ашине. Спорю, что он тоже из команды Мороза. - Ну...
   - Героин в его гробу, а всю эту кашу с Турком заварили, чтобы сбить нас с
толку. В общем, так, нужна еще одна эксгумация. Чем скорее, тем лучше, иначе
второй гроб тоже свистнут, и тогда героин уже никогда не  найдем.  -  Тут  я
сообразила, что героин  -  это  вовсе  не  Сашкина  забота,  а  Колесникова,
чертыхнулась, повесила трубку и набрала  номер  Виктора.  Отозваться  он  не
пожелал. - Работнички, - рычала я еще с полчаса, танцуя у телефона и набирая
номер безо всякого толку,  после  чего,  ругая  на  чем  свет  стоит  родную
милицию, отправилась спать.
   Разбудил меня Кузя. Он жалобно скулил во дворе, а мне  в  голову  полезла
всякая чушь, а ну как пес запутался в  веревке?  На  привязи  он  сидеть  не
привык, далеко ли до беды? Кое-как одевшись, я выскочила во  двор  и  смогла
убедиться в том, что пес жив-здоров, а скулит и  рвется  к  калитке,  должно
быть, от скуки. Увидев меня, Кузя утроил рвение, а я покачала головой.
   - Вот уж действительно: с кем поведешься, от того и наберешься. Веди себя
прилично, - сурово прикрикнула я и вернулась в комнату. Пес  не  унимался  и
поэтому все в доме поднялись раньше обычного.
   - А где Данила? - удивился батюшка, когда мы  втроем  сели  пить  чай.  Я
заглянула к Даниле: комната пуста, кровать выглядит так, что вряд ли на  ней
отдыхали этой ночью. - Неужто опять загулял? -  разволновался  отец  Сергей,
вышел на крыльцо и принялся звать:
   - Данила...
   Услышав это имя, Кузя пришел в неистовство, лаял и бросался  на  калитку.
Сенька подскочил к нему, отвязал веревку от  ошейника.  Кузя  одним  прыжком
преодолел препятствие в виде палисадника и бросился по аллее, точно  за  ним
гнались все кладбищенские привидения.  Сенька  припустился  за  ним,  а  мне
ничего не осталось делать, как бежать за Сенькой. "Кузя спятил, -  с  тоской
думала я. - С чего бы приличной собаке так вести себя?" Я-то думала, что пес
решил покинуть кладбище, оттого и летит сломя  голову,  желая  вырваться  на
свободу (Васькино дурное  влияние),  но  Кузя  неожиданно  свернул  к  аллее
бандитской славы и начал вести себя еще более странно. Замедлил  бег,  то  и
дело оглядывался на нас и громко скулил. Через минуту стало ясно, отчего его
так разбирало: возле склепа с ангелами лежал Данила. Пес подскочил  к  нему,
ухватил за рукав ветровки и принялся трясти, а я,  приказав  Сеньке:  "Стой,
где стоишь!" -  кинулась  к  Дьяконову,  бормоча  про  себя:  "Не  дай  бог,
покойник".
   Данила лежал, уткнувшись лицом в землю, волосы на его  затылке  покрылись
коркой, и я, сообразив, что это кровь, приготовилась орать "караул", но  тут
Данила громко сказал:
   - Ох, блин. - А я перекрестилась:
   - Слава тебе, господи, обошлось.
   К нам уже спешили батюшка и невесть откуда взявшаяся  Пелагея.  Вчетвером
мы подняли Данилу и, точно бревно, поволокли к дому. Он то стонал, то  давал
ценные советы, как ловчее себя нести, и я абсолютно уверилась, что  жить  он
будет.
   Уложив Дьяконова на кровать в его комнате, мы с Пелагеей, отправив Сеньку
вызывать врача, промыли рану на голове и  смогли  констатировать,  что  хотя
крови он потерял предостаточно, но в худшем  случае  отделается  сотрясением
мозга. Данила продолжал стонать,  а  я  настолько  успокоилась,  что  решила
задать вопрос:
   - Что случилось?
   - А пес его знает... - вздохнул Дьяконов. - Под утро  на  крыльцо  вышел,
что-то не спалось мне. Пойду, думаю, покурю,  подышу  свежим  воздухом,  как
вдруг вижу, от калитки идет кто-то...
   - От какой калитки? - нахмурилась я.
   - От той, что на Красномилицейскую выходит.
   - И ты ее с нашего крыльца  увидел?  -  съязвила  я,  а  Данила  обиженно
засопел:
   - Ну, был грех. Вчера одному мужичку мебель помог разгрузить, дал он  мне
на бутылку. Я-то думал, Богородице свечей к празднику поставлю, но человечье
естество во мне верх взяло над духовными соображениями, и я повлекся...
   - За бутылкой, - подсказала я.
   - Истинно так, Дарья, о чем сожалею и лью горькие мои слезы.  Возвращаясь
из гастронома, я и заметил подозрительную личность и устремился за  ней.  Но
личность эта, достигнув склепа господ Плодомасовых, вдруг  чудесным  образом
испарилась... А сразу после этого кто-то мне по башке  -  тресь!  -  и  я  в
отключке. А бутылку рядом со мной не нашли?
   - Нет.
   - Значит, этот гад забрал...
   - Ох, что делается, - запричитала Пелагея.  -  За  бутылку  водки  готовы
человека угробить.
   - Портвейна, - подняв палец, поправил Дьяконов, из чего я заключила,  что
таинственную личность он повстречал в свой второй, а может, и  третий  в  ту
ночь поход.
   Пока мы  все  это  выясняли,  приехала  "Скорая".  Молодая  женщина-врач,
осмотрев голову Данилы, появилась в кухне и заверила нас, что  до  отпевания
еще далеко. Отец Сергей приблизился к ней и с выражением  крайнего  смущения
на лице попросил:
   - Не могли бы вы, голубушка,  его  немного  припугнуть?  Ведь  ежели  ему
сейчас сказать, что ничего у него, слава господу,  сотрясения  там  или  еще
какой неприятности нет, так  он  уже  к  вечеру  начнет  куролесить.  А  для
здоровья его физического и душевного будет много лучше, если он пару деньков
в постели полежит и о душе своей грешной подумает.
   Женщина  с  улыбкой  согласилась  и,  сказав:  "О  душе  всегда   полезно
подумать", - отправилась к Даниле, побыла у него минуты две и  уехала.  Отец
Сергей  перекрестился,  опустившись  на  колени  перед  иконой,  а  я  пошла
взглянуть на Дьяконова. Не знаю, что ему сказала врач, но  выглядел  он,  по
меткому определению батюшки,  "сокрушенным".Невинная  хитрость  отца  Сергея
вызвала самые неожиданные последствия. Дьяконов лежал тихий, точно к чему-то
готовился, затем призвал к себе батюшку и торжественно произнес:
   - Хочу исповедаться.
   Я удалилась в свою комнату и, распахнув окно, принялась вертеть головой с
намерением обнаружить племянника. Он сидел на лужайке перед  домом  и  вслух
читал "Бесов". Единственным его слушателем был  Кузя,  с  видом  величайшего
внимания он взирал на Сеньку и время  от  времени  кивал  головой,  точно  с
чем-то соглашаясь.
   - Сумасшедший дом, - зажмурившись на мгновение, произнесла я, вздохнула и
устроилась в кресле возле окна, твердо решив не дать Сеньке ни одного  шанса
смыться, и  тут  услышала  душераздирающий  вопль,  подскочила  и  опрометью
кинулась из комнаты.
   Вопли раздавались из комнаты Данилы, но вовсе не его  голос  причитал,  а
батюшкин:
   - Да как же ты мог, безбожник, мертвое тело из земли вырыть? Да знаешь ли
ты, что это есть грех, который приведет душу твою заблудшую прямой дорогой в
ад?
   Я припала ухом к двери, боясь что-нибудь пропустить, и даже дверку слегка
приоткрыла. Отец Сергей то крестился, то отмахивался  от  Данилы,  точно  от
нечистой силы, а я, глядя  на  это,  вспомнила,  как  Дьяконов  клялся,  что
отвадит бандитов от нашего кладбища.
   - Антихрист! - рявкнул батюшка и в сердцах плюнул, а  Данила,  забыв  про
то, что полчаса назад собирался отдать богу душу, вдруг вскочил и  ломанулся
в открытое окно. - Вернись, - охнул батюшка, но Данилы и след простыл.
   Я же подумала о племянничке и  бросилась  на  улицу,  но  беспокоилась  я
напрасно:  проводив  взглядом  улепетывавшего  Дьяконова,  Сенька  продолжил
чтение, Кузя беспокойно завозился, завидев меня, но голос подать не рискнул.
   - Мертвое тело... - начала я, обращаясь к племянничку, -  тьфу...  Турка,
Данила вырыл? - Сенька нахмурился, с особым усердием уставившись в книгу, но
я ее захлопнула и положила рядом. -  Он  батюшке  исповедался,  боялся,  что
помрет. Так это он гроб в склеп перетащил?
   - Он, - кивнул Сенька, пряча глаза.
   - Зачем?
   - Он говорит, не по рангу бандюкам с князьями да графьями...
   - Что он говорит, мне известно. Ну, утащил он гроб, и что?
   - Позвонил Морозу, - вздохнул племянничек.
   - Как позвонил? Откуда номер?
   - Васька у соседей телефонный справочник свистнул, в нем и нашли. Там три
Мороза, второй наш оказался.
   - Так... У Данилы ума нет вообще. Он весь свой ум пропил, а ты, неужто ты
тоже мертвое тело перетаскивал?
   - Не-а, мы думали, он шутит, когда сказал, что Турка вырыл. А  он  правда
вырыл.
   - Завтра же в пустыню, - начала я, но только рукой махнула. - Где Упырь с
Васькой?
   - Их нет на кладбище, тебя испугались,  говорят,  с  Кузей  ты  их  сразу
отыщешь. Они у нас дома скрываются.
   - В моей квартире? - держась за сердце, уточнила я.
   - Ага, - вздохнул Сенька.
   - А ключ?.. Ну, племянничек...  -  Погрозив  Сеньке  и  Кузе  кулаком,  я
скрылась в доме, выпила  три  чашки  чаю  и  хотела  звонить  Родионову,  но
передумала: неизвестно, как в милиции отнесутся к Даниловым шуткам. А ну как
за выкапывание гробов специальная статья есть?  В  Уголовном  кодексе  я  не
сильна, и лучше мне в него не лезть.
   Родионов сам явился ближе к вечеру и сообщил, понизив голос до шепота:
   - Вторым трупом заинтересовались... Слышал краем уха - будет эксгумация.
   - Слышал, - передразнила я. - Да у вас полкладбища вынесут,  а  вы  и  не
заметите.
   - Я-то здесь при чем? - разозлился Сашка. - Мое дело убийцу искать, так и
то по рукам дали: не  велели  беспокоиться:  мол,  без  вас  найдутся  люди,
сделают все в лучшем виде.
   - А когда эксгумация будет? - нахмурилась я.
   - Должно быть, завтра, - пожал плечами Родионов и неожиданно заявил:
   - Нечего тебе здесь делать. Ехала бы в самом деле в Анапу...
   - В Анапу... не могу я отсюда уехать, должен  кто-то  гроб  сторожить.  -
Родионов с беспокойством посмотрел мне в глаза, а я поспешно отвернулась.
   Пелагея отправилась домой, а с ней и Сашка, пообещав подвезти ее.  Сенька
находился под домашним арестом, а батюшка беспокоился за Дьяконова.
   - Что-то Данилы не видно, - вздыхал он. -  Неужто  опять  сорвался?  Надо
было с ним помягче... Но ведь грех-то какой? Мертвое тело из земли вырывать.
- Батюшкино беспокойство только  нарастало.  Несколько  раз  он  выходил  на
крыльцо и звал:
   - Данила... - И, не получив ответа, опять  вздыхал.  -  Как  бы  чего  не
вышло, - приговаривал он при этом.
   Стемнело, а Дьяконов так и не вернулся. Само собой5 мне опять не  удалось
уснуть в эту ночь. Я в отличие от батюшки не считала, что  Данила  умрет  от
угрызений совести. Скорее всего он, раздобыв  денег,  заливает  грусть-тоску
где-нибудь по соседству. Но, несмотря на это, я прислушивалась:  не  пройдет
ли кто мимо. Спустя какое-то время входная дверь скрипнула, кто-то прокрался
по коридору, а вслед за этим ко мне постучали.
   - Входи, - шепотом сказала я, и в комнату вошел Дьяконов.
   - Дарья, - позвал тихонько. - У нас гости.
   - Какие гости? Ты пьян, что ли?
   - Могилу раскапывают.
   - Турка? - Я села в постели, а Данила отчаянно затряс головой.
   - Нет, соседскую.
   - Ох ты, черт. -  Я  натянула  джинсы,  забыв  о  присутствии  мужчины  в
комнате, и ринулась к двери. - Ты милицию вызвал? - опомнилась я.
   - Нет. А вдруг это и есть милиция? Уж больно нахальные.
   Вопрос поставил меня в тупик: а что, если Данила  прав?  Родионов  что-то
там говорил про эксгумацию... С какой стати проводить ее  ночью?  Может,  не
хотели граждан травмировать: одну могилу раскапывают, потом другую?
   - Пойдем-ка посмотрим, - в замешательстве кивнула я. Только  мы  вышли  в
коридор, как обнаружили Сеньку: в трусах и футболке  он  стоял  возле  своей
двери и первым делом спросил:
   - Вы куда?
   - Данила кого-то на кладбище видел. Хотим проверить.
   - И я с вами.
   - Зачем?
   - Затем. Даниле уже раз по голове дали, чем больше народу, тем спокойнее.
- Не обращая внимания на мои возражения, Сенька оделся, а  выйдя  на  улицу,
отвязал Кузю. - С нами пойдет.
   Конечно, Кузя мог залаять от избытка энтузиазма и выдать наше  инкогнито.
С другой стороны,  если  там  милиция,  так  ничего  страшного  в  нарушении
инкогнито я не вижу. А если там бандиты, то собака не помешает.
   - Следи за ним, чтоб не тявкал, - предупредила я Сеньку, и мы устремились
друг за другом к аллее бандитской славы.
   - Днем-то я малость выпил, - торопливо рассказывал Данила, -  потому  как
обидно стало. Я ж как лучше хотел, а батя  -  грешник,  грешник...  Пошел  к
дружку на Вокзальный спуск, засиделись малость, возвращаюсь я через  боковую
калитку, а впереди меня народ двигает, и прямиком к той могилке,  веночки  в
сторону и принялись копать. А уж как батя выговор мне сделал, не  рискнул  я
ничего предпринимать, с умным человеком не посоветовавшись.
   Мы свернули на тропинку, и  я  сделала  знак  молчать.  Вскоре  я  смогла
убедиться, что "могилокопатели" Даниле не  привиделись:  свежий  холм  земли
слева, отброшенные в сторону венки и силуэт человека на фоне белого мрамора,
человек тревожно поглядывал по сторонам, возле его  ног  лежал  фонарь,  луч
которого был направлен в яму, в которой находились его сообщники.  Никто  не
произнес ни слова, и определить, что за публика орудует на кладбище,  весьма
затруднительно.
   - Есть, - вдруг послышался голос снизу, а я забеспокоилась: чего доброго,
уведут героин из-под носа, а потом ищи виноватых.
   - Сенька, - шепнула я. - Бегом звонить.
   И тут ярко вспыхнули три мощных фонаря, парень возле могилы  закрыл  лицо
руками, а суровый мужской голос произнес:
   - Внимание, всем оставаться на местах... -  ну  и  так  далее.  В  общем,
родная милиция подоспела.
   Увидев среди вновь прибывших Колесникова, я устремилась  к  могиле,  двое
парней уже вылезли из ямы и теперь стояли по  соседству  со  своим  дружком.
Подойдя вплотную, я заглянула им в лица: Синего среди них не было. Между тем
гроб подняли на специальных веревках и открыли крышку. Лица у  троих  парней
вытянулись, Колесников выругался, а я едва не рухнула в  обморок:  гроб  был
пуст, то есть совершенно,  белая  обивка  и  больше  ничего.  Простонав:  "О
господи",  -  я  бросилась  к  дому,  совершенно  не  желая  объясняться   с
Колесниковым. Судя по лицам ночных гостей, то, что в гробу пусто,  было  для
них такой же новостью, как и для меня. Выходит, что-то они там ожидали найти
и, уж конечно, не труп погибшего от взрыва дружка. Значит,  это  "что-то"  у
них увели.
   - Ничего нельзя доверить, - вздыхала я горестно. -  Видно,  героин  вчера
свистнули, тот самый неизвестный,  который  тюкнул  по  голове  Данилу.  Ищи
теперь ветра в поле. - Вернулся Сенька с  Дьяконовым  и  сообщил,  что  гроб
вернули на место, могилу закопали, а парней арестовали. - К утру выпустят, -
съязвила я, потому что сильно злилась на соответствующие органы.
   "Уеду в Анапу", - подумала я, ложась спать, и  строго-настрого  запретила
себе думать о гробах и героине.
   Кажется, Анапа мне и приснилась, по крайней мере, море плескалось у  моих
ног, я любовалась пейзажем, и тут... в окно постучали, я вскочила с  постели
как ошпаренная, выглянула в окно и испуганно отшатнулась: с  той  стороны  в
предрассветных сумерках к стеклу прижималась жуткая физиономия,  бледная,  с
острым подбородком... Я распахнула створку и позвала:
   - Упырь!
   - Я, - зашептал он, сунув голову в комнату.
   - Ты чего здесь делаешь? - тоже перешла я на шепот.
   Тут окно по соседству тоже открылось, и появился Сенька,  одновременно  в
кустах что-то хрустнуло, впрочем, я и так знала, что там Чугунок, и тихо, но
зло позвала:
   - Васька, вылазь.
   Он вылез и  сел  на  корточках,  глядя  на  меня,  как  Кузя,  когда  тот
выпрашивает сосиску.
   - Ну и что вы здесь  делаете?  -  грозно  начала  я.  -  А  еще  врал,  -
повернулась я к племянничку, - что их на кладбище нет. Не стыдно тебе?
   - Нас и не было, - торопливо заговорил Упырь. - Васька малость по  собаке
соскучился, решил на кладбище заглянуть. В проулке автобус заметил, из  него
дядьки вышли, в масках, с оружием. Ну Васька сразу за мной, интересно  ведь.
А когда парней Мороза повязали...
   - Почему Мороза? Откуда знаешь? - перебила я.
   - Так мы их до автобуса  проводили,  разговоры  слышали...  Хотели  домой
идти, а Васька мне: давай Кузю возьмем,  он  на  привязи  сидит,  жалко.  Мы
пошли, а на крыльце Данила курит, Васька говорит, подождем, пока  он  в  дом
уйдет, а то, говорит,  ему  от  Дарьи  достанется.  Он  сел  ждать,  а  я  в
салтыковский склеп заглянул, курнуть страсть как  хотелось,  а  у  меня  там
заначка. Сунулся через дыру, а там...
   - Еще один гроб? - насторожилась я.
   - Нет... пойдем, лучше сама посмотришь.
   Я вылезла в окно, и Сенька тоже, хотя я и  сказала:  "Дома  сиди",  и  мы
вчетвером отправились к салтыковскому склепу. Упырь поднял  доску,  спрыгнул
первым, а потом помог спуститься мне и Ваське  (Сенька  слез  сам),  чиркнул
зажигалкой и указал в угол. Я сделала пару шагов, приподняла черную  клеенку
и вытаращила глаза: пакеты с белым порошком.
   - Героин, - дружно выдохнули мы.
   Лично я героина сроду не видела,  но  в  правильности  своей  догадки  ни
секунды не сомневалась. В этот момент  скрипнула  железная  дверь  за  нашей
спиной, и знакомый голос сказал:
   - Ну вот, все и собрались.
   Я обернулась и безо всякого удивления обнаружила Синего. Конечно,  героин
его работа. В руке у парня блеснул пистолет, а мы даже  Кузю  не  догадались
взять.
   - Не будешь же ты в детей стрелять? - сказала я. - К  тому  же  по  всему
кладбищу  милицейские  засады,  выстрелишь,  минуты  не  пройдет,  как  тебя
поймают.
   - Спасибо, что предупредила, - поблагодарил Синий и,  достав  из  кармана
глушитель, стал его привинчивать. Затем пакостно хмыкнул  и  поднял  оружие.
Грохнул  выстрел,  мы  испуганно  подпрыгнули,  а  Синий,   выкатив   глаза,
кувыркнулся со ступенек, пистолет отлетел в сторону, я схватила его и только
после этого сообразила, что произошло: в дверях стоял мужчина с пистолетом в
руках и, безбожно коверкая слова, крикнул:
   - Все в порядке, вы в безопасности. - Сделал шаг нам  навстречу,  а  я  с
удивлением узнала в нем липового нищего. Вздохнув, я пробормотала:
   - А это что за черт? И услышала в ответ:
   - Интерпол.
   Вот так закончилась история с фотографией. И хоть на  этот  раз  никакого
сосуда от милиции я не получила, но  словесную  благодарность  мне  все-таки
выразили, правда, звучала она несколько двусмысленно и в основном свелась  к
известному афоризму о сапожниках и пирожниках. Ну и ладно, я не в обиде.
   Лето промелькнуло быстро. С отпуском всегда так: ждешь его ждешь,  а  как
дождался, не успеешь  глазом  моргнуть,  он  уже  и  закончился.  Тридцатого
августа Сенька уезжал  домой.  Перед  отправкой  на  вокзал  мы  выпили  чаю
(присутствовали я, Сенька, Чугунок и, само собой, Кузя).  Вещей  племянничек
собрал предостаточно, и я решила вызвать такси, чтобы не мучиться. Только  я
сняла трубку, как Чугунок, выглянув в окно, сообщил:
   - Глянь-ка, Дарья, участковый приперся.
   Я выглянула и в самом деле на скамейке возле подъезда обнаружила  Андрюху
Коломейцева. Две недели назад его выписали из больницы, и с понедельника  он
приступил к исполнению. Не успела я решить, стоит ли его звать пить чай  или
перебьется, во дворе появилась развалюха, которую  Родионов  упорно  называл
"Жигулями", и  затормозила  возле  моего  подъезда;  Андрюха  подобрался,  а
Родионов, заметив его, из машины выходить не стал, только  дверь  распахнул.
Через минуту рядом возникла "Волга" Колесникова (он купил ее неделю назад, о
чем хвастал мне по телефону), а я положила трубку: глупо тратиться на такси.
Пока мы таращили глаза, в поле нашего зрения появился белый "Порше"  и  лихо
затормозил прямо напротив кухонного окна.
   - А это кто? - заволновался Васька.
   - Интерпол, - порадовал его Сенька. - Он у нас вчера в  гостях  был...  и
позавчера.
   - А чего это они? - Васька  не  договорил,  тревожно  глядя  на  меня,  а
Сенька, почесав за ухом, начал приставать:
   - Дарья, а ты замуж собираешься? Если что, бери  "Порше",  я  к  тебе  на
каникулы приеду...
   - Зачем ей з