мо, тот, за кого себя выдаете. Но я бы хотел вам
задать еще несколько вопросов. Не возражаете?
   "Изумленный" Миллер безмолвно кивнул.
   - Хорошо, - повторил адвокат. - Вы подвергались обрезанию?
   - Нет, - пробормотал совершенно сбитый с толку Миллер.
   - Покажите, - негромко приказал адвокат. Петер не пошевелился.
   - Покажите, сержант! - рявкнул адвокат.
   Миллер вскочил со стула, стал по стойке "смирно".
   - Цю бефель, - сказал он, простоял три секунды, держа руки по швам, потом
расстегнул брюки. Адвокат взглянул и кивком разрешил застегнуться.
   - Ладно, значит, вы не еврей, - сказал он примирительно.
   Усевшись на стул, Миллер растерянно пробормотал:
   - Конечно, не еврей.
   - Дело в том, - улыбнулся адвокат, - что евреи, случалось, хотели  выдать
себя за наших товарищей. Но таких мы быстро раскусывали. А  теперь  я  начну
задавать вам вопросы. Проверю, тот ли вы,  за  кого  себя  выдаете.  Где  вы
родились?
   - В Бремене.
   - Верно. Место вашего рождения указано в списке членов СС. Я с ним только
что сверился. В "Гитлерюгенде" состояли?
   - Да. Вступил в тридцать пятом, в десять лет.
   - Ваши родители были убежденными национал-социалистами?
   - Да, и отец, и мать.
   - Что с ними стало?
   - Погибли при бомбежках Бремена.
   - Когда вы подали заявление в СС?
   - Весной сорок четвертого года. В восемнадцать лет.
   - Где обучались?
   - В учебном лагере в Дахау.
   - Вытатуирована ли у вас на левой подмышке группа крови?
   - Нет. Да и выкалывали ее не на левой, а на правой подмышке.
   - Почему же вас не татуировали?
   - Видите ли, обучение в лагере заканчивалось в августе  сорок  четвертого
года, и нас должны были направить служить в войска  СС.  Однако  в  июле  во
флоссенбургский концлагерь пригнали офицеров, замешанных в  заговоре  против
Гитлера, и тамошнее начальство попросило для усиления охраны направить к ним
людей из нашей части. Вот меня с десятком других самых  прилежных  курсантов
туда и послали. Так что мы  пропустили  и  выпускной  парад,  и  татуировку.
Однако комендант сказал, она  не  понадобится,  ведь  на  фронт  мы  уже  не
попадем.
   Адвокат кивнул. Комендант, без сомнения, понимал, что в июле  1944  года,
когда союзники продвинулись уже в глубь Франции, война близилась к концу.
   - А кортик вы получили?
   - Получил. Из рук коменданта.
   - Что было на нем написано?
   - Слова "Кровь и честь".
   - Чему вас учили в Дахау?
   - Мы прошли полный курс военной подготовки и политико-идеологический курс
в дополнение к уже изученному в "Гитлерюгенде".
   - Песни разучивали?
   - Да.
   - Как называется сборник маршей, в котором есть "Песня Хорста Весселя"?
   - Это альбом "Время борьбы за нацию".
   - Где расположен учебный лагерь Дахау?
   -  В  пятнадцати  километрах  от  Мюнхена.  И  в  пяти  от   одноименного
концлагеря.
   - Какую форму вы носили?
   - Серо-зеленые брюки и такого же цвета китель с черными  петлицами  -  на
левой стоял чин; сапоги и ремень из черной кожи с вороненой пряжкой.
   - Что было на ней изображено?
   - По центру - свастика, а вокруг девиз "Честь в преданности".
   Адвокат встал и потянулся. Закурил сигару, подошел к окну сказал:
   - А теперь, сержант Кольб, расскажите о концлагере во  Флоссенбурге.  Где
это?
   - На границе Баварии и Тюрингии.
   - Когда он открылся?
   - В тридцать четвертом  году.  Это  одно  из  первых  заведений  для  тех
сволочей, что предали фюрера.
   - Каковы были его размеры?
   -  В  мою  бытность  -  триста  на  триста  метров.  По  границе   стояли
девятнадцать сторожевых вышек с легкими пулеметами.  Переклички  проводились
на  площадке  размером  двадцать  один  на  сорок  один  метр.  Эх,  как  мы
забавлялись там с жидами..ш
   - Не отвлекайтесь, - буркнул адвокат. - Расскажите лучше, какие там  были
службы и сколько.
   - Двадцать четыре барака, кухня, баня, больница и множество мастерских.
   - А для охраны?
   - Две казармы, магазин и бордель.
   - Как избавлялись от трупов?
   - За территорией лагеря был крематорий, к нему вел подземный ход.
   - Чем в основном занимались заключенные?
   - Работали в каменоломне. Она располагалась вне лагеря, ее окружал  забор
из колючей проволоки со своими сторожевыми вышками.
   - Каково было население лагеря в сорок четвертом году?
   - Около тысячи шестисот человек.
   - Где находилась контора коменданта?
   - За территорией, в доме на склоне холма.
   - Назовите комендантов.
   - До меня их было два. Майор СС Карл Кунслер, которого сменил капитан  СС
Карл Фрич. А при мне лагерем командовал подполковник Макс Кегель.
   - Номер вашего политотдела?
   - Второй.
   - Где он размещался?
   - В конторе коменданта.
   - Чем там занимались?
   - Следили за исполнением приказов правительства о применении к  некоторым
заключенным особых мер воздействия.
   - В число таковых входили Канарис и другие заговорщики?
   - Да, майн гepp. Их всех ждали особые меры.
   - Когда привели приговор в исполнение?
   - Двадцатого апреля сорок пятого года. Американцы уже  вошли  в  Баварию,
поэтому из Берлина, пришел приказ казнить всех  заговорщиков.  Это  поручили
мне и моим товарищам. К тому времени я получил чин сержанта, хотя  в  лагерь
прибыл рядовым, поэтому и был в нашей группе главным.  А  закопать  тела  мы
поручили заключенным. Среди них оказался и тот глазастый Гартштейн, черт его
побери! Потом нам приказали гнать узников на юг. А в  пути  мы  узнали,  что
фюрер покончил с собой. Тогда офицеры  нас  покинули,  а  заключенные  стали
разбегаться в леса. Кое-кого из  них  мы,  сержанты,  постреляли,  но  потом
поняли: идти дальше нет смысла. Ведь все кругом заняли янки.
   - И последний вопрос о Флоссенбурге, сержант. Если  там  поднять  голову,
что видно?
   - Небо, наверное, - озадаченно проговорил Миллер.
   - Да нет, глупец вы этакий, не вверху, а на горизонте!
   - А-а, вы, наверное, имеете в виду развалины замка на холме, так?
   Адвокат кивнул и улыбнулся.
   - Кстати, его построили в четырнадцатом веке, - заметил он и подвел итог.
- Хорошо, Кольб, допустим, во Флоссенбурге вы служили.  А  как  вам  удалось
спастись?
   - Дело было так. Распустив заключенных, мы пошли кто куда. Я наткнулся на
рядового из вермахта, стукнул его по голове и снял с него форму. А через два
дня меня схватили янки. Я оттрубил два года в лагере для  военнопленных,  но
на всякий случай сказал, что служил в армии, а не в СС. Ведь  тогда,  знаете
ли, ходили слухи, будто янки расстреливают эсэсовцев на месте.  Потому  я  и
соврал.
   Адвокат выдохнул сигарный дым и сказал:
   - Так поступали многие, - а потом спросил:
   - Имя вы не изменили?
   - Нет. Хотя документы выбросил - в них значилось, что я служил  в  СС.  А
вот фамилию менять не стал. Решил, простого  сержанта  искать  не  будут.  А
казнь Канариса в то время казалась всем пустяком. Это уж потом  его  сделали
героем, а то место в  Берлине,  где  казнили  главных  участников  заговора,
превратили в мемориал. Но к тому времени Федеративная республика уже  выдала
мне документы на имя Кольба. Впрочем, не опознай меня этот  санитар,  ничего
не случилось бы, а раз он меня узнал, никакое ложное имя не спасет.
   - Верно. А теперь повторим кое-что из пройденного вами в Дахау. Начните с
клятвы преданности фюреру.
   Допрос продолжался еще три часа, и Миллер мысленно поблагодарил Остера за
требовательность. Петер  даже  вспотел,  но  отговорился  тем,  что  недавно
перенес тяжелую болезнь и весь день  не  ел.  Наконец,  когда  уже  близился
вечер, подозрения адвоката рассеялись.
   - Так чего же вы хотите? - спросил он Миллера.
   - Мне нужны документы на новое имя. Я изменю внешность -  отращу  волосы,
усы подлиннее - и устроюсь на работу гденибудь  в  Баварии.  Я  же  искусный
пекарь, а людям нужен хлеб, верно?
   Впервые за время разговора адвокат расхохотался.
   - Да, мой дорогой Кольб, людям нужен  хлеб.  Итак,  слушайте.  Обычно  на
таких, как вы, мы время и деньги не тратим. Но раз уж вы попали в беду не по
своей вине, раз вы казнили предателей рейха, я  постараюсь  вам  помочь.  Но
мало переменить имя в ваших водительских правах. Вам  нужен  новый  паспорт.
Деньги у вас есть?
   - Ни гроша. Я даже к вам добирался на перекладных.
   Адвокат протянул ему банкноту в сто марок.
   - У меня вам оставаться нельзя, а новый паспорт  придет  не  раньше,  чем
через неделю. Я отошлю вас к своему другу.  Он  и  выхлопочет  вам  паспорт.
Живет он в Штутгарте. Вы сначала устройтесь там в гостиницу, а потом идите к
нему. Я ему позвоню, он будет вас ждать.
   Адвокат написал на листке несколько слов и передал его Меллеру, сказав:
   - Его зовут Франц Байер.  Здесь  его  адрес.  Если  вам  понадобятся  еще
деньги, Байер поможет. Но не транжирьте. Сидите тихо и  ждите,  когда  Байер
выправит вам новый паспорт. Потом мы устроим вас на работу в Южной Германии,
где вас никто не найдет.
   Миллер взял деньги и записку.
   - Спасибо вам, герр доктор, большое спасибо, - смущенно  пробормотал  он,
прощаясь.
   Горничная проводила его до дверей. Через час он уже мчался в  "ягуаре"  в
Штутгарт, а адвокат позвонил Байеру и приказал ему ждать  у  себя  к  вечеру
некоего Рольфа Гюнтера Кольба, скрывающегося от полиции.
   В те дни Нюрнберг и Штутгарт еще не соединялись  прямым  автобаном,  и  в
ясный солнечный день шоссе, что вилось по франконской равнине и меж лесистых
холмов и долин Вюртемберга, бывало очень живописным. Но туманным февральским
вечером, в гололед езда по этой асфальтовой ленте  едва  не  стоила  Миллеру
жизни. Дважды тяжелый "ягуар" чуть-чуть не  слетел  в  кювет,  дважды  Петер
приказывал себе не торопиться. Ведь Байер - человек, знавший, как  раздобыть
поддельный паспорт, - никуда не денется.
   Миллер приехал в Штутгарт засветло и устроился в небольшой  гостинице  на
окраине. У портье он взял план города и нашел  дом  Байера  в  фешенебельном
районе рядом с виллой Берг, где былыми летними ночами развлекались  когда-то
герцог Вюртембергский и его свита.
   Следуя карте, он проехал холмистый центр Штутгарта и остановил  машину  в
километре от дома Байера. Запирая дверцу, он  не  заметил  пожилую  женщину,
выходившую из соседнего дома с еженедельной встречи членов  Общества  помощи
больницам.
   Франц Байер был  полненьким  и  по  характеру  очень  радушным  мужчиной.
Предупрежденный Вервольфом, он встретил Миллера на  пороге,  представил  его
жене, которая тут же скрылась в кухне, и спросил:
   - Ну, Кольб, а раньше ты бывал в Штутгарте?
   - Признаться, нет.
   - Так вот,  местные  жители  славятся  гостеприимством.  А  ты,  конечно,
голоден. Когда ел в последний раз?
   Миллер признался, что не завтракал и не обедал, весь день провел в пути.
   - Боже мой, какой ужас. - Байер, казалось, искренне расстроился.  -  Тебе
надо поесть. Знаешь что? Мы сейчас поедем в город и хорошенько  поужинаем...
И не смей отказываться, обидишь.
   Он проковылял на кухню, сказал жене, что едет  с  гостем  в  ресторан,  и
через десять минут на своей машине устремился  вместе  с  Миллером  в  центр
Штутгарта.
   В тот же вечер адвокат из  Нюрнберга  решил  позвонить  Байеру  еще  раз,
узнать, добрался ли Кольб. Трубку сняла жена Франца.
   - Да, да, приезжал молодой человек. Они с мужем уехали в ресторан.  Такой
приятный молодой человек. Я столкнулась с ним, когда он  запирал  машину.  Я
шла с собрания членов Общества помощи больницам. Это очень далеко  от  моего
дома. Он, наверное, заблудился. В Штутгарте, знаете ли,  это  очень  просто.
Здесь столько тупиков и переулков...
   - Постойте, фрау Байер, - перебил ее адвокат.  -  "Фольксвагена"  у  него
быть не могло. Он должен был приехать на поезде.
   -  Нет,  нет,  -  заверила  его  фрау  Байер,   желая   козырнуть   своей
осведомленностью. - Он приехал в автомобиле. Такой приятный молодой  человек
и такая красивая машина. У него, наверно, от девушек отбоя нет.
   - Послушайте меня внимательно. Какой марки у него машина?
   - Этого я, конечно, не знаю. Она спортивная. Длинная,  черная,  с  желтой
полосой на боку.
   Адвокат бросил трубку, вновь  поднял  ее  и  набрал  нюрнбергский  номер.
Дозвонившись до гостиницы, попросил соединить с одним  из  номеров.  Наконец
знакомый голос произнес: "Алло".
   - Маккензен, - рявкнул Вервольф. - Быстро ко мне. Миллер нашелся.

ГЛАВА 13

   От Нюрнберга до  Штутгарта  быстрее,  чем  за  два  часа,  не  добраться.
Маккензен гнал машину безбожно и в половине  одиннадцатого  доехал  до  дома
Байера.
   Фрау Байер, встревоженная вторым  звонком  Вервольфа  и  сообщением,  что
Кольб совсем не тот, за кого себя выдает, открыла Маккензену дверь, дрожа от
страха, а его резкие вопросы испугали ее еще сильнее.
   - Когда они уехали?
   - Около четверти девятого, - пролепетала она.
   - Сказали, куда собираются?
   - Нет. Франц просто узнал, что молодой человек весь день не ел,  и  повез
его в ресторан. Я предложила что-нибудь приготовить сама, но Франц не  любит
ужинать дома. Только и ждет, как бы...
   - А этот Кольб. Вы сказали, что видели, как он  ставил  машину.  Где  это
было?
   Она описала улицу, где стоял  "ягуар",  объяснила,  как  туда  добраться.
Маккензен глубоко задумался, потом спросил:
   - В какой ресторан, по-вашему, они могли поехать?
   Поразмыслив, жена ответила:
   - Его излюбленное место - "Три якоря" на Фридрихштрассе.  Думаю,  сначала
они поедут именно туда.
   Маккензен вышел из дома и проехал к "ягуару".  Внимательно  оглядел  его,
чтобы при случае не перепутать. Он долго не мог  решить,  остаться  здесь  и
подождать Миллера, или нет. Дело в  том,  что  Вервольф  приказал  выследить
Байера и  Миллера,  предупредить  Франца  и  отослать  его  домой,  а  потом
расправиться с Петером. Но  предупредить  Байера  теперь  означало  спугнуть
Миллера, дать ему возможность уйти, поэтому звонить в "Три якоря"  Маккензен
не стал.
   Он взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Он сел в свой "мерседес" и
направился к центру города.

***

   Йозеф бодрствовал на кровати в  номере  заштатной  гостиницы  на  окраине
Мюнхена, как вдруг из фойе позвонили и сказали, что ему  пришла  телеграмма.
Йозеф спустился и забрал ее.
   Вернувшись к себе, он вскрыл желто-коричневый конверт и пробежал взглядом
внушительное содержимое. Телеграмма начиналась так:
   Сельдерей: 481 марка 53 пфеннига
   Дыни: 362 марки 17 пфеннигов
   Апельсины: 627 марок 24 пфеннига
   Грейпфруты: 313 марок 88 пфеннигов.
   Список был длинный, однако все входившие в него  фрукты  и  овощи  обычно
экспортировал в Европу  Израиль,  так  что  телеграмма  читалась  как  ответ
какого-нибудь представителя торговой фирмы о ценах на продукты. Пользоваться
международным телеграфом для передачи шифровок - дело рискованное, однако  в
ФРГ из-за границы приходит ежедневно  столько  деловых  телеграмм,  что  для
проверки их всех потребовалась бы целая армия криптографов.
   Не обращая внимания на слова, Йозеф выписал  все  цифры  впритык  друг  к
дружке. Таким образом, трех -  и  двухзначные  числа,  обозначавшие  цены  в
марках  и  пфеннигах,  исчезли,  из  них  образовалось  одно  число,   столь
многозначное, что оно занимало несколько строк. Йозеф разбил его  на  группы
по шесть цифр, вычел из каждой  тогдашнюю  дату  -  20  февраля  1964  года.
Получились новые шестизначные числа.
   Для  шифровки  использовался  простейший  книжный  код,   основанный   на
Уэбстеровском толковом словаре английского языка,  изданном  в  Нью-Йорке  в
серии  "Популярная  библиотека".  Первые  три  цифры   шестизначного   числа
указывали номер его страницы, в четвертой учитывалась  лишь  четность.  Если
цифра была нечетной, это означало, что  искать  нужно  в  левом  столбце  на
странице словаря, если четной -  в  правом.  Последние  две  соответствовали
номеру слова в столбце, если считать сверху. Йозеф трудился не покладая  рук
полчаса, наконец раскодировал телеграмму, прочел ее... и горестно  схватился
за голову.
   Еще через полчаса он  сидел  у  Леона.  Прочитав  шифровку,  руководитель
группы мстителей выругался, а потом сказал:
   - Какая жалость. Но такое я предвидеть не мог.
   Ни Леон, ни Йозеф не знали,  что  за  последние  шесть  дней  в  "Моссад"
поступили три коротких сообщения. Одно послал резидент в  Буэнос-Айресе.  Он
передал, что некто в Аргентине санкционировал выплату  суммы,  эквивалентной
миллиону западногерманских марок, некоему Вулкану, чтобы тот смог "закончить
очередную стадию исследовательских разработок".
   Второе сообщение пришло от сотрудника одного из швейцарских банков, через
который средства из разбросанных по  всему  миру  нацистских  фондов  обычно
переводились на счета живших в ФРГ людей "Одессы". В нем говорилось, что  из
банка в Бейруте в банк в Западной Германии  переслали  один  миллион  марок,
которые получил наличными человек, десять лет назад имевший там счет на  имя
Фрица Вегенера.
   Третье исходило от египетского полковника, занимавшего высокий пост в том
отделе службы безопасности АРЕ, которому было поручено охранять завод № 333.
За вознаграждение, достаточное для безбедной жизни в отставке, он согласился
несколько часов побеседовать с агентом "Моссада" в одной из  гостиниц  Рима.
Во время этой беседы полковник сообщил, что ракетам  в  Хелуане  не  хватает
лишь надежной системы теленаведения, а разрабатывают ее в Западной Германии,
и вся затея обойдется "Одессе" в миллион марок.
   Данные  сообщения  вместе  с  тысячами   других   обработали   компьютеры
профессора Ювеля Неймана, израильского гения, впервые применившего  ЭВМ  для
информационного анализа (впоследствии Нейман стал отцом израильской  атомной
бомбы).  И  если  человеческая  смекалка  могла  подвести,  машинный   разум
безошибочно связал три сообщения в логическую цепочку,  "вспомнив",  что  до
скандала с женой в 1955 году под  именем  Фрица  Вегенера  назывался  Эдуард
Рошманн. A в подвале у Леона Йозеф безапелляционно заявил:
   - Я остаюсь здесь. Ни на шаг не отойду от телефона,  по  которому  должен
звонить Миллер. Достаньте мне мощный мотоцикл и бронежилет. Даю вам  на  это
час. Если немец  вдруг  позвонит,  я  должен  быть  готов  приехать  за  ним
немедленно
   - Если его разоблачили, вы все равно не успеете.
   - Теперь понимаю, зачем они его предупреждали. Стоит ему на милю  подойти
к Рошманну, как его убьют.
   Когда Леон ушел  из  подвала,  Йозеф  перечитал  шифровку  снова.  В  ней
говорилось:  "Согласно  последним  сведениям,   успех   разработки   системы
теленаведения для ракет Египта зависит от  западногерманского  промышленника
по прозвищу Вулкан.  Его  настоящее  имя  Рошманн.  Немедленно  задействуйте
Миллера, чтобы выследить и уничтожить Рошманна. Баклан".
   Йозеф уселся за стол и  начал  заряжать  свой  "Вальтер  ППК",  время  от
времени поглядывая на молчавший телефон.

***

   За ужином Байер вел себя как радушный хозяин - рассказывал  свои  любимые
анекдоты и сам же над ними хохотал. Не раз Миллер пытался перевести разговор
на тему о новом паспорте. Но Байер лишь  хлопал  его  по  плечу,  просил  не
волноваться и добавлял: "Предоставь это мне,  старик,  предоставь  это  дяде
Байеру".
   Проработав восемь лет в журналистике, Миллер знал, как споить собеседника
и остаться трезвым самому. Для этого лучше всего заказать белое вино  -  его
подают как шампанское, в ведерках со льдом, куда при случае можно опорожнить
свой стакан. Такую уловку  Петеру,  пока  Байер  глядел  в  другую  сторону,
удалось проделать трижды.
   На десерт они распили две бутылки превосходного рейнвейна,  и  с  Байера,
одетого в тесный, наглухо застегнутый костюм, градом покатился пот. Толстяку
вновь захотелось пить, и он заказал третью бутылку.
   Миллер притворился, будто не верит, что ему всерьез хотят помочь с  новым
паспортом, поэтому за содеянное в сорок пятом во Флоссенбурге  он  угодит  в
тюрьму.
   - Разве ва