то  это  пустая  болтовня.
Кортес снова обрушился на Мигеля Домингеса, выразил сомнения  относительно
нападок на Колдуэлла и на министерство здравоохранения; затем  последовали
дифирамбы в адрес президента и господа  бога,  благодаря  которым  удастся
преодолеть все трудности.
   Майор действительно был большой потерей для режима, и дело не только  в
том, что не стало самого телецентра. Кортес по сравнению с ним был  просто
демагогом.
   Заткнув уши, я спросил Мануэля, протиравшего за стойкой бокалы:
   - Сеньора Посадор часто здесь бывает?
   Мануэль бросил на меня пронзительный взгляд.
   - Она жила в этом отеле, когда вернулась из изгнания, сеньор, - ответил
он. - Мне говорили, ей тут очень нравится.
   - Да, наверное. Но что удивительно, ведь она не в чести  у  властей,  а
влиятельных друзей у нее, видно, немало.
   - Многие из них дружили с ее мужем, сеньор.
   - Ах, вот оно что. И шеф полиции был в их числе?
   - Возможно, сеньор, раз она пригласила его сюда сегодня на ужин. Вы их,
должно быть, видели?
   - Да, видел. Вы прекрасный источник информации, Мануэль. Может быть, вы
скажете мне, удалось ли узнать, кто поджег телецентр? Я вспомнил об  этом,
увидев этот старенький приемник.
   Он глянул на приемник, продолжая все так же тщательно протирать фужер.
   - Говорят, что еще нет. И многих это начинает  беспокоить.  Правда,  по
разным причинам. Тот, кто лишил нас телевидения, нажил себе немало врагов.
К тому же, как вы  знаете,  начался  шахматный  чемпионат,  а  его  всегда
передавали по телевидению. Ведь из радиопередач  трудно  понять,  что  там
происходит.
   Я отпил из бокала.
   - Видимо, многие  хотели  бы  знать,  почему  полиция  до  сих  пор  не
выставила на показ голову виновного.
   - Вот это точно, сеньор. И я как раз в их числе, сеньор.  В  этом  году
мой сын выступает среди юниоров, и  мне  очень  хотелось  увидеть  его  по
телевизору. Но... - И он выразительно пожал плечами, прежде чем  поставить
на полку сверкающий бокал.
   Я задумался над тем, что только что услышал.  Значит,  О'Рурк  в  долгу
перед общественностью. Интересно,  почему  же  он  до  сих  пор  не  нашел
какого-нибудь козла отпущения, чтобы отвлечь внимание... А может  быть,  и
нашел. Возможно, они с сеньорой Посадор как раз сегодня это и обсуждали. Я
вышел в холл посмотреть, там ли они еще, но их уже не было.


   Очевидно,  они  все  же  о  чем-то  договорились.  На  следующее   утро
"Либертад"  писала  о  том,  что  полиция   занялась   городским   отделом
здравоохранения,  действуя,  как  предполагала  газета,  скорее  всего  по
указанию Диаса. Полицейские подробно допросили  Колдуэлла  о  положении  в
трущобах. Цитировались слова О'Рурка о том, что Колдуэлл не имел  никакого
права делать необоснованные заявления о том, что они являются рассадниками
преступности. Полиции  об  этом  ничего  не  известно,  так  что  подобные
выступления лишь незаслуженно подрывают ее авторитет.
   Другими словами, не суйте нос не в свои дела!
   Это звучало хорошим предостережением и мне самому. Вадос  утвердил  мой
проект монорельсовой развязки и распорядился сразу же предать его огласке.
У меня сложилось впечатление, что он очень нуждался  в  подобной  рекламе,
поскольку, естественно, в глазах общественности имя президента было  тесно
связано со  всем,  что  касалось  города.  А  последние  события  серьезно
подорвали его авторитет.
   В комментарии к проекту говорилось о моем мастерстве  и  талантливости.
Попадись эта статья  на  глаза  моим  будущим  работодателям,  и  мне  как
специалисту будет нанесен непоправимый ущерб.
   Что за чертовщина!
   Я отправился в финансовое управление, чтобы переговорить с Сейксасом  о
смете. Он встретил меня, расплывшись в улыбке:
   - Сеньор Хаклют! Подходите! Садитесь! Виски? Сигару?
   Сегодня на нем был коричневого  цвета  костюм  и  галстук  с  пальмами.
Сейксас был явно в прекрасном расположении духа и предложил мне  громадную
сигару.
   - Вы сделали мне столько добра, Хаклют, - проговорил он, усаживаясь.  -
Вы же знаете, как меня обливали грязью, потому что я имею  акции  какой-то
строительной фирмы. Вы, наверное, читали об этом в "Тьемпо".
   Я кивнул в знак согласия.
   - Я считал, что буду избавлен от подобных вещей, когда прирезали Фелипе
Мендосу, а его брата упрятали в тюрьму. Но не тут-то было! Появляется этот
адвокат Домингес, и все начинается снова. Теперь, когда  готов  ваш  план,
никто уже не посмеет сказать, что моя компания на нем наживется. Ведь  она
строит большие  автомагистрали,  эстакады  и  тому  подобное.  И  тогда  я
позвонил Домингесу и предложил ему либо доказать,  что  мне  перепадет  от
этого проекта, либо немедленно замолчать. И вот что я получаю в ответ.
   Он выдвинул ящик стола и протянул мне письмо. Оно  было  напечатано  на
бланке адвокатской конторы Домингеса. Там говорилось следующее:
   "Сеньор Домингес желает проинформировать сеньора Сейксаса о том, что он
принял к сведению  вчерашний  телефонный  разговор  и  полностью  признает
справедливость указанных фактов. Он также заверяет сеньора  Сейксаса,  что
не  имеет  и  не  будет  иметь  отношения  к  заявлениям,   противоречащим
упомянутым фактам".
   - Что вы на это скажете, а? - сказал Сейксас  и  налил  себе  очередную
порцию своего жуткого коктейля.
   Я воспринял текст  письма  как  обычный  адвокатский  трюк,  когда  все
сказано достаточно ясно и в то же время не сказано ничего. Сейксас же  был
в восторге, и я что-то одобрительно пробормотал.
   - Этот негодяй будет знать, как иметь со мной дело! - заявил он, убирая
письмо в стол.
   В конце концов мне все  же  удалось  заставить  его  заняться  делом  и
утвердить предварительную смету. Теперь я не особенно беспокоился  о  том,
что произойдет с проектом, рассчитанным лишь на  временное  использование.
Сейксаса  он  тоже  мало  волновал,  вероятно,  потому,  что   его   фирма
действительно не могла на нем нажиться. Поэтому все было  решено  довольно
быстро.


   На следующий день я встретил  Домингеса.  Он  обедал  в  одиночестве  в
ресторане неподалеку от здания суда. Я заметил, с каким недовольным  видом
он изучал мой проект монорельсовой станции, напечатанный в "Либертад".
   Все столики были заняты,  и  я  попросил  метрдотеля  посадить  меня  к
Домингесу.  Он  холодно  кивнул  мне  в  знак  приветствия   и   продолжал
просматривать газету.
   - Вы совершенно правы, сеньор Домингес. Чепуха, не правда ли? -  сказал
я после затянувшегося молчания.
   Он отложил газету в сторону и сердито проговорил:
   - Тогда почему вы допустили это, сеньор Хаклют?
   - Я работаю по найму, - ответил  я.  -  Вадос  с  категорической  форме
предложил учесть его требования и забыть о моем  собственном  мнении.  Вот
так. Но я делал все, что было в моих силах: я старался убедить  Вадоса,  я
убеждал Диаса, Энжерса, я объяснял это всем, кому только мог.  Я  говорил,
что если выкинуть бездомных людей просто на  улицу,  то  возникнет  крайне
нездоровая ситуация,  которая  вполне  может  закончиться  переворотом.  Я
направил меморандум Диасу, где изложил свое мнение. Мне сказали, что  этот
документ даже обсуждался на заседании кабинета министров, но Вадос наложил
на него вето. Что мне оставалось делать?
   Адвокат почувствовал, что я действительно удручен, и немного смягчился.
   - Очень интересно, сеньор. Я не знал об этом. А вы слышали, что  у  вас
есть влиятельный союзник?
   - Очевидно, моим самым влиятельным союзником  является  Сигейрас,  -  с
горечью заметил я. - Но так или иначе, он, я полагаю, все еще скрывается.
   - Ну да, в определенном смысле. Конечно,  если  бы  потребовалось,  его
можно было  бы  разыскать,  -  спокойно  проговорил  Домингес.  -  Но  вы,
вероятно,  задавали  себе  вопрос,   почему   до   сих   пор   ничего   не
предпринималось, чтобы снести эти лачуги  под  монорельсовой  станцией.  В
конечном итоге ведь именно там  укрывали  сеньора  Брауна,  разыскиваемого
полицией.
   - Полагаю, что сейчас уже что-то предпринято? - спросил я.
   - Пока что нет. А почему, спросите вы? Потому что для этого потребуются
войска. Но наш главнокомандующий, генерал Молинас, заявил,  что  не  может
доверять своим войскам. Многие из солдат  -  такие  же  крестьяне,  как  и
обитатели трущоб, которым не оставалось ничего другого, как пойти  служить
в нашу игрушечную армию. А офицеры -  большей  частью  выходцы  из  высших
слоев  общества,  их  симпатии   скорее   на   стороне   правительственных
мошенников. Кроме того, нельзя не учитывать и  расовые  предрассудки.  Как
вы, вероятно, знаете, в некоторых  странах  Латинской  Америки  существует
некая расовая иерархия, основанная  на  процентном  содержании  у  граждан
европейской крови, что как раз весьма характерно для нашей  армии.  У  нас
практически невозможно, чтобы продвижения по службе мог добиться негр  или
индеец.
   - Любопытно, - задумчиво произнес я. - Спасибо, что рассказали.
   - Не стоит меня благодарить, сеньор  Хаклют.  Я  желаю  только  одного,
чтобы мы встретились при  других  обстоятельствах,  поскольку  в  нынешней
ситуации я, как и те, кто думает так же, как я, вынужден рассматривать вас
как  врага.  Вы  служите  интересам  наших   противников,   помогаете   им
реализовать их весьма опасные планы. Говорю вам  откровенно,  сеньор,  мне
кажется, вам следует воспринять это как совет, а не как обиду.
   - Постараюсь, - ответил я.
   - Итак, - он сложил газету, - давайте поговорим о чем-нибудь другом!
   - Я бы предпочел задать вам еще один вопрос на ту же тему, если  вы  не
возражаете, - сказал я. - Вчера я разговаривал с Сейксасом.
   Домингес рассердился.
   - Я знаю заранее, что вы скажете. Сейксас - хитрец, но не более.
   - Мне интересно, почему  вы...  вы  отступили  перед  ним.  Я  не  могу
разобраться, заслуживает ли он полного осуждения или достаточно его  время
от времени покритиковать.
   - Да, о нем идет дурная слава. Но  нам  следует  обращать  внимание  на
более важные вещи. Рано или поздно отъявленные мошенники сами  покончат  с
собой. Нам же надо разоблачать более серьезные формы коррупции.
   Затем, пока не настало время уходить, мы говорили на ничего не значащие
темы.


   Меня просил встретиться Колдуэлл, не объяснив, правда, зачем.
   Я нашел его в ужасном состоянии. Он выглядел очень уставшим и  заикался
больше обычного. Колдуэлл нервно кивнул мне на кресло, предложил  закурить
и взял сигарету сам, забыв, что в пепельнице дымится только что  зажженная
им сигарета.
   - В-виноват, - он нервно засмеялся. - Мне н-не по себе с тех п-пор, как
этот н-негодяй О'Рурк н-набросился н-на меня. Вы слышали?
   Я кивнул.
   - Б-безобразие, - возмущенно продолжал  Колдуэлл.  -  Я  у-уверен,  что
О'Рурк преследует к-какие-то интересы, скрывая п-правду. Если  бы  не  эти
ж-жалкие трущобы, он б-бы остался б-без работы.
   - Это напоминает мне старую шутку о врачах,  которые  заинтересованы  в
том,  чтобы  не  исчезали  болезни,  -  вставил  я,  придя   в   себя   от
неожиданности.
   - Нет же, вы н-не поняли! - раздраженно возразил Колдуэлл. - Я г-говорю
о том, что к-кто-то платит ему, к-как это н-называется... от-от...
   - Откупные? - подсказал я удивленно. - Но зачем?
   - В-вот именно? З-зачем? Чтобы они, естественно, молчали о  т-том,  что
т-там т-творится.
   Он провел руками по взъерошенным волосам и вызывающе посмотрел на  меня
сквозь очки.
   - Послушайте, Колдуэлл, -  произнес  я,  -  вы  явно  переутомились  за
последнее время. Я сам был во всех  этих  трущобах.  Все  обстоит  там  не
совсем   так.   Во   всяком   случае,   телевизионные   передачи    многое
преувеличивают.
   - Это вы б-были там д-днем! - воскликнул Колдуэлл. - С-сегодня утром  я
все рассказал ж-журналисту, к-когда б-беседовал с ним. Я рассказал ему все
к-как есть.
   - Вы имеете в виду "Либертад"? Вы сказали, что О'Рурк что-то скрывает?
   - Я с-сказал п-правду, - с достоинством ответил Колдуэлл. - И  т-теперь
я с-собираюсь доказать это.  Вы  приезжий,  Хаклют,  п-поэтому  вы  можете
б-быть  б-беспристрастным  с-свидетелем.  Я  х-хочу,  чтобы   вы   сегодня
п-поехали т-туда и увидели все с-сами.
   Я чуть было не сказал: "Вы, должно быть, не  в  своем  уме",  но  потом
сдержался. Глядя на дикое выражение его лица, я подумал, что он, видно, на
самом деле потерял рассудок. Вместо этого я спросил:
   - Что же, по-вашему, там все же происходит?
   - Т-там п-процветает разврат, Х-хаклют! Я с-сам все видел.  И  если  вы
с-сегодня п-поедете со мной, я в-вам все п-покажу.
   Я  поежился  и  промолчал.  Естественно,  в  трущобах  можно  встретить
проституток. Но виной тому - нищета. Не обвинять же на этом основании шефа
полиции во взяточничестве, а местных полицейских  в  попустительстве,  что
само по себе вполне возможно.
   - Т-так вы п-поедете со мной? - настаивал он.
   Я тяжело вздохнул, и он поднялся и пожал мне руку.
   - Вы с-сами убедитесь! - заявил он.
   Недовольный, я  отправился  в  транспортное  управление,  договорившись
встретиться с Колдуэллом в районе  трущоб  в  восемь  вечера.  Я  зашел  к
Энжерсу, чтобы посоветоваться. Он встретил меня довольно тепло.
   - Мы приступаем к разработке вашего проекта, - заявил  он.  -  Отличный
проект!
   Я ухмыльнулся. Его энтузиазм по поводу  плана,  который  я  сам  считал
никчемным, только раздражал меня.
   - А что думает о нем Диас? - спросил я.
   - Он, конечно, потерпел  фиаско.  Ему  можно  посочувствовать.  Я  тоже
оказался в незавидном положении - формально Диас мой начальник, но Вадос -
мэр города, и его слово решающее. Однако должен отметить, спор был  весьма
интересным, жаль, что вы не являетесь гражданином  города,  поскольку  был
затронут один очень важный аспект.
   -  Меня  удивляет,   почему   этот   злосчастный   город   не   получил
самоуправления, а зависит от правительства всей страны.
   Энжерс громко рассмеялся.
   - Они здесь, в Латинской Америке, обожают всякую путаницу, Хаклют.  Вас
бы отправить в Бразилию для сравнения.
   - С меня хватит и Агуасуля. Энжерс, что вы можете сказать  о  поведении
Колдуэлла в последнее время?
   - Что вы имеете в виду?
   - Дело в том, что он пригласил меня к себе, и я только что  оттуда.  Он
одержим какими-то навязчивыми идеями,  будто  О'Рурк  подкуплен  и  с  его
помощью укрываются притоны. Чтобы убедиться в этом, я должен  совершить  с
ним сегодня вечером поездку в трущобы. Как вы думаете, есть  ли  для  всех
этих разговоров какие-нибудь основания? Или  это  плоды  слишком  богатого
воображения?
   - О боже! - воскликнул Энжерс, заморгав. - Конечно,  общеизвестно,  что
О'Рурк не блещет воспитанием, однако я всегда считал его вполне порядочным
человеком - в противном случае Вадос не стал бы его терпеть. И кто же дает
ему взятки? Известно конкретно кто?
   - Спросите что-нибудь полегче. Честно говоря, мне кажется, что Колдуэлл
может свихнуться. Кто его шеф? Руис? Кому-то надо за  ним  присмотреть.  Я
хочу сказать, что на О'Рурка вылито уже достаточно грязи; конечно,  что-то
к нему и прилипнет, но такое обвинение - полная  чушь,  насколько  я  могу
судить.
   - Откровенно говоря, не знаю. Колдуэлл молод и усерден;  но  он  всегда
какой-то нервный, к тому же он - заика. Возможно, конечно,  в  его  словах
есть какая-то доля правды. С другой стороны, О'Рурк все отрицает,  не  так
ли?
   Он записал что-то в свой блокнот.
   - Я переговорю с Руисом,  если  хотите.  Может  быть,  Колдуэллу  стоит
отдохнуть.
   Когда вечером  я  встретился  с  Колдуэллом,  он  показался  мне  более
спокойным. Он был не один, его сопровождали двое полицейских  и  фотограф.
Интересно, известно ли было О'Рурку о  них.  Думаю,  он  не  пришел  бы  в
восторг, узнав, что они помогают Колдуэллу собирать данные против него.
   Было облачно, но тепло. Скопище лачуг походило  на  съемочную  площадку
какого-то неореалистического фильма. Нас  встретила  атмосфера  молчаливой
враждебности. Если бы  мы  шли  поодиночке,  нас  бы  наверняка  забросали
гнилыми фруктами.
   Колдуэлл по-хозяйски нес впереди  фонарь.  Мы  проходили  мимо  участка
взрыхленной  земли,  где,  очевидно,  можно  было  что-то  выращивать.  Он
направил луч света вниз.
   - Взгляните!
   Я увидел какое-то растение.
   - Это г-гашиш, - произнес Колдуэлл. - Из н-него получают марихуану, - с
торжеством выговорил он. - Вы в-видите, Хаклют?
   Я не удивился. Практически ничто из того, что показывал  мне  Колдуэлл,
не было для меня внове. Мы видели лачуги, где спали  семьи  по  пять-шесть
человек. Колдуэлл явно хотел, чтобы я отнесся к этому осуждающе.  У  одной
из хижин он остановился и повернулся ко мне, призывая к тишине.
   - Тут живет проститутка, - доверительно  прошептал  он.  -  Их  з-здесь
д-десятки!
   - Их везде полно! - раздраженно отозвался я.
   Пока что самой большой неожиданностью для меня было его спокойствие  и,
если хотите, самоуверенность.
   Он подошел ближе и распахнул дверь лачуги. Луч  фонаря  осветил  пустое
помещение.
   - Ушла в поисках очередного клиента, - проговорил он все так же тихо  и
испытующе посмотрел на меня, ожидая моей реакции.
   Постепенно уверенность начала покидать его.
   - Послушайте, Колдуэлл, - сказал я предельно мягко. - То  же  самое  вы
обнаружите в любом большом городе, где царит  нищета.  Вам  не  искоренить
этого пока, как не удавалось это сделать и до вас. Боюсь, вы  не  доказали
ничего нового.
   Он высокомерно выпрямился.
   - Ошибкой было то, что нас сюда пришло так много, - он даже перестал на
минуту заикаться.
   - Извините,  Хаклют,  -  добавил  он  некоторое  время  спустя.  -  Мне
следовало  п-показать  вам.   ч-что   происходит   у   Сигейраса,   однако
п-появляться там опасно.
   Мы молча вернулись к машинам. Колдуэлл  что-то  бурчал  себе  под  нос,
когда мы остановились. Я попросил его повторить.
   - Я с-сказал, что Мендоса з-знал и описал  все  в-в  одной  из  с-своих
книг. Все т-точно так, к-как я сам  видел.  К-кто  это  п-покрывает?  Кто?
Почему? Мы д-должны в-выяснить, Хаклют!
   - Скажите наконец, - спросил я, глубоко вздохнув, - какие из пороков вы
видели сами, а что почерпнули из рассказов Фелипе Мендосы?
   Он с достоинством вскинул голову.
   - З-заявляю вам, что я в-видел все с-сам! - выдавил он сквозь зубы.
   - Ладно. - Я окончательно потерял терпение. - Что касается меня,  то  с
полным основанием могу заявить: это  одно  из  самых  благочестивых  мест,
которые я когда-либо видел. До свидания!
   Я пошел к своей машине, кипя от злости  и  чувствуя,  как  он  обиженно
смотрит мне вслед.


   Как бы то ни было,  Колдуэлл  сумел  найти  аудиторию,  поверившую  его
измышлениям.
   Одним  из  первых  в  драку  ввязался  епископ  Крус.  Выступая   перед
студентами теологического факультета университета, он заявил, что Сигейрас
просто-напросто состоит в родстве  с  самим  сатаной  и  что  его  трущобы
открывают прямую дорогу в ад.
   Он,  по-видимому,  сам  не  ожидал   реакции,   которую   вызвало   его
выступление.
   Не скрывая удивления, но  приняв  на  веру  слова  епископа,  авторитет
которого для них был весьма велик, простодушные обитатели трущоб пришли  в
смятение от того страшного греха, в  котором  пребывали,  и,  собрав  свои
нехитрые  пожитки  и  скот,  перебрались  к   дороге,   которая   вела   в
Пуэрто-Хоакин,  где  основали  новое  нагромождение   лачуг.   Полиции   и
национальным гвардейцам  потребовалось  двое  суток,  чтобы  водворить  их
обратно.  Причем  действия  полиции  не  отличались  особой   вежливостью.
Некоторые прямо обвиняли  О'Рурка,  однако  он,  не  обращая  внимания  на
нападки, в свою очередь продолжал атаковать Колдуэлла. Говорили также, что
генерал Молинас наотрез отказался посылать регулярные войска против  новых
поселенцев, и на заседаниях кабинета по этому  поводу  разгорелись  жаркие
баталии.
   Вторым влиятельным лицом, поддержавшим Колдуэлла, был его шеф,  минис