Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
должно быть есть из-за чего... Обычная человеческая
психология. Что она могла ей противопоставить? Свое "не верю"?
Она была убеждена, что у Реми что-то есть более весомое, и хотела бы,
чтобы детектив произнес самолично: "Это не Пьер!" И выложил факты перед
присутствующими.
Но Реми не появлялся. Максим тоже. Впрочем, он, кажется, избегает ее
последнее время...
Разговор вяло скользил с предмета на предмет. Единственная за весь
вечер живая тема - возникновение Мадлен в качестве Сониной сестры и
дочери знаменитого Арно Дора - была уже обсуждена со всех сторон. И
теперь Маргерит рассуждала о достоинствах и традициях настоящей
французской аристократии, Мишель-муж иронизировал и явно подсмеивался
над ней, утверждая, что Франция достигла высокого уровня развития
благодаря буржуазии; Мишель-жена пыталась примирить обе точки зрения;
Жерар изредка и несколько натужно вставлял замечания, самолюбиво
взглядывая каждый раз на Соню, словно желая услышать ее похвалу своим
высказываниям ("Бог мой, - думала Соня, - ведь с ним даже просто на
людях показываться стыдно. Какой он убогий, и как я раньше этого не
замечала..."), Этьен, как всегда, в разговоры старших почти не встревал,
уткнувшись в какой-то журнал, изредка бросая внимательные взгляды на
остальных.
Это позволяло ему преодолеть свою застенчивость и найти независимую
манеру держать себя в окружении взрослых.
Соня нервно накрывала кофе. Мишель оторвалась от своих собеседников и
подошла помочь ей.
- Что ты, Сонечка? - она положила руку на плечо Соне.
- Я не могу больше, - сказала ей отчаянно Соня. - Я не выдержу...
Зазвонил наконец телефон. Реми рассыпался в извинениях. Он не сможет
приехать. О Максиме не было сказано ни слова. Спросить Соня
постеснялась.
Где он? Почему он ее бросил одну в трудную минуту?!
Когда она положила трубку, в ее глазах стояли слезы. Мишель гладила
ее по плечу. Лица остальных выражали сочувствие.
- Ему, наверное, нечего сказать, - предположил Жерар, - вот он и
избегает приходить сюда.
- Я знаю, ты думаешь, что это Пьер! - воскликнула Соня.
- Я не думаю, это полиция так думает. Им виднее, - пожал плечами
Жерар.
- Ты не хочешь верить...
- Ну зачем вы так, - вмешался Мишель-муж. - Пьер задержан по
подозрению. Ему еще даже обвинение не предъявили. У нас, знаете ли,
презумпция невиновности. Пока суд не установит его вину - он невиновен.
- Это будет не так просто доказать, - сказала Маргерит. -
Вещественные доказательства... То есть я не хочу сказать, что я
действительно думаю, что это Пьер, - спохватилась она, - просто... Будем
надеяться, что ваш детектив, как его, Реми, сумеет найти какие-то факты,
опровергающие...
- Пьер невиновен, - твердо сказала Соня. Сочувствие в лицах возросло.
Маргерит смотрела на нее, как на маленькую девочку, которая несет
чушь. Соня вдруг, впервые за все время их знакомства, соотнесла ее
высказывания по поводу аристократии и буржуазии на свой счет. На свой
счет и на счет Пьера - их брак в глазах Маргерит должен был быть чем-то
вроде недопустимого мезальянса: ведь Пьер и был той самой буржуазией,
которую так не любила Маргерит, тогда как Соня вела свое происхождение
от дворянского рода... "Я сейчас сойду с ума, - подумала Соня. - И эта
скучающая женщина постоянно пользуется нашим гостеприимством, презирая
нас обоих в глубине души?.. Как я могла этого не понимать раньше?"
- Пьер не виноват, - повторила она с напором. Маргерит с жалостливым
сомнением подняла брови.
- Я это знаю, - с вызовом добавила Соня. Рука Мишель, поглаживающая
Сонино плечо, замерла. Ее муж заинтересованно устремил на Соню свои
ярко-синие глаза, Этьен оторвал глаза от книжки и уставился на нее
удивленно, Жерар недоверчиво махнул своими пушистыми, загнутыми кверху
ресницами...
- В саду, тогда, ночью, помните? Это был не он! Мне кажется... - Соня
сделала значительную паузу. - Мне кажется, что я узнала этого
человека... Он был ниже Пьера... И нос! Нос не такой, - она немного
замялась, не желая сказать "длинный", - не такой, как у Пьера... Я будто
вижу его лицо...
- И кто это? - нетерпеливо спросил Мишель. Соня изо всех сил пыталась
придать вескости своему голосу:
- Это не Пьер.
Раздался чей-то скептический выдох.
- То есть ты не знаешь, - сухо подытожила Маргерит.
- Ну зачем вы, в самом деле, так, - зашумел приятный баритон Мишеля.
- Вы видите, Соня и без того не в себе. Немного такта, мадам
аристократка, или в вашей среде не принято учить хорошим манерам?
Маргерит зло глянула на него. Мишель все еще обнимала Соню. Жерар
подошел к своему сыну и стал отрешенно разглядывать журнал, лежавший на
коленях у молодого человека.
Соня высвободилась из объятий Мишель.
- Я этого человека узнаю, - она вызывающе посмотрела на Маргерит. -
Стоит мне закрыть глаза - я вижу это лицо! Оно начинает расплываться, но
я его удерживаю в своем воображении, вглядываюсь... - Она обвела глазами
своих гостей, задерживаясь на каждом лице взглядом требовательным и
многозначительным. - Еще немного - и я его узнаю! Я его уже почти
узнала.
И Соня повернулась спиной к своим гостям, едва сдерживая слезы.
Мишель пошепталась со своим мужем и обратилась к остальным
вполголоса:
- Сами видите... Ей надо отдохнуть... Вы же понимаете... Да-да, мы
побудем с ней... Ей надо принять снотворное... Нервы, конечно... В такой
ситуации...
Гости потянулись к выходу. Соня слабо кивнула на прощание всем сразу,
никого не поцеловав и не пожав рук, как это делалось обычно. Закрыв за
ними дверь, Мишель взялась наводить порядок в гостиной. Ее муж терпеливо
ждал, перелистывая журналы в кресле.
- Оставь, Мишель, оставь все! Завтра придет бонна и все уберет, -
сказала Соня, глотая слезы. Ее била Дрожь.
- Хорошо-хорошо, все оставлю, не волнуйся, моя Дорогая. Пойдем, я
тебе помогу.
Соня позволила Мишель отвести себя в спальню, послушно умылась,
выпила снотворное и улеглась в постель.
Засыпая, она думала о том, что лучше бы не просыпаться.
В крайнем случае, открыв глаза, увидеть Максима.
Или Пьера. Да, Пьера. Никого, кроме него.
Глава 29
- По-моему, Соня расстроилась, что я не приеду. - Реми положил трубку
телефона на место. - О вас, Максим, я намеренно не стал ничего говорить,
не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы со мной...
- Почему вы не захотели ехать к Соне, я не понимаю? - несколько
раздраженно спросил Максим.
- Рано еще.
- В одиннадцатом часу вечера?
- Рано в том смысле, что встречаться с ними со всеми пока
преждевременно. Вы, кажется, забыли, что мы с вами только что обнаружили
и машину, и следы крови в ней... И с чем, по-вашему, мы должны были туда
идти?
Делать светский вид и вести пустые разговоры? У меня лично на это
времени нет, мне еще многое обдумать надо. Или прийти и выложить при
всех, что мы подозреваем Маргерит? Но, мой дорогой Максим, надо сначала
провести анализы, надо иметь доказательства! Это, конечно, кровь, но...
А вдруг она просто перевозила сумку с мясом, которое протекло? Нет, мне
там делать нечего. Идите, если хотите, вы ведь можете позвонить Соне
сами по себе... Только никому ничего не говорите о наших находках. А я
выпью где-нибудь кофе и попробую провести некоторые анализы у себя. В
любом случае окончательные выводы можно будет делать только после
экспертиз криминальной лаборатории...
- Вы правы, - сказал Максим. - Я с вами, можно?
- Да, конечно. Мы можем выпить кофе у меня. Только насчет съестного я
не уверен.
Максим уже достаточно хорошо знал Реми, чтобы не задумываясь
предложить ему:
- Давайте так: вы едете делать анализы к себе, а я еду к себе...
В глазах детектива появилось разочарование.
- ...где за это время попытаюсь восстановить в правах утраченное во
Франции понятие ужина... Реми стал расплываться, довольный.
- ...и вы подъедете ко мне, когда закончите'. Идет?
...Соне снился поцелуй. Тот долгий и тот единственный, который был у
них с Максимом. Поцелуй бесконечный и бесконечно нежный, наполняющий все
ее тело и все ее сознание так, что все остальное, все то, что было
непоцелуй и не-Максим, уплывало, отступало, таяло и опадало вокруг нее,
меркли звуки, образы и свет, и она погружалась в ночь, долгую и нежную,
как их поцелуй.
...Но растворилась тихо дверь, восстановились в правах звуки и
образы, и это был звук голоса Пьера и образ Пьера; он смотрел на нее с
жгучим укором и говорил что-то жесткое и хлесткое; но он был не прав и
он не имел права! Соня хотела ему возразить, она пыталась ему это
объяснить, но ее рот был запечатан поцелуем, и она не смогла ничего
сказать, ничего, только смотрела отчаянными глазами, как закрывалась за
Пьером дверь...
"Я сплю, - мелькнуло в ее сознании, затуманенном снотворным. - Это
сон.
Слава богу..."
В ожидании детектива Максим налил себе водки, "Она еще не легла, -
думал он, - еще, может быть, гости не разошлись... Мне следовало бы ей
позвонить. Еще не поздно позвонить. То есть уже поздно, но она вряд ли
спит...
Это неприлично, но мы же не чужие... Я знаю, она меня ждала. Ей
плохо... Я ей нужен...". Он добавил себе водки и снова уселся перед
телефоном, колеблясь.
"Она ждет моего звонка, я знаю, я ей нужен!" - выиграл Максим борьбу
с самим собой и набрал Сонин номер.
Телефон довольно долго не отвечал. Наконец в трубке раздался сонный и
ленивый, хрипловатый голос:
"Алло?"
- Соня, это ты?
- Да, я... - врастяжку произнесла Соня.
- Это Максим...
- Я слышу.
- Как ты? - Максим растерялся. Он рассчитывал на другой прием. -
Устала.
- Может... Может, мне приехать?
- Я сплю... Я снотворное выпила... ты извини... так хочется спать...
- Соня зевнула в трубку.
- Да, конечно, - поспешно и холодно ответил Максим.
- Как-нибудь в другой раз, - пробормотала Соня и повесила трубку.
Максим налил себе еще водки.
...Соне снилось, что звонил телефон. По-змеиному извиваясь, звонок
вползал в ее сон и вился, обвивался вокруг нее, как объятия Максима...
Она было хотела уже потянуться к телефону, но Максим не пускал ее.
Наконец кто-то снял трубку, и телефон перестал трезвонить. "А-а, это
Пьер", - подумала она и обрадовалась, что он вернулся.
"алло?" сказал Пьер почему-то ее, Сониным, голосом. "Да, это я... Я
слышу... Я сплю..." - отвечал ее собственный голос.
Она действительно спала и ничему не удивлялась.
Во втором часу ночи Максим понял, что он уже не хочет ни кофе, ни
незатейливого ужина собственного изготовления, сиротливо стоявшего на
столе в ожидании Реми. Единственное, чего он хотел, - это лечь спать. Не
выдержав, он набрал номер Реми, но телефон не ответил. Максим взял один
из бутербродов и сделал себе чашку растворимого кофе - для приготовления
настоящего кофе он поджидал детектива.
Сонливую тишину взбудоражил телефонный звонок.
- Я из машины звоню. Я еду к вам, ничего, не поздно?
Ну раз из машины, раз уж едет... Тогда, конечно, не поздно.
Через пятнадцать минут Максим услышал звук раскрывающихся дверей
лифта.
Реми, необычайно серьезный, вошел в квартиру без лишних приветствий и
направился прямо к столу на кухне. Затем вернулся в прихожую, снял
куртку, после чего уже устроился за столом окончательно. Максим наблюдал
за ним, не приставая с вопросами.
- Это мне? - спросил Реми, указывая на тарелку.
- Да. - Максиму уже есть не хотелось. - И за вами приготовление кофе.
Детектив кивнул с набитым ртом. Максим ждал. Но Реми, казалось, был
полностью погружен в свои мысли и в поедание бутерброда. Наконец он
встал, еще дожевывая, наполнил кофеварку и повернулся к Максиму.
- Хоть убейте меня, а вот не могу поверить, что это она.
- Неплохо для первой фразы, - кивнул Максим. - И, что хорошо, понятно
очень.
Реми посмотрел на него озабоченно.
- Она богата и респектабельна...
- Маргерит? Реми вздохнул.
- Маргерит... Машина-то - та самая. Насколько позволяют судить мои
исследования - она. Все сходится - и грязь, и кровь...
- Это ее машина, на ваш взгляд?
- Не знаю. Придется подождать утра, будем все это выяснять с
полицией.
Я предполагаю, что это старая машина ее покойного мужа... Посмотрим,
что покажет их экспертиза, но хотелось бы мне понять, что происходит! Ну
не может быть, чтобы это была Маргерит!
- Почему?
- Она богата, респектабельна...
- Вы это уже говорили.
- ...Она неловкая, она несуразная какая-то... Вы вот, например,
видите ее в роли убийцы, убийцы расчетливого и при этом с воображением?
- Я ее недостаточно знаю, чтобы судить. Она детективы любит - может,
просто начиталась?
- Она их не только любит, она их даже пишет втайне от всех...
- Тем более.
- Проблема в том, что - хоть убейте меня - не идет Маргерит эта роль,
не идет! Как платье, которое на нее не налезает. Драгоценности -
конечно, мотив хорошенький, и все же этого мало, мало... Для нее, с ее
претензиями и с ее ограниченностью, подобное преступление чересчур хитро
и чересчур жестоко. И грязно. Завтра, конечно, полиция вплотную займется
алиби всей этой компании, и Маргерит в том числе... Кроме того, она вряд
ли пользуется этой машиной. Кому бы она ни принадлежала - Маргерит не
стала бы водить эту развалину. Только чтобы дверцу открыть - нужно
немало сил приложить... Я не представляю Маргерит, развивающую на этой
машине достаточную скорость, чтобы вас сбить!
- Но кто тогда мог воспользоваться ее "Пежо"? И, если это не ее
машина, почему она стоит в гараже Маргерит?
- Хотел бы я знать.
- У нее есть сын... Помните, Реми, он в Америке учится? Может, он
сейчас здесь, во Франции? Может, это его рук дело?
- Не годится, - покачал Реми головой. - Для осуществления этой
цепочки - попытка кражи, наезд на вас, убийство Арно, кинжал из
коллекции Пьера, машина Арно возле дома Ксавье - для всего этого нужно
очень неплохо ориентироваться в семейных делах и вообще на местности. А
ее сын, если даже и приехал, никак не сумел бы за короткое время все это
организовать!
- Однако вы предположили сегодня, что автором всех этих преступлений
мог оказаться графский потомок! Но ведь он тоже не вхож ни в этот круг,
ни в семью, ни в дом Пьера! Как он, по-вашему...
- Теоретически некий потомок того или иного пола, живя во Франции и,
может быть, в Париже, располагал достаточным временем, чтобы выследить и
все разузнать об этих людях - и об Арно Доре, и о Ксавье, и о Пьере
Мишле... Но это, конечно, работа та еще! Потому-то я и отложил потомков
на завтра, а сегодня решил все-таки покопаться в ближнем кругу...
- Ну, мы все-таки накопали кое-что: "Нежо", - утешил его Максим.
- Но не убийцу.
- А может, все-таки Маргерит? Ведь у нас достаточно оснований, чтобы
считать, что действовала женщина.
- Мало у нас оснований на самом деле... - вздохнул Реми. - Ну,
явилась к вам некая женщина, за рулем машины была женщина, а в саду вы
кого видели?
Мужчину!
- Она могла просто одеться в брюки, в конце концов!
- И мужчина мог переодеться в женщину... возразил Реми.
- Под женщину мог с легкостью Жерар подделаться. У него во внешности
есть что-то женственное. Реснички, глазки, кудрявенький такой...
Реми усмехнулся, почувствовав неприязнь Максима.
- Это вы верно заметили, что-то есть. Только машина стоит в гараже у
Маргерит. Хотя мотивов у Жерара куда больше, прямо скажем...
- Я вам давно говорил.
- Да помню я, помню, что вы говорили... Только что-то и тут не
сходится. Вроде в точку, а ощущение, что мимо.
- Почему же? У него не только мотивов, у него ума и воображения
больше.
И больного самолюбия. - Максим вспомнил ревнивые взгляды,
сопровождавшие каждый Сонин жест. - Он мог переодеться в женщину, он мог
от моего имени позвонить Соне, изменив свой обычный голос и добавив
акцент, а от имени Сони... Ну, например, мог своего сыночка попросить
подыскать ему способных студентов в актерском училище...
Реми смотрел на Максима во все глаза.
- ...или даже его самого попросить подделать Сонин голос... Нам ведь
ничего неизвестно о талантах этого мальчика, - продолжал Максим, - а
машину Жерар мог попросить под каким-то предлогом у Маргерит, тем более
что...
Не закончив фразу, Максим уставился на детектива. Реми медленно
поднимался из-за стола. Вид его был странен.
Они на мгновение замерли, глядя друг на друга.
- Он! - обронил Реми, кидаясь в прихожую к своей куртке.
- Боже мой! Боже мой! - догонял его Максим, покрываясь мурашками. -
Я... Как же я сразу...
Внезапно он схватил детектива за рукав и, бледнея, выкрикнул:
- Реми! Он сейчас там! У Сони! Это я с ним разговаривал!
Это тот самый голос!
Не сговариваясь они ринулись к телефону. Сонин телефон не отвечал, и
автоответчик был отключен.
Они долго слушали гудки. Безрезультатно.
Глава 30
...Пьер ушел, а поцелуй все длился и длился, и ей уже хотелось
вырваться из его плена, ей хотелось позвать Пьера, чтобы он не уходил;
но губы ее были в чужой власти, и она не могла ни вырваться, ни сказать
Максиму, что все, достаточно, хватит! Она протестующее пошевелилась, она
хотела оттолкнуть Максима, но тело не слушалось, как бывает во сне, и
она не сумела сделать ни одного движения. Максим успокаивающим жестом
положил свои руки на нее, и она замерла в ожидании. Его руки проникли
под ее тонкую рубашку, коснулись сонной, горячей кожи и медленно
заскользили... По ее животу... Вверх... Ее маленькие груди утонули в
мужских ладонях, и две нежные округлости затрепетали, ожили, как два
разбуженных зверька, и заторчали розовыми мордочками сосков, слепо
тычась в накрывавшие их ладони... И вдруг их вобрал, поглотил, всосал в
себя его горячий рот - хотя Сонины губы все еще были по-прежнему
запечатаны его поцелуем, - и ей казалось, что у него несколько ртов,
приникших одновременно к ее телу, и несколько пар рук, гладящих,
нажимающих, обнимающих, скользящих по ее коже вниз, по гладкому животу,
к лону, к темной шелковистой шерстке...
Ночь вспыхнула огненными спиралями, которые возникали из черного
пространства и остро вонзались в нее, в центр живота, прямо в маленькую
ямку пупка; и эта маленькая чашечка, этот крошечный котелок
варил-кипятил колдовское хмельное зелье, сладостно растекавшееся по
всему ее телу, растворяя и расплавляя его. У ее тела не было больше
границ; они слились и стали одной черной, бесконечной и могучей
энергией, пронизанной огненными токами, - она и древняя, как мир, ночь.
Соня задохнулась от желания. Она горела и металась, желая одновременно
прогнать Максима и продлить невыносимое наслаждение, она выгибалась, она
закидывала голову, она не могла больше дышать...
Она открыла глаза, затуманенно всматриваясь в непроглядную темноту.
"Боже мой, я сплю! - подумала она, все еще тяжело дыша. - Какой сон!"
И даже когда в темноте черно очертилась мужская голова, настороженно
приподнявшаяся над ее телом, ей все еще казалось, что она спит...
- Максим! - немо выдохнула Соня. Губы ее не слушались.
Голова медленно наплыла, приблизилась, нависла над ее лицом.
Соня с ужасом вгляделась. На голове была черная маска с прорезями для
глаз и для рта, для плотоядного рта, только что, словно добычу,
выпустившего из горячих влажных губ ее грудь.
Это был не сон.
Это был не Макс