спортивное купе "хардтоп". Я справился
о нем в гараже.
   Вервольф призадумался, потом сказал:
   - Надо выяснить, где теперь этот журналист.
   - В Гамбурге Миллера нет, - спешно заверил его  Меммерс.  -  Он  уехал  в
пятницу днем, сразу после рождества. Впрочем, можно узнать, что за статью он
собирается писать. Я еще не занимался вплотную - не хотел спугнуть его.
   - Я знаю, что он готовит. Хочет  выдать  одного  из  наших  товарищей.  -
Вервольф помолчал, потом спросил:
   - Так можете вы узнать, где он теперь, или нет?
   - Пожалуй, - отозвался Меммерс. - Позвоню  его  девушке,  снова  назовусь
сотрудником крупного журнала и скажу,  что  мне  нужно  срочно  связаться  с
Миллером. Судя по первому разговору, она простушка и купится на это.
   - Хорошо, так и сделайте, - одобрил план Вервольф. - Я  перезвоню  вам  в
четыре.

***

   В то утро Кэдбери отправился в Бонн на пресс-конференцию, что давал  один
из министров. А в половине одиннадцатого позвонил Миллеру в отель.
   - Рад, что застал вас, - начал он. -  У  меня  возникла  одна  интересная
мысль. Давайте встретимся в "Сёркль Франсэ" в четыре часа.
   Когда они встретились, Кэдбери заказал чай и без обиняков начал:
   -  Вот  о  чем  я  подумал.  Если  Рошманна  арестовали  и  опознали  как
преступника, его дело должно  было  попасть  на  глаза  британским  юристам,
работавшим в зоне оккупации. Вам не доводилось слышать о  лорде  Расселе  из
Ливерпуля?
   - Нет, никогда, - ответил Миллер.
   - Bo время оккупации он был главным юрисконсультом британской зоны. Потом
написал книгу "Под бичом свастики". О чем эта книга,  ясно  из  названия.  В
Германии его за нее невзлюбили, но зверства фашизма описаны там точно.
   - Он юрист?
   - Да, и в прошлом первоклассный. Но теперь он отошел от  дел  и  живет  в
Уимблдоне. Не знаю, помнит ли он меня, но  могу  вам  дать  рекомендательное
письмо.
   - Неужели он не забыл события пятнадцатилетней давности?
   - У него феноменальная память. Если он сталкивался с делом  Рошманна,  то
помнит его до мелочей. Я в этом уверен.
   Миллер кивнул и хлебнул чая:
   - Что ж, я не прочь слетать в Лондон и побеседовать с ним.
   Кэдбери вынул из кармана конверт и протянул Миллеру:
   - Рекомендательное письмо я уже написал. Желаю удачи.
   К звонку Вервольфа у Меммерса все было готово.  Миллер  звонил  Зигрид  и
сказал, что остановился в Бад-Годесберге, в отеле "Дрезен".

***

   Вервольф положил трубку и раскрыл телефонную книгу. Нашел  нужное  имя  и
набрал код района Бонн-Бад-Годесберг.

***

   Миллер вернулся в отель позвонить в аэропорт и заказать билет на  самолет
в Лондон на следующий день, вторник, тридцать первое декабря. Когда он вошел
в фойе, девушка-администратор с улыбкой указала  ему  на  сидевшего  у  окна
пожилого человека в черном зимнем пальто, со шляпой и зонтиком в руках:
   - Этот господин хочет побеседовать с вами, герр Миллер.
   Петер подошел  к  нему,  удивленно  размышляя,  кто  мог  знать,  что  он
остановился именно в этом отеле.
   - Вы хотели меня видеть?
   Мужчина поспешно встал:
   - Герр Миллер?
   - Да.
   Мужчина резко, по-старомодному кивнул головой и представился:
   - Меня зовут Шмидт. Доктор Шмидт.
   - Что я могу для вас сделать?
   Доктор Шмидт обезоруживающе улыбнулся и произнес:
   - Видите ли, мне сказали, вы журналист. Независимый  журналист,  и  очень
толковый. Говорят, вы готовите свои материалы очень тщательно.
   Миллер молча ждал, когда собеседник перейдет к делу.
   - Моим друзьям, - продолжал Шмидт, - стало известно,  будто  вы  наводите
справки о происшедшем... давно, так скажем. Давным-давно.
   Миллер замер, лихорадочно соображая, что это за друзья и кто им обо  всем
рассказал. И понял - он сам расспрашивал о Рошманне по всей стране.
   - Верно, я навожу справки об Эдуарде Рошманне, - сухо подтвердил он. -  А
что?
   - Да, да, о капитане Рошманне. И  я  подумал,  что  могу  вам  помочь.  -
Мужчина заглянул Миллеру прямо в глаза и тихо произнес:
   - Капитан Рошманн погиб.
   - Неужели? - изумился Миллер. - А я и не знал.
   - Еще бы. - Доктор Шмидт, казалось, обрадовался. - Откуда  вам  знать?  И
все же это так. Вы напрасно тратите время.
   - Когда же он погиб? - разочарованно спросил Миллер. - В последний раз он
упоминается в документах в апреле 1945 года.
   - Да, конечно. - Шмидта, казалось, распирало от желания помочь Миллеру. -
Его убили вскоре после этого. Он вернулся в свою родную  Австрию  и  пал  от
американской пули весной сорок пятого. Тело опознали  несколько  его  старых
друзей.
   - Он, видимо, был удивительным человеком, - заметил Миллер.
   Шмидт согласно кивнул:
   - Сказать по правде, многие из нас тоже так считали.
   - Я имею в виду, - продолжил Миллер, словно его и не прерывали, - что  он
оказался вторым после Иисуса Христа, восставшим из мертвых. Ведь  двадцатого
декабря 1947 года британцы захватили его в Граце живым.
   В глазах доктора отразился сверкавший за окнами отеля снег.
   - Вы глупец, Миллер. Большой глупец. Позвольте мне, как человеку  гораздо
старше вас, дать вам совет. Бросьте это дело.
   Миллер оглядел его и презрительно буркнул:
   - По-видимому, я должен вас поблагодарить.
   - Если воспользуетесь моим советом.
   - Вы опять меня не поняли. По неподтвержденным  данным,  Рошманна  видели
еще раз - в Гамбурге в середине октября нынешнего года.  Вы  их  только  что
подтвердили.
   - Повторяю, вы поступите очень неразумно, если не бросите свою  затею.  -
Помимо холода, в глазах "доктора" появился  страх.  Было  время,  когда  его
приказам подчинялись беспрекословно, и он никак не мог отвыкнуть от этого.
   Миллер покраснел от гнева:
   - Меня от вас тошнит, герр доктор, - выплюнул он. - От вас и  всей  вашей
вонючей шайки. Сверху на вас лоск, а внутри - гниль. Вы - позор нашей нации.
И я буду искать Рошманна, пока не найду.
   Он направился прочь, но Шмидт схватил его за руку. Стоя лицом к лицу, они
оглядели друг друга.
   - Вы же не еврей, Миллер. Вы ариец.  Один  из  нас.  Что  мы  вам  такого
сделали?
   Миллер высвободил руку и ответил:
   - Если не уразумели до сих пор, то уже не поймете.
   -  Эх,  молодежь,  молодежь.  Все  вы  одинаковы.  Почему  вы  никого  не
слушаетесь?
   - Потому что мы такие по духу. Я, во всяком случае.
   Шмидт прищурился:
   - Вы же не дурак, Миллер. А ведете себя глупо, как  те  жалкие  создания,
кого постоянно мучит совесть. Но теперь я начинаю спрашивать  себя,  нет  ли
здесь личного интереса?
   - Может быть, и есть, - бросил Миллер, уходя.

ГЛАВА 8

   Приехав в Уимблдон, Миллер без труда нашел нужный дом. Он стоял на  тихой
уютной улице. На звонок Петера  дверь  открыл  сам  лорд  Рассел  -  крепкий
шестидесятилетний старик. Миллер представился.
   - Вчера я был в Бонне, - сказал он Расселу. - Обедал  с  мистером  Энтони
Кэдбери. Он дал мне ваш адрес и рекомендательное  письмо.  Мне  бы  хотелось
побеседовать с вами.
   Лорд Рассел удивленно оглядел Миллера.
   - Кэдбери? Энтони Кэдбери? Что-то не припомню...
   - Он международный обозреватель, - подсказал Миллер. - Работал в Германии
сразу после войны. Освещал суды над  нацистами.  Процессы  по  делам  Йозефа
Крамера и других. Вы должны их помнить.
   - Конечно, конечно. Да, да, Кэдбери. Журналист. Я вспомнил. Давненько  мы
с ним не виделись. Ну что же мы стоим? Здесь холодно,  а  я  уже  не  молод.
Проходите в дом.
   Не дожидаясь ответа, Расселл пошел в прихожую. Миллер последовал за  ним,
закрыл дверь, преградив путь леденящему  ветру  последнего  дня  1963  года.
Подчинившись жесту хозяина дома, Петер повесил плащ на  крючок  и  прошел  в
гостиную, где весело пылал камин, а там протянул Расселу письмо от  Кэдбери.
Тот взял его, быстро прочел и удивленно поднял брови.
   - Помочь в поисках нациста? Вы  приехали  сюда  за  этим?  -  Он  оглядел
Миллера исподлобья. Не успел Петер ответить, как Рассел продолжил:
   - Присядем. В ногах правды нет.
   Они расположились в покрытых цветастыми чехлами креслах у камина.
   - Как случилось,  что  молодой  немецкий  журналист  разыскивает  бывшего
фашиста? - без обиняков спросил лорд Рассел.
   Миллера его суровая прямота несколько обескуражила.
   - Расскажу обо всем по порядку, - начал он.
   - Да уж, пожалуйста, - произнес англичанин  и  наклонился,  чтобы  выбить
трубку о каминную полку. Пока Петер рассказывал, он не спеша набил ее вновь,
раскурил и, когда Петер закончил, довольно попыхивал ею.
   - Надеюсь, вы поняли мой ломаный английский? - спросил наконец Петер.
   Лорд Рассел, казалось, пробудился от грез.
   - Да, конечно. Он лучше  моего  немецкого.  Все  забывается,  знаете  ли.
Значит, вы хотите найти Рошманна. Зачем?
   - На то есть причины, - сухо  ответил  Миллер.  -  Я  считаю,  его  нужно
разыскать и предать суду.
   - Ага. Я тоже. Вопрос в том, дойдет ли дело до суда?
   - Если я найду его, - дойдет, - не моргнув глазом, ответил Миллер. -  Даю
слово.
   Но англичанин и бровью не повел. Он тихонько попыхивал трубкой, пускал  к
потолку колечки дыма. Молчание затянулось.
   - Сэр, - сказал наконец Миллер. - Помните ли вы его?
   - Помню ли я? Конечно, помню. По крайней мере  имя.  А  вот  лицо  забыл.
Память с годами, знаете ли, тускнеет.
   - Ваша военная полиция арестовала его  двадцатого  декабря  1947  года  в
Граце, - подсказал Миллер и  вынул  из  нагрудного  кармана  две  фотографии
Рошманна.
   Рассел  осмотрел  их  и  рассеянно  заходил  по  гостиной,  погрузился  в
размышления.
   - Да, - сказал он наконец. - Я его вспомнил.  Мне  в  Ганновер  даже  его
досье из Граца выслали.  На  основании  нашего  отчета  Кэдбери,  видимо,  и
составил свою заметку. - Рассел повернулся к Миллеру.  -  Значит,  этот  ваш
Таубер утверждал, что видел, как третьего апреля 1945 года  Рошманн  выезжал
из Магдебурга на Запад?
   - Да, так записано у него в дневнике.
   - А мы взяли его через два с половиной года. И знаете где?
   - Нет.
   - В британском лагере  для  военнопленных.  Да,  нахальства  Рошманну  не
занимать... Хорошо, Миллер, я расскажу вам все, что знаю.

***

   ...Машина, в  которой  ехали  Рошманн  и  его  дружки-эсэсовцы,  миновала
Магдебург и повернула на юг к Баварии и  Австрии.  К  концу  апреля  беглецы
добрались до Мюнхена и разделились. К тому времени Рошманн обзавелся  формой
капрала германской армии и документами на  собственное  имя,  в  которых  он
значился как служащий в вермахте.
   К югу от Мюнхена наступали американцы, озабоченные не столько  положением
гражданского населения - им занимались одни армейские бюрократы,  -  сколько
слухами о том, что высшие военные  чиновники  рейха  собирались  укрыться  в
Баварских  Альпах  -  в  горной  крепости  неподалеку   от   Берхтесгардена,
резиденции Гитлера, - и сражаться до последнего патрона. На сотни  бродивших
по дорогам безоружных немецких  солдат  войска  Паттона  внимания  почти  не
обращали.
   Передвигаясь по ночам, скрываясь днем в лесных хижинах или на  сеновалах,
Рошманн пересек исчезнувшую в тридцать восьмом году после аннексии границу с
Австрией и направился на юг, к родному Грацу. Там он знал  людей,  способных
его приютить.
   Ему удалось пройти всю Австрию, и лишь шестого мая  у  самого  Граца  его
остановил английский патруль. Самообладание Рошманну изменило - он попытался
бежать в лес. Вслед раздалась автоматная  очередь,  одна  пуля  пробила  ему
легкое. Небрежно обыскав заросли  в  темноте,  англичане  ушли,  не  заметив
Рошманна. А ему удалось проползти полкилометра до ближайшего  дома  фермера,
теряя сознание, прошептать имя известного ему в Граце врача.  Тем  же  часом
фермер выехал за врачом на велосипеде. Три  месяца  за  Рошманном  ухаживали
друзья - сначала в доме у фермера, а потом в другом доме, в Гране. Когда  он
встал  на  ноги,  война  уже  кончилась,   Австрию   разделили   на   четыре
оккупационные зоны. Грац был в самом сердце английской.
   В то время всем немецким солдатам надлежало отбыть два года в лагере  для
военнопленных, и Рошманн, решив, что там он  будет  в  безопасности,  сдался
властям.  С  августа  1945  по  август  1947  года,  пока  не  прошла  самая
ожесточенная охота на убийц из СС, Рошманн жил в лагере, ни в  чем  особенно
не нуждаясь. Дело в том, что сдался он  под  именем  своего  бывшего  друга,
офицера вермахта, убитого в Северной Африке.
   Тогда по дорогам Германии бродило столько немецких солдат без документов,
что любые имена, которыми  они  себя  называли,  принимались  союзниками  за
истинные. У оккупационных властей не было  ни  времени,  ни  возможности  их
проверить. Словом, летом 1947 года Рошманна выпустили, и он решил, что может
без опаски вернуться домой. Но ошибся.
   Один  из  прошедших  ад  рижского  концлагеря,  уроженец  Вены,  поклялся
отомстить Рошманну. Он колесил по улицам Граца, ждал, когда тот  возвратится
к родителям которых покинул в 1939 году, к жене Хелле, которую  не  видел  с
1943 года.
   После освобождения Рошманн устроился на ферму под  Грацем,  а  двадцатого
декабря 1947 года отправился домой на  рождество.  Мститель  уже  ждал  его.
Спрятавшись за колонной, он узнал Рошманна в высоком голубоглазом  блондине,
который подошел к дому своей жены Хеллы, воровато огляделся и постучал.
   А через час, ведомые бывшим узником рижского концлагеря, в дверь к  Хелле
постучали   два   заинтригованных   сержанта   Британской   полевой   службы
безопасности (ПСБ). Вскоре  они  обнаружили  Рошманна  -  он  спрятался  под
кроватью. Будь Рошманн посмелее, он бы  сблефовал  и  убедил  англичан,  что
узник ошибся. Но от страха он залез под  кровать,  чем  себя  и  выдал.  Его
отвели к майору ПСБ, который, не церемонясь, запер его  в  камеру  и  послал
запрос в Берлин американцам.
   Подтверждение пришло через двое  суток,  и  каша  заварилась.  Американцы
попросили перевезти Рошманна в Мюнхен, где бы он выступил свидетелем на суде
по  делам  других  эсэсовцев,  бесчинствовавших  в  нескольких   концлагерях
неподалеку от Риги. Англичане согласились.
   В шесть часов утра восьмого января 1948  года  Рошманна  в  сопровождении
сержантов королевской военной полиции и  ПСБ  посадили  в  Граце  на  поезд,
шедший в Мюнхен через Зальцбург.
   Лорд Рассел остановился у камина и выбил трубку.
   - А что было потом? - спросил Миллер.
   - Он сбежал.
   - Что?!
   - Сбежал. Выпрыгнул на ходу из окна  уборной  и  ушел  по  снегу.  Погоня
успехом не увенчалась, а через шестнадцать месяцев,  в  мае  сорок  девятого
года, образовалась ФРГ, и мы сдали дела в Бонн.
   Миллер закончил свои заметки и закрыл блокнот.
   - Так куда же теперь обратиться? - спросил он.
   - Наверное, к властям вашей страны. - Лорд Рассел надул щеки.  -  Вы  уже
знаете биографию  Рошманна  от  рождения  до  января  сорок  восьмого  года.
Остальным должны поделиться с вами ведомства ФРГ.
   - Какие именно? - спросил Петер и услышал ответ, которого опасался.
   - Что касается Риги,  то  ей  занимается  гамбургский  отдел  генеральной
прокуратуры.
   - Там я уже был.
   - И вам не помогли?
   - Ничуть.
   - И неудивительно, - улыбнулся лорд Рассел. - В Людвигсбург ездили?
   - Да. Там обошлись со мной любезно, а помочь все равно не смогли. Такие у
них порядки.
   - Что ж, официально больше обратиться некуда. Но выход есть. Вы слышали о
Симоне Визентале?
   - Визентале? Да, краем уха.
   - Он живет в Вене. Еврей, уроженец Польской Галиции. Четыре года провел в
двадцати концлагерях. Чудом выжил и решил  посвятить  остаток  жизни  поиску
нацистских преступников. Но суда  над  ними  он  не  вершит,  лишь  собирает
всевозможные сведения, а когда окончательно убеждается,  что  нашел  нужного
человека, сообщает в полицию. Если та ничего не предпринимает, он устраивает
пресс-конференцию. Не стоит говорить, что власти ФРГ и Австрии его не жалуют
Ведь он считает, что они сидят сложа руки: не только  скрывающихся  нацистов
не разыскивают, но и известных не арестовывают.  Бывшие  эсэсовцы  ненавидят
Визенталя - они дважды пытались убить  его,  бюрократам  хочется,  чтобы  он
оставил их в покое. Впрочем,  многие  простые  люди  считают  его  героем  и
всячески ему помогают.
   - Теперь я вспомнил. Не он ли выследил Адольфа Эйхмана?
   Лорд Рассел кивнул:
   - Он узнал, что тот  скрывался  под  именем  Рикардо  Клемента  и  жил  в
Буэнос-Айресе. Израильтяне сумели вывезти  его  из  Аргентины.  Визенталь  -
единственный, кто может знать о Рошманне что-нибудь новое.
   - Вы с ним знакомы? - спросил Миллер.
   Лорд Рассел вновь кивнул:
   - Пожалуй, я напишу для вас  рекомендательное  письмо.  К  Симону,  желая
получить сведения, приходят многие. Так что моя рекомендация не помешает.
   Он подошел  к  письменному  столу,  набросал  на  листе  гербовой  бумаги
несколько строк и запечатал его в конверт.
   - Желаю удачи. Она вам понадобится, - сказал он  и  проводил  Миллера  до
дверей.

***

   На другое утро Петер самолетом английской  авиакомпании  ВЕА  вернулся  в
Бонн, взял свою машину и отправился в Вену через Штутгарт, Мюнхен, Зальцбург
и Линц.
   Переночевал он  в  Мюнхене.  Петер  решил  не  торопиться:  был  гололед,
проезжую часть то и дело  сужали  до  одной  полосы,  а  на  другие  пускали
грейдеры или песочницы, которые тщетно пытались совладать с непрекращавшимся
снегом. На другое утро Миллер поднялся рано и добрался бы до Вены  к  обеду,
если бы не пришлось стоять у Бад-Тёльца, что на самом выезде из Мюнхена.
   Шоссе шло по густому сосновому лесу, как вдруг несколько знаков  "сбавить
ход" остановили движение. У обочины была запаркована  полицейская  машина  с
включенной мигалкой, поперек дороги, сдерживая поток, стояли двое патрульных
в белых шинелях. На противоположной стороне творилось то же  самое.  В  этом
месте на шоссе выходила прорубленная в лесу грунтовая дорога, там,  где  она
пересекала автобан, стояли по два солдата, в зимней форме,  с  подсвеченными
жезлами в руках, ждали, когда из леса покажется то, что пока скрывалось там.
   Сгорая от нетерпения, Миллер опустил  стекло  и  обратился  к  одному  из
полисменов:
   - В чем дело, отчего такая задержка?
   Патрульный не торопясь подошел к "ягуару" и улыбнулся:
   - Из-за маневров. Скоро из леса пойдут танки.
   И впрямь, через пятнадцать минут появился первый из них,  между  деревьев
показалась длинная пушка, похожая на хобот принюхивающегося слона,  потом  с
глухим гулом Бронированное чудовище перекатилось через автобан.

***

   Старший сержант Ульрик Франк был счастлив. В тридцать лет  он  осуществил
свою заветную мечту - командовать танком. Он даже помнил, когда эта мечта  в
нем зародилась. Дело было так.  В  январе  1945  года,  его,  мальчугана  из
Мангейма, в первый раз повели  в  кино.  Перед  фильмом  крутили  журнал,  в
котором захватывающе показывалось, как "тигры" Гассо фон Мантейфеля  шли  на
американцев и англичан.
   Ульрик, как завороженный, смотрел  на  командиров  в  стальных  касках  и
защитных очках, бесстрашно возвышавшихся над открытыми люками. С той  минуты
жизнь одиннадцатилетнего мальчика круто переменилась. Выходя из  кинотеатра,
он поклялся, что рано или поздно станет командиром танка.
   На это у него ушло девятнадцать лет. И вот на зимних учениях 1964 года  в
лесах  вокруг  Бад-Тёльца  он  возглавлял  экипаж  своей  первой  машины   -
американского М-48 "паттон".
   А для "паттона" эти учения были последними. В лагере танкистов уже  ждали
новенькие французские АМХ-13 - ими перевооружали армию ФРГ. И  через  неделю
Ульрик получил в свое распоряжение более  маневренную  и  лучше  вооруженную
машину.
   Франк оглядел черный крест новой немецкой армии на башне,  а  под  ним  -
собственное  имя  танка,  и  ему  стало  грустно.  Хотя  Ульрик   командовал
"паттоном" всего  полгода,  этот  танк  навсегда  останется  его  первенцем,
любимчиком. Франк окрестил его "Драхенфельс" - "Скала д