шершавый бетон обжег кожу на щеке. В голове зазвенело от  резкой
боли.
   Зажегся свет. Я пытался повернуть голову, но увидел  лишь  пару  мягких
тапочек и полотняные брюки песочного цвета. Кто-то тихо произнес:
   - Боже мой! Как он сюда попал?
   Это была Мария Посадор.
   Я слышал, как лязгнул металл, когда  она  в  спешке  бросила  фонарь  и
пистолет на скамью; затем она опустилась на колени рядом со мной  и  стала
осторожно ощупывать мою залитую кровью руку.
   - А я ведь в сознании, - довольно глупо произнес я и захлебнулся  новым
неудержимым приступом кашля.
   Мария Посадор с удивлением смотрела на меня.
   - Но как вы сюда попали? - повторила она, качая  головой.  -  Вас  надо
доставить в дом. И скорее!
   Трава была прохладной и мягкой; свежий, чистый воздух помог мне  прийти
в себя.
   Возле дома Мария Посадор позвала на помощь. Я позволил  ввести  себя  в
комнату и уложить на диван. Мне пришлось сжать зубы, когда  она  разрезала
рукав моей пижамы  и  стала  обрабатывать  рану.  Полная  женщина,  чем-то
напоминавшая жену Толстяка  Брауна,  принесла  бренди,  и  меня  заставили
выпить.
   Мария Посадор наблюдала за мной. Ее лицо ничего не выражало.
   - Я прошу извинить меня, - наконец сказала она. - Однажды вскоре  после
моего возвращения в Агуасуль, это было пять  лет  назад,  мне  приготовили
засаду. Меня ударили по голове и оставили умирать.
   Она подняла руку и отвела от левого виска  гладкие  черные  волосы.  На
виске я увидел неровный шрам.
   - Итак, - спокойно произнесла она, - я не часто ходила в бункер  с  тех
пор, как сожгли телецентр. Но вчера  ночью  я  слышала  странные  звуки  и
решила посмотреть, не случилось ли что. Возможно,  глупо  было  идти  туда
одной. Подойдя к бункеру, я увидела свежие царапины на замке, будто кто-то
пытался отпереть его не тем ключом. Я вернулась за пистолетом, а дальше  -
вы знаете.
   Я кивнул. В стакане оставалось еще немного бренди.  Я  осторожно  допил
его.
   - Наверно, я вас тоже напугал? - спросил я. - Но кто мог  это  сделать?
Кто мог притащить меня сюда?
   - Мы выясним, - сказала она  голосом,  в  котором,  казалось,  ломались
льдинки. - Мы выясним.
   Полная  служанка  вернулась  в  комнату  с  подносом,  на  котором  был
сервирован завтрак - горячий кофе, соки, полдюжины местных холодных блюд в
маленьких стеклянных розетках.
   - Выпейте кофе, - посоветовала Мария Посадор. - Он подкрепит вас.
   Меня немного знобило, хотя в комнате было очень тепло.
   - Знаете, - сказал я, - если бы не тот кабель, из-за которого я упал, я
уверен, меня бы уже не было в живых.
   - Не сомневаюсь, так и планировалось, - хмуро кивнула она.
   Что-то наконец прояснилось у меня в голове, и  я  не  сдержал  возгласа
удивления.
   - Сигарета, которую вы мне дали вечером, была с начинкой?
   Я даже привстал, охваченный подозрением. Она спокойно смотрела на меня.
   - Нет, насколько мне известно. Кто мог добраться до моего  собственного
портсигара? Кто был уверен в том, что я дам вам именно эту сигарету, а  не
другую?
   - Вы, - сказал я.
   Некоторое время мы оба молчали.
   - Да, я - произнесла она наконец.  -  Но  в  таком  случае  я  ведь  не
промахнулась бы.
   - Возможно. Действительно, зачем нужно было бы так все усложнять.
   Я умолк, чувствуя, что и так уже наговорил глупостей.
   - Конечно, все можно было бы сделать проще, - холодно ответила  она.  -
Вы  орудие  в  борьбе,  которая  на  грани  открытой  гражданской   войны.
Достаточно тех, кто ненавидит  вас  за  это.  Так  что  несложно  было  бы
подобрать убийцу. Нет, сеньор!  Ваше  уничтожение  наверняка  должно  быть
связано и с моим устранением. В этом нет  сомнений.  Но  одна  попытка  не
удалась, может быть вторая. Я предложила бы  вам  немедленно,  сегодня  же
покинуть страну, но они, конечно, найдут какую-нибудь формальность,  чтобы
затруднить ваш отъезд... Я сожалею, что вы оказались втянутым во все  это.
Но, как вы сами говорили мне, мы во власти неведомых сил.
   - Мне кажется, что эти силы не такие уж безликие,  -  мне  было  не  до
шуток. - Думаю, что мной манипулируют по прихоти вполне определенных  лиц,
будто я одна из фигур на той шахматной доске в президентском дворце! Какая
еще неведомая сила могла перенести меня из отеля и поместить туда, где  вы
вполне могли подумать, что я устроил вам засаду? Мне  представляется,  что
кто-то - будь то Вадос, или Диас, или кто другой - двигал нами,  как  если
бы мы были кусочками резного дерева,  которые  переставляют  с  клетки  на
клетку!
   - Сеньор, - решительно произнесла Мария Посадор, -  вы  должны  понять,
что двадцать лет президент с помощью покойного, но отнюдь не оплакиваемого
Алехандро Майора правит страной. По  собственной  прихоти  он  приводит  в
движение не только отдельных лиц, но и целые массы людей. Когда-то давно я
еще была способна воспринимать все так же, как и вы сейчас...  Но  я  была
очень молода, когда мой муж... - Ее голос  дрогнул.  -  Прошло  семнадцать
лет. Я вышла замуж очень рано.  Когда-то  я  клялась,  что  уйду  за  ним,
когда-то я клялась, что до могилы  буду  ходить  только  в  черном,  потом
думала уйти в монастырь... А потом... как видите, я здесь.
   - До сегодняшней ночи я собирался убраться отсюда как можно  скорее,  -
сказал я. - Но теперь я не буду просто ждать, когда со  мной  расплатятся.
Меня это уже не интересует. Я хочу плату другого рода и еще не  знаю,  кто
будет платить по счету. Но  кто-то  заплатит,  это  я  заявляю  совершенно
твердо.



31

   Полная служанка в смятении ворвалась в комнату.
   - Сеньора! - воскликнула она.  -  У  ворот  полицейские  машины!  Панчо
попытается задержать их, но это ненадолго.
   Мария Посадор мгновенно приняла решение.
   - Наверное, кто-то подсказал им, чтобы они явились  сюда  искать  тело.
Вам надо быстро отправиться в погреб. Я сделала там тайник.
   Тайник напоминал каморку для священника в старом английском  стиле,  он
был удобен и хорошо проветривался. Он остался со времен возвращения  Марии
Посадор, когда она боялась, что Вадос в любой момент может уничтожить ее.
   - Мне, правда, самой никогда не пришлось воспользоваться им, - добавила
она. - Но политические противники Вадоса не раз прятались здесь; я  хотела
предложить это убежище Брауну...
   Я забрался в тайник и  просидел  в  нем  больше  часа,  жалея,  что  не
захватил сигарет. В конце  концов  слуга  выпустил  меня  оттуда  и  помог
вернуться в гостиную. Мария Посадор сидела в кресле, задумчиво  постукивая
ногтями по ручке.
   - Отгадайте, - были ее первые  слова,  -  кто  забеспокоился  первым  и
прислал сюда полицейских за справками?
   Я покачал головой.
   - Сеньор Энжерс.
   - Господи! Но  полагаю,  что  они  назвали  хоть  какой-нибудь  липовый
предлог для визита, вроде того, что вы были последней, с кем  меня  видели
вчера вечером.
   - Вы хорошо понимаете ход мыслей нашей полиции. Конечно  же,  методы  у
них самые примитивные. Мне  удалось  их  пока  выпроводить,  но  я  должна
ликвидировать след пули, которую  выпустила  в  вас,  -  она  должна  была
оставить отметку на стене. И кто-то, они сказали, слышал  выстрел.  Думаю,
что для нас обоих будет лучше, если вы останетесь в тайнике еще  некоторое
время.
   - Я с радостью буду держаться подальше от полиции до вечера, - произнес
я. - Но у меня сегодня  встреча,  которую  я  ни  за  что  не  пропущу.  Я
приглашен на ужин в президентский дворец и намерен сказать Вадосу,  что  я
думаю о его любимом городе.
   Она улыбнулась.
   - Я усвоила в жизни довольно рано, что  привязанности  человека  всегда
оказываются  глубже,  чем  ему  хотелось  бы.  Каждый  связан  с  каким-то
определенным миром. Нередко он предпочел бы, чтобы  было  иначе.  Но  есть
определенные связи и обязательства, которые  нельзя  порвать.  Если  бы  я
покинула свою страну, уехала куда-нибудь, где меня не знают, мне все равно
не удалось бы уйти от самой себя, от сознания того,  что  я  не  выполнила
своего долга...
   Печаль слышалась в ее сочном голосе.
   - Что же, тогда, - закончила она уже более деловым тоном, -  останьтесь
здесь до вечера. Одежду я вам достану. А когда вы захотите  отправиться  в
президентский дворец, за вами заедет машина. Водитель - человек надежный и
сдержанный, что бы ни говорилось в городе  о  вашем  исчезновении,  он  не
станет задавать вопросов.
   В течение дня дважды в доме появлялась полиция - первый раз  с  ордером
на  обыск,  откуда  следовало,  что  кто-то  был  твердо  уверен  в   моем
местонахождении. Во второй раз заглянул сам  О'Рурк.  Он  извинился  перед
сеньорой Посадор за доставленное  ей  беспокойство  и  сообщил  интересную
новость, что Вадос требует от него результатов расследования. Что касается
его самого, то он убежден, что меня в доме нет.
   Действительно меня там не было. Я находился в тайнике, в подвале.
   Привезли обещанную одежду; смокинг сидел  как  влитой.  Рука  отекла  и
ныла, но кровотечения не было, и я мог двигать ею.
   Мне не сказали, когда я должен приехать  во  дворец,  но  я  счел,  что
восемь часов было наиболее подходящим временем для  ужина.  Мария  Посадор
подтвердила мое предположение. Она предложила мне свой пистолет, однако  я
отказался. Мне претила манера Энжерса играть в полицейских и воров,  да  и
спрятать  его  было  некуда.  Если  бы  я  попытался  пройти  к  Вадосу  с
пистолетом, меня стали бы допрашивать; вопросы же в тот  вечер  во  дворце
собирался задавать я.
   Машина подошла точно в назначенное время.  С  осунувшимся  лицом  Мария
Посадор попрощалась со мной.
   - Я почти завидую вам, - задумчиво произнесла она. - Возможно,  у  тех,
кто не имеет корней, есть свои преимущества. Происходящее  в  моей  стране
причиняет мне боль. Но я  знаю,  что  если  сделаю  самую  малость,  чтобы
поправить положение, это принесет больше вреда, чем  пользы.  Вы  приедете
сюда или вернетесь в отель?
   - Вернусь в отель, - ответил я. - После того что  я  собираюсь  сказать
Вадосу, думаю, меня перестанут беспокоить.
   - Тогда пожелаю вам удачи. Мы постараемся по мере возможности выяснить,
кто пытался вас уничтожить и привез сюда. До свидания... - Она повернулась
и вошла в дом.
   Садясь в машину, я подумал, как  прекрасна  эта  женщина.  Какая  яркая
личность.
   У меня было предчувствие, что из создавшегося положения мы можем  выйти
настоящими друзьями. И это было  бы  мне  справедливым  -  даже  щедрым  -
вознаграждением.
   Путь к президентскому дворцу был  коротким.  Я  заметил,  что  нас  уже
пропустили к подъезду: очевидно, меня еще ждали. Во всяком случае, охрана,
видимо, знала о моем приезде.
   Служитель открыл  дверцу  машины  и  показал  водителю,  где  ее  можно
поставить.  Прежде  чем  войти,  я  взглянул  на  лужайку  и  увидел,  что
гигантская шахматная доска снова развернута на ней. При свете  прожекторов
несколько человек репетировали новую партию.
   Президентский дворец украшала колоннада, и он выглядел  тра