его
приоткрылись,  и  затуманенный  взгляд  стал   приобретать   осмысленное
выражение. Он узнал Соню, и, как проснувшийся ребенок, протянул  руки  и
притянул ее к себе.
   Он поцеловал ее осторожно и недолго, но рук не разнял, и Соня  так  и
осталась, упершись  лбом  в  его  бледный  лоб,  носом  в  щеку,  вдыхая
больничный запах, исходивший  от  Максима  и  от  его  постели,  который
почему-то вызывал  в  ней  растроганную  нежность.  Заготовленные  слова
куда-то пропали.
   - Как же так получилось, Сонечка? - прошептал он горячо ей в лицо.  -
Как же так все не сошлось?..
   Она поняла, о чем он. Ей не надо было  объяснять.  Она  не  ответила,
лишь легко прикоснулась губами к его небритой коже.
   Максим  погладил  ее  по  голове.  В  его  жесте   не   было   ничего
чувственного, в нем была  горечь,  нежность,  ранимость,  невесомость...
Наверное, прав был Вадим, когда сказал, что Соня - ребенок,  который  не
хочет вырастать. В ее отчаянных усилиях сохранить свой покой был надрыв,
самоубийственная  готовность  сорваться,   разрушить   столь   тщательно
возведенные вокруг собственных чувств стены крепости. Но он - он не  мог
себе позволить спровоцировать ее на срыв, он не мог себе позволить взять
на себя такую ответственность...
   Что он мог бы ей дать? Что он мог бы ей пообещать? Жизнь,  к  которой
она привыкла с Пьером, однажды аукнется и затребует свое  -  такие  вещи
Максим хорошо знал, это он проходил. Готовность на жертвы - дело  пустое
и безнадежное. Никто не может  жертвовать  собой  всю  жизнь,  рано  или
поздно соскочит со взятых на себя непосильных обязательств  и  затребует
тот уровень жизни и тот стиль отношений, к которому привык.  И  тогда  -
что? Не в его силах дать Соне покой, надежность, - не последнее дело!  -
обеспеченность и оплаченность  ее  прихотей,  которые  дает  ей  Пьер...
Единственное, чего Пьер не в силах ей дать, - это любовь. И она ее ищет,
втайне от самой себя... Ищет и не находит. Парадокс же в том, что, когда
найдет и когда насытится, начнет снова требовать покоя.
   Он все еще держал ее в своих руках, поглаживая по темным  шелковистым
волосам, пряно пахнущим дорогими духами. Соня,  не  шевелясь,  лежала  у
него на груди.
   Но вот чего-чего, а покоя Максим не способен ей  дать.  Их  отношения
обойдутся Соне слишком дорого, переломают ей  всю  жизнь,  а  потом  она
упрекнет его,  Максима:  и  вот  ради  твоей  безумной,  безалаберной  и
безденежной (по сравнению с Пьером-то!) жизни, в  которой  все  занимает
кино, я всем пожертвовала? Конечно, живи он  во  Франции,  все  было  бы
проще: небольшой адюльтер (пусть и  со  всею  страстью),  и  вскоре  все
станет на свои места и они разойдутся по своим углам, вернутся каждый  к
своему, ничего не разрушив... Но он живет в России. Не стоит и начинать.
   Максим ослабил руки, обвивавшие Сонины плечи.  Она  медленно  подняла
лицо,  глянула  на  него  без  удивления  (поняла  ход   его   мыслей?),
выпрямилась и сказала:
   - Есть хочешь?
   - Хочу.
   Самое странное, что он не задавался вопросом, какой выбор сделала  бы
сама Соня. Он знал, что ее невинные провокации были для нее ловушкой,  о
которой она сама не подозревала.  Она  думала,  что  играет  в  детскую,
слегка щекочущую нервы игру; но в тот момент, когда она бы  поняла,  что
игра обернулась реальностью, было бы поздно. Если Максим откликнется  на
ее провокацию и возьмет инициативу в свои руки - она пропала. Она  будет
принадлежать ему, Максиму.
   Потому-то он не возьмет инициативу в свои руки. Он не умеет  отвечать
за тех, кого приручил.
   - Я тебе приготовлю, - сказала Соня, не глядя на него.
   - Я встану.
   - Тебе нельзя.
   - Это еще почему?
   - Врачи сказали.
   - Ерунда.
   Максим сел на кровати. Голова  кружилась,  но  общее  состояние  было
вполне сносным.
   - Сегодня у нас который день? - спросил он.
   - Понедельник.
   - Хорошо я поспал, почти сутки. Мне,  кажется,  укол  сделали?  Я  не
очень ясно помню... Помню только, что голова сильно болела.
   - Врачи сказали, что ты легко отделался, но тебе нужен покой. Лежать.
И есть хорошо. Так что не капризничай.
   - Ладно, - улыбнулся Максим, - если за мной будешь ухаживать ты, то я
согласен.
   Соня улыбнулась, вежливо и грустно.
   - Вадим звонил, обещал перезвонить. Реми  тоже  звонил,  сказал,  что
постарается заехать с тобой попрощаться.
   - Попрощаться?
   - Пьер считает, что теперь его услуги не  нужны,  раз  полиция  взяла
расследование в свои руки.
   - Вадим тоже?
   - Вадим согласился.
   Соня принесла Максиму кофе с горячими круассанами и уселась рядом  на
край постели, глядя, как он ест. Взгляд ее был печален.
   Обнять бы ее снова...  Крепче,  сильней,  ближе.  Стиснуть,  сдавить,
впечатать ее тело в свое...
   - И что полиция? - спросил он. - Есть что-нибудь новое?
   - Я пока не знаю. Реми обещал рассказать, когда придет.
   Реми словно ждал под дверью, когда Максим закончит есть, и позвонил в
тот момент, когда Максим протянул опустевший поднос Соне. Занеся  поднос
по дороге на кухню, она пошла открывать.
   - Ну как, больной? - протянул ему руку Реми. - В порядке?
   - В порядке. Рад вас видеть. Спасибо, что пришли.
   - Да чего уж там. Мы тут с вами как-то сблизились... Я,  как  собака,
привыкаю к тем, кто меня кормит, - усмехнулся он.  -  А  я  больше  этим
расследованием не занимаюсь... Знаете? Теперь оно в руках полиции.
   - Да, Соня мне сказала. Надеюсь, что полиция с этим справится...  Мне
жаль, что вы больше не будете участвовать в расследовании. У  меня  было
такое чувство, что вы близки к разгадке...
   - У меня тоже, -  сказал  Реми.  -  Но  полиция  быстро  найдет,  вот
увидите.
   Теперь, когда есть место преступления... Уже не так сложно найти.
   - Дай-то бог...
   - Так все в порядке, значит?
   - Да, - улыбнулся Максим, - все нормально. Реми помялся.
   - Тогда я пошел... Не говорю - надеюсь  встретиться  снова,  со  мной
люди  встречаются,  когда  у  них  проблемы  и  беды...  Так  что  всего
наилучшего.
   - Погодите, Реми, - сел на кровати Максим, - а как же новости? Вы мне
обещали новости.
   - И вправду. Только у меня мало что. Вернее, у них мало что на данный
момент. Мои предположения  подтвердились,  что  уже  хорошо,  но  нового
ничего нет.
   - То есть это... это был папа... там следы крови - его?
   Реми кивнул, избегая Сониного взгляда. Максим нашел ее  руку,  крепко
сжал. Соня смотрела в пол.  Несколько  мгновений  протекли  в  молчании.
Наконец Максим легонько тряхнул ее руку, все еще зажатую в его ладони.
   - Соня, ты не могла бы нам кофейку сделать, пожалуйста? - сказал он и
сделал большие глаза, намекая,  чтобы  Соня  не  проговорилась,  что  он
только что кофеек откушал. Соня поняла намек и ушла  на  кухню,  понимая
также, что Максим решил дать возможность Реми рассказать  обо  всем,  не
стесняясь ее присутствием, не ища мучительно  слова,  которые  могли  бы
смягчить жестокость реальности. В дверях она  обернулась  и  глянула  на
Максима, тот чуть заметно кивнул - оба поняли, что она  могла  прекрасно
слышать  из  кухни,  не  смущая   детектива.   Оба   подивились   такому
взаимопониманию,  будто  тридцать  лет  вместе  прожили,   но   особенно
вдаваться в обдумывание родства душ никто не стал за нехваткой  времени:
нужно было слушать Реми, который  уже  рассказывал  пониженным  голосом,
надеясь, что Соня его не услышит:
   - Взяли и пленки, и фотографии, я им все  отдал,  даже  записи  своих
встреч со всеми; на этом у нас дружба с полицией  держится:  я  им  одни
услуги, они мне другие... Но самое главное, все сходится:  исследования,
проведенные на месте, совпадают полностью с  траекторией  движения  тела
Арно, которая просматривается на вашей видеопленке и на сделанных с  нее
фотографиях; я также был прав, что это нож, - гордился собой Реми, -  но
рукоять почти не видна под руками  вашего  бедного  дяди,  должно  быть,
достаточно короткая, типа кинжала, или  кортика,  или  просто  кухонного
ножа. Самого орудия преступления не нашли, убийца, видимо,  унес  его  с
собой. Теперь только ясно одно: месье Дор был убит в этом месте во время
съемок, сразу после своей сцены.
   - А вдруг все же не убит, вдруг только ранен?
   - Нет, Максим, - Реми покачал головой. - Убит. Если бы он был ранен и
в сознании, он бы звал, стонал, кто-нибудь из съемочной  группы  услышал
бы. А если он потерял сознание, то все равно  умер  бы  через  несколько
часов от потери крови... Ну, в  крайнем  случае  он  бы  уже  нашелся  в
какой-нибудь из больниц...
   Реми покосился в  сторону  кухни,  и  Максим  представил,  как  Соня,
прижавшись к двери, слушает все это и страдает - одна,  даже  Пьера  нет
рядом...
   Собственно, зачем Пьера? Нет его, Максима, рядом, чтобы взять в  свои
руки ее застывшие пальцы, чтобы принести ей шаль, чтобы ее  укутывать  и
баюкать... Стоит там одна у  холодной  стенки  с  холодеющим  сердцем  и
слушает эти ужасные подробности...
   - Так что, к сожалению, надо признать, что шансов на  то,  что  месье
Дор жив, - нет. Убийца заколол  его  ножом,  осторожно  затащил  тело  в
подвал, быстро переоделся в его куртку,  взял  ключи  от  его  машины  и
ушел... Вам не показалось, что человек, которого вы  приняли  за  вашего
дядю, чем-то от него отличается?
   Тоньше, толще, выше, ниже?
   - Сожалею... Мне и в голову не  могло  прийти,  что  это  не  дядя...
Ничего такого я не заметил, что мне подсказало бы, что  это  не  он.  Но
ведь я  дядю  видел  первый  раз  в  жизни...  И  куртка  у  него  такая
объемная...
   - То-то и оно. Одно можно прикинуть: убийца примерно ростом  с  Арно.
Но беда в том, что Арно самого что ни  на  есть  среднего  роста,  а  из
"примерно" много не выжмешь... Потом он спокойненько припарковал  машину
там, где мы ее нашли, добрался до своего дома, а ночью или на  следующий
день вернулся на место убийства и вывез тело. Которое где-то спрятал,  а
где - не знаем. Вот так...
   Какие будем делать  выводы,  Максим?  Как  любитель  детективов,  что
скажете?
   - Да, какие будем делать выводы? - спокойно произнесла Соня, входя  в
комнату с подносом с кофе. Она была белой, как церковная свеча, но глаза
смотрели прямо и голос ее был ровным.
   Максим смотрел на нее с восхищением. Она, безусловно, владела  собой,
своими чувствами - не первый раз  у  Максима  была  возможность  в  этом
убедиться...
   Или - научилась не растрачивать себя  на  эмоции?  Охранять  себя  от
переживаний?
   Преуспела в борьбе за свой покой? Бедная девочка, она не  знает,  как
это опасно.
   Она не знает, что лет через  десять,  когда  она  достигнет  возраста
Максима, ей не с чем  будет  бороться:  подавляемые  регулярно,  чувства
просто исчезнут, и она будет воспринимать мир как под  анестезией...  Но
дай бог, чтобы он был не прав...
   Он перевел глаза на Реми, который в свою очередь, заметив невероятную
бледность Сони, смотрел  на  нее  с  ужасом,  и  уже  наверняка  коря  и
проклиная себя за бестактность. Максиму повышенная чувствительность Реми
к  Сониным  чарам  показалась  вдруг  смешной  и  даже  вызвала   легкое
раздражение - себя ли увидел  в  подобной  роли  и  ролью  этой  остался
недоволен?
   Как бы то ни было,  он  поспешил  сделать  вид,  что  не  заметил  ни
бледности Сони, ни ужаса Реми, и продолжал как ни в чем не бывало:
   - Выводы? Во-первых, убийца знал заранее место съемок. Во-вторых,  он
знал содержание сцены и режиссерский план.  Из  чего  следует,  что  это
близкий к Арно человек,  или  близкий  к  Вадиму  человек,  или  близкий
знакомый близкого человека.  Надо  искать  тех,  кто  был  столь  хорошо
осведомлен. Ты, например, знала, Соня?
   - Знала. Папа очень ждал съемок  этой  сцены,  которые  откладывались
несколько  раз  из-за  погоды...  Он  у  нас  дома  не  только  про  нее
рассказывал, он даже показывал, как он будет ее играть.
   - Вот видите. Знала к тому же вся съемочная  группа.  Знала  соседка,
мадам Вансан. Возможно, знал даже Ксавье, не  от  Арно,  разумеется,  а,
например,...
   - ...через Мадлен, - подхватил Реми. - И об этом надо ее спросить. Но
я думаю, полиция этим займется. Правильно мыслите, Максим,  но  это  нас
мало куда продвинет. Надо искать... есть идеи? Ну же,  это  так  просто!
То, что вы непременно найдете во всех детективах... Ну?
   - Алиби? - не очень уверенно произнес Максим.
   - Конечно, алиби! На субботу, на день съемок,  между  одиннадцатью  и
тремя часами дня убийца ведь должен был приехать заранее и спрятаться  в
подвале... Я этим уже заниматься не буду,  но  полиция  у  вас  спросит,
Соня, - повернулся он к ней, - у вас и у Пьера. И у остальных,  конечно.
Ксавье - в первую очередь. Он слишком хорошо вписывается в  рамки  этого
преступления: кто, как не актер, мог замыслить убийство на месте съемок?
Кому еще могла прийти  подобная  идея,  рожденная  пониманием  поведения
актера и режиссера во время съемок? Кто, как не актер, с одного  устного
описания предстоящей сцены мог  задумать  это  хитроумное  преступление,
побывать на съемочной площадке заранее и воссоздать в своем  воображении
всю мизансцену, в которую он самолично внес  "режиссерскую"  поправку  в
виде убийства? Возможно, что он побывал на съемочной площадке  на  своей
машине. Полиция сделает анализ грязи с его шин, и если  она  совпадет  с
грязью с той поляны - Ксавье наш человек.
   - Однако вы в его машине не нашли каких бы то ни было улик.
   - Не нашел. Но Ксавье мог просто-напросто оказаться куда хитрее,  чем
мы думали. В конце концов не так уж сложно перевезти в машине  тело,  не
оставив в ней видимых следов...
   - Все, что я о нем знаю, не вяжется с представлением о расчетливом  и
хитром преступнике, - покачал с  сомнением  головой  Максим.  -  Человек
пьющий и столь открыто  высказывающий  свою  неприязнь...  Не  знаю,  не
представляю.
   - Знали бы  вы,  Максим,  сколько  мне  доводилось  видеть  растерях,
неумех, простодушных растяп, которые в  ответственную  для  себя  минуту
проявляли чудеса решительности и изобретательности!
   - Может быть, - сказал задумчиво Максим. - И все же...
   Его перебил звонок телефона. Соня сняла трубку.
   - Это вас, Реми, - протянула она трубку Реми. -  Ваш  ассистент  Жак.
Реми удивился.
   - Что за срочность такая... Алло, Жак? Что стряслось?  Мадлен?  А  ты
сказал ей, что я больше этим делом не занимаюсь? Вот  как?  Любопытно...
Ну ладно, что ж теперь, раз выехала... Хорошо, спасибо.
   Он положил телефон и обернулся.
   - Сюда едет Мадлен. Она звонила в бюро, искала меня. Жак объяснил ей,
что этим делом  теперь  занимается  полиция  и  что  я  больше  не  веду
расследование, но она настояла, чтобы Жак сказал ей, где меня найти... И
теперь - уж не обессудьте - она едет сюда. У нее срочное дело,  как  она
выразилась.
   - Я пойду, - сказала Соня. - Не буду вам  мешать.  Мне  все  равно  в
полицию надо.
   - Погодите, - вскочил Реми,  перегораживая  ей  дорогу.  -  Погодите,
Соня.
   Я хочу, чтобы вы мне сначала сказали... Извините, но теперь это может
иметь значение: у вас какие отношения с Мадлен? У вас лично?
   Соня пожала плечами.
   - Учитывая, что у нас не много времени  для  подробных  разговоров  -
она, должно быть, вот-вот подъедет, - то коротко: никаких.
   - Вы не дружите?
   - Нет.
   - И ей не симпатизируете, похоже?
   - Верно.
   - Назовете мне причину?
   - Скорее интуитивная неприязнь.
   - Вы завистливы?
   - Нет, - удивилась Соня, - чего-чего,  а  вот  завидовать  -  не  мой
стиль.
   - Тогда вы мне сказали не правду.
   - Почему это?
   - Потому что "интуитивная неприязнь"  часто  свойственна  завистливым
людям, в особенности женщинам. Мадлен красива и надменна, и  женщины  ей
этого не прощают.
   - Вы упрощаете, господин детектив, - с усмешкой сказала  Соня.  -  То
есть вы правы отчасти, нельзя  не  согласиться...  Но  существует  же  и
интуиция в чистом виде, чутье на что-то нехорошее... Не правда ли?
   - Вуаля! Так что нехорошего вы находите в Мадлен?
   - Хитрец. Надо же, какой вы хитрец! А с виду само простодушие.
   - Соня, не пытайтесь ускользнуть от ответа. Сами сказали, что времени
мало.
   - Ладно... Только договоримся: это ощущение. Не более, чем  ощущение.
Я могу быть не права.
   - Договорились, - Мне кажется, что Мадлен пользовалась папой.
   - Материально?
   - Да. Я подробностей не знаю, я эту тему  избегала  затрагивать,  его
личное  дело.  Но  все  же  как-то  мелькало...  Он  и  своими   связями
пользовался, чтобы устроить ей что-то, и подарки  ей  делал,  даже,  мне
кажется, деньгами помогал. Я не ту давнюю историю имею в виду,  тогда  -
понятное дело, он чувствовал свою вину, хотя, строго говоря, в  чем  его
вина? Он ее не звал, она сама к нему в дом втерлась... Но теперь  Мадлен
взрослый человек, успешно, кажется, делает карьеру, и папа ей  ничем  не
обязан... Опять же дело не только в этом, даже вовсе не в этом.  Дело  в
том, что  у  папы  был  трудный  период,  запой,  вам  это  известно;  в
материальном плане это сильно сказалось...  Мы  с  Пьером  ему  помогали
понемножку, деликатно. А Мадлен не стеснялась получать от  него  подарки
для себя и для своих детей. Папа, знаете, если уж он деньги тратит,  так
тратит, не считает, и ему, должно быть, эти  подарки  или  что  там  еще
обходились не дешево...
   - Вы считаете, что Мадлен играла на его  чувстве  ответственности  за
нее?
   - Вольно или невольно. По крайней мере,  я  не  вижу  других  причин,
которые подвигли бы папу к такой неумеренной щедрости.
   - Может, -,вы не допускаете? - у него сохранились какие-то чувства  к
ней?
   - Трудно себе представить что-то подобное. Разве что чувство вины...
   Под которым на самом деле нет никаких оснований.
   - Однако же Мадлен не показалась мне человеком, который  нуждается  в
помощи, в финансовой поддержке.
   - Насколько я знаю, она теперь занимает неплохое  положение  в  своей
фирме. Муж у нее тоже обеспеченный человек, но... Кажется, там не все  в
порядке. Не так давно там шел разговор о разводе. Не знаю, на чем они  с
мужем остановились, но проблемы были. Мне трудно  судить,  -  улыбнулась
Соня, - я ведь не детектив, чтобы делать умозаключения из фактов,  да  и
фактов у меня нет. Так, одни слухи и  замечания  вскользь.  Может  быть,
Мадлен пользовалась папиной поддержкой по привычке с тех  времен,  когда
она действительно нуждалась  в  деньгах.  Или,  возможно,  она  пытается
обеспечить себя на случай развода. У нее  ведь  двое  детей...  А  может
быть, все проще: Мадлен просто принадлежит к  категории  людей,  которые
ничего не упускают из того, что мимо пролетает.
   - Или все сразу вместе, - закончил Реми. - Понятно. Спасибо, Соня. Не
знаю, что скажет нам Мадлен, но ваша откровенность может пригодиться.
   - Не за что. Последите за Максимом, пожалуйста, чтобы не прыгал,  ему
нельзя. И спасибо, Реми,  за  все.  Вы  славный.  Я  была  рада  с  вами
познакомиться.
   Соня расцеловала его с нежностью.
   - А меня? - подал голос с постели Максим. Она  обернулась,  погрозила
ему пальцем и сказала:
   - А ты, братец, веди себя прилично, по квартире не шастай и на Мадлен
не заглядывайся. Она красивая... Впрочем, я  тоже,  -  грустно  добавила
она.
   - Соня, - окликнул ее на пороге Реми, - Пьер не выходил из дома ночью
с субботы на воскресенье? Соня беспечно пожала плечами.
   - Я по ночам сплю, - сказала она и оставила  мужчин  одних,  бесшумно
прикрыв за собой дверь.
   Максим вспомнил свое ночное  видение  в  Сонином  саду.  Был  ли  там
человек?
   Он до сих пор не знал, что ему об этом думать.
   - Реми, - позвал он задумавшегося детектива, - мне надо  вам  кое-что
сказать...
   Мелодичный звонок в дверь заглушил его слова. Реми пошел открывать.

Глава 20

   Мадлен не  вошла,  а  влетела  как  ураган.  Остановившись  посредине
гостиной, она осмотрелась.
   - А где этот племянник? - спросила она.
   - Здравствуйте, Мадлен