очень любопытный  материал  -  так  называемый
отказной.   Неудачная   попытка   привлечь   Виктора   Данилевского   за
подстрекательство к совершению особо опасного преступления -  разбойного
нападения. Из этого материала  следовало,  что  Луна  не  оставил  своих
прежних занятий, не утратил азарта к добыванию денег  любыми  путями.  И
вот однажды ему удалось обкатать в  карты  партнера  -  судя  по  всему,
довольно мелкого жулика, не слишком удачливого  фарцовщика,  на  крупную
сумму: двадцать две тысячи. Паренек лез из  кожи  вон,  стараясь  отдать
долг, но едва успевал расплатиться с огромными процентами, которые  Луна
немилосердно насчитывал каждый месяц, как это у них называется, "включив
счетчик".
   Мелкий спекулянтишка полез с обрезом грабить квартиру -  следователь,
ведущий дело, резонно усмотрел в этом некоторую странность.  И  в  конце
концов на допросах выяснилось вот что. Однажды к  будущему  "разбойнику"
приехал домой Луна с двумя приятелями. Посадили его в машину, отвезли за
город, в лес. Там связали, бросили на землю;  били  ногами,  издевались,
окуная лицом в какое-то вонючее болотце. Сам Луна угрожал раскаленным на
костре железным прутом. И поставил условие: или в течение месяца деньги,
или - Раскаленный металл все же коснулся легонько щеки проигравшего, тот
дернулся, вскрикнув от боли...
   Читая протокол допросов, можно было увидеть, как старался следователь
доказать Данилевскому его вину. Но тщетно: тех двух приятелей  найти  не
смогли, одних показаний потерпевшего недоставало, а Луна твердо стоял на
том, что ничего такого не было.
   Вот, собственно, все, что удалось нам узнать о нем. И еще, пожалуй: с
Ялтой, с  родителями  он  уже  задолго  до  посадки  никаких  связей  не
поддерживал, в Москве проживал без прописки, снимал квартиру.
   Северин придвинул к себе листок бумаги, воздел  над  ним  карандаш  и
выжидательно оглядел нас. Пришла пора подводить итоги.  Вот  что  у  нас
получилось.
   "Азартен. Но при этом осторожен, расчетлив.
   Дерзок. Жесток. В принципе, вероятно, способен на любое преступление.
При задержании опасен.
   Возможные места  появления:  бега,  бильярдные,  магазины  "Березка",
автокомиссионные, ночные "катраны" (притоны для карточных игр),  притоны
наркоманов.
   Вывод: место обитания  -  большой  город,  предпочтительнее  всего  -
Москва".
   - Ну, что ж, - бодро заметил Северин, рисуя  под  последней  строчкой
унылую рожицу, - все ясно. Надо в  каждом  из  этих  мест  поставить  по
милиционеру - и Луна у нас в кармане.
   Балакин озадаченно почесал в затылке. А у меня вдруг мелькнуло  некое
давнее воспоминание.
   - Стас, - спросил я задумчиво, - помнишь, когда мы приехали на место,
ты что-то говорил про вокзальный вариант?
   - Говорил, - откликнулся он, с недоумением сдвигая брови. - И  что  с
того?
   Но я продолжал задавать вопросы больше сам себе:
   - Зачем ему понадобилось относить "дипломат" с "куклой" Копцову? Если
он живет в Москве, то на такси он через полчаса был бы в любой точке,  и
никто на его "дипломат" внимания не обратил бы. А где обратили  бы?  Где
он мог опасаться, что его с этим портфелем заметят? Или  даже  задержат,
попросят открыть.
   Как ни странно, первым понял меня не Стас, а Дима.
   - Только в таком месте, где он постоянно находится под  контролем!  -
воскликнул он и даже кулаком по столу грохнул от радости.
   Мы все трое переглянулись. Нам не надо  было  ничего  объяснять  друг
другу. Освободившись из колонии, Данилевский до снятия  судимости  терял
право проживать в крупных городах, в том числе  в  Москве  и  Московской
области. Но для преступника его  профиля  именно  Москва  с  ее  девятью
миллионами жителей да еще  двумя  миллионами  приезжих  была  нужна  как
воздух. И следовательно, ему необходимо было осесть,  зацепиться  где-то
рядом. Так, чтобы у милиции не было претензий, а столица со всеми своими
прелестями находилась бы не больше, чем часах в двух-трех езды. Для этой
цели вполне подходил любой пункт сразу за границей Московской области.
   - Казанское, Ярославское, Ленинградское направления, - быстро  сказал
Северин.
   - Курское тоже, - въедливо добавил Балакин.
   - Пожалуйста, - широко согласился Стас.  -  Твоим  же  операм  там  и
работать.
   Великое дело - профилактика! Перефразируя известный тезис, главное не
сама проверка, а неотвратимость проверки.  С  каждым  освободившимся  из
мест лишения свободы должен постоянно заниматься участковый -  по  идее,
конечно. Но уже сама эта идея срабатывает. Я ставил себя на место  Луны.
Вот вечером он  сходит  с  московской  электрички,  и  навстречу  ему  -
участковый или кто-то из местных работников милиции... Я ставил себя  на
их место: что у Данилевского за чемоданчик, зачем он ездил в  Москву?  И
снова на место Луны: "дипломат", как показала экспертиза, был оборудован
двойным  дном  -  перевертышем,  то  есть  специально  приспособлен  для
мошеннических операций. Без сомнения, он должен был  быть  ему  нужен  в
будущем, так чего зря таскать его туда-сюда, чего "светиться"?
   С хмурым видом выслушав наш доклад, Комаров кисло заметил:
   - Многовато предположений. А если сама посылка неверна? И  еще.  Даже
если вы в принципе угадали, почему берете только четыре вокзала?  Потому
что место преступления рядом?  Но  не  забывайте,  оно  уже  выбрано  не
случайно: тут тебе и дом  заброшенный,  и  черный  ход  есть,  и  всякая
сентиментальная лирика, на которую этот Луна мог ловить девчонку,  чтобы
заманить ее именно туда. А вообще-то, к вашему сведению, в Москве девять
вокзалов...
   - Константин Петрович, - с  обидой  за  идею  начал  Северин,  -  эти
все-таки наиболее вероятны. Давайте пока начнем с них.
   - Пока... - хмыкнул Комаров и глянул на часы.  -  Десятый  час.  Пока
марш по домам, вторую ночь подряд бдеть не будем. Если вы со своей идеей
попали в точку, завтра вам, работы хватит.
   И лично я высоко оценил, что он лишний раз не ткнул нам, что из  трех
отведенных дней один уже прошел, опять не принеся ничего, кроме радужных
планов.
 
23 
 
   Субботним утром Балакин по холодку первой  электричкой  отправился  с
Ярославского вокзала. В это же время три его оперуполномоченных  поехали
соответственно  в  Ленинградском,  Казанском  и  Курском   направлениях.
Конечно, можно было бы красиво,  как  в  кино,  отстукать  на  телетайпе
запросы во все концы. Но только в кино ответы на  эти  запросы  приходят
мгновенно.  А  в  жизни  все  немного  иначе:  канцелярия  она  и   есть
канцелярия... К тому же мы сочли, что личное присутствие нашего человека
на месте позволит не только потщательней, подотошней все проверить,  но,
если удастся обнаружить  Луну,  к  приезду  опергруппы  провести  и  всю
необходимую подготовку и рекогносцировку.
   Северин, как старший, сам себя отправил в "свободный  поиск":  решил,
чтоб  не  терять  даром  времени,  прокатиться  до   Южного   порта,   в
автомобильную комиссионку, понюхать там, что к чему,  а  оттуда  сделать
кружок по "Березкам". С утра  по  распоряжению  Комарова  ему  в  машине
установили рацию, так что теперь с ним  можно  было  связаться  в  любое
время. Мне выпало, по выражению Стаса, сидеть в лавке, возле  телефонов,
- и я сидел, терзаясь ожиданием.
   Заходили ребята  из  аналитического  отдела,  уточняли  наши  скудные
данные, хлопали ободряюще по плечу, обещали дать  "что-нибудь"  часам  к
двенадцати.
   Прибегал от Багдасаряна молодой озабоченный опер,  принес  фотографию
маленького  чернявого,  похожего  на  хорька  человечка,  рядом  положил
бумажку с данными: Мирзухин Сергей Анатольевич, 1960 г. р. Сказал:
   - Дома его нет, не ночевал двое  суток.  Сейчас  ищем.  -  И  добавил
туманно:
   - По своим каналам.
   Иногда в трубке появлялся вяловатый голос Северина: "свободный поиск"
результатов не давал.
   В одиннадцать заявился сам Багдасарян. Уселся на край  стола,  изящно
изогнув бровь, с видом знатока понюхал цикуту. Потом достал  из  пиджака
конверт  и  вытрусил  передо   мной   несколько   голубоватых   бумажных
прямоугольников  -  обычные  билеты   на   пригородную   электричку.   Я
вопросительно поднял на него глаза.
   - Мама у него такая хорошая, - вздохнул тяжко Леван.
   - Плачет все время. Говорит: посадили бы вы опять  его,  дурака!  Как
же, говорит, я такое народила!
   - О ком ты? - не понял я.
   - Кобру тебе ищу, - пояснил он и убежденно добавил:
   - Только его сажать нечего, его уничтожать надо.
   - Это что? - спросил я, показывая на билеты.
   - Мама его дала, - ответил Леван. - Кобра не чаще, чем  раз  в  месяц
появляется, только заедет  переодеться  и  снова  пропадает.  А  куда  -
неизвестно.  Так  мама,  святая  женщина,  сама  мне  все  его   карманы
перетрясла. И вот что нашла.
   Леван взял один билет за краешек, пополоскал в воздухе.
   - Казанская железная дорога. Четвертая зона. Скорей всего  -  станция
Малаховка.
   - Малаховка - она большая, - протянул я разочарованно.
   Багдасарян  пожал  плечами:  дескать,  чем  богаты,  тем  и  рады.  И
неожиданно предложил:
   - Собираюсь Кролика навестить. Пошли со мной?
   Я выразительно показал на телефон. Леван махнул рукой:
   - Ты думаешь, если что случится, не догадаются дежурному позвонить? А
он нас найдет.
   Чтобы попасть в изолятор временного содержания,  надо  пересечь  двор
управления, в это время  суток  залитый  ярким  солнцем.  В  предбаннике
изолятора сумрачно и мрачно.  Натужно  жужжит  электромоторчик,  щелкает
язычок замка, бесшумно открывает пасть тяжелая стальная дверь, пропуская
нас на теневую сторону жизни. Всякий раз, когда эта дверь снова  щелкает
за моей спиной, не могу обойтись без мурашек по спине...
   Я думал, что мы сразу пойдем в один из следственных  кабинетов,  куда
дежурный надзиратель приведет Крола.  Но  Багдасарян  свернул  в  другую
сторону, поманил меня за собой.
   - Хочу тебе сначала показать, с каким контингентом работаем, - сказал
он загадочно.
   Подойдя к нужной нам камере, Леван откинул  крышку  глазка,  заглянул
внутрь. Видимо, зрелище, которое перед ним открылось, не  доставило  ему
никакого удовольствия. Он страдальчески сморщился,  закрутил  озабоченно
голоси, зацокал с сожалением языком. Потом  он  отодвинулся,  освобождая
мне место. Я заглянул в камеру.
   Худой, если не сказать - исхудалый,  человек  с  длинными  спутанными
волосами сидел  прямо  на  полу,  сложив  ноги  по-турецки,  и  тихонько
заунывно выл. Даже  скорее  не  выл,  а  тоненько  скулил  по-звериному,
раскачиваясь из стороны в сторону. Крол сидел боком к двери, и лицо  его
не было мне видно, но я заметил, что он держит руками около рта какую-то
тряпку, которую то ли сосет, то ли грызет зубами.  Вдруг  вой  усилился,
человек согнулся пополам, как от  острой  боли  в  животе,  и  повалился
мешком на бок, но тряпки изо рта не выпустил.
   - Что это у него? - спросил я, в испуге отпрянув от глазка.
   - Майка, - коротко ответил Леван. - Или носок.  Его  кумарит  сейчас,
кайф из него выходит, ему хоть что-нибудь нужно,  хоть  видимость.  А  в
материю пот впитался, там следы наркотика есть...
   Я почувствовал, как к горлу подступает дурнота.
   - Вот так-то, - вздохнул  Багдасарян.  -  Пошли,  сейчас  его  к  нам
приведут. Попробуем развалить...
   Крол опустился перед нами на  табуретку,  зажав  между  колен  тонкие
ладони, глянул исподлобья. Теперь я  рассмотрел  его  лицо:  нездорового
цвета, морщинистое, изможденное. Он выглядел не на двадцать семь,  а  на
все пятьдесят. И только глубоко в сухих запавших глазах  тлел  нехороший
огонек.
   С полминуты Багдасарян неодобрительно разглядывал его,  а  потом  без
всякой подготовки решительно перешел к делу:
   - Вот что, дорогой, нет у  нас  времени  с  тобой  валандаться.  Есть
информация, что этот сухой морфин ты брал у Салиной по кличке Шу-шу.  Мы
сейчас не спрашиваем, куда ты девал его дальше. Мы спрашиваем,  от  кого
она его получала.
   - А вы у нее спросите, - глухо, не поднимая головы, ответил Крол.
   - Не могу, дорогой, - развел руками Леван. - Убили Шу-шу.
   Крол вскинул голову, в расширенных глазах мелькнул страх.
   Но через секунду тонкие синие губы изломались в усмешке,  открыв  для
обозрения щербатый желтозубый рот.
   - Вот, начальник, - прохрипел он назидательно, - а я жить хочу!
   Но Багдасарян не сдавался:
   - Жалко мне тебя, Леня, - вздохнув, продолжил он. - Ты же знаешь нас:
все равно мы его поймаем. Ему лет шестьдесят, седой, вальяжный, ездит на
белой "шестерке", так, а?
   Крол молчал, зябко сгорбившись, отвернувшись к зарешеченному окну.
   - А когда поймаем - тогда уж не обессудь, - рассуждал вслух Леван.  -
Раскрутим всю вашу систему, и получишь ты не трешник,  а  побольше.  Ну,
что мне тебе, как маленькому, про чистосердечное рассказывать?
   - Валяйте раскручивайте, - тусклым голосом,  не  поворачивая  головы,
ответил Крол. - Только без меня.
   И тут я отчетливо осознал, что мы только зря теряем время. Что нет  у
нас серьезных аргументов, чтобы заставить его говорить. Ничего-то мы  не
в состоянии предложить ему из того, что  так  ценится  в  его  мире:  ни
кайфа, ни свободы, ни жизни, которую некто  может  с  легкостью  у  него
отнять...
   - Неужто он такой страшный? - без надежды на  ответ  задал  я  вполне
риторический вопрос.
   Но Крол неожиданно повернулся в мою сторону, одну щеку у  него  свело
судорогой, и он процедил зло и тоскливо:
   - Тебя бы, сука, на мое место...
   Потом Леван что-то еще говорил ему, убеждал в чем-то, но я больше  не
слушал. Я представлял себе, как кружит сейчас в  бесплодных  поисках  по
городу Северин, как безнадежно роются в  своих  бумагах  аналитики,  как
устало  сходит  с  электрички  на  очередной  станции  Балакин,  и  меня
охватывала тоска. Я физически ощущал бессмысленно текущее между  пальцев
время. К окружающей действительности я вернулся  оттого,  что  в  дверях
стоял надзиратель и обращался ко мне:
   - Вас к телефону.
   В трубке дрожал тоненький,  как  волосок  угасающей  лампочки,  голос
Балакина.
   - Я... Александрове! Он здесь!  ...ботает  ...тавителем  потребсоюзе!
...писан ...щежитии! На месте нет? Жду ...айотделе!
 
24 
 
   Рыжий детина, всклокоченный со сна, с опухшей мордой, сидел на смятой
кровати, стеснительно поджимая крупные  босые  ноги.  Через  распахнутую
ковбойку на груди виднелась татуировка: карточные масти - крести,  вини,
бубны и черви. Если память мне не изменяла, расшифровываться она  должна
была так, по  первым  буквам:  "Когда  выйду,  буду  человеком".  Однако
грязный стол, в пустых  бутылках  и  неприбранных  объедках,  да  и  сам
разговор, который происходил в комнате, заставляли  усомниться,  что  ее
владелец в полной мере осуществил задуманное. Соло вел участковый, серый
лицом, как бы навсегда усталый, пожилой старший лейтенант:
   - Ты пойми, Козлов, - говорил он с  привычной  угрозой  в  голосе,  -
товарищи с МУРа приехали, а с МУРа просто так не ездиют...
   - Да не знаю я, где он, -  плаксиво  отговаривался  детина,  переводя
тревожный взгляд на нас троих, часто-часто  моргая  красными  набрякшими
веками. - Неделю его не видел!
   - Смотри, Козлов, - тянул свое участковый, - плохо будет...
   Я подумал, что если кому и будет плохо, так участковому - за то,  как
он работает с поднадзорным контингентом. Когда мы шли сюда, в общежитие,
где прописан Луна, он удивлялся:
   - Надо же, Данилевский! Тихий малый, работает в кооперации,  мотается
целыми днями где-то по области, я про него и не помню. То ли дело  сосед
его по комнате - Козлов, этот дает жару. Я уж на  него  административный
материал начал собирать...
   Первому этот содержательный диалог надоел Северину. Он  отвалился  от
стенки, подошел к столу. Взял бутылку, понюхал, вылил остатки на ладонь,
растер пальцем и повернулся к участковому:
   - А ведь это не водка. Самогонкой попахивает.
   Козлов тяжело засопел.
   - Пора кончать эту бодягу, - решительно заявил  Стас  и  обратился  к
маленькому, плотному, видать из бывших  армейских  старшин,  коменданту,
который с видом Пилата, раз и навсегда умывшего и насухо вытершего руки,
стоял возле притолоки:
   - Зовите понятых, все равно нам тут обыск делать надо.
   Все засуетились, задвигались, и тут запоздало спохватившийся  Козлов,
сообразив наконец, что чем скорее "товарищи с МУРа" отсюда уберутся, тем
легче ему будет жить, пробурчал, гладя в пол:
   - Да у бабы он, Господи, тоже мне секрет...
   - У какой бабы? - быстро поинтересовался Северин.
   - Известно у какой. У Наташки Старостиной из овощного, вон, через два
дома отсюдова...
   Через двадцать минут мы знали,  что  Старостина  Наталья  Кирилловна,
заместитель директора овощного магазина,  сегодня  выходная.  Еще  через
четверть часа вся наша бригада  расположилась  в  машинах  на  некотором
отдалении от нужного нам подъезда. Квартира находилась  на  пятом  этаже
старого  семиэтажного  кирпичного  дома.  По  случаю  жары  все  окна  и
балконная  дверь  были  распахнуты  настежь,  но  зашторены.  Сквознячок
колебал легонько  занавески.  Если  наш  расчет  верен,  там,  за  этими
занавесками,  может   сейчас   находиться   вооруженный   преступник   -
профессиональный игрок, крупный мошенник, наркоман, убийца,  -  которого
мы должны задержать в самые ближайшие часы, ибо ждать у нас просто,  нет
времени.
   Вокруг млел субботний вечер, витало в сгущающемся воздухе музыкальное
попурри, разодетые парочки тянулись по улице в сторону центра, пенсионер
прогуливал собачку, мальчишки кричали, бухал об асфальт мяч. А  мы  тихо
совещались, сидя в "волге".
   - Хорошо бы все-таки без стрельбы обойтись, - озабоченно говорил  зам
начальника райотдела, маленький, быстрый в движениях  майор  с  забавной
фамилией Туточкин.  Он  то  и  дело  нервно  оттягивал  большим  пальцем
врезавшийся в шею потный воротник, - У вас, ребята, в таких делах больше
опыта, давайте предлагайте.
   Северина не пришлось долго уговаривать взять на себя командование.
   - Митя, оставайся внизу,  следи  за  окнами  и  за  подъездом.  А  мы
прогуляемся, посмотрим глазами, что там к чему.
   Нашу машину и машину с местными  оперативниками  перегнали  за  угол.
Балакин и еще один сотрудник уселись в  тенечке  на  лавочках  в  разных
концах двора, а мы с Туточкиным вслед за  Стасом,  по  одному  фланируя,
добрались  до  подъезда  и  там  возле  лифта  встретились.  Но  Северин
предложил:
   - Пойдем пешочком. Меньше шуму и заодно изучим обстановку.
   Обстановка, впрочем,  представлялась  самой  заурядной.  Грязноватые,
обшарпанные стены, кое-где исцарапанные гвоздями болельщиков и любителей
рок-музыки. Давно не мытые ступени.  Большие  пыльные  окна  с  двойными
стеклами - место последнего успокоения  мух  и  других  мумифицированных
насекомых. Не слишком привлекательный натюрморт  возле  мусоропровода...
Не знаю, что именно из этого показалось Северину достойным изучения,  но
шаг он впервые замедлил, когда мы вышли на площадку пятого этажа. Нужная
нам дверь с номером  "56"  отличалась  от  остальных  на  этаже  богатой
ярко-красной обивкой из кожзаменителя, но замок был обычный, английский.
Я глазами показал на  него  Северину,  он  молча  кивнул,  наклонившись,
внимательно осмотрел притолоку. Хмыкнул  удовлетворенно,  потом  постоял
еще немного, прислушиваясь,  не  донесется  ли  из-за  двери  каких-либо
звуков. Звуков не донеслось, и, позвав нас жестом за собой, Северин стал
спускаться обратно.
   На четвертом этаже он остановился возле квартиры  №52,  расположенной
так же, как 56-я, вытащил из кармана бумажку,  которую  незадолго  перед
этим получил у участкового, глянул в нее, словно сверяясь,  туда  ли  мы
пришли, и коротко ткнул в звонок.
   - Кто? - незамедлительно, будто нас ждали,  спросили  с  той  стороны
двери.
   - Свои, - коротко и солидно ответил Северин.  Дверь  приоткрылась  на
цепочке, в щель выглянуло узкое бледное лицо, мел