сь. Они знали друг друга, раньше в одном подразделении работали.
   - Что ж ты Вовку втянул?  У него двое маленьких. И вправду, похолодел
Романов,  двое грудничков.  В суматохе,  в беготне забыли.  А сам Гришин
промолчал. Спустились вниз, сели в машину.
   - Володя, ты ж у нас, считай, многодетный. А Бесчастнов что сказал?
   Гришин молча "врубил" скорость. По дороге Романов убеждал его остать-
ся,  а сам думал:  как же без него,  без Вовки?  Машину водит виртуозно,
стреляет великолепно, мастер спорта. И мужик надежнейший.
   Так ни о чем и не договорились,  приехали в подразделение.  У  дверей
кабинета  Романов увидел Глеба Толстикова,  старого товарища,  командира
одного из отделений группы.
   - Хорошо, что ты приехал, - обрадовался Михаил Михайлович,
   - Зайди, посмотри своих ребят.
   Глеб посмотрел список.  С кандидатурами  в  основном  согласился,  но
подсказал Романову, что у одного из бойцов болит нога.
   - Добро,  - сказал Романов,  - вычеркни его.  И вдруг Глеб понял, что
его самого нет в боевом расчете.  Пробежался еще раз по списку:  фамилия
Толстикова отсутствовала.
   - Миша, я что-то не понял, мое отделение едет, а я нет?
   - А  что делать,  - сказал Романов,  - надо же кому-то и на хозяйстве
оставаться. В следующий раз поедешь...
   Кровь ударила в виски. Давно не было такого с Толстиковым. Бокс приу-
чил держать себя в узде. Но тут узда не выдержала.
   - Миша, если я не буду включен в расчет вместе с ребятами, завтра те-
бя не знаю.
   И, резко развернувшись, вышел из кабинета.
   - Подожди,  Глеб,  - крикнул вслед Романов,  но Толстиков  уже  ушел.
Правда, через несколько минут его вернули.
   - Ты не кипятись,  - объяснил Михаил.  - Состав группы утвержден. Мне
что теперь - на Бесчастнова выходить?
   - Выходи, - ответил Глеб.
   Пришлось звонить начальнику управления, объясняться. Бесчастнов, выс-
лушав майора, с укоризной произнес:
   - Романов, ну стар твой Толстиков, мы же говорили...
   - Товарищ генерал, да он молодым фору даст. По последним прикидкам, в
стрельбе и на полосе,  второе место занял.  Мастер спорта, чемпион Союза
по боксу.
   Бесчастнов сдался. Толстикова включили в состав группы. Добился свое-
го и Гришин. Его так и не уговорили остаться. Итак, впереди ждал неведо-
мый Афганистан.
   Капитан Геннадий Зудин любил домашние котлеты.  С пылу, с жару, прямо
с плиты.  Умела его Нина стряпать, котлеты получались ароматными, поджа-
ристыми, сладостно похрустывали на зубах.
   Геннадий ел котлеты,  глядел в румяное,  раскрасневшееся от кухонного
жара лицо жены. Повезло ему с Ниной. Встретил нежданнонегаданно. Женился
без оглядки,  и не прогадал. Душевная, кроткая, добрая. С расспросами не
лезет.  Сказал:  в командировку - и все ясно.  Куда,  зачем - в их семье
спрашивать не принято. Да и он самто много ли знает? Вроде бы в Афганис-
тан, на охрану посольства. Не он первый, не он последний. Месяца два на-
зад  Коля Берлев оттуда вернулся,  а сейчас Шергин там,  Картофельников,
другие ребята.
   Правда, раньше их без особых напутствий провожали, а сегодня сам Бес-
частнов приехал.  Хотя Алексей Дмитриевич и прежде их не забывал, но вот
фраза его о том,  что "будут и в вас стрелять" как-то  больно  царапнула
сознание.  Зудин  вспомнил  лицо генерала.  Вроде не уловил в нем ничего
тревожного.  Тогда к чему эта фраза?  Для острастки? Бесчастнов стращать
не любит. Для порядка, чтоб служба медом не казалась? Так он ведь не ге-
нерал Пирожков.  Тот закрутит напряженку - ни кашлянуть,  ни  ахнуть.  А
впрочем, так ли уж редко говорят им подобные слова. Группа антитеррора -
не балетная труппа. И все-таки, тревожно на душе.
   Геннадий отодвинул тарелку, поблагодарил жену, взвесил на руке приго-
товленный женой увесистый сверток.
   - Нина, мне толстеть нельзя. Со службы погонят.
   - Ничего, - усмехнулась жена, - хорошего человека должно быть много.
   Он заглянул в сверток.  Просил лимоны не класть, положила. Он вытащил
лимоны.
   - Это девчонкам. Чайку попьете.
   Жена хотела возразить,  но он приложил к губам палец.  - Молчи, жена,
молчи. Там, где я буду, этого добра навалом. Понятно?
   Нина лишь пожала плечами, но спорить не стала. Навалом так навалом.
   Пришло время прощаться. Прибежала младшая дочь, папина любимица, рас-
целовала. Старшая, уже совсем невеста, десятый класс кончает, подставила
щеку: "Не грусти, па..." Жена проводила до угла дома.
   Милые, родные люди, никто из них не знал, что видятся они в последний
раз, в последний раз.
   Нина вернулась,  проводив мужа,  занялась с младшей дочерью.  Первок-
лассница - мало ли забот.  Написала буквы, почитала, и только поздно ве-
чером Нина заглянула на кухню.  Заглянула и ахнула: сверток с продуктами
Геннадий забрал,  а рядом, тоже сверток, со сменным бельем - забыл. Бро-
силась к телефону,  позвонила в отдел,  оказалось,  они еще на месте, не
уехали. Накинула пальто и выскочила на улицу.
   ...Промерзший троллейбус скрипел заиндевелыми дверьми,  полз по тоск-
ливо длинному проспекту. Она боялась не успеть, но когда от метро позво-
нила, трубку поднял Геннадий. Объяснила. "Хорошо, жди там, я подойду", -
сказал он.
   Геннадий не разрешал бывать у него на работе.  Да,  признаться, она и
не знала,  где квартирует их группа. Они встречались у посольства, неда-
леко от Октябрьской площади.
   И теперь в свете фонаря она издалека узнала его фигуру,  бросилась  к
нему, протянула сверток.
   - Нина,  - с укоризной сказал он, - ну зачем? Глянь, уже транспорт не
ходит, как я тебя домой отправлю?
   - Нашел, о чем волноваться, доберусь.
   Он не стал ни спорить,  ни возражать.  Обнял еще раз и ушел.  Видимо,
времени было в обрез.  Так и осталась в ее памяти эта,  уже окончательно
последняя встреча, осталась навсегда. Еще подумала: расставание какое-то
суетливое,  на бегу,  и он со свертком под мышкой,  исчезающий в ночи, и
она, одна в ледяном городе.
   Нина вышла на проспект.  Он был пуст и тих.  Желтые равнодушные глаза
светофоров  отбрасывали  леденящие блики на грязные сугробы по обочинам.
Морозно скрипел снег под ногами.
   Прогромыхал одинокий грузовик. Затормозил. Шофер выбросил дверку.
   - Эй, красавица! Садись, а то заледенеешь! Когда она влезла в кабину,
водитель весело усмехнулся:
   - Небось, с гулянки...
   Нина смутилась: надо же, можно ли про нее такое подумать...
   - Мужа в командировку провожала... - сказала она.
   - Хе,  командировка, невидаль. Нашла из-за чего печалиться. "Может, и
так",- подумала Нина и вспомнила вдруг,  что выскочила из дома и  забыла
деньги. Пошарила по карманам, вытащила мелочь.
   - Вы  знаете,  у меня и денег-то нет,  чтобы заплатить.  Вот,  копеек
пятьдесят. Извините.
   - Ладно, - согласился водитель, - на пиво хватит. Он затормозил. Нина
протянула в сжатой ладошке мелочь и положила на приборный щиток. Монетки
звенькнули и исчезли в какойто щели. Шофер приподнялся из-за руля, наде-
ясь увидеть свои законные пивные пятьдесят копеек. Но денег не было.
   - Пропало  мое пиво.  Что ж ты такая несчастливая?  Да разве она нес-
частливая? У нее две дочки, любящий муж. Что еще надо для счастья?
   Дверца кабины захлопнулась.  Судьба словами ночного шофера нарекла ей
другую дорогу. Горькую, вдовью...
   Отлет задерживался. Дул сильный боковой ветер и метеослужба не давала
"добро".
   Загрузили боеприпасы,  получили сухой паек. Личные чемоданы, гордость
конструкторской  мысли  группы,  в которых было все - от зубной щетки до
автомата - забросили в салон.
   Сфотографировались на память под крылом самолета.  А когда  поступила
команда занять места и ребята уже поднимались в самолет, их доморощенный
фотограф Сережка Кувылин снова окликнул их.  Они  обернулись,  останови-
лись.  Еще раз запечатлело их бесстрастное око фотокамеры, теперь уже на
аэрофлотском трапе.  Именно этот снимок особо  любим  ветеранами  группы
"А". Его можно увидеть на самых почетных местах в квартирах ребят. Прав-
да,  появился он у них недавно.  Грустная судьба у этого  снимка.  Почти
полтора десятка лет будет лежать он - секретный!  - в семейных альбомах.
Система обрекла своих солдат на долгое молчание.  Ни словом, ни взглядом
не  имели права эти люди признать свое участие в тех событиях.  Как под-
черкнул один из высоких чинов КГБ: "Говорить можно все, что угодно. Кро-
ме правды".
   И это будет потом - через месяц,  через два,  через полгода. А сейчас
они стояли на трапе - улыбчивые,  затянутые в меха летных курток, щерен-
ные в себе и в том деле, ради которого улетели в... командировку.
   Клацнет последний раз затвор фотоаппарата.  Захлопнется дверь самоле-
та.  Отъедет одинокий трап,  как бы увозя в прошлое их предыдущую жизнь.
Никто не заметит мокрый след колес на стылом поле аэродрома.
   Надрывно взвоют турбины, и командир корабля, зная, какой трудный путь
ему предстоит, кивнет уходящей земле: с Богом! Им бы вправду помолиться.
Да не принято было в те годы.
   В самолете занялись они делом вполне мирным.  Никто не знал, что ждет
их при посадке,  как встретят?  Во всяком случае,  догадывались: не хле-
бом-солью. Как бы не свинцом. Вот Романов и разбил группу на двойки, как
в авиации - ведущий и ведомый.  Плюснина, например, и Чудеснова поставил
в пару.  Более всего подходили они друг другу,  отлично ладили между со-
бой.  А вот физические данные разные:  один высокий,  жилистый, другой -
ростом пониже, крепыш.


   Улетают в Кабул...

   Женя Чудесной - прекрасный стрелок.  Саша, если надо, боксерским уда-
ром прикроет. Так что вполне дополняли один другого.
   Правда, потом,  в Афганистане, уже в бою многое поменялось, оказалось
не таким,  как думали,  готовясь заранее.  Но что поделаешь,  на то он и
бой.
   Промежуточная посадка в Душанбе.  Здесь, у местных комитетчиков Рома-
нов выпросил одеяла,  матрацы. Все это оказалось очень кстати. Кто-то из
местных,  помнится,  подшучивал, мол, зря, майор, суетишься: прилетите -
обеспечат.  Другой бы, может, и клюнул, но майор - тертый калач - служил
в  системе  госбезопасности  не первый год и привык полагаться не на ми-
лость зажиревших тыловиков, а только на себя.
   Словом, загрузили скарб,  разжились еще доппайком:  как известно,  на
войне харч - весьма серьезное дело, и в путь.
   Границу пересекли поздно ночью. Кто-то уже подремывал, кто-то дожевы-
вал сухпай, а старший лейтенант Сергей Кувылин смотрел в иллюминатор. Не
слалось.  Под  крылом стелились огоньки,  словно их на бескрайнее черное
поле высевал самолет и они летели к земле, кувыркались и гасли в невиди-
мых горных отрогах.
   В салоне неожиданно погас свет,  и через минуту-другую цепочка огонь-
ков осталась далеко позади. "Граница!" - догадался Сергей и что-то заще-
мило под сердцем.  Он вспомнил, как десять лет назад, в шестьдесят девя-
том,  их солдатский эшелон пересекал границу.  Они ехали домой из Герма-
нии. Утром кто-то заорал благим матом: "Дембеля! Деды! Граница!" И они с
грохотом посыпались с полок.
   Поезд въехал на мост через Буг,  медленно и торжественно прош„л  мимо
полосатого столба с гербом Советского Союза. Перехватило горло - Родина!
Два года он не видел мать,  отца, не видел невесту. Хотелось бежать впе-
реди поезда.
   В Смоленске  на вокзале дал телеграмму:  "Встречай,  приезжаю...  по-
езд... вагон..." И только потом сообразил, что наделал. Их эшелон прибы-
вал на Белорусский вокзал в четыре утра.  Считай, ночью. Метро на замке,
транспорт не ходит,  такси не по карману,  попереживал,  поволновался, а
потом решил:  ладно,  скорей всего, она не приедет, и правильно сделает.
Ему опять же легче: не придется извиняться за свою дурацкую телеграмму.
   А она приехала.  До сих пор стоит перед глазами ранний,  предрассвет-
ный,  гулкий перрон, лица удивленных дембелей, и его девчонка, такая ми-
лая, нежная, прильнувшая головой к его плечу.
   Вышли к стоянке такси,  пристроились в хвост очереди.  Очередь - одни
солдаты. Дембельский эшелон. Сергей глядел и не мог наглядеться в искря-
щиеся голубые глаза.  Вдруг кто-то тронул его за рукав. Оглянулся. Перед
ним стоял незнакомый сержант.
   - Слышь, земляк, ты с невестой, давай, садись без очереди. Сергею хо-
телось расцеловать незнакомого сержанта.  Дома их были почти  рядом.  За
квартал остановили такси.  Сергей проводил ее, а потом поспешил домой. В
том же году они поженились.
   ...Ночь за иллюминатором - глуха и темна.  Вспыхнул  где-то  одинокий
огонек и вновь погас.  Граница. Как порою странно и неожиданно в челове-
ческую жизнь вплетаются,  казалось бы,  совсем посторонние,  далекие  от
повседневных будничных забот, понятия. Всего дважды за свои тридцать лет
пересекал он границу. Но тогда хотелось петь и плясать, будущее было ут-
ренним и добрым, как руки матери. Теперь же граница встречала его глухой
непроницаемостью ночи, декабрьским морозом, неясностью не только будуще-
го, но и сегодняшнего, сиюминутного бытия.
   Гудели турбины.  Самолет  летел навстречу утру.  Стали едва различимы
голые вершины Гиндукуша. Горный хребет, словно гигантская птица, распра-
вив могучие снежные крылья своих отрогов,  хищно парил над сияющей доли-
ной. Из пилотской кабины вышел Романов.
   - Подходим к Баграму.  Приготовить оружие. Садились в "сложняке" - на
полосу без опознавательных знаков, едва освещенную. Когда самолет замер,
луч прожектора выхватил его из темноты.  Высаживались быстро, без суеты,
с оружием наготове. За ярким глазом прожектора чувствовался чей-то прис-
тальный взгляд. Своих? Врагов?..
   Когда спустились с борта, резкая команда "ложись!" бросила группу на-
земь.  Но команда эта, произнесенная чьим-то хриплым, простуженным голо-
сом, показалась ласковым приветствием доброго друга. Ведь прозвучала она
не по-восточному гортанно, а отрывисто-властно, на родном русском языке.
   Меры предосторожности были совсем не лишними,  ведь приходилось охра-
нять таких людей, как Бабрак Кармаль, Гулябзой, Сарвари, Ватанджар. Пос-
ле убийства Тараки Амин пытался их захватить и уничтожить. С трудом уда-
лось ускользнуть. И вот теперь они здесь. Можно представить, что сталось
бы с опальными министрами,  а заодно и с теми,  кто их прятал,  пронюхай
обо всем этом аминовская охранка.
   У капониров подразделение Романова встретили свои ребята, улетевшие в
первой группе:  Изотов, Виноградов, Картофельников. Были объятия, угоще-
ние. Вместе пили афганский чай, хозяева потчевали пакистанским печеньем,
вареньем. Вспоминали Москву. Тут гостей оставили и спать.
   Старшему лейтенанту Сергею Кувылину в ту ночь приснился странный сон.
Вроде он опять ранним утром стоит на Белорусском вокзале,  только теперь
уже без невесты,  та же очередь на такси.  Он стал в конец. Спросил, кто
последний.  Глядь,  оказывается, последний - майор Геннадий Зудин. Из их
же группы.  "Егорыч!" - обрадовался Кувылин. А Егорыч даже не обернулся.
Но тут слышит Сергей - кто-то его за рукав тянет.  Оглянулся -  сержант:
"Слышь,  браток, садись без очереди". "Да неудобно как-то..." - отвечает
Кувылин.  А сержант свое твердит: "Садись, говорят тебе, не в ту очередь
стал".
   Хотел было поспорить,  мол,  как не в ту,  вот же Егорыч стоит, да не
успел, проснулся.
   Странный, право,  сон.  Кувылин усмехнется и забудет о нем.  Вспомнит
через три дня. Вечером 27-го на ступенях аминовского дворца.
   Утром за  гостями пришли посольские автобусы.  За рулем одного из них
майор Николай Васильевич Берлев узнает Женю Семикина.  И тут же поднесет
палец к губам: молчи, ты со мной не знаком.
   Они подружились  в первый приезд Берлева в Афганистан,  когда Николай
Васильевич охранял посла.  Вечером майор разыскал Семикина. Обнялись как
полагается старым друзьям.
   - Ну что, Жень, налей сначала, а потом будем говорить. Семикин достал
бутылку, разлил по стаканам. Берлев поднял стакан.
   - Если суждено увидеться, выпьем еще, а погибну - не поминай лихом.
   Семикин побледнел:
   - Да ты что, Коль, что стряслось?
   - А-а,  - махнул рукой Берлев, - пей, не то выдохнется. Все сам узна-
ешь.
   Майор Берлев  был  больше других посвящен в детали готовящейся опера-
ции.  Он знал посла Пузанова,  резидента Иванова, много раз видел Амина.
Когда посол приезжал в резиденцию Амина,  Берлеву приходилось дежурить у
дверей,  за которыми шли переговоры.  Охрана Пузанова,  Иванова и других
работников посольства уси-
   лилась после  захвата  и  убийства американского посла Адольфа Даббса
членами группы "Национальный гнет".  Это случилось 1 марта. В том же ме-
сяце несколько сотрудников группы "А" оказались в Кабуле.  Среди них был
и Берлев.
   И вот теперь он второй раз здесь. Надо думать, не ради прогулки. ...С
обстановкой знакомили майора Романова советский резидент Борис Семенович
Иванов и его заместитель.  Они начали с того,  что в эту страну майор со
своими ребятами приехал совсем не ради прекрасного горного воздуха.  Ми-
хаил Михайлович согласился.  Он знал это и без резидентов и ждал  поста-
новки  конкретной задачи.  Все,  что произошло с ним в последние сутки с
небольшим,  казалось Романову дурным сном.  Ему предстояло вести людей в
бой и как у всякого командира возникали десятки вопросов, на которые хо-
телось получить ясные и исчерпывающие ответы. Но ответов не было, а были
какие-то невнятные разговоры.  На пороге войны, а значит, у порога смер-
ти,  люди, которых годами готовили для выполнения сложной боевой задачи,
должны принять решение. Но они оказались не готовы его принять. Они выг-
лядели растерянными, раздавленными тяжелой ответственностью, свалившейся
на их плечи.
   Романов вышел  из комнаты после беседы,  а ощущение кошмарного сна не
проходило.  Он пытался процедить полученную информацию, но "цедить" было
нечего. Как говорят физики, на выходе ноль. У виска бились странные фра-
зы резидента:  "Ты догадываешься,  какую операцию  предстоит  провести?"
"Догадываюсь".  "Но  твои  ребята не циркачи,  а там все будет на уровне
цирковых трюков".
   Оставалось только ответить: "Есть, товарищ генерал-лейтенант, сделаем
из них циркачей! У нас еще ночь в запасе".
   Да-а, вот уж расскажешь кому - не поверят. Вправду, беседа с ним была
проведена на самом высоком цирковом уровне.
   Резиденты ушли,  а Романов остался со своими проблемами - вооружение,
боеприпасы,  питание, разведка, информация... Разве все перечислишь. Вон
куртки спецназовские спрятать некуда - в посольстве шагу  не  дают  сту-
пить: подарите, продайте. Не продашь, так непременно украдут.
   "Ну вот, пожалуй, с них и начнем", - решил майор и разослал несколько
человек по посольству.  Приказал обшарить все углы и закоулки,  но найти
надежное место для хранения обмундирования.  Легко сказать - найти.  По-
сольство небольшое, людей, как селедок в бочке, свободного стула нет, не
то что комнаты.
   В подвале наткнулись на запертый туалет. На дверях табличка: не рабо-
тает.  Решили приспособить для себя.  Вскрыли аккуратно,  сложили  вещи,
кульки,  свертки,  заколотили основательно,  а табличку подновили,  чтоб
виднее было.
   После боя вернулись - все цело,  невредимо.  Что ж,  голь на  выдумку
хитра.
   Переночевать хотели в посольстве, но, оказалось, расположиться негде.
Опять погрузились в машины - и в расположение так  называемого  "мусуль-
манского батальона".  Здесь впервые с бойцами группы "А", теперь она но-
сила кодовое название "Гром", ехали сотрудники подразделения "Зенит".
   Прибыли. Отвели им казарму, которую в нашем понимании казармой даже и
назвать нельзя.  Здание без окон и дверей - стены да крыша.  Вместо пола
насыпан гравий. Прошли - пыль поднялась, будто после стада овец.
   В казарме как раз командир роты "мусульманского батальона" развод за-
канчивал.  Дав  все  наставления караулу,  советский офицер напутствовал
подчиненных: "Аллах с нами!"
   Караул вышел,  а сотрудники группы удивленно  переглядывались.  Н-да,
верно говорил Федор Сухов: "Восток - дело тонкое".
   Спать почти  на улице на декабрьском холоде большого желания не