серы тоже... Мне все говорят, что я создана для  кино!  -  обиженно
произнесла Соня.
   Ага, задело. Вот и хорошо. Максим  испытывал  азарт  сродни  тому,  с
которым в детстве  дергал  девочек  за  косички.  Девочек,  которые  ему
нравились.
   - Ты слишком своенравна, - продолжал он небрежно. - Актер должен быть
податливым, пластичным - это материал, с которым работает режиссер. А  у
тебя слишком высокое сопротивление материала.
   - Ну и что? Многие режиссеры оставляют актерам право  создавать  свою
роль. Играть так, как они  чувствуют.  Использовать  природу  актера,  -
защищалась Соня.
   - Для этого не надо быть актрисой. Достаточно природы.
   - Хм...
   -  Я  использую  не  столько  природу,  сколько  мастерство   актера.
Искусство аппликации первородных материалов меня не интересует.  Мне  от
актера нужен профессионализм, умение выполнить задачу. Мою задачу.
   - Твои методы устарели. - Это было сказано  с  вызовом,  и  Максим  с
легкой иронией заметил, как у Сони аж глаза округлились от  желания  его
задеть. Бог мой, что за детский сад!
   Он усмехнулся:
   - Может быть. Только "Пальму"  в  Каннах  за  режиссуру  получил  мой
фильм, если ты не в курсе.
   Соня покраснела от досады.
   - У тебя есть актерские наклонности, я  понимаю,  почему  тебя  зовут
сниматься - сказал он, смягчившись. - Но на самом  деле  ты  не  сможешь
работать с режиссером. Да тебе и  самой  это  не  надо.  Не  зря  же  ты
отказываешься от предложений...
   Соня слушала с легкой настороженной улыбкой на губах, глядя ему прямо
в глаза.
   - Обычно я говорю, что с меня хватит папиной славы, - возразила она.
   - Да... Но ведь это  не  правда.  По  крайней  мере,  это  ничего  не
объясняет.
   - А что, по-твоему, объясняет мои отказы?
   - Тебе не нужна широкая публика. Может, даже боязно  выставлять  себя
напоказ, выворачивать все уголки своей души,  искать  в  себе  потаенные
пороки и страсти... - это ведь и есть  работа  актера.  Тебе  комфортнее
играть  свои  роли  в  этом  маленьком  кругу  избранных  и   постоянных
зрителей... Здесь ты ничем не  рискуешь:  сама  ставишь  свои  маленькие
представления, сама исполняешь - никаких творческих противоречий. К тому
же публика надежно страхует тебя от провалов: ты уверена  в  обожании  и
поклонении...
   - Ты имеешь в виду...
   - Всех. И Пьера. И Жерара с сыночком. И даже Маргерит. И  Мишелей.  И
всех тех, кого я еще не видел, но которые непременно должны  восхищаться
тобой, - Других ты не потерпишь.
   - У тебя оригинальная точка зрения...
   - Я не прав?
   - Не знаю... По-твоему, я играю роли в жизни?
   - А разве нет?
   - Допустим, - со смехом ответила Соня. - И как, хорошо я  играю  свои
"маленькие представления"? Я могу тебя включить в список моих  преданных
зрителей?
   Максим поглядел ей печально в глаза и деланно вздохнул:
   - Можешь.
   Соня, довольная его ответом, легко поднялась из-за стола:
   - Хочешь, я тебе дом покажу?
   Максим вскинул ей вслед руку - ухватить, зацепить, поймать? Он и  сам
не знал (дернуть за косички?)  -  но  она  уже  упорхнула,  и  ее  голос
доносился с лестницы. Скептически посозерцав  свой  зависший  в  воздухе
жест, Максим последовал за ней.
   - Это старинный дом, - комментировала Соня, -  построенный  в  начале
прошлого века. Его  купили  еще  родители  Пьера.  Конечно,  тут  многое
переделано, перестроено, но многое осталось  по-прежнему.  Эта  лестница
раньше кончалась на втором этаже, а на третьем были комнаты для детей  и
для бонны, и у них была своя лестница, выходящая в сад, но ее закрыли, а
основную лестницу продлили доверху... Я люблю старину, я люблю  все  эти
потертые  ступени  и  эти  тяжелые  низкие  балки,  но  пришлось  многим
пожертвовать для удобств, вместо  комнаты  бонны  мы  сделали  ванную  и
туалет, - болтала она, распахивая перед ним двери  комнат,  куда  Максим
заглядывал вежливо и равнодушно, больше глядя на Соню и  вслушиваясь  не
столько в смысл слов, сколько в звуки ее голоса.
   - Это... - продолжала Соня, открывая перед ним очередную дверь, - это
комната для гостей, я сначала хотела оклеить ее обоями и даже уже начала
работы, я все купила...
   Комната выглядела странно: ободранные стены, из которых  только  одна
была оклеена. На полу - рулоны обоев, банки, засохшие кисти и  валики  и
прочая атри-бутика ремонтного дела.
   -  ...  а  потом  передумала.  Хочу  оббить  тканью.   Это   все-таки
элегантнее.
   С другой стороны - пыли больше... Ты как думаешь?
   - Я в этом не разбираюсь.
   - Вот я тоже никак не решу. Рабочих распустила, а комната так и стоит
недоделанная с лета.
   Не  завешенное  занавесками  окно  смотрело  в  темный  сад.   Максим
приблизился. Туман осел, оставив лишь легкий парок, путавшийся в  траве.
В слабом свете уличного фонаря, падавшего с улицы, сад  открылся  ему  в
своей строгой ночной графике: аккуратно  выписанные  дорожки,  огибавшие
лужайку, на которой росла большая  плакучая  береза,  несколько  красиво
сделанных клумб с еще не  отцветшими  кустами  -  кажется,  розами  -  и
маленький, мерцающий в темноте прудик с легкими лодочками сухих листьев.
Сад был ухожен и наряден, и гармонию  его  четких  линий  нарушала  лишь
проплешина в левой  части  живой  изгороди,  через  которую  были  видны
размытые очертания темного соседского участка.
   Максим любил сады - детское воспоминание о  даче  в  Подмосковье,  на
которую они ездили каждое лето. Огородик с укропом, редиской и луком  (с
грядки прямо на стол); зазывно краснеющая, занозистая малина  у  ограды;
куст кислющего крыжовника, который маленький Максим объедал  задолго  до
его созревания; клумбочки с флоксами и астрами (розы  у  них  не  росли,
маме так и не удалось с ними  сладить  в  сыром  подмосковном  климате);
деревянная мшистая бочка  с  дождевoй  водой,  нагревшейся  за  день  на
солнце: он погружал в нее с бульканьем тяжелую лейку и поливал огород, и
вода теплыми пыльными языками сползала с грядок  и  ласково  лизала  его
босые ноги... Костер вечерком, из старых листьев и обрезков веток, и его
низкий, терпкий, горьковатый дым, стелющийся над дачами; и папа с  мамой
на деревянных ступеньках крыльца, и дымок их сигарет смешивается с дымом
костра; и не всегда понятные разговоры о  политике  и  об  искусстве,  и
комары тонким звоном над ухом, и расчесанный прыщик, мешающий  спать,  и
крем "Тайга" на коже... Дачу потом продали за бесценок -  она  требовала
ремонта, но никто не мог ею заниматься,  не  было  времени,  не  хватало
денег...
   Максим раскрыл окно, вдыхая ночные запахи.
   - Нравится? - Оказалось, что Соня стоит позади  него,  тоже  глядя  в
сад.
   - Нравится. Я люблю сады.  Еще  с  детства...  У  вас  красивый  сад,
продуманный, ухоженный.
   - Только эта дыра весь вид портит. Вон, видишь, кустов не хватает?
   Четыре туи засохли. Я велела их выкопать,  хотела  новые  купить,  но
передумала.
   Решила, что лучше все туи выкопать и посадить лавр. Он не сохнет, как
туи, и красивый. Но все-таки жалко выкапывать туи... Они все-таки живые.
Хотя они чаще сохнут, но в конце концов всегда можно засохшие выкопать и
посадить новые, правда ведь?
   Максим слушал ее ботанические объяснения и  думал:  вот  человек,  не
связанный ничем: ни  работой,  ни  начальством,  ни  зрителями  -  одним
словом, не связанный интересами других людей, которые вечно противоречат
твоим собственным. Вот человек, не связанный необходимостью зарабатывать
себе на жизнь, который в денежных тратах  руководствуется  только  своим
вкусом и прихотями; вот человек, не зависимый ни от чего, ни от  кого  -
одним словом, свободный. Правда, ее свобода ограничена  Пьером:  это  он
дает ей все виды свобод - кроме свободы от самого себя... Потому-то  она
так и охраняет свой покой, свою безмятежность чувств:  знает,  что  если
рухнет, если позволит себе рухнуть в другие отношения, то  лишится  всех
своих привилегий. Обретет разве что свободу любить,  но...  Приносит  ли
она счастье? Даже истории с хорошим концом, когда пирком и за свадебку -
чем они кончаются? Тем же самым: привычкой и бытом.
   Хорошо, если мирным, как у Вадима с Сильви. Хуже, как это  получилось
у него с Лидой. Но так или иначе,  любить  ровной  домашней  любовью,  в
которую трансформируются со временем пылкие страсти, - можно и Пьера.  В
роли подобного кандидата он ничем не  хуже  других.  А  уж  если  совсем
честно, то надо признать, что даже лучше многих, если не  как  любовник,
то как муж...
   Как муж,  да.  Максим,  например,  к  функции  мужа  непригоден,  его
семейная жизнь с Лидой лишь доказала общеизвестное...
   - Так я ничего и не решила, - продолжала тем временем Соня,  -  и  мы
остались с пролысиной в изгороди. Хорошо, соседей нет, они здесь  только
летом бывают! Но надо все-таки на  чем-то  остановиться,  сейчас  осень,
время посадок еще не закончилось, надо решить.  Меня  эта  дыра,  честно
говоря, пугает, мне там все  время  кто-то  мерещится,  будто  кто-то  в
кустах стоит. Пьер надо мной смеется...
   - Вот я и говорю, что ты слишком своенравна, - сказал Максим.
   - В каком смысле? - опешила Соня.
   -  Как  с  обоями...  Хотела  одно,  решила   другое,   потом   снова
передумала...
   Ты  привыкла  следовать  своим  прихотям,  а  в  актерской  профессии
требуется дисциплина, - закончил он суровее,  чем  ему  бы  хотелось,  с
неожиданной для него самого ноткой обличительства.
   - Мне все быстро  надоедает...  -  Соня  оправдывалась  под  натиском
Максима. - Я еще не успеваю новую идею  осуществить,  как  она  мне  уже
надоедает... Ты прав. Так я  и  остаюсь,  с  недоклеенными  обоями  и  с
непосаженными кустами, - виновато подытожила она.
   - И с мужем, которого ты не  любишь,  -  дополнил  Максим  глуховатым
голосом, глядя в окно.
   Он и сам не знал, как он осмелился это сказать. Это было  по  меньшей
мере неприлично. И снова непонятно, зачем. Ревность? Как же это глупо!..
   Соня вскинула на него глаза с некоторым удивлением.
   - Пьер меня понимает... Он не навязывается, он мне дает свободу  жить
так, как я хочу...
   - Встречаться с Жераром, например? Соня вспыхнула.
   - " - Ты не находишь, что это не твое дело? Максим находил. Но лез  в
атаку.
   - Ты ведь вчера с ним была в ресторане, не так ли? Я  видел,  как  вы
переглянулись...
   - Послушай, с какой стати...
   - Твой муж дает тебе свободу иметь любовника?
   - Мы не любовники!
   - Я не вчера родился, Соня!
   - Мы правда не любовники! И это не твое дело! По какому праву...
   - Ты с ним вчера была в ресторане? Все равно Реми узнает.
   - Ну и что? Я имею право ходить в ресторан с кем хочу!
   - Тогда почему бы тебе не сказать об этом  своему  мужу?  Зачем  было
врать про подругу?
   - Это никого не касается! И Пьера тоже!
   - Ты так думаешь? А он где был, по-твоему? Тоже с любовницей?
   - У него нет любовницы!
   - Он же куда-то уходил вчера, ты об этом ничьего  не  знала,  не  так
ли?
   Каждый живет своей жизнью, никто никого не стесняет, у тебя любовник,
у него любовница, прекрасная семья, вы друг друга понимаете...
   Соня молчала.
   - Хорошо тебе жить так? Удобно? - продолжал нападать Максим.
   - Какое твое дело, я не понимаю? - наконец холодно произнесла она.  -
С какой стати ты меня допрашиваешь? Ты что, в полиции нравов состоишь? В
обществе борьбы за нравственность? Или ты ревнуешь?
   Опля! Удар пришелся точно, точнее быть не может. Максим запнулся. Что
ответишь, когда и сам не знаешь, что  там  у  тебя  замкнуло  в  глубине
подсознания, что там за всплески снов  и  эротических  видений  на  дне?
Когда ты понимаешь, что ведешь себя глупо, но продолжаешь вести себя еще
глупее?..
   Теперь пришла его очередь замолчать.
   Некоторое время они смотрели друг на друга, и Максим вел безгласную и
безуспешную битву со своим желанием ощутить, ощутить  в  реальности,  во
всей физической конкретности, приснившееся соприкосновение их тел.
   Он отвел глаза первым.
   Пауза длилась.
   - Я приготовлю кофе, -  сказала  наконец  Соня  и  стала  спускаться,
легонько стуча каблучками по лестнице, оставив Максима в задумчивости  у
холодного стекла.
   Он  простоял  так  некоторое  время,  без  всякой  мысли,  с  сосущим
ощущением пустоты в груди, глядя  в  темноту  за  окном...  Пока  в  его
размытом поле зрения не произошло какое-то движение. Едва  легкое,  едва
заметное, но все же достаточное, чтобы Максим сфокусировал взгляд.
   И этот взгляд выхватил  из  черных  теней  неясный  силуэт  человека,
притаившегося в кустах недалеко от пролысины, о которой говорила Соня.
   Непроизвольно отшатнувшись от окна, Максим тут же взял себя в руки  и
сообразил, что  если  не  подходить  к  окну  вплотную,  то  его  нельзя
разглядеть в темной комнате из  сада.  Осторожно  приблизившись  к  окну
снова, он стал внимательно разглядывать кусты.
   Там никого не было. Сад был пуст, безмолвен и неподвижен, не  выдавая
никаких признаков или следов чужеродного присутствия.
   Был ли там кто-то всего несколько секунд назад? Привиделось? Ночи  ли
полубессонные,  полные  мучительных  грез,   утомляющих   тело   и   ум,
сказываются?
   Конечно, привиделось. За это время человек, если бы он  там  был,  не
сумел бы ни сбежать, ни перепрятаться. Это  просто  игра  теней.  Должно
быть, тени так падают именно в этом месте, что и  Соне  примерещилось...
Соня. Где она?
   И Максим, бросив на прощание взгляд в пустынный сад,  закрыл  окно  и
спустился в гостиную.
   - Извини, - произнес Максим,  и  Соня  вздрогнула  от  неожиданности.
Максим стоял на пороге кухни и смотрел на нее. - Извини, я действительно
не имею права задавать тебе подобные вопросы. Это не мое дело.
   Соня  вручила  ему  поднос  с  чашками  и  кофейниками  и,  прихватив
серебряную тарелочку с маленькими  печеньицами,  направилась  за  ним  в
гостиную.
   - Я думаю, - заговорила она, - что Пьер на самом деле следил за  мной
вчера.
   - За тобой?!
   Максим  бросил  непроизвольный   взгляд   на   окна-двери   гостиной,
выходившие в сад. Но они были плотно задернуты занавесями. И он  испытал
облегчение при мысли, что в них нельзя заглянуть из сада.
   - Я не знаю точно... Но мне так кажется.
   - Ты с Жераром была в ресторане?
   - Да. Но только... Он мой поклонник, но не любовник.
   - Зачем ты,  Соня,  я  ведь  извинился,  это  действительно  меня  не
касается...
   - Он не любовник, - упрямо продолжала Соня, - я просто  позволяю  ему
за мной ухаживать. Меня это развлекает. Мне это... как ты говоришь,  это
роль, которая мне нравится... Род авантюры, приключения...
   - Почему ты думаешь, что Пьер за тобой следил?
   - Во-первых, ему негде больше быть. Я уверена, что у него нет никакой
любовницы... Просто я его знаю. И раз он пытался скрыть от меня, что его
не было дома...
   - Я понимаю. А во-вторых?
   - А во-вторых, мне показалось, что я его видела в соседнем зале.
   - Он тебя ревнует?
   - Не думаю. Мне  кажется,  что  он  давно  подозревает,  что  у  меня
какие-то отношения с Жераром.  И  хочет  знать,  до  какой  степени.  Не
ревность, а так...
   Любовь к точности. Профессиональная.
   "Любовь к точности". Не она ли привела Пьера под окна, чтобы  следить
за своей женой, которую он с деланной игривостью  оставил  с  молодым  и
симпатичным "родственником"? Хорошо еще,  что  я  удержался  от  желания
поцеловать Соню! Вот была бы сцена у окна!
   Бог мой, что за глупости. Он же не сумасшедший, Пьер. Как он  мог  бы
знать заранее, что мы остановимся у окна в гостевой комнате  и  что  нас
можно будет увидеть из сада? Никак, конечно. А больше  там  высматривать
нечего, в гостиную не заглянешь... Не из-за чего сидеть полночи в  саду.
Мне просто показалось, безобидная игра теней.
   Или там был другой воздыхатель, Жерар? Который  изводится  от  мысли,
что  его  место  занято?  Который  попросил  один  раз  своего   сыночка
проверить, не освободил  ли  я  территорию,  и,  получив  неутешительный
ответ, приперся в сад, чтобы своими глазами увидеть, что тут  происходит
и когда я наконец свалю отсюда?"
   Максим улыбнулся этой мысли и уже хотел было поделиться ею  с  Соней,
но вовремя спохватился, что может лишь напугать ее.
   - Ну что ж, - бодро сказал он, - по крайней  мере,  никаких  загадок.
Как справедливо заметил Реми, в этой истории и так предостаточно тайн.
   Соня погрустнела.
   - Что ты думаешь, - спросила она, - об исчезновении папы?
   Максим покачал головой.
   - Я теряюсь в догадках. Много концов, и ни  один  из  них  никуда  не
ведет.
   А ты что думаешь?
   - Я боюсь думать что бы то ни было... Мне страшно узнать правду. Хотя
я ее уже знаю.
   - Ты уверена, что правда в том...
   - Что я  его  больше  никогда  не  увижу.  Живым.  Снова  Максим  был
шокирован ее прямотой. Он потер лоб.
   - Знаешь, -  произнес  он  после  некоторой  паузы,  -  когда  я  был
маленький, у нас была дача под Москвой. Зимой там все заносило снегом  -
глубоким, чистым, нетронутым. Когда мы приезжали на каникулы, нужно было
идти в сарай за дровами, чтобы растопить  печь,  а  сарай  был  на  краю
нашего участка, у забора. Я шел  с  папой  за  дровами,  и  мои  валенки
увязали  в  сугробах.  Представляешь?  Ногу  заносишь,   чтобы   сделать
следующий шаг, а валенок остается на месте, по края  в  снегу,  и  через
носок к ступне тут же пробирается жгучий холод. А  то  еще,  бывало,  не
удержишься, особенно когда в руках дрова, и ляпнешься  босой  ступней  в
снег... Я, маленький, часто заглядывал в голубоватые лунки моих следов в
снегу - верил, что там живут маленькие человечки, которые  цепляются  за
мой валенок и не пускают его. Хотел их подстеречь... И вот сейчас у меня
такое чувство, будто делаешь шаг, а валенок стоит  на  месте.  И  только
холод...
   - Я понимаю. Но что я могу сделать? Заявление в полицию мы  положили,
если бы папа нашелся, живой или  мертвый,  нам  бы  сообщили.  Детектива
наняли. Что еще?
   Максиму снова вспомнился силуэт в саду... Был  или  не  был?  По  его
спине побежал холодок.
   - Не знаю, надо попытаться как-то  выстроить  версии.  -  Он  опустил
наконец свою руку, прикрывавшую нервным жестом  глаза,  и  посмотрел  на
Соню:
   - Ты же лучше знаешь тех, кто тебя окружает, своего мужа...
   "Он уговорил меня остаться,  потому  что  рассчитывал  таким  образом
избавиться от Жерара! - вдруг осенило Максима. - Его донимает мысль, что
у жены какие-то отношения с этим Карлсоном - он не знает точно какие, но
ревнует.
   Успешно выжив  Жерара  из  дома,  он  потом  испугался,  что  я  тоже
представляю опасность...  Вот  что  означал  его  странный,  напряженный
взгляд на прощание! И он засел в саду... Он?"
   - Ты подозреваешь Пьера? - удивилась Соня. -Ты предполагаешь, что  он
мог... иметь к этому какое-то отношение? Он не способен на такое.
   -  Тебе  лучше  знать.  Но  мне  он  кажется  человеком  расчетливым,
меркантильным, практичным, который готов на многое, чтобы заполучить то,
что он считает ценностью...  -  "Тебя,  например",  -  чуть  не  добавил
Максим.
   - Он такой и есть, - слегка улыбнувшись, ответила Соня.
   Максим хотел было снова вскинуться с обличениями, в которых  не  было
нужды... Но удержался.
   - Тебя это не раздражает? - спросил он только.
   - Ты меня не знаешь, Максим. Это то, что мне нужно.
   - Не совсем понимаю...  -  "Я  говорю  не  правду,  Сонечка,  я  тебя
прекрасно понимаю..."
   - Ну, мне спокойно с ним...
   - И это все,  что  тебе  нужно?  "Понимаю,  но  лезу  На  рожон.  Как
последний дурак. Как бы остановиться? Может, просто уйти?"
   - А что ты хочешь? Я вроде рачка, а он для меня подходящая ракушка.
   Защита.
   - От кого?
   - От себя, наверное.
   - Я так и понял, что ты Пьера не любишь!.. "Хватит,  Максим,  уймись,
эта не твоя женщина и никогда тебе принадлежать не  будет;  у  тебя  нет
никаких прав ее упрекать в чем бы то ни было!"
   - Я к нему привязана. Я его люблю, по-своему. Но не та