а  чужом  капоте,  предварительно  еще  разок  стукнув  братца,  чтобы  он,
очухавшись, чего доброго не сбежал. Мышильда  не  перестает  повторять,  что
милицейские жуткие неумехи и вороны, а в таких делах я ей доверяю.
   Иннокентий Павлович занял водительское место,  я  еще  дверцу  не  успела
захлопнуть, а мы уже неслись вперед, в буквальном смысле не разбирая дороги.
Одна милицейская машина осталась возле братца, а вторая предприняла  попытку
догнать нас. Неудачную.  Преследователи  были  на  "Жигулях",  а  Иннокентий
Павлович что твой гонщик, если, конечно, машина, на которой он выступает, не
его личная. "Фольксваген" был моим, и мы ушли.

***

   Через несколько минут Иннокентий  тормозил  возле  палисадника,  Мышильда
кинулась ко мне.
   - Ну?
   - Там только баксы, - сказала я, зная, что наношу сестрице тяжелый  удар.
Она  восприняла  его  с  наследственной  стойкостью.  Нахмурилась  и  сурово
спросила:
   - Лизка, ты ведь баксы не свистнула?
   - Господь с тобой, - обиделась я. - Я же честная девушка. "Бабки" чужие.
   - Могла бы и прихватить пачку, от государства  не  убудет,  -  совершенно
неожиданно встрял Иннокентий Павлович. Я схватилась за сердце,  а  Мышильда,
погрозив ему пальцем, заявила:
   - Все ваше адвокатское племя такое: лгуны и корыстолюбцы.
   Тут Мышильда что-то вспомнила и закружилась, вроде как не знала, в  какую
сторону кинуться.
   - Лизка, - сказала она досадливо.  -  Сейчас  менты  понаедут,  а  у  нас
вещественные доказательства не на месте.
   - Чего? - не понял Иннокентий, но Мышильда уже  тянула  его  за  рукав  к
крыльцу, на ходу объясняя:
   - Сиди в доме, если они приедут, малость их задержи.
   Иннокентий пошел в дом, а мы  бросились  на  пустырь,  прихватив  обычное
орудие труда, то есть лопату.
   - Бумажник Боцмана в крапиве зарыт, а должен быть в подземном ходе.
   - Если Макс мент, а это и дураку ясно, он знает, что при мумии документов
не было.
   - Знает, не знает, а положить надо туда, где взяли. Сокрытие вещественных
доказательств... - завелась Мышильда, но я перебила:
   - Да ладно, знаю я, знаю...
   В общем, мы пакет из земли вырыли и с  ним  рванули  к  подземному  ходу,
открыли дверь и сказали в два голоса: "Ступенька", - но все  равно  едва  не
упали. Мышильда при помощи носового платка извлекла из пакета бумажник.
   - Значит, так, мы здесь были вчера, ход нашли  случайно,  а  вот  никакой
мумии не видели.
   - А Максим скажет...
   - А Максим может говорить что угодно.
   Мышильда огляделась и решила бросить бумажник с ключами возле  стены,  но
не удержалась и взглянула на доллары.
   - Возьми, - предложила я. - Никто ведь про них не знает.
   Сестрица насупилась.
   - Я знаю. И душу за  баксы  не  продаю.  Вот  если  бы  тридцать  царских
червонцев, три колье...
   Мышильда все перечислила и успокоилась, но ненадолго.
   - Черт, Сашкины-то баксы у тебя где?
   - В машине Иннокентия Павловича.
   - Надо его на почту послать, пусть отправит их бандеролью  на  твое  имя.
Домой вернешься и  получишь.  Береженого  Бог  бережет,  -  мудро  рассудила
сестрица и кинулась к  Иннокентию,  а  я  подумала,  что  не  худо  было  бы
заглянуть в дыру. И заглянула, но без особого успеха.  Темень  была  жуткая.
Немного протиснувшись вперед и вытянув  руку,  я  смогла  нащупать  холодные
плиты древнего фундамента.
   - Точно двенадцатый век, - сказала  я  со  вздохом.  Между  тем  Мышильда
вернулась и крикнула:
   - Ты чего там?
   - Дыру смотрю! - проорала я в ответ. - Принесла бы ты фонарь...
   В Мышильде вновь заговорила страсть к  археологии,  и  она  спустилась  с
фонарем ко мне, со вздохом заявив:
   - Хоть полазить напоследок.
   Мы протиснулись в дыру. Вдоль всего нашего фундамента с этой стороны  был
узкий  проход,  Мышильде  надо  было  идти  согнувшись,  а  мне  так  просто
пробираться на четвереньках. Через несколько метров коридор резко сворачивал
налево, мы тоже свернули и увидели точно такой же  коридор,  он  терялся  во
тьме.
   - Пойдем? - неуверенно спросила Мышильда.
   - Пойдем, - кивнула я. - Вдруг там что-нибудь интересное.
   Я стала прилаживать фонарь  на  шею,  чтобы  освободить  руки.  Если  вид
передвижения, избранный мною, называется "на четвереньках",  так  он  должен
соответствовать действительности. Пока я возилась с фонарем, Мышильда  чутко
водила ушами и вдруг спросила:
   - Слышишь?
   - Чего? - не поняла я, тишина стояла в подземелье вроде могильной.
   - Ну так послушай...
   Из вежливости я прислушалась и вскоре уловила нечто чрезвычайно знакомое.
   - О, черт, - сказала я и рванула по коридору. Мышильда  семенила  следом.
Через минуту всякие сомнения отпали - героический бас где-то впереди выводил
"Вот мчится тройка почтовая". Вскоре мы могли  уже  лицезреть  и  обладателя
столь мощного голоса. При свете чадящей свечи, пристроенной на ящике  из-под
винноводочных изделий,  в  состоянии  абсолютного  блаженства  сидел  Михаил
Степанович и талантливо приканчивал последний куплет вкупе с бутылкой. Рядом
с ним сидел босой  Евгений  и  плакал,  размазывая  по  лицу  слезы  грязной
ладонью, а на его плече мирно спал участковый.
   - Ты глянь, - кивнула Мышильда на посуду в  углу,  я  глянула  и  всерьез
забеспокоилась: количество выпитого вызывало трепет.
   Михаил и Евгений нас не узнали,  на  имена  не  отзывались  и  продолжали
пребывать в блаженстве.
   - Придется их вытаскивать по одному, - вздохнула  я  и  ухватила  Михаила
Степановича за шиворот.

***

   Я извлекла на свет Божий последнего из трио (им был участковый).  Мужчины
аккуратно лежали на зеленой травке, вытянув по швам руки и глядя в бездонное
небо. Встать они еще не могли, а объяснить, что  делали  в  подземелье,  тем
более. Однако, пока я тягала их на себе по нарытым предками ходам,  Мышильда
с Иннокентием Павловичем сориентировались на местности и выяснили следующее.
Данный ход вел не куда-нибудь, а в старое здание церковной сторожки,  где  с
тридцатых годов размещался склад. В настоящий момент склад арендовал  хозяин
того самого коммерческого  магазина,  работавшего  круглосуточно,  куда  так
любил забегать Евгений. По русской расхлябанности ход  никто  не  удосужился
заделать; убедившись в том, что он никуда не ведет,  дыру  просто  заставили
ящиками. Серегина граната внесла в это  положение  свои  коррективы.  Михаил
Степанович, гонимый любопытством, обнаружил дыру и вскоре набрел  на  склад.
Как человек интеллигентный, он прихватил ящик водки и  устроился  неподалеку
от найденного Эльдорадо. Интеллигентный человек, как  известно,  не  пьет  в
одиночку, поэтому  Михаил  Степанович  после  первого  приступа  неописуемой
радости отправился за Евгением. Доблестный участковый столкнулся с  Евгением
возле фундамента, как раз в тот момент, когда тот уже почти  убедил  Михаила
Степановича забыть распри и пригласить Иннокентия Павловича,  но  участковый
третьим годился ничуть не хуже Иннокентия, и Евгений пригласил его. Поначалу
решили вынести ящик на свет  Божий  и  устроиться  в  саду,  но,  приняв  по
маленькой, слегка отошли от первоначального плана  и  пили  по-гусарски  всю
ночь и весь день.
   Все это мы узнали несколько позже, а пока Иннокентий Павлович был  послан
за  Настасьей  Филипповной  с  радостной  вестью.  Настасья  Филипповна  так
радовалась, что вскоре на пустыре собралась вся улица, а  ее  супруг  быстро
пришел в себя. Я смогла привести в сознание Михаила Степановича, а  Мышильда
материнской заботой Евгения. Вид  пропавшей  троицы  внушал  печаль.  Михаил
Степанович шептал себе под нос "Я не унижусь пред  тобою",  Евгений  шевелил
пальцами ног и нервно одергивал майку,  а  участковый,  стыдясь  и  краснея,
разглядывал свои ботинки. Самые бойкие граждане интересовались, каким  путем
можно проникнуть в землю обетованную, то есть на склад,  а  хозяин  магазина
"Журавушка", несмотря на воскресный день, уже вызвал бригаду каменщиков.
   Столь  счастливую  развязку  испортили  представители  правоохранительных
органов. На этот раз они появились на трех машинах.  Максим  был  впереди  и
выглядел  очень  рассерженным.  Михаил  Степанович,  завидя  милицию,  разом
протрезвел и удалился в дом, прихватив  Евгения.  Мы  сочли  за  благо  тоже
удалиться, однако Мышильде на  месте  не  сиделось,  и  она  отправилась  на
разведку. Минут через десять вернулась и крикнула с порога:
   - Лизка, Сашку увозят!
   - А его за что? - удивилась я.
   - За что... - фыркнула Мышильда. - Знаешь, как у нас  говорят  -  был  бы
человек, а статья всегда найдется. Выйди, парень страдает.
   Я бросилась к дому номер одиннадцать. Сашку  выводили  со  скованными  за
спиной руками. При моем появлении в рядах милиции наметилась легкая  паника,
а Сашка, взглянув на меня, утешил:
   - Это ненадолго.
   Он сел в машину, а я сказала:
   - Не торопись, я подожду.
   Коля выглядел еще более углубленным в свой пупок, и тут  до  меня  дошло,
что сейчас раннее утро и ребята скорее всего спали и знать не знали о бурных
ночных событиях.
   Помахав на прощание рукой любимому, я пошла собирать  вещи.  Пришла  пора
покидать гостеприимный город предков.  От  греха,  как  говорится...  Тут  и
появился Максим.
   - Чего тебе надо? - нахмурилась  я,  завидя  его  перекошенную  от  гнева
физиономию.
   - Ты мне по носу съездила и в подземелье закрыла.
   Я вздохнула.
   - Чуяло мое сердце, что ты темноты боишься.
   - И нечего зубы скалить, - прямо-таки рассвирепел он. -  О  мумии  вы  не
сообщили, ведению следствия препятствовали...
   На мой взгляд, он слишком увлекся, и я позвала Иннокентия Павловича.  Тот
послушал, нахмурился, затем расправил плечи, вскинул подбородок и заявил:
   - Елизавета, ты не обязана отвечать на эти дурацкие обвинения...
   - Ага, - обрадовалась я. - Если желаете, Максим,  не  знаю,  как  вас  по
отчеству, поговорите с моим адвокатом.
   Мышильда возникла на крыльце, с любопытством глядя на Макса, тот вроде бы
на нее переключился, но она только рукой махнула.
   - Да пошел ты...
   Макс выпучил глаза, а я посоветовала:
   - Марья Семеновна, покажи ему свою ксиву.
   Марья Семеновна сходила в дом  и  показала.  Макс  взглянул,  тоже  рукой
махнул и удалился, поняв, что один против Иннокентия и Мышильды не  потянет.
Дело в том, что сестрица уже десять лет стояла на страже закона в  областной
прокуратуре, в должности следователя по особо важным делам.
   Мы тепло простились с хозяином, пообещав в  следующий  отпуск  непременно
заглянуть к нему, загрузили Михаила Степановича в  машину  Иннокентия,  чему
тот пытался было воспротивиться, но быстро сник и отбыл, а мы  с  Мышильдой,
устроившись в "Фольксвагене", напоследок прокатились по городу.
   - Все-таки они где-то  здесь,  -  глядя  на  сверкающие  купола  древнего
собора, заявила сестрица.
   - Кто?
   - Не кто, а что. Сокровища. Тридцать золотых червонцев...
   - Три колье... - подхватила я, но в этот момент  нас  лихо  обошел  белый
"БМВ" и мигнул габаритами, приглашая остановиться. Мышильда вытянула шею,  а
я притормозила. Из "БМВ" вылез Макс и не спеша пошел к нам.
   - А не хило менты живут в этом городишке, -  заметила  сестрица.  -  Если
тачка его, конечно.
   - Свистнул, наверное, - презрительно  сказала  я.  Макс  открыл  дверь  и
плюхнулся на заднее сиденье, хоть его и не приглашали.
   - Сматываетесь? - спросил он, обращаясь ко мне.
   - Уезжаем.
   - А как же Сашка? Ты вроде бы собиралась за него замуж?
   - Я передумала. Заведу собаку. Сказал "всего доброго" и выметайся.
   - У меня есть идея насчет флигеля, - вдруг  заявил  он.  Мы  с  Мышильдой
разом повернулись и уставились на него.
   - Насчет какого флигеля? - уточнила Мышильда.
   - Вашего, конечно. Марья Семеновна под трель соловья мне  историю  вашего
семейства поведала. А я вот все думал: почему ваш троюродный брат во флигеле
копал?
   - Да не тяни ты за душу, - разозлилась сестрица. Максим придвинулся к нам
и заговорил:
   - Копать надо точно во флигеле. Братец-то прав. Сокровища там.
   - Чепуха, - покачала я головой. - Что,  по-твоему,  прадед  родному  сыну
соврал?
   - Сыну он  сказал  правду.  Только  когда  он  клад  зарывал,  его  могли
выследить. Химка-ключница, к примеру. И потом перепрятать, сообщив  об  этом
сыну. Оттого у него план другой и рыл он во флигеле.
   Мы переглянулись, а Мышильда тихо сказала:
   - У меня еще семь дней до конца отпуска.
   - За семь дней мы таких дел наворотим! - заявила я и стала  разворачивать
"Фольксваген".