л,  должны  были
пробираться вперед осторожно. Думаю,  тут  могло  происходить  вот  что.
Дверь действительно скрипнула над головой  Овсова,  ему  не  показалось.
Когда он грохнулся и наделал шуму, Ольга, которая никого не ждала сзади,
должна была очень испугаться. Предположим,  в  этот  момент  она  стояла
пролетом выше Алика, на площадке второго этажа. Как бы я поступил на  ее
месте? Я бы попытался спрятаться и переждать. Что она и сделала, зайдя в
одну из квартир второго этажа!
   Мы все молчали. Да, Стас нарисовал довольно четкую картину, в которой
нет ярко выраженных противоречий. Но ведь и ярко выраженных допущений  в
ней достаточно! Так ли все было на самом деле?
   - Дальше, - потребовал Комаров.
   - Дальше вы и сами знаете, - пожал плечами Северин. - Услышав  голоса
на третьем этаже, Овсов пошел потихоньку туда - и таким образом  обогнал
Троепольскую...
   Да, не споткнись тогда Алик, все могло бы повернуться  иначе.  Но  он
споткнулся. И, если принять  версию  Северина,  раньше  Ольги  пришел  к
финишу - к дверям  квартиры,  где  в  бывшей  комнате  Ильи  Яропова  по
прозвищу Пиявка как раз разыгрывался первый акт драмы, в которой мы  все
теперь участвуем.
   Овсов, заинтригованный - дальше некуда,  остановился  в  полуоткрытых
дверях, надеясь подслушать, о чем говорят в  квартире.  И  тут  раздался
выстрел.
   То есть сначала ему показалось, что в одной из комнат  грохнулось  об
пол нечто тяжелое, громоздкое  и  пошло  гулять  резонансом  по  пустому
помещению. Алик в испуге замер, вжался в притолоку. Потом (через сколько
секунд,  минут,  не  помнит,  время  показалось  ему   безумно   долгим)
распахнулась дверь комнаты, в коридор выпал рассеянный свет, и не  успел
Алик ахнуть - в этом рассеянном свете мелькнула  серая  фигура,  которая
бросилась почему-то не к выходу, а в противоположную сторону.  Где-то  в
конце коридора, за поворотом, бухнуло,  глухо  и  дробно  простучали  по
ступенькам каблуки, все стихло. И тут сквозь затхлый, пропитанный  пылью
воздух в ноздри Овсову тоненько потянулся  кисловатый  запах  порохового
дыма.
   Вот  тогда  ему  стало  по-настоящему  страшно.  Но  раскрытая  дверь
комнаты, исходящий из нее свет нестерпимо манили  выйти  из  темноты.  С
бешено колотящимся сердцем он сделал первый шаг. Разум подсказывал  ему:
беги? Любопытство оказалось сильнее.
   Овсов уверяет, что, когда увидел мертвую  Ольгу,  он  не  испытал  ни
радости, ни  злорадства  -  настолько  неожиданным,  глупым,  нереальным
выглядело  происходящее.  Правда,  осознал  отстранение,  что  все   его
проблемы теперь  сами  собой  разрешились,  журналистка  больше  ему  не
страшна. И все так же отстранение он подумал о том, что только что почти
на глазах у него  произошло  убийство,  что  на  выстрел  вот-вот  могут
прибежать люди, а значит, надо сматываться. Но его  взгляд  уже  не  мог
оторваться от сумки, валявшейся рядом с трупом.
   Кто убил Ольгу, за что - этими бесплодными вопросами  Алик,  конечно,
задавался. Но не тогда, а позже, уже дома,  в  безопасности.  Сейчас  он
просто не давал им занять свою голову. Сейчас его  интересовало  другое.
Всю жизнь привыкший искать, а главное, не упускать с  в  о  е  г  о,  он
глядел на сумку и судорожно думал о том. Что в ней лежит  самый  крупный
куш, о котором ему когда-либо приходилось мечтать. И как  всегда,  когда
нужно было рассчитать сложную деловую комбинацию, в обостренном сознании
мгновенно зароились возможные ходы.
   Брать одни ключи нельзя. Нужна вся сумка - с паспортом, с адресом.
   Через день-два можно будет подбросить ее где-нибудь поблизости, пусть
думают на местных ханыг.
   Теперь Лангуева. Самому или с ней? С ней безопасней. Он ее  уговорит.
Должен уговорить! Книжек только  по  номиналу  на  четырнадцать  штук  -
хватит обоим. Да Господи, что ж им, правда, что ли, музею доставаться?!
   Ход с вызовом милиции они придумали уже вместе с ней. Навел на  мысль
его собственный маскарад.
   Но сперва надо было еще выйти отсюда. Почему-то Алик не мог заставить
себя вернуться прежней дорогой. Пройти через весь двор. Мимо людей, мимо
песочницы с детьми. Мимо свидетелей. Все тот же  обостренный  сейчас  ум
подсказывал: убийца скрылся через другую дверь, так,  может,  там  выход
безопасней?
   Выскочив черным ходом на глухие  задворки,  он  вздохнул  облегченно.
Спрятав сумку под куртку, обежав вокруг квартала, нашел свою машину.  И,
только сев за руль, обнаружил, что весь трясется.
   Через полчаса он  был  возле  дома  Троепольской.  Лангуева  ломалась
недолго, скоро принесла ему  резиновые  перчатки  для  мытья  посуды.  В
поисках книг переворошили всю комнату, еле нашли тайник:  Ольга  неровно
вбила один из гвоздиков, дно полки шаталось. Еще пятнадцать минут спустя
он наблюдал с другой стороны улицы, как подъехала милиция, вылезли  двое
в форме. После их ухода прошло еще минут пять, спустилась Лангуева.  Все
прошло тип-топ. И они  поехали  к  нему  -  договариваться,  как  делить
добычу...
   После паузы Комаров легонько пристукнул карандашом по столу,  как  бы
подводя итог выступлению Северина.
   - И напоследок ты, наверное, нам расскажешь,  что  Троепольская  тоже
поднялась наверх и увидела труп Шу-шу, так?
   Северин кивнул.
   - И что из всего этого следует? -  довольно  невыразительным  голосом
поинтересовался Комаров.
   - В каком смысле? - приподнял брови все еще разгоряченный  рисованием
картин Стас.
   - В прямом, - на этот раз достаточно  выразительно  отрезал  Комаров.
Его карандаш жестко опустился на стол:
   - Как это помогает нам искать убийцу - раз! Как это объясняет,  зачем
Троепольская вместо милиции помчалась домой - два!  Почему  из  больницы
она сбежала не в милицию, не домой, не в редакцию, а к этой Шу-шу - три!
Кто и зачем ее оттуда увез - четыре!
   Он помолчал, положил аккуратно карандаш в стакан и  закончил  весомо,
как печать оттиснул:
   - А если ответа на эти вопросы нет,  грош  цена  всем  твоим  байкам.
Какие еще мнения?
   И тут я увидел ключик, который тщетно искал сегодня утром,  увидел  и
поразился тому, что он  действительно  все  это  время  лежал  на  виду.
Наверное, такова механика всех, даже самых малых озарений:  разрозненные
детали вдруг, как в детском калейдоскопе, становятся осмысленным узором.
   - Есть! - закричал я и от волнения  даже  вскочил  с  места.  -  Есть
мнение, Константин Петрович!
   Деталью, зацепкой, логической связкой было то, что машина сбила Ольгу
в правом ряду проспекта Вернадского по ходу из  центра  -  водитель,  по
словам гаишника, как раз собирался поворачивать направо к  университету.
Причем, попытавшись ее объехать, он ударил  ее  левым  крылом,  то  есть
бежала она слева, с противоположной стороны. И значит, не к дому,  а  от
дома!
   - Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Комаров,  но  в  глазах  у
него я увидел искру понимания.
   - Хочу сказать, - ответил я, вспоминая о солидности и садясь  обратно
на стул, - что если Стас прав и Ольга действительно спряталась за  дверь
на втором этаже, она, конечно, слышала,  как  Овсов  протопал  мимо  нее
наверх. И должна была предположить, что этот человек шел за  ней.  А  уж
после того, как она услышала выстрел, поднялась через какое-то  время  и
увидела труп Шу-шу, я бы точно на ее месте  подумал,  что  убить  хотели
вовсе не Шу-шу, а ее, Ольгу! Тем более, что она, если помните,  этого  в
принципе ждала и опасалась...
   Я перевел дух.
   -  А  тут  еще  сумка!  Сумка-то  пропала:  И  Ольга,  наверное,  уже
обнаружила, что они с Шу-шу ими поменялись. В сумке паспорт, ключи. Если
об этом подумал Алик, почему ей того же  не  сообразить?..  Лично  я  бы
бросился спасать книги. Мы не знаем, сколько времени она  проторчала  на
втором этаже, пока решилась подняться. И сколько добиралась до дома. Но,
судя по тому, что машиной ее сбило в восемь с минутами, она попала туда,
когда Овсов с Лангуевой уже успели смыться. Ну а  дальше,  кажется,  все
ясно: раскардаш в комнате и пропавшие книги только подтвердили  ей,  что
убить хотели именно ее, а Шу-шу пострадала по ошибке. Но  это  вовсе  не
значило, что, когда ошибка выяснится, ее опять не попытаются убить. Кто?
Этого она толком не знала. Понятно, почему она  выскочила  из  дома  как
ошпаренная...
   - Но куда? - удивленно спросил Северин. Я пожал плечами.
   - Думаю, туда же, куда ее понесло из больницы - к Шу-шу, от  квартиры
которой у нее были теперь ключи. Она, наверное, рассуждала так: если  те
думают, что убита Троепольская, не надо их разуверять. Насколько я понял
характер этого персонажа, с нее вполне могло  статься  решить  самой  во
всем разобраться, прежде чем обратиться к нам.  А  для  этой  цели  роль
Шу-шу подходила ей идеально. Безумие, конечно, но... - Я еще  раз  пожал
плечами. - Мы уже видели, что она способна на любые авантюры.
   - Стоп! - с сосредоточенным видом сказал вдруг до сих  пор  молчавший
Балакин. - Все понимаю, кроме одного: как она попала  в  свою  квартиру,
если ключи остались в сумке?
   Я замер как громом пораженный. Что ж  получается,  вся  моя  шикарная
версия летит к чертям?
   - Разрешите, Константин Петрович? - в полной тишине спросил  Северин,
протягивая руку  к  телефону.  Он  набрал  номер  и,  дождавшись,  когда
подойдут, сказал солидно:
   - Здравствуйте, Нина Ефимовна,  узнали?  Один  вопрос...  Нет,  можно
прямо по телефону. У Троепольской были  запасные  ключи  от  квартиры  и
комнаты? Ага! И где же  она  их  держала?  -  Он  покивал,  слушая,  что
отвечает Лангуева, которую в отличие от Овсова не задержали, а  оставили
дома под подпиской. - Все, спасибо.
   Стас положил трубку на место и сообщил:
   - В соседнем доме есть у нее знакомая семья стариков,  она  им  носит
иногда продукты. Там запасные ключи. - И, ткнув меня  весело  кулаком  в
бок, добавил негромко:
   - Вот так-то, парниша!
   Комаров глядел на меня, задумчиво поджав губы.
   - Так ты считаешь... - начал он.
   И тут я совершил не совсем тактичный поступок: перебил начальника. Но
не мог же я, в самом деле, допустить, чтобы  с  меня  облетели  все  мои
лавры! И сказал:
   -  Да,  Константин  Петрович,   не   исключено.   Если   Троепольскую
действительно увезли куда-то  насильно,  то  очень  может  быть,  что  в
качестве Шу-шу.
 
22 
 
   На моем столе лежала записка:
   "Мальчики! Я срочно уехал в командировку в Сухуми. Будьте  паиньками,
привезу вам черешни. Цветочек поливайте! Обнимаю.
   Ком."
   - Везет некоторым, - не скрывая зависти, проворчал Северин.
   Балакин молча выкладывал из портфеля один за другим три  пухлых  тома
уголовного дела Данилевского  и  компании.  Набычившись,  с  откровенной
неприязнью Стас смотрел, как растет эта кучка. Я рассмеялся, потому  что
вдруг вспомнил, как однажды на юрфаке перед экзаменом по литературе мы с
ним пришли в библиотеку и он вот так  же  с  неодобрительным  изумлением
остановился перед полками с собраниями сочинений  классиков:  "Это  что,
все надо прочитать?"
   - Чего ты смеешься? - кисло спросил он теперь. - Между  прочим,  тебе
через час надо представить Комарову план, как  ты  собираешься  изловить
этого типа.
   -  План-то  мы  представим,  -  резонно  заметил  Балакин,   открывая
оглавление первого  тома.  -  Беда  в  том,  что  нам  же  его  потом  и
выполнять...
   В конце концов на совещании у Комарова были определены  три  основных
направления работы. Первое -  Данилевский,  предполагаемый  убийца.  Все
единодушно согласились на том, что он наверняка должен был знать, у кого
Шу-шу  хочет  украсть  наркотики.  Тем   более,   что   задержать   его,
вооруженного   и   особо   опасного   преступника,   оставалось    нашей
первоочередной задачей.
   Второе - непосредственно сам "старик". К. сожалению, выходить на него
через связи Шу-шу мы не решились. И дело даже не в том, что это  большая
и кропотливая работа, на которую катастрофически не хватает времени. А в
том, что вести ее  пришлось  бы  вслепую,  не  зная  толком,  о  ком  мы
расспрашиваем. И очень вероятно, что "старик"  прознал  бы,  что  мы  им
интересуемся раньше, чем мы выясним, кто он такой.
   Поэтому Комаров решил, несмотря на выходной, завтра с утра запрячь  в
это дело ребят из аналитического отдела. Они должны были просмотреть все
свои анналы и выбрать среди преступного мира  и  близких  к  нему  людей
наиболее подходящие под наши данные кандидатуры. Правда, сами эти данные
были, прямо скажем, хиловаты. Овсов видел "старика" издалека  и  ничего,
кроме  седых  волос,  вальяжной  походки,  костюма  "сафари"   и   белой
"шестерки", дать не мог. Еще мы знали  только,  что  у  него  дома  есть
собака-сторож и что  он  любит  появляться  в  обществе  экстравагантных
женщин (если это уже не фантазия Шу-шу). Не густо. Но  аналитики  должны
были помочь нам как можно больше сузить круг подозреваемых.
   Третье направление - сидящий у нас в изоляторе Крол, он же Кролик,  и
гипотетически привязанный к делу Гароев, Кобра. Комаров при  нас  вызвал
Багдасаряна и попросил выделить людей, которые немедленно займутся  ими.
Попутно  надо  определить,  кто  из  наркоманов  подходит  под  описание
Троепольской: невысокого росточка,  болезненно  худой,  с  неестественно
тонкими ручками и ножками, чернявый, с остренькими чертами  лица,  похож
на хорька.
   Леван найти "хорька" пообещал быстро, насчет Крола в сомнении пожевал
губами: дескать, вряд ли он станет о чем-нибудь сейчас  говорить.  А  по
поводу Кобры высказался смачно, хоть и не совсем понятно:
   - Сам займусь. У меня с ним отношения...
   И вот теперь  мы  сидим  в  нашем  кабинете,  листая  разнокалиберные
страницы истории жизни Виктора Данилевского по прозвищу Луна. Колокольня
Высоко-Петровского монастыря  перед  нашим  окном  начинает  теряться  в
сумерках. Значит, пора зажигать свет. Цикута распространяет  по  комнате
свой кладбищенский запах. А  мы  читаем  протоколы  допросов,  показания
свидетелей, потерпевших, характеристики,  справки,  защитительные  речи,
обвинительные речи... И пытаемся в  этом  бумажном  омуте,  уже  изрядно
подернувшемся тиной прошедших лет, разглядеть невнятные черты  человека,
в психологию которого мы должны проникнуть. Ну, если не в психологию, то
хотя бы в манеру поведения, в образ жизни, способ  существования.  Среду
обитания.
   Витя Данилевский вырос под знойным крымским  солнцем,  но  расцвел  в
прохладной тиши ялтинских бильярдных. Его семью социологи с уверенностью
отнесли бы, наверное, к разряду "мидл класс":  мать  учительница  пения,
отец инженер в порту. Судя по всему, бедности  в  детстве  и  отрочестве
Витя не испытал,  но  и  особого  достатка  тоже.  Родители  вели  жизнь
умеренную и размеренную, так что возникновение у сына  черты  характера,
определившей всю его  дальнейшую  судьбу,  следует,  видимо,  отнести  к
генетическим   случайностям.   Чертой    этой    стал    необыкновенный,
всепожирающий азарт.
   Четырнадцати лет от роду Луна (из  "дела"  осталось  неясным,  откуда
взялась эта кличка) уже стал завсегдатаем бильярдной  клуба  моряков.  В
пятнадцать он  с  успехом  составлял  конкуренцию  даже  профессионалам,
сшибая трешки и пятерки  с  самоуверенных  курортников,  обманутых  юным
видом  противника.  Но,  парадоксальным  образом,   чем   больше   (теша
самолюбие) росла его известность среди играющих, тем меньше  становились
доходы. Как говорится, кудри примелькались, и все труднее стало находить
"сладких" клиентов, которых можно было бы заманить простодушным видом  с
ясными глазами, предложив "сыграть от скуки по маленькой".
   Азарт азарту рознь. Вот Чиж  и  про  Троепольскую  говорит,  что  она
азартна: лезет в драку по поводу и без. Но, насколько я  понял,  страсть
Вити Данилевского носила более узкоспециальный  характер,  так  сказать,
направленного действия:  без  устали,  всеми  возможными  средствами  он
стремился добыть деньги. Хотя  справедливости  ради  надо  сказать,  что
желание обладать деньгами носило у  Луны,  если  можно  так  выразиться,
довольно бескорыстный характер. Под газетный образ  дельца,  пораженного
манией вещизма, или как там у нас  любят  писать,  юный  Данилевский  не
очень  подходил.  Деньги  легко  приходили  и  так  же  легко   уходили:
проигрывались, прогуливались, проматывались, не оставляя по себе  в  его
жизни никакой материальной памяти. Неохота мне  тут  морализировать,  но
если я правильно понял, деньги были нужны Луне сами по  себе.  Пускай  в
этих штуках копаются психологи или социологи, а  я  сделал  себе  такой,
наверное, не слишком научный  вывод:  для  Виктора  Данилевского  деньги
стали образом жизни. Если подробнее, то он не добывал их, чтобы жить,  а
жил, чтобы их добывать.
   В семнадцать лет он уже разъезжал по всей стране. Недаром в  перерыве
между партиями на бильярде он учился у старших  играть  в  "железку",  в
"секу", в "деберц" и прочие "боевые" игры. В  картах,  чтобы  выигрывать
чаще, чем проигрывать, надо обладать хладнокровием,  точным  расчетливым
умом, уметь скрывать свои чувства и разгадывать чувства партнеров. Чтобы
выигрывать всегда, ко всему  этому  нужны  еще  ловкие  руки  с  тонкими
чувствительными пальцами. Все это было у Луны, а  чего  не  было,  он  с
достойной лучшего применения быстротой и  восприимчивостью  перенимал  у
других. Он знал, где собираются фарцовщики в Риге и  где  в  Ленинграде,
когда в "Жемчужину" в Сочи или в  Дагомыс  прибудут  на  кратковременный
бурный отдых уставшие от многотрудных занятий  "цеховики"  из  Грузии  и
валютчики из Москвы. Но и там его кудри становились все более  привычной
деталью интерьера, а деловые люди не любят слишком легко расставаться  с
деньгами только потому, что некий юноша избрал своей специальностью игру
в "стос". Играть с такими же, как он, только  матерыми  профессионалами,
"лоб в лоб", то есть честно, "на классе", у него пока кишка была  тонка.
Пожалуй, именно в это время Луна принял участие в первой своей афере.
   Они  тогда  подсунули   пожилому   осторожному   узбеку   "куклу"   с
трехкопеечными монетами вместо царских червонцев. Луна,  как  молодой  и
пока неопытный, работал на подхвате, изображая простоватого  бабушкиного
внука, задешево продающего свалившееся на голову наследство. Потом  были
еще и еще эпизоды, в которых Луна, уже отнюдь не простоватый и все более
опытный, играл теперь главные роли. Но, к сожалению, в деле имелись лишь
косвенные намеки на эту весьма существенную часть биографии Данилевского
- и вот почему. Луна никогда не выбирал объектом  мошенничества  честных
людей. Или если точнее, людей, которые, будучи обмануты, станут об  этом
заявлять во всеуслышание.
   Можно сказать, тут и было его кредо. Он занимался ломкой чеков  возле
"Березок": предлагал, скажем, кому-то из наших специалистов,  приехавших
из-за границы, купить у них чеки по баснословно высокой цене, а в  конце
концов, ловко подменив в последний  момент  пачки  денег,  рассчитывался
один к одному.  В  комиссионном  автомагазине  надувал  тех,  кто  хотел
продать, например, "волгу" с большой переплатой: обескураженный продавец
получал в конце концов лишь то, что полагалось ему через  кассу.  Вместо
долларов подсовывал резаную  бумагу  валютчикам  и  так  далее.  Луна  и
сгорел-то, как он сам с досадой признавался  на  следствии,  по  чистому
недоразумению: однажды во время очередной операции  возле  "Березки"  он
обсчитался и недоплатил владельцу чеков пятьсот рублей даже  из  расчета
их номинала...
   Однако это ремесло, относительно спокойное с точки  зрения  возможных
осложнений  с  законом,  имело  и  оборотную  сторону  своей   кажущейся
безопасности. "Клиенты", с которыми приходилось иметь дело Луне, хоть  в
милицию  и  не  обращались,  далеко   не   всегда   безропотно   сносили
материальные и моральные убытки. С циничной прямотой Луна объяснял  этим
наличие у него револьвера системы "наган", отобранного при задержании.
   В деле имелся еще один