отел избить несчастную
женщину,  а  вспыльчивый  моряк,  явно превысив пределы необходимой обороны,
убил   его.   Затем   убийца,   чтобы  избежать  уголовной  ответственности,
симулировал разбойное нападение...
     - Да,  он  тогда  обрезал  шнур,  привязал  этим  шнуром ее к креслу, а
украденное якобы серебро бросил в пруд...
     - Верно,  -  подтвердил Николай Николаевич. - Так вот, что бы сделал на
месте  Холмса  любой студент юрфака, сдавший криминалистику? Прежде всего он
бы  выявил  бесцветные  отпечатки  пальцев  на  рукоятке  кочерги,  бутылке,
бокалах...  Кстати,  на  бокалах, видимо, имелись следы слюны - великолепная
улика и чудесный материал для идентификации!
     Далее  он был осмотрел стеклянную дверь, особенно ручку ее, использовал
сыскную  собаку... Но ладно, сделаем скидку на низкий уровень криминалистики
того  времени:  дактилоскопия в зачаточном состоянии и так далее. Пусть так.
Но   ведь  даже  тогда  не  гениальный,  а  просто  квалифицированный  сыщик
обязательно бы заинтересовался свечой...
     - Что вы имеете в виду?
     - Чисто  логическую  конструкцию,  не  требующую чрезмерного напряжения
ума,  -  ответил  Фролов.  - Ведь когда человека, держащего зажженную свечу,
хватают  за  горло  и бьют по голове, у него нет времени аккуратно поставить
свечу,  допустим,  на  столик, не правда ли? Свеча, конечно, падает на пол и
неизбежно  оставляет  на  нем  следы  расплавленного  воска,  а то и горелое
пятно... Но Холмсу это не приходит в голову.
     - И   все  же  Холмс  не  попадается  на  удочку  и  в  конечном  итоге
распутывает все-таки преступление, - подразнил Фролова один из нас.
     - Гм,  -  хмыкнул  Николай Николаевич. - При соответствующей тренировке
можно,  конечно,  почесать  правой  ногой левое ухо. Но для этого существует
более простая метода...
     - И все же.
     - И  все  же без активной помощи Конан-Дойля мистер Холмс никогда бы не
добрался  до  истины. Как-никак, а третий бокал ему поставил Конан-Дойль, он
же  позаботился  о  пробочнике,  который  стал  исходной  точкой  в познании
истины...
     - А исследование шнура, морской узел?
     - Не  ахти  какая  прозорливость,  но  ничего, - снисходительно одобрил
Фролов.  -  Зато  вся  дальнейшая  цепь  силлогизмов  не выдерживает никакой
критики.  Посудите  сами.  Почему  хорошо  лазить  могут  только  моряки или
акробаты?  А  путешественники,  альпинисты,  воры, наконец? Или тот же узел.
Просто  "морского  узла"  нет.  Есть  так  называемый  "парусный", различные
матросские  способы  крепления веревки к брусу, "выбленочный рыбацкий" и так
далее.  Но  оставим  это на совести доктора Уотсона. Меня интересует другое:
откуда  у  Холмса  такая  уверенность,  что "морской узел" мог завязать лишь
моряк?  Мой,  например,  знакомый  профессор  истории,  яхтсмен, великолепно
пользуется  всеми  морскими  способами  крепления,  хотя  знаком с настоящим
морем  только  по  пансионату  в  Пицунде...  Но ладно, пусть моряк. В конце
концов,  это  наиболее  вероятное  и  правдоподобное  предположение. Почему,
однако,  Холмс  уверен, что жена убитого познакомилась с этим моряком именно
на  пароходе  и именно тогда, когда плыла в Англию? На чем основывается этот
вывод?
     - Тоже предположение.
     - Предположение  предположению  рознь.  Скажем  так:  одно  из  сотен в
равной  степени  возможных  предположений.  Между  тем  Холмс  объявляет его
истиной  в  последней  инстанции. И так во всем. Холмс утверждает, что самое
ценное  -  показание  очевидца,  а у современных юристов в ходу шутка: врет,
как  очевидец.  Он  гордится  изобретением  реактива  для определения следов
крови,  а практически им не пользуется. Он не имеет никакого представления о
тактике  осмотра  места  происшествия,  о  медицине, графической экспертизе.
Возраст  убийцы  он  определяет по высоте прыжка, цвет лица ему подсказывает
внутренний голос...
     - Итак, увольнение без выходного пособия?
     - Иного выхода, к сожалению, не вижу, - усмехнулся Фролов.
     - А если сделать скидку на время?
     - То есть?
     - Холмс  жил  на  рубеже  XIX и XX веков. Вполне понятно, что он не мог
знать  всего  того,  что  сейчас  знает  каждый следователь. В конце концов,
ученик  средней  школы  обладает теперь той же суммой знаний, что и Пифагор,
но с Пифагором его не сопоставишь... Так?
     - Так,  -  согласился  Фролов.  -  Насколько  я понимаю, вы хотите дать
возможность  знаменитому сыщику получить современное юридическое образование
и посмотреть, что из этого получится?
     - Вот именно.
     - Боюсь, что ничего путного, - сказал Фролов.
     - Почему?
     Фролов   поставил  в  стаканчик  только  что  отточенный  им  карандаш,
закурил.
     - Вы  меня  невнимательно  слушали.  Я  говорил  не  только  о знаниях.
Большинство  промахов  Холмса  связано  с  его  характером,  непосредственно
вытекает  из  его склада. Холмс слишком самонадеян и самоуверен, торопится с
выводами,  преподносит  гипотезы как аксиомы, а догадкам придает вес фактов,
его  умозрительность и логика носят абстрактный характер. И еще. Следователь
обязательно   должен   чувствовать   себя   частью  коллектива,  а  Холмс  -
индивидуалист,  привыкший всегда и во всем рассчитывать лишь на самого себя,
на свой ум, свою логику, свою наблюдательность...
     - А это разве так уж плохо?
     - Прямой  путь к ошибкам. О некоторых из них мы с вами в дальнейшем еще
побеседуем,  "шерлокхолмсовский  подход"  к  расследованию, к сожалению, еще
встречается.  Между  тем сыщик нашего времени зачастую вынужден пользоваться
не   только   своими   знаниями,   но  и  знаниями  других.  Он  возглавляет
расследование,   в   котором  нередко  участвуют  люди  самых  разнообразных
специальностей.  По  сравнению  с такой группой Шерлок Холмс выглядел бы как
кустарь   рядом  с  современным,  оснащенным  по  последнему  слову  техники
предприятием,   -   Фролов  достал  небольшую  тетрадку,  нашел  нужную  ему
страницу.  -  Вот  вам  заурядный  пример по заурядному делу, - сказал он. -
Причем,  учтите,  речь здесь пойдет не о таинственном и загадочном убийстве,
а  о пружинках, обычных металлических пружинках. Впрочем, не совсем обычных.
Они  являлись  составной  частью  очень важных приборов. Ломается пружинка -
ломается  прибор.  А  пружинки  последнее  время  слишком  часто выходили из
строя.  Почему?  От  ответа  на этот вопрос зависела не только долговечность
приборов,  но  и  судьба  руководителей  предприятия.  Такая  вот  ситуация,
одновременно простая и сложная.
     В  отличие  от  Шерлока Холмса следователь, которому поручили это дело,
не  увлекался  игрой  на  скрипке  и не считал себя непревзойденным сыщиком.
Действительно,  он  мало  чем  отличался  от других следственных работников:
добросовестный,   образованный,  педантичный  человек,  привыкший  ко  всему
относиться  с  чувством  ответственности.  И  так  же,  как  его товарищи по
работе,  он  прекрасно  понимал,  что в наше время расследование - не только
умственная  гимнастика и цепь силлогизмов, а гипотезы - еще не аксиомы. Знал
он  также,  к чему приводят следственные ошибки. Поэтому вместо одной версии
он  проверил  по  меньшей  мере  десять  и,  естественно,  прибег  к  помощи
специалистов самых разнообразных профессий.
     Его  метод  можно  назвать методом сужающегося круга. Ни ошеломительных
догадок,  ни  потрясающей интуиции; строгий расчет. Вот ход его рассуждений:
прежде  чем  стать деталью прибора, металл прошел большой путь. Поэтому надо
проверить   каждый   переход  -  качество  сырья,  условия  транспортировки,
хранения,    изготовления   деталей,   складирования,   упаковки,   отправки
потребителям.   Весьма   кропотливая,  скучная  и  прозаическая  работа.  Но
благодаря  ей следователь выяснит, что металл полностью соответствует ГОСТу,
железнодорожники  не  виноваты, склады сырья и готовой продукции оборудованы
как   положено,   а   эксплуатация   приборов   проводилась  по  инструкции.
Следовательно,  ошибки  здесь  полностью исключались, брак возник в процессе
производства на заводе-изготовителе.
     Таким  образом,  круг сузился. Теперь можно перейти к выяснению причин,
почему  пружинки  ржавеют  и  на каком именно участке производства возникает
дефект.
     Мнения  специалистов  расходились. Одни говорили о повышенной влажности
воздуха  в  цехах.  Другие  -  о  дыме с соседнего завода (в дыме было много
серы). Третьи советовали обратить внимание на плохую изоляцию пружинок.
     Следователь  с  той же скрупулезностью проверил каждое из предположений
и  убедился,  что  ни  одно  из  них  не  соответствует истине. Проверив все
участки  производства,  он  заинтересовался  сборкой. Он обратил внимание на
то, что работницы берут пружинку не пинцетом, как положено, а руками...
     - Пальцы  оставляли  на  металле пятна пота, - догадался один из нас, -
отсюда и ржавчина.
     Фролов усмехнулся.
     - Соблазнительно почувствовать себя Шерлоком Холмсом, а?
     - Соблазнительно...
     - И  все-таки  не  будем уподобляться знаменитому сыщику и торопиться с
выводами.  Как  показывает  следственная  практика,  от  поспешности  обычно
больше  вреда,  чем  от  медлительности.  Кстати,  следователь,  о котором я
говорю,  не спешил с выводами. И правильно делал. Как выяснилось, технологию
нарушали  все  сборщицы. Все без исключения. Таким образом, если бы брак был
вызван  нарушением  технологии,  он  должен был, по логике вещей, составлять
все  сто  процентов.  Между тем он равнялся не ста, а шести процентам. Ровно
шести.  Причем  раньше  он  составлял  четыре  процента, а несколько месяцев
назад вовсе отсутствовал... Почему, спрашивается?
     - Итак, неудача?
     - Нет,   -  возразил  Фролов.  -  Скажем  лучше  так:  один  из  этапов
постижения  истины,  очередная  ступенька  к  разгадке.  Вот  вы не обратили
внимания   на   строго   определенный  процент  брака  в  разные  месяцы,  а
следователь   обратил...  Он  на  все  обращал  внимание.  В  результате  он
обнаружил  весьма любопытную взаимосвязь. Правда, не самостоятельно. На этот
раз  ему  помогли  биохимики  и  криминалисты.  Короче  говоря,  истина была
установлена.  И  при  склонности  к  театральным эффектам следователь мог бы
отправиться   к   директору   завода   и   поразить  его  своей  потрясающей
прозорливостью, которая наверняка поставила бы в тупик доктора Уотсона.
     "Уважаемый  товарищ  директор! - сказал бы он. - Можете спать спокойно.
Я  вам  обещаю,  что  без  всяких  усилий  с  вашей  стороны брак к 26 марта
снизится  до  четырех процентов, к 5 апреля - до двух, а к 17-му завод будет
выпускать  продукцию  только отличного качества". И самое забавное, - сказал
Фролов,  - что его пророчество полностью бы осуществилось. Догадались, в чем
дело?
     - Не совсем...
     - Так  и  быть, - улыбнулся он, - открою вам секрет, который в конечном
итоге  предельно  прост.  26  марта  должна  была  уйти  в  декретный отпуск
сборщица  Белаш,  5  апреля  -  Иванова, а 17-го - Савельева. Брак вызывался
повышенным  потовыделением, связанным с беременностью сборщиц... Следователь
установил   это,  использовав  временный  союз  гинекологии,  дактилоскопии,
биохимии  и  металловедения.  Вот  вам  один  из тысяч примеров современного
подхода  к  расследованию.  Кстати,  этот  подход, опирающийся на достижения
науки,  не  исключает,  само  собой  понятно,  ни дедукции, ни остроумия, ни
интуиции,   ни   догадки.   Ему   лишь   противопоказаны   необоснованность,
поспешность,  субъективизм  в  толковании  фактов,  излишний  индивидуализм,
умозрительность,  абстрактность  мышления  -  все  то, чем грешил знаменитый
сыщик. Но если современный криминалист значительно опередил Холмса, то...
     - ...То  Конан-Дойлю,  судя  по произведениям художественной литературы
последних лет, подобная участь не грозит?
     - К   сожалению,   -   подтвердил   Фролов.  -  К  глубокому  сожалению
криминалистов,  а  главное,  читателей...  - Фролов положил в портфель томик
Конан-Дойля.
     - Для занятий по криминалистике?
     - Нет, для сына-школьника: увлекается Конан-Дойлем.


О ТОМ, ЧТО ПРЕДШЕСТВУЕТ
                              ВЫБОРУ ПРОФЕССИИ

     Мы  говорили  о  возросшем  интересе молодежи к гуманитарным наукам, об
увеличивающемся  из  года в год потоке заявлений о зачислении на юридический
факультет,  и  один  из  нас спросил Фролова, почему он избрал специальность
следователя.
     - Как-то  не  задумывался  над  этим, - признался Николай Николаевич. -
Вообще-то  говоря,  в школе я собирался стать педагогом. А стал следователем
и  не  жалею  об  этом,  мне даже кажется, что между этими профессиями много
общего.  Видимо,  на  мой  выбор в какой-то степени оказали влияние семейные
традиции  (отец  Фролова  работал  в ВЧК, а дед был присяжным поверенным), а
скорей  всего, рассказы отца об Александре Васильевиче Чернове, с которым он
дружил  с 1919 года. Чернов был яркой личностью. Он оставил в памяти знавших
его  глубокий  след.  Оказал  он большое влияние и на меня. Каждый с кого-то
делает  свою  жизнь. Я свою сделал с Чернова. О нем я вспоминал, когда писал
заявление  в  юридический  институт.  Вспоминаю  о нем и сейчас. Он для меня
эталон  следователя и человека. Кстати, один эпизод из его биографии раскрыл
для  меня  профессию  следователя  с  совершенно  неожиданной  стороны.  Это
произошло на Алтае в 1921 году...


x x x

     Тот   разговор  мало  чем  напоминал  обычные  допросы.  Ни  хитроумных
вопросов  следователя, ни эффектных очных ставок. Да и сам допрос происходил
не  в  традиционном  кабинете  следователя  со шторами на окнах, а в большой
деревянной  юрте,  возвышавшейся  шестигранником на обрывистом берегу горной
Катуни.  Несколько  грубо  обструганных  табуреток,  пирамида винтовок, а на
стене   плакат  с  оборванным  кем-то  на  курево  уголком:  красноармеец  в
буденовке,  указывая пальцем на присутствующих, строго спрашивает: "А что ты
сделал для фронта?"
     Необычным  было  все:  следователь, в недалеком прошлом батрак, а затем
рядовой  пятьдесят  седьмого  сибирского  полка.  Образование  -  два класса
церковноприходской   школы,  империалистическая  война  и  красногвардейский
партизанский  отряд.  Время  -  неспокойный на Алтае ноябрь тысяча девятьсот
двадцать   первого  года  и  та  сложная  обстановка,  которая  сложилась  в
Усть-Коксе, отрезанной белобандитами от уездного центра.
     Последние  недели  партийные  и  советские  работники Уймонского района
Горного  Алтая  жили в постоянном напряжении: поступили сведения, что сильно
потрепанные   в   начале  года  регулярными  частями  Красной  Армии  отряды
белогвардейского  генерала  Кайгорода  вновь  спустились  с  гор.  Обещанный
уездом  отряд  в  пятьсот  штыков  для  защиты  Усть-Коксы не подавал о себе
никаких  сведений.  То  ли  его  по каким-то причинам не отправили, то ли он
разгромлен  бандитами.  Ходили слухи, что бандиты захватили Учембек, Онгудай
и  сжимают  кольцо вокруг Улалу. Проверить эти слухи не удавалось: посланные
на  разведку  люди  не  вернулись. Внешне село жило своей обычной жизнью, но
тревога таилась в каждой юрте, каждой избе.
     Посоветовавшись   с   председателем   ревкома  и  командиром  чоновцев,
начальник  милиции  района Александр Васильевич Чернов приказал раздать всем
коммунистам  и  комсомольцам  оружие.  Было выставлено сторожевое охранение,
улицы патрулировались.
     Общее  напряжение еще более усилилось, когда на околице села обнаружили
убитого  чоновца.  Голова  паренька  была  отрублена  и  лежала в нескольких
саженях  от  туловища,  на груди, прижатый камнем, белел листок бумаги: "Так
будет  со  всеми  большевиками.  Ждите  нас". И село, затихнув, ждало, ждало
страшного, неизвестного.
     И  вот вчера чоновцы задержали всадника. Когда его окликнули, он пустил
во  весь мах свою резвую лошадку. Может быть, ему и удалось бы уйти, если бы
не  милиционер  Филиппов,  который,  проскакав  скрытно  две  версты  по дну
оврага,  выскочил  ему  наперерез,  загородив  дopory.  Всадника  ссадили  с
лошади, сорвали с него оружие.
     - Кто такой?
     - Охотник из Чибита.
     - А почему бежал?
     - Испугался. Много людей, много ружей...
     Неизвестного  доставили  к  Чернову.  Допрос ничего не дал: неизвестный
по-прежнему утверждал, что он охотник.
     И  вот  его  вновь  привели к Чернову, в эту юрту, которая одновременно
была кабинетом начальника милиции, залом для совещаний и складом оружия.
     Александр  Васильевич  ходил  крупными  шагами  по  устланному  шкурами
мягкому  полу  юрты, раскуривая трубку. Казалось, все его внимание поглощено
этим  нехитрым  делом  и  он  совершенно  не замечает милиционера Филиппова,
сидящего  у  выхода  с винтовкой между колен, и задержанного - низкорослого,
худощавого,  с  узким  разрезом  испуганных  глаз,  одетого  во  франтоватую
шубу-барнаулку  и  мягкие сапоги без каблуков. В юрте было сильно натоплено,
и  задержанный,  видимо, изнывал от жары в своей добротной шубе. Его смуглое
скуластое  лицо  лоснилось  от  пота,  пот струйками сбегал по лбу, застилая
глаза.  Комкая  заскорузлыми  красными  руками  овчинную  шапку  с цветастой
шелковой  кисточкой,  он время от времени вытирал ею лоб и сипло дышал, лoвя
ртом воздух, как таймень, выброшенный на берег.
     От показаний этого человека зависела жизнь сотен людей.
     Где  бандиты,  что они замышляют, какими располагают силами? На все это
ответить  мог  только  один  он.  Чернов  во  что  бы то ни стало должен был
добиться  от  него  правды.  Но  как  это  сделать?  Александр Васильевич не
сомневался,   что  неизвестный  связан  с  кайгородовцами  и  послан  ими  в
Усть-Коксу  на  разведку.  Об  этом свидетельствовало слишком многое. Копыта
лошади  задержанного  были  обмотаны  тряпками,  курок  новенького японского
карабина  -  на  боевом  взводе,  в  торочной  суме  - хлеб, несколько банок
консервов,  монгольский нож и фляга со спиртом, а к строевому кавалерийскому
седлу подвешены для отвода глаз два убитых тушканчика-прыгуна.
     Разве на охоту в горы едут с карабином и обматывают копыта лошади?
     Но  Чернов  хорошо  знал  алтайцев  и  их обычаи, он сам был наполовину
алтайцем  и прожил здесь много лет. Алтаец простодушен и правдив. Но, солгав
- вольно или невольно, - он уже до конца будет стоять на своем.
     Неизвестного  теперь  не  заставят сказать правду ни уличающие вопросы,
ни  факты,  ни  угроза  смерти.  "Если алтаец выбрал дорогу, он с нее уже не
свернет,  даже  если  она  ведет  его в пропасть", - говаривал отец Чернова,
который  был  кумандинцем.  Эти  слова Александр Васильевич хорошо запомнил.
Если  выбрал  дорогу...  Но  разве  человек, сидящий перед ним, выбирал себе
дорогу?  Просто,  обманутый,  он  пошел по чужой стежке. Пошел и заблудился,
увяз  в  глубоком  снегу.  Неужто  он  отвернется, когда друг укажет ему его
настоящую  дорогу?  Чернов не верил в бога, о котором ему рассказывала мать,
забитая  крестьянка,  никогда  не  выезжавшая  за пределы Бийского уезда. Он
видел  слишком  много несправедливостей, батрача у богатеев, и слишком много
смертей  на  фронте.  Но  он  все-таки верил в чудеса - в те чудеса, которые
делает  с людьми правда, за которую он проливал кровь. Она, эта правда, была
проста  и  бесхитростна,  как  весь  уклад жизни бедняков, как политая потом
краюха  крестьянского  хлеба. Понять эту правду мог каждый, надо было только
разглядеть  ее. Перед ней складывали оружие полки, открывались задубевшие от
несправедливостей  сердца ожесточившихся людей. И она победно шла от края до
края  по  всей  русской земле, громыхая "Интернационалом" и алея флагами. Не
выдержит   натиска  этой  правды  и  человек  в  шубе-барнаулке.  Не  должен
выдержать...
     И  Александр  Васильевич  решился  на  шаг,  сделать который до него не
решился бы, наверно, ни один следователь...