ведь не надо забывать, что группа улетала на неделю, из этого
расчета взяли и пищу,  и одежду, в Союзе остались неотложные дела. Голо-
ватов  учился  в институте физкультуры,  у него "горели" госэкзамены,  у
другого - учеба в школе КГБ, у третьего еще что-то. У всех на Родине ос-
тались семьи,  дети.  Да и к тому же мы не "девятка",  не специалисты по
охране руководителей,  потому просили нас заменить.  По этому  поводу  я
звонил генералу Бесчастнову, написал рапорт. Нам несколько раз назначали
отъезд, но всякий раз откладывали по просьбе Бабрака.
   Последний срок был в феврале. Мы, что называется, упаковали чемоданы,
собрали сувениры, попрощались, но вновь обострилась обстановка и Кармаль
наотрез отказался нас отпустить. Сказали так: остаетесь до мая. Но, увы,
прошел май - а мы по-прежнему несли свою нелегкую службу.
   В последний день июня в нашу честь устроили прощальный банкет, на ко-
тором присутствовали посол Табеев, генерал Иванов, нас одиннадцать чело-
век  и почти все высшее афганское руководство.  А 1 июля мы покинули Ка-
бул. Юрий ИЗОТОВ:
   - Каждый из одиннадцати наших ребят был готов закрыть собой  Бабрака.
Скажу о себе: я всегда находился в таком месте, откуда смог бы в считан-
ные секундыуспеть добраться до Бабрака и заслонить его. В подобных ситу-
ациях  оружием пользоваться сложно и поэтому главное - постоянно держать
кратчайшее расстояние между собой и им. Думаю, мне это удавалось.
   Как-то Бабрак присутствовал на партийном собрании в театре.  Нас пре-
дупредили накануне:  готовится террористический акт.  Представляете наше
состояние.  Мы, конечно, подняли на ноги национальную гвардию, сами сели
в зале, чтобы контролировать ситуацию.
   Начинается собрание.  Бабрак  выходит  к  трибуне и в зале неожиданно
гаснет свет. Следующее действие, которое я ожидал, - взрыв гранаты. Это-
го, к счастью, не произошло. Но тем не менее пришлось его окружить, зак-
рыв собой, увести за кулисы.
   Были, конечно, и другие острые моменты. На параде, посвященном празд-
нику  революции,  на противоположной от трибуны стороне улицы,  на крыше
дома, вдруг появляются вооруженные люди. Мы придвигаемся к Бабраку. Нер-
вы напряжены до предела.
   Оказывается, национальные  гвардейцы проявили инициативу.  Вот только
их командир забыл об этом нас предупредить.
   А вообще новая национальная гвардия, которую набрали из партийных ак-
тивистов,  была очень слабо подготовлена. Кармаль как-то даже просил ме-
ня,  чтобы я научил их чему-то, провел занятия. Бабрак доверял нам боль-
ше, чем любому афганцу. Вот такие полярные мнения. Где истина? Не берусь
судить.  Констатирую только факты, а уж читатель пусть сам сделает выво-
ды.
   ...С возвращением подразделения Шергина,  казалось бы, афганская эпо-
пея для группы "А" завершилась.  Тем более,  дома  своих  дел  оказалось
невпроворот  -  открывалась Московская Олимпиада.  Еще свеж был в памяти
Мюнхен,  захват и зверский расстрел палестинскими террористами  израиль-
ской  борцовской  команды.  Ничего подобного Советский Союз допустить не
мог.  И потому уже на следующий день после прилета группу Шергина вызвал
к себе начальник Управления генерал Бесчастнов. Он поблагодарил за служ-
бу, а потом сказал:
   - Сынки,  денек отдохните,  а 4 июля все на обеспечение  безопасности
Олимпиады.
   Семь месяцев  находились они вдали от дома,  от семьи.  Один день - с
семьей,  и вновь в казарму. Иного было не дано. Группа антитеррора снова
шла в бой.
   Романов сидел,  как оглушенный.  Анонимка.  Грязная анонимка. Генерал
Бесчастнов зачитывал отрывки.  Боже мой, в чем только его не обвиняли! В
мародерстве, в воровстве, в том, что Карпухин и Берлев грабили убитых, а
деньгами делились с ним. Ну а он их, конечно же, прикрывал.
   - Вот такие пироги, - грустно сказал Бесчастнов, укладывая анонимку в
конверт.
   Если бы  увидел сейчас Романова его друг,  боксер Глеб Толстиков,  он
безошибочно определил бы: "Нокдаун, поплыл Миша".
   Михаил пытался прийти в себя.  Как же так,  он  всегда  держал  удар.
Жизнь не раз била жестоко,  больно. Но тут совсем иное: удар бандитский,
из-за угла...  А ведь было предчувствие. Было, черт возьми. Многое пере-
менилось в жизни после афганской командировки.
   В группе появились люди, которых связывала война, боевое дело, смерть
товарищей.  Ну и что? Они разве требуют для себя каких-то поблажек, осо-
бого отношения,  льгот?  Нет, и быть того не может. На учениях, занятиях
всегда впереди, дисциплина отменная, ну а то, что недовольны придирками,
так кто ж станет рукоплескать странному требованию вернуть спорткостюмы,
изодранные в бою и промокшие от крови.  В Кабуле они и бросили эти злос-
частные костюмы.  До того ли было.  Оказалось - казенное имущество, хоть
назад за ними в Кабул беги.
   Но дело,  конечно,  не в придирках. Все значительно серьезней. Кто-то
не  может смириться с мыслью,  что Миша Романов,  всегонавсего майор,  и
вдруг Герой Советского Союза.  Ну, взяли они этот дворец, взяли... А что
было потом?
   Вот потом и начинается самое интересное - оказывается,  стали обшари-
вать мертвых,  грабить, мародерствовать. Под шумок, так сказать. И Рома-
нов,  как командир, потакал, закрывал глаза. Значит, и у самого рыльце в
пуху.  Какой же он после этого герой? Да его не награждать, а судить на-
до.
   "Судить, -  усмехнулся про себя Михаил мелькнувшей безумной мысли,  -
это, пожалуй, самый лучший выход. Костью в горле стал Романов".
   - Михаил, ты особо гриву не опускай, - сказал Бесчастнов. - Не верю я
тут ни одному слову.
   И Алексей Дмитриевич постучал для убедительности по конверту. Романов
горько покачал головой.
   - Андропов тоже не верит,  - продолжал генерал. - Приказал найти ано-
нимщика. Назначены следователи. Будешь идти от меня, зайди к ним.
   Михаил Михайлович покинул кабинет Бесчастнова.  На белый свет глядеть
не хотелось.  Уехать бы куда-нибудь в тайгу,  в пустыню. Кто же это мог?
Перебирал фамилии,  лица.  Он никого не подозревал. Страшно об этом было
подумать.  Все вместе шли в бой,  на смерть.  Вспомнился Валера  Емышев,
приткнувшийся  в уголке у стенки с оторванной рукой,  в кровавых бинтах,
вспомнился Леша Баев, с простреленной шеей, Паша Климов на носилках.
   Нет, ни в ком из этих людей он не мог сомневаться. И все-таки аноним-
ка существует.  Кто-то же настрочил.  Ее уже прочли Андропов,  зампреды,
Бесчастнов, стало известно в других подразделениях комитета.
   Люди разные. Те, кто был рядом, знают правду. А те, кто не был? Неко-
торые уже шарахаются, руку подать боятся. Еще бы: мародер!
   Романов, наконец,  нашел нужный кабинет. Ну вот, теперь его допросят.
И хоть сказал Бесчастнов, якобы, комиссия создана, чтобы найти анонимщи-
ка,  Михаил Михайлович понимал, сначала ему самому надо отмыться. А ано-
нимщик? Где он, кто он? Найдут - не найдут.
   Постучал в дверь кабинета.  Вошел.  За столом сидел угрюмый  мужчина.
Кивнул: присаживайтесь.
   - Та-ак, - сказал следователь и вытащил из ящика стола какуюто папку,
- майор Романов Михаил Михайлович...
   Давненько его так официально не величали.  В  последний  раз  генерал
Дроздов из дворца по радио докладывал Москве, мол, майор такой-то, фами-
лия, имя, отчество, командир группы - возглавил, обеспечил, увлек личным
примером.  Правда,  тогда  его имя звучало в другом контексте,  рядом со
званием Героя Советского Союза.
   "Какая короткая у нас дистанция от Героя до преступника",  -  подумал
вдруг Романов.
   - Неприятно все это, Михаил Михайлович, - посочувствовал следователь,
- но что делать...
   - Да ладно, понимаю, не первый год в комитете работаю.
   - Ну тогда припомните:  как в кармане у Балашова оказалось пять тысяч
афганей? Имел место такой факт, вам он известен?
   Аноним знал и это?  Сколько же человек знало о деньгах - трое, четве-
ро,  ну пятеро самое большее. Хотя он не прятал их, получил под расписку
в посольстве на всю группу,  передал Балашову.  Потратить не успели, не-
когда было. Оказывается, их так и нашли целехонькими - пачку новых купюр
в грязном,  окровавленном комбинезоне Балашова.  Забыл о них Олег. После
боя сбросил "робу",  а о деньгах и не вспомнил. Хотя были это их кровные
афгани,  специально выданные на карманные расходы, а не мародерские, во-
рованные.  Но слушок покатился:  нашли, мол, пачки денег, распиханные по
карманам. Следователь что-то пометил в деле и задал новый вопрос:
   - Михаил Михайлович, возвращались вы из Афганистана во Внуково?
   - Да...
   Это он помнил хорошо.  К посадке во Внуково уже пришел в себя, страш-
ные почечные боли немного затихли. Наверное, помогли уколы, которыми му-
чила его медсестра во время полета.  Да и лежал он, как король, на дива-
не. Хотя, когда его внесли на носилках в самолет, не только лечь - сесть
негде  было.  Романов с удивлением увидел самолет,  забитый людьми,  как
оказалось, тоже сотрудниками комитета.
   "Откуда они здесь?  Чем занимались, когда четыре десятка его да семе-
новских ребят шли на двести гвардейцев?"
   Глеб Толстиков опустил ручку носилок.
   - Глянь,  Миша, а ты говорил, не с кем в атаку идти. Люди, сидящие на
диване, молча встали.
   - Значит,  во Внуково?  - переспросил следователь.  Романов  еще  раз
подтвердил.
   - Вы были больны?
   - Камни из почек пошли...
   - А домой заезжали из аэропорта?  В анонимке написано, мол, драгоцен-
ности завезли...
   Михаил Михайлович чувствовал, что сейчас сорвется. Ярость подкатывала
к горлу.
   - Завозил, - прошептал Романов, - вонючие кальсоны, все в крови, зае-
хал сменить. Дом мой рядом с аэродромом. Ну и золото с бриллиантами, ко-
нечно, забросил...
   Больше следователь его не спрашивал.  Отпустил с миром. И на том спа-
сибо. Романов уехал на дачу. Пытался как-то отвлечься, брал молоток, то-
пор, но через час-другой видел себя на дачном крылечке, вспоминающим за-
ново Афганистан,  дворец Амина, бой... Опять, в который раз, он мысленно
бежал по лестнице, вновь
   катилась под ноги граната,  страшно кричала женщина:  "Амин! Амин!" и
Яша докладывал по рации: "Главному - конец!"
   Помнится, они вышли из дворца,  закурили.  Берлев с Карпухиным решили
вытащить труп из лифта.  Они положили его тут же на пол, вынули докумен-
ты.
   - По-моему,  партийный билет. - Берлев протянул Карпухину тонкую кни-
жечку.
   Виктор раскрыл ее. Строки арабской вязи, чернильные росчерки. Полчаса
назад, окажись у обладателя этого партбилета хоть один патрон, он срезал
бы Карпухина, как куропатку на взлете. Но судьба сберегла капитана.
   Романов видел, как рассматривали они документы убитого, хотел подойти
сам,  полюбопытствовать,  но кто-то остановил его резким рывком за рукав
куртки.  Оглянулся.  Перед  ним стоял человек лет пятидесяти,  а может и
старше,  одетый в армейскую шинель с погонами сержанта.  Лицо его зарде-
лось от возмущения,  глаза - до сих пор помнит Романов эти глаза - леде-
няще-холодные, сверкали какимто яростным блеском.
   Михаил Михайлович вспомнил:  это был сотрудник особого отдела КГБ, он
как-то подвозил его на своей машине. Но что ему здесь надо?
   - Товарищ майор, чем занимаются ваши люди?
   - Только что вышли из боя...
   - Это не имеет значения. Они мародерствуют. Я видел, как они шарят по
карманам убитых.
   И тут же "особист" закричал в темноту, услышав чьи-то голоса:
   - Не трогать, ничего не трогать! Здесь все отравлено.
   - Слушай,  чего ты орешь? - устало проговорил Романов. - Оставь мужи-
ков в покое. Не нужны нам афгани. Мы целый мешок драгоценностей во двор-
це нашли.  Целый мешок,  понял?  Хочешь, тебе сдам или обратно отнесу. А
сейчас уйди от греха.  "Особист" с ледяными глазами,  опасливо оглядыва-
ясь,  отошел. "Может, этот гад настрочил? - подумал Михаил Михаилович. -
Может. Но попробуй докажи".
   Так он и промучился весь день,  ночь,  а в понедельник утром позвонил
Бесчастнову, попросился на прием. Войдя в кабинет, положил на стол перед
генералом латунный шарик от дверной ручки, который подобрал после боя во
дворце. Начальник управления поднял глаза:
   - Что это?
   - Драгоценности, которые я вывез из дворца...
   ...Романов возвращался в расположение группы.  Теперь стало ясно:  из
подразделения придется уйти. Куда? Может, в прежнее свое управление? Там
его знают,  помнят.  Жаль,  конечно. Роднее и ближе "Альфы" нет для него
коллектива.  Сколько сил и пота вложено в подготовку бойцов. Ведь в мире
ни одна группа антитеррора не выполняла подобных задач.  Как это  сказал
Табеев, посол Советского
   Союза в  Афганистане?  Они после боя,  помнится,  лежали в госпитале.
Справа Серега Голов с девятью ранениями, слева Коля Швачко.А он посреди-
не с больными почками корчился.  Услышал сквозь боль, словно прошелесте-
ло: "Посол, посол..." Открыл глаза, Табеев склонился над ним:
   - Ты меня видишь, сынок?
   - Вижу...
   - Слышишь?
   - Слышу...
   - Спасибо тебе и парням твоим.  Сделали все четко. Ни одна разведка в
мире понять не может:  кто и какими силами провел операцию.  Потом у вас
будут ордена,  медали. Но не это важно. Главное в жизни вы смогли совер-
шить. Запомни, что я сказал...
   Пройдут годы.  Многое  изменится  в  судьбе майора КГБ Романова и его
подчиненных.  Изменится и взгляд на Афганистан. Неизменным, святым оста-
нется кровь,  пролитая на ступенях дворца.  Знать бы, ради чего она была
пролита...
   Подтвердилось пророчество посла по поводу орденов. Долго, как колоду,
тасовали списки представленных к наградам.
   Вначале к званию Героя представили семерых:  Бояринова, Козлова, Кар-
пухина, Романова, Голова, Семенова и Полякова.
   Анонимка вышибла из списков Романова. Комиссия, назначенная Председа-
телем КГБ Ю. В. Андроповым, злоумышленника не нашла, правда, Михаила Ми-
хайловича вчистую оправдала.  Но Героя не дали.  Командир подгруппы "Зе-
нит"  Яков Семенов вылетел вообще из "героических" списков в "краснозна-
менные".
   28 апреля 1980 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, ко-
торым  за успешное выполнение специального задания Советского правитель-
ства и проявленные при этом мужество и героизм звание  Героя  Советского
Союза было присвоено:
   - Бояринову Григорию Ивановичу (посмертно),
   - Карпухину Виктору Федоровичу,
   - Козлову Эвальду Григорьевичу.
   Золотая Звезда за N 11431 была вручена семье полковника Бояринова. Он
навсегда останется в нашей истории первым Героем афганской войны.
   Карпухин и Козлов получат свои звезды в Кремле 21 мая  1980  года  из
рук  первого  заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР
Кузнецова.
   Вместе с ними ордена Ленина будут вручены Романову,  Голову и Поляко-
ву.
   Вручение наград  в  Кремле дело хлопотное.  В первую очередь для тех,
кому вручают.  Как шутили в "Альфе",  ребята волновались не меньше,  чем
при штурме дворца.  А уж инструктировали их до посинения:  руку не жать,
вопросов не задавать, не обнимать, не целовать. Спасибо, что дышать раз-
решили.  Отчего же такие страсти? Оказывается, награды вручить собирался
сам генсек Брежнев.  Дату награждения несколько раз переносили и наконец
сообщили:  Брежнева не будет. Его заменит Кузнецов. Опять новый инструк-
таж,  ведь Василий Васильевич древнее своего шефа.  Главная задача -  не
переборщить с рукопожатием, чтоб не рассыпалась древность.
   Наступило 21 мая. Великолепная пятерка собралась в Кремле. В гардеро-
бе сдали плащи.  В холле женщина  средних  лет  приветливо,  по-хозяйски
улыбнулась.
   Огляделись. Тихо. Торжественно. На столиках фруктовая вода, сигареты.
Заглянули в зал - там ни души.
   Томились недолго,  ровно в назначенный час их пригласили в зал, кото-
рый  по-прежнему выглядел пустым:  прибавилось несколько стульев да мас-
сивный стол с золочеными резными ножками. Рядом со столом микрофон. Куз-
нецов поздравил с наградой, вручил ордена, Золотые звезды. Награжденные,
как принято, благодарили партию и правительство. Виктор Федорович Карпу-
хин от волнения забыл сказать заготовленные заранее слова, ему разрешили
еще раз подойти к микрофону.  Пока он шел,  кто-то пошутил, мол, воевать
хорошо умеет, а говорить не очень.
   После церемонии  снова вышли в холл.  "Может,  сфотографироваться?" -
предложил Козлов.  "Нежелательно", - тихо, нетребовательно сказал сопро-
вождавший их заместитель Председателя комитета Лежепеков.
   И все-таки  в  такой день решили ослушаться начальство:  сделали нес-
колько кадров.  Фотографий, которых Лежепеков советовал не делать, так и
не получили,  а вот снимков, где Василий Васильевич руку жал, дождались.
Правда, через несколько лет.
   Секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе восхищался: "Эх, ка-
кие ребята,  настоящие богатыри, с вами бы по бокалу шампанского выпить.
Такие награды! Но, извините, - смущенно разводил он руками, - в Президи-
уме денег нет. Все на послов да на приемы, обеды званые расходится".
   "Ничего, - успокоил Сергей Голов секретаря Президиума Георгадзе, - мы
догадывались, поэтому с собой принесли". Хотелось только добавить: "При-
несли, зная вас, му...ков".
   Когда Георгадзе  ушел  и  остались только свои,  зампреды Лежепеков и
Кирпиченко дали добро на заслуженную рюмку водки.  Но предупредили: дома
никому ни слова.  "Плетите все, что угодно про свои награды, кроме прав-
ды. Это государственная тайна".
   Заслуженную рюмку пить дома под одеялом не хотелось.  Заказали столик
в ресторане "Прага". Приехали в пять и попали как раз в перерыв. Не пус-
кают. Что ж, пока перекурили. Люди все прибывают. Молодые ребята на вхо-
де шумят, свадьба подкатила на черных "Волгах". Время к открытию. Прошли
к гардеробу, скинули плащи. У одного Золотая звезда на лацкане, у друго-
го,  у третьего орден Ленина. Молодежь притихла, разинула рты от удивле-
ния.  Деды-гардеробщики привстали: "Ребята, да где ж вы столько набрали?
Откуда, сынки?"
   Окружили, охают,  восхищаются, глаза горят, подбежала девушканевеста,
орден потрогать просит.  Оказывается,  народ встречает своих  героев  не
так, как кремлевские филины. И тепла у людей хватает, и добросердечия, и
искренности.
   Поднялись наверх.  А по дороге, чтоб не было лишних вопросов, награды
сняли.  Встретил официант Коля.  Попросили его сделать праздник,  но без
шума, посторонних и рекламы. Мол, мы ребята тихие, скромные, один из Ан-
голы вернулся, другой... Словом, запудрили Коле мозги.
   Тот накрыл стол и вышел.  Ну а традиция есть традиция. Налили бокалы,
ордена и звезды опустили в шампанское.  Встали.  В это время Коля вошел,
закуску принес.  Вошел и остолбенел. Рядом, по соседству, двадцать чело-
век медаль "За трудовую доблесть" обмывают, а тут впятером две геройские
звезды и три ордена Ленина. Страна чудес!
   Пригласили Колю: выпей с нами, считай, с того света вернулись. Офици-
ант молча опрокинул рюмку,  ученый,  вопросов не задавал. На этом семей-
ный,  в узком кругу,  ужин и закончился. Коля притащил друга. Извинился,
мол, простите, ребята, с другом пятнадцать лет вместе работаем, а такого
в жизни не видывали.  Ну что ж, друг так друг, заходи, наливай. А тут на
цыпочках вошел метрдотель,  бывший чекист, с тремя официантами. Им тоже,
оказывается, по секрету рассказали о героях.
   Появился руководитель оркестра. Хотел сыграть для настоящих героев.
   - Вы - очень симпатичные ребята, - улыбался музыкант, - что прикажете
исполнить в вашу честь?
   - Какой приказ,  маэстро. Действуй на свое усмотрение, - попросил Ро-
манов.  И  оркестр заиграл популярную тогда мелодию:  "Я в весеннем саду
пил березовый сок..."
   А ребята сидели в своем ресторанном кабинете,  слушали песню. Обидно,
досадно стало: что мы от своих людей с наградами прячемся?
   Вышли в зал.  Кто сидел там,  из-за столов встали,  поздравляют. Руки
жмут, к себе присесть приглашают. Оттаяли душой ребята.
   А оркестр все играл и играл.  Для них,  для героев.  Незабываемый был
вечер. Уже в конце подсел к ним мужичок. Захмелевший. Веселый.
   - За вас,  ребята,  за вас! - шумел он. - Чувствую, вы