ькнули черные  усики  и
выпуклые как у лягушки, бесцветные глаза.
   - Своих чой-то не вижу, - произнесло подозрительно лицо,  отодвигаясь
вглубь.
   Северин сунул в щель удостоверение:
   - Откройте, пожалуйста, Аким Петрович, милиция.
   Звякнула цепочка, дверь  распахнулась,  и  мы  увидели  малоформатную
личность,  по  пояс  голую,  всю  поросшую  мелкой  черной  шерстью,   в
закатанных до колен тренировочных штанах.
   - Милиция, - с нескрываемым удивлением протянул  хозяин,  и  тут  его
лягушачьи глазки разглядели Туточкина. - А, - воскликнул он,  -  товарищ
начальник! Ну, проходите, проходите!
   Мы зашли в маленькую переднюю.
   - Значит, решили наконец уважить Козырева, - тараторил Аким Петрович,
в голосе его играло торжество. -  Признали,  стало  быть,  мою  правоту,
оценили, слава те, Господи! Заходите, заходите! - делал он  приглашающие
движения, но первым умудрился прошмыгнуть в комнату, и  когда  мы  вошли
следом, уже встретил нас с толстой канцелярской папкой в руках,  которую
судорожно на весу, роняя отдельные листки, перебирал, приговаривая:
   - Все у меня тут, все. Все копии, что я вам писал. А вы... - в голосе
его задрожала обида. - Сколько я вам сигнализировал! Ноль внимания, фунт
презрения! А  Трифонов  так  и  ходит  по  вечерам  с  работы  с  полным
портфелем, - он делал ударение на первом слоге. - А что в этом портфеле,
знаете? Нет? А я знаю! У Семенихиной второй  месяц  тетка  какая-то  без
прописки живет - она говорит, родственница. А  вы  проверьте!  И  заодно
проверьте,  откуда  у  Копчикова  машина  -  при  двухстах-то   двадцати
рубчиках, да минус алименты, да  плюс  теща  от  второго  брака!  А  еще
проверьте...
   - Стоп!  -  сказал  Стас,  оглядываясь  на  Туточкина.  Тот  стоял  с
несчастным видом, закатив глаза. - Давайте по порядку.
   Он взял у Козырева из рук папку, взвесил ее оценивающе  на  ладони  и
поинтересовался деловито:
   - Что тут у вас есть на Старостину?
   - На Наталью Кирилловну? - удивился хозяин. - Ничего нету. Вот  разве
текст она на меня, так то ж по рассеянности! -  Он  махнул  рукой.  -  И
завсегда потом возмещает. Я, бывает, побелить еще в ванной не  успею,  а
она опять протекет. Но, - Козырев поднял палец, обращая наше внимание, и
закончил торжествующе:
   - Все равно возмещает!
   - Значит, хорошая женщина? - уточнил Северин.
   - Хорошая, - подтвердил Аким Петрович. - Правда, больше трояка в долг
не дает, зато и взад денег не просит. - Он захихикал.
   - А вот мужчина к ней ходит... - начал Стас.
   - Виктор Пальга? - подхватил Козырев. - В Москве  на  хорошей  работе
работает, большой души человек. Иной раз встретит, так сам  скажет:  "На
тебе. Петрович, синенькую, поправь свое драгоценное".  Не,  на  них  зря
говорить не буду!
   - А зря и не надо, - покладисто согласился Северин. - Вы  нам  только
одно скажите: часто вам приходилось у Старостиной в квартире бывать?
   - Приходилось, - с готовностью откликнулся Козырев. - Как она на меня
протекает, так я зараз к ней бегу краны перекрывать.
   Тут Северин придвинулся к нему поближе и сказал со значением:
   - Вот какое дело. Получили мы  сигнал...  -  Козырев  аж  на  цыпочки
привстал, трепеща от внимания. А Стас продолжал:
   - Будто ваша соседка мебель антикварную скупает... Это правда?
   Аким Петрович разочарованно улыбнулся и махнул рукой:
   - Врут люди. Наталья Кирилловна с полгодика как югославский  гарнитур
прикупила, я ей сам и  помогал  затаскивать.  А  боле  у  ней  ничего  в
квартире, почитай, нету.
   - Да? - заинтересованно спросил  Северин,  ничуть  не  обескураженный
тем, что "сигнал" не подтвердился. - И как она его расставила?
   - Ну как? - задумался словоохотливый Козырев. - Вот тут, где  у  меня
трюмо, шкаф трехстворчатый поставила. Диван - у окна. Стол - посередке.
   - А что в другой комнате? У вас ведь квартира такая же?
   - В точности. Пойдемте, расскажу.
   Пропустив Козырева вперед, Стас сказал мне тихо:
   - Рисуй  план  квартиры  и  расположение  вещей.  Один  раз  в  жизни
используем гниду для пользы дела...
   Через полчаса на площадке между четвертым и пятым  этажами  собралась
вся  наша  группа.  Первым  в  квартиру  должен  был  зайти   специально
привезенный  нами  из  Москвы  сотрудник  в  бронежилете,  шлеме   и   с
пуленепробиваемым щитом. За ним мы, каждый  со  своей  задачей:  по  два
человека в комнаты, в кухню, в ванную с туалетом. В квартире Козырева, а
также в 60-й квартире на шестом этаже ждали сотрудники в форме,  которые
должны были в момент начала операции  выйти  на  балконы,  чтобы  он  не
вздумал баловать. На всякий случай лифт застопорили  на  третьем  этаже.
Сверху и снизу подходы к 56-й перекрывали наши люди, чтобы не  допустить
не вовремя вышедших соседей.
   Северин взглянул на часы. Снизу привели перепуганного насмерть  Акима
Петровича. Увидев человека в шлеме и со щитом, он задрожал как  осиновый
лист. Стас подвел его к ярко-красной двери и нажал на кнопку звонка.
   - Кто там? - спросил через несколько  томительных  мгновений  женский
голос, и Северин крепко сжал плечо Козырева.
   - Это я, Кирилловна! - заблеял он. - Опять ты на меня текешь!
   Замок щелкнул. Козырева сдернули вниз по лестнице. Я рванул  на  себя
ручку двери, и на площадку вылетела маленькая плотная женщина в коротком
халатике, с ходу попав в объятия Северина.
   - Тес! - прошипел он грозно, зажимая ей рот ладонью и вместе  с  ней,
как бы в танце, проникая в квартиру. - Где он?
   В глазах у женщины метался страх. Она еле заметно кивнула  в  сторону
дальней комнаты. Я на  цыпочках  сделал  два  шага  вперед  и  распахнул
стеклянную с  занавесками  дверь,  открывая  проход  обороненному  щитом
сотруднику. Тот вошел и остановился на пороге. Мы заглядывали ему  через
плечо. Виктор Данилевский лежал поперек смятой кровати, разметав во  сне
одеяло, и тихо посапывал.
   Чувствуя, как постепенно отпускает напряжение, я осторожно подошел  к
кровати, сунул руку под подушку и  быстрым  движением  пошарил  там,  но
ничего не обнаружил. Тогда я просто взял спящего за плечо и потряс. Луна
открыл глаза, мы встретились с ним  взглядами.  Наверное,  полминуты  он
смотрел на нас, не говоря ни  слова.  Потом  медленно  сел  на  постели,
свесил ноги и произнес хриплым со сна голосом:
   - Вот твари, менты поганые! Такой сон испортили...
 
25 
 
   Всю долгую дорогу от Москвы до Александрова мы с Севериным так и эдак
прикидывали, как нам переиграть Луну. Разумеется, при  условии,  что  мы
его все-таки задержим. Но вот в том,  что,  когда  это  произойдет,  нам
придется именно сыграть с ним, мы не сомневались.  Ставок  в  этой  игре
будет несколько, но одна из главных - время, вернее, темп. Ибо  ситуация
сложилась,  прямо  скажем,  нестандартная:  в  процессе  наших   занятий
выяснилось, что убийца,  оказывается,  не  конечный  объект  розыска,  а
промежуточное звено, свидетель, от которого можно получить очень  важные
для нас  сведения.  Причем,  по  понятным  причинам,  получить  их  надо
максимально быстро. Желательно - тут же, на месте.
   А исходили мы вот из чего. Из того, что Троепольская, видимо,  права:
Шу-шу, конечно, не могла придумать эту аферу одна, не укладывается это в
ее, так сказать, образ. Но нам теперь - к  счастью  или  к  сожалению  -
известно  больше,  чем  Ольге,  когда  она  субботним  вечером  торопясь
дописывала последние страницы  своего  "дневника".  И  ясно,  что  Шу-шу
"работала в паре" не с похожим на хорька наркоманом, не  с  Кроликом,  у
которого тараканы в голове, а  именно  с  кем-то  третьим.  Вот  с  этим
"третьим" на свидание мы и ехали по запруженному автомобилями отдыхающих
граждан Ярославскому шоссе. В том, что Луне известно, кто такой седой на
белой "шестерке", сомнений быть не могло. Целых два  часа  в  машине  мы
вполне бесплодно муссировали вопрос:  как  заставить  его  нам  об  этом
рассказать.
   Оставалось прикидывать варианты.  Что  мы  и  делали,  к  концу  пути
основательно заморочив себе голову.
   Строить планы было особенно трудно потому, что мы еще не  знали,  при
каких обстоятельствах возьмем Луну.  В  какой,  так  сказать,  кондиции.
Окажет он сопротивление или все пройдет тихо-мирно? Обнаружатся при  нем
улики: пистолет, наркотики - или  нет?  Каждый  вариант  порождал  новые
варианты. Удастся ли с  ходу  развалить  его  на  корыстное  убийство  и
организацию кражи морфина? Маловероятно. Скорее всего  Данилевский,  как
человек опытный, к тому же с профессионально  крепкими  нервами,  начнет
валять Ваньку. И тут снова не угадаешь, потому что валять  Ваньку  опять
же можно по-разному.
   Например, откровенное "я - не я, кобыла  не  моя"  с  целью  выиграть
время на раздумья - то самое время, которое  хотим  выиграть  мы.  И  до
покаянного разрывания  на  груди  рубахи:  убил,  но  без  корысти,  без
предварительного умысла, на почве ревности. А в  промежутке  еще  добрый
пяток версий.
   Перед самым Александровом мы устали гадать и закончили  тем,  с  чего
надо было бы начать: решили действовать по обстановке,  помня  при  этом
главное: Луна - игрок, причем не только по профессии, но и по натуре.  А
у каждого игрока есть  по  крайней  мере  одна  сильная  и  одна  слабая
сторона. Первая - он реалист, умеет трезво оценивать козыри  противника,
подсчитывать шансы и психологически  всегда  готов  к  тому,  что  можно
проиграть. Вторая - вопреки реальности,  вопреки  любой  трезвой  оценке
игрок обязательно должен хотя бы в самой глубине души  хранить  надежду,
что ему вдруг повезет. Он не может  до  последнего  момента  не  лелеять
мечту отыграться. Что бы ради этого ни пришлось поставить на кон. Вот  с
таким, если позволите, инструментарием, мы  и  готовились  приступить  к
работе,  стоя  вокруг  смятой  постели  и  наблюдая,   как   позевывает,
подергивает зябко плечами, почесывается со сна  наш  грозный  противник.
Часы пущены, кому-то из нас пора сделать ход.
   Луна вдруг сладко потянулся  и  сделал  попытку  встать,  но  Северин
остановил его, придержав за плечи.
   - Вы чего, граждане начальники, совсем оборзели? - по-детски обиженно
надув губы, глянул Данилевский на нас снизу вверх.  -  Что  мне,  так  и
сидеть тут перед вами голым? Дайте хоть одеться!
   Лицо у него было словно выпиленное лобзиком - жесткое, с  правильными
чертами. Простодушная обида не шла ему,  не  вязалась  она  с  холодными
серыми глазами,  глядящими  исподлобья,  с  желваками,  напрягшимися  на
острых скулах, с тревожной голубой жилкой, внезапно возникшей  на  левом
виске под бледной кожей. Короткие черные волосы с ранней легкой проседью
придавали ему совсем уж мужественный вид - хоть сейчас прямо на экран. Я
поймал   себя   на   неприязненной   мысли,   что   женщины,   наверное,
оборачиваются, когда он идет по улице.
   - Оденешься,  -  жестко  отвечал  ему  Северин,  поискал  глазами  по
комнате, увидел на кресле рубашку с брюками, тщательно  ощупал  карманы,
вытащил из брюк ремень и бросил одежду Данилевскому на колени.
   Но Луна скептически осмотрел все это и отложил в сторону.
   - Не пойдет. Вы ж меня, господа хорошие,  отсюда,  чай,  не  в  театр
повезете, а прямо на кичу. Так что надо мне прикинуться поосновательней.
   Тут он снова как ни в чем не бывало попытался встать по направлению к
шкафу, но опять Северин остановил его легким толчком в грудь. Совершенно
неожиданно Луна от этого толчка не просто  сел  на  место,  а  повалился
навзничь.
   - Ну, вы даете! - приговаривал он, лежа на  спине  и  обалдело  крутя
головой.  -  Десятеро  одетых  на  одного  голого!  Вы  бы   еще   взвод
автоматчиков привели. - Он сел, сердито глядя на нас. - За кого вы  меня
держите, а? За убийцу детей Ионесяна, что ли?
   Вот в этот момент я и понял вдруг, что Луна уже,  оказывается,  начал
свою партию. Что все эти сладкие потягивания, надутые губы, это деланное
возмущение и недоумение не могут быть спроста. Не тот он  парень,  чтобы
ломать комедию, тратить силы на пустом месте, без всякого расчета. Но  в
чем этот расчет?
   Я глянул на Стаса - он выглядел озабоченно. Похоже, как и  я,  что-то
почувствовал. Оглядевшись по сторонам, он взял от  стола  стул,  перенес
его в дальний пустой угол комнаты, потом подхватил Данилевского под руку
выше локтя и пересадил туда.
   "Грамотная работа", - мысленно похвалил я Северина. Когда не  знаешь,
что делать, делай по правилам! В любом случае Луна  должен  быть  сейчас
изолирован от любой возможности оказать сопротивление, уничтожить улику,
сделать попытку убежать.
   Но, оказавшись в углу, Данилевский только  уселся  поудобней  закинув
руку за спинку стула, всем своим видом выказывая ироническое отношение к
нашим предосторожностям.
   - Цирк - да и только! - криво ухмыльнулся он, оглядывая  столпившихся
в дверях хмурых  оперативников,  задерживая  взгляд  на  любопытствующих
лицах понятых. - Вы скажите прямо, чего нужно, я сам отдам. "Джеф",  что
ли? Так вон он, в шкафу, на полке за шапками. Берите, только не забудьте
оформить: выдал добровольно!
   Стас кивнул мне, я подошел к шкафу, открыл дверцу и запустил руку  на
верхнюю полку. Через секунду я извлек  оттуда  для  всеобщего  обозрения
тугой кулек из белого  непрозрачного  целлофана,  перетянутого  скотчём.
Взвесив его на руке, я прикинул: около килограмма.
   - Девятьсот тридцать граммчиков -  все  тут,  до  единого!  -  весело
заявил из своего угла Данилевский и махнул беспечно рукой:
   - Эх, жизнь! Опять мне не быть богатым! Только размечтался... Так  вы
мне дадите одеться или нет?
   - Дадим, дадим, - успокоил я его, бережно передавая кулек Северину. В
распахнутом шкафу висели на  плечиках  два  костюма,  модная  матерчатая
куртка с крыльями и джинсы.  Я  снял  с  вешалки  один  из  костюмов.  -
Годится?
   Он отрицательно мотнул головой:
   - Нет. Лучше джинсы. И не те, что висят,  а  другие.  Там,  в  шкафу,
сумка внизу стоит, дай ее сюда, а то сам не разберешься.
   Луна даже руку нетерпеливо протянул, но я, не обращая внимания на это
предложение,  вытащил  на  пол  спортивную  сумку,  расстегнул  на   ней
"молнию". В ней действительно лежали на дне еще одни  джинсы,  а  больше
ничего. На. всякий случай я ощупал ее бока, но  безрезультатно.  И  тут.
Данилевского прорвало:
   - Да вы что? - захлебываясь возмущением, заорал он.
   - Правда, думаете, что это я Шурку пришлепнул? Очень  надо  мне  было
руки марать! Тем более, так и так половина тут моя  была.  -  Он  дернул
головой в сторону стола, где лежал морфин. - Что я, фрайер жадный  -  за
вторую половину подрасстрельную статью себе шить?!
   Мы со Стасом  смотрели  друг  на  друга,  я  видел  отчетливо,  какие
старания он прилагает, чтобы не измениться  в  лице,  ибо  сам  сохранял
спокойствие только усилием воли. Среди множества вариантов, прокрученных
нами по дороге сюда, такого не было. Такого мы  и  представить  себе  не
могли:
   Луна сдает морфин, но уверяет, что Шу-шу не убивал!
   - Ну-ка,  ну-ка,  -  тихо  и  очень  серьезно  спросил  его  Северин,
наклоняясь к нему. - И как же тогда "джеф" к тебе попал?
   - Все равно не поверите, - обреченно ссутулился  Данилевский,  понуро
отворачиваясь к окну. - Вам  галочка  нужна:  убийцу  поймали.  А  я  не
убивал, ясно? Пришел к ней на свиданку, как договорились, а она  того...
уже труп... И рядом это лежит...
   Отвернувшись на секунду в мою сторону, Северин показал  мне  глазами:
дескать, черт знает что! Я был с ним полностью  согласен.  Хорошо,  если
это всего лишь линия защиты, избранная Луной: предположим,  ему  удалось
спрятать или уничтожить пистолет, из которого убита Шу-шу, и  теперь  он
хочет использовать таким образом презумпцию невиновности. Я не убивал, а
если можете доказать обратное - докажите! Ну, это еще было  бы  полбеды,
тут бы мы еще поборолись, нам не привыкать. А если он не врет?  То,  что
он рассказывает, выглядит настолько  фантастическим,  что  вполне  может
оказаться правдой. Я представил себе лицо Комарова, когда мы ему об этом
докладываем, и мне стало нехорошо.
   - Так что можете тут искать до утра, - понуро продолжал  Данилевский,
- больше ничего у меня нет. - И закончил почти жалобно:
   - Дайте одеться, наконец. Холодно!
   В конце  концов  он  выбрал  джинсы,  рубашку  с  длинными  рукавами,
заставил меня два  раза  сходить  в  прихожую,  менять  ему  ботинки  на
кроссовки, долго выбирал носки.
   Куртку с крыльями Луна  не  надел,  но  держал  теперь  в  руках.  "В
камерах-то не жарко", - хмуро пояснил он. Северин сказал Балакину:
   - Митя, проведи обыск вместе с ребятами до конца. И  потщательней.  -
Он скосил глаза на Данилевского, тот криво пожал плечами и хмыкнул. -  А
мы в райотдел.
   Я одобрительно кивнул. На таком уровне нам со Стасом не  надо  ничего
объяснять друг другу. Здесь, в квартире, при  таком  количестве  народа,
обстановка для откровений не самая подходящая. А в райотделе Данилевский
сейчас напишет нам собственноручно чистосердечные показания - пусть пока
по своей версии. Он не скрывает, что имеет отношение  к  краже  морфина?
Очень хорошо! Через час мы будем знать имя того, у кого морфин украден.
   - Пошли, - сказал  Северин,  а  Данилевский  ответил,  поднимаясь  со
стула:
   - Прощай, свободка, здравствуй, кича! Давно не виделись...
   И мы двинулись к выходу из комнаты: я впереди. Луна за мной,  замыкал
Северин. Поэтому, наверное, большая часть того, что произошло  в  тесной
полутемной прихожей, где толклись  возле  стеклянных  дверей  понятые  и
курили два опера из отделения, ускользнула  от  моего  внимания.  Я  уже
взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной деловитый возглас
Луны: "А вот эта курточка потеплей будет!" И обернулся  как  раз  в  тот
момент,  когда  Северин,  оттолкнув  плечом  Данилевского  прямо  в  мои
объятия, выхватил что-то у него из рук. А уже через секунду  из  комнаты
донесся его звенящий напряжением голос:
   - Товарищи понятые, попрошу сюда! И задержанного приведите!
   Когда мы вошли, Стас стоял в дальнем  углу,  там,  где  раньше  сидел
Луна, и держал в руках за плечи черную кожаную куртку,  демонстрируя  ее
всем присутствующим.
   - Попрошу занести в протокол, - говорил он  зло  и  торжествующее.  -
Только что  задержанный  в  вашем  присутствии  пытался  завладеть  этой
курткой, висевшей на вешалке в прихожей. А теперь... - Северин,  обернув
руку платком, опустил  ее  в  карман  куртки,  -  а  теперь  мы  с  вами
посмотрим, зачем ему это было нужно.
   Не знаю, как понятые, а я лично уже знал, что сейчас увижу. На ладони
у  Северина  лежал  пистолет  системы  "Вальтер".   В   полной   тишине,
наступившей вслед за этим зрелищем, раздались странные  животные  звуки.
Данилевский рычал и скрипел зубами.
   Вот, значит, в какую  игру  он  играл  с  самого  начала!  Вот  зачем
требовал менять ему без конца одежду, зачем отдал нам быстренько морфин,
зачем пытался убедить нас, что не убивал Шу-шу! И  ведь  как  все  точно
психологически ему удалось рассчитать! Пусть даже мы не поверили, что он
не убийца. Но зато практически свыклись с мыслью,  что  раз  Данилевский
выдвигает такую версию, стало быть, пистолет он или надежно спрятал, или
уничтожил. И пусть бессознательно, но расслабились.
   А он пистолет не уничтожил и не спрятал.  И  сразу  с  первых  секунд
понял: оружие все равно найдут при обыске, а тогда ему конец. Как он сам
выразился, подрасстрельная статья. И Луна решил пойти ва-банк.  Пистолет
представлялся ему,  вероятно,  его  последним  шансом.  И  беспрестанной
сменой одежды, смысла которой мы не понимали, он хотел добиться, чтобы в
решающий момент  все  восприняли  замену  одной  куртки  на  другую  как
очередной  каприз.  Он,  может  быть,   и   мечтал-то   выиграть   всего
секунду-полторы. И если бы не реакция Северина...
   Пока писался протокол изъятия, пока пораженные  происходящим  понятые
скрепляли его подписями, Стас  в  возбуждении  гоголем  прох