вающее устройство. Так что при разговорах учитывай,  что  ты
говоришь не только со мной. Но и  не  перегибай  палку,  будь  естественной,
говори  свойственные  тебе  глупости.  Можешь  даже  про  любовь  что-нибудь
сказать. Слушающий нас человек не должен ничего заподозрить.
   Татьяна открыто смотрела в лицо Гурову и неожиданно спросила:
   - А почему ты, старый сыскной волк, не подозреваешь меня в сговоре?
   - Во-первых, потому что я  -  старый  сыскной  волк,  а  во-вторых,  если
начинаешь подозревать своих, то надо менять профессию. Ну, а теперь пойдем в
гостиную и побеседуем с нашим непрошеным гостем.
   Когда они уселись в креслах в гостиной, Гуров сказал:
   - А ты становишься пьяницей, дорогая моя! И невольно соблазняешь меня,  а
мне сегодня при моем пиковом положении пить нельзя.
   После чего снял трубку и набрал номер Крячко. Услышав голос друга, весело
спросил:
   - Надеюсь, ты успел поужинать?
   - Такая забота настораживает, - ответил Крячко. - Мне одеваться на выход?
   - Браво, Станислав! Что значит муров-ская школа! Но ты мне не ответил: ты
поужинал или нет? Потому что я тебя приглашаю к себе,  а  мне  тебя  кормить
совершенно нечем.
   - Выезжаю, выезжаю, сытый и довольный, что ты обо мне так заботишься.
   Гуров встретил Крячко на лестничной площадке у лифта  и  коротко  изложил
ему ситуацию.
   - У нас сегодня счастливый день, шеф! Теперь мы можем с ними  разыгрывать
хочешь - королевский гамбит, хочешь - си-цилианскую защиту...
   - Я и не знал, что ты такой дока в шахматах!
   Они вошли в квартиру, где Гуров сразу бросился в атаку.
   - Я не понимаю тебя, Станислав! Ты розыскник, что называется, от Бога,  у
тебя есть телефонный номер для связи и ты не смог за двое с половиной  суток
установить, для кого передаются разговоры?
   - Может быть, я нарочно? Чтоб у тебя  не  возникало  такой  самодовольной
улыбки! И вообще, так как я у тебя в гостях и ты сейчас  мне  не  начальник,
должен тебе при свидетелях сказать, что ты  мне  изрядно  надоел.  Все  тебе
сделай, причем не сегодня и не завтра, а вчера. И, как говаривал незабвенный
Остап Бендер, принести тебе на блюдечке с голубой каемочкой...
   - В квартире,  через  которую  передается  для  "кукольника"  информация,
необходимо установить прослушивание. Я  уверен,  что  он  просто  звонит  по
телефону и узнает, есть для него что-нибудь или нет. И если он будет звонить
не из автомата, то мы зацепим его телефон. Другого способа я не вижу.
   - Ну и что? Ты вызвал меня специально для того,  чтобы  сообщить,  что  я
плохо работаю?
   - Ну, извини. - Гуров развел руками. - Чтоб тебе лучше спалось, я хочу  с
тобой обсудить план наших ближайших действий.
   - А завтра в конторе было бы поздно?
   - Скажу тебе слова, которых ты никогда не слышал. Никогда  не  откладывай
на завтра то, что можно сделать сегодня.
   -  Удивительно  свежая  мысль!  Ну,  давай,  выкладывай,  что  нового  ты
придумал.
   - Ты же знаешь, Станислав, ничего нового в сыске не придумаешь, все новое
- это давно  забытое  старое.  Пока  мы  можем  только  констатировать,  что
никакими материалами против Галея мы не располагаем.
   - А против Якушева? - спросил Крячко.
   - Якушева, мне кажется, мы к делу притягиваем за уши.
   Говоря это, Гуров подвинул к себе блокнот, записал все данные на любителя
устанавливать жучки и двигать кресла,  написал  слово  "срочно"  и  поставил
восклицательный знак, вырвал листок и положил перед Крячко.
   - Да, - продолжал он. - Мы как в том году начали  грешить  на  Якушева  в
отношении заказных убийств, так сами и уверовали в это. А ведь на самом деле
мы не располагаем никакими фактами ни о том, что Якушев заказывал  убийства,
ни о том, что исполнителем являлся Галей. И последние дни у  меня  создается
впечатление, что я как паровоз качусь по рельсам и не могу сделать ни шагу в
сторону, а рельсы проложил произвольно.
   - В хорошем ты настроении, шеф. Однако  весь  этот  разговор  можно  было
провести завтра, а не тащить человека от семьи.
   Гуров повысил волос:
   - Я тебе что, робот механический? Мне когда-нибудь выговориться можно?
   - У тебя есть Татьяна, перед ней и исповедуйся.
   - Станислав, тебе уже сорок лет, а ты  не  знаешь,  что  женщина  слушает
исповедь только тогда, когда исповедуются в любви к ней. Во  всех  остальных
случаях она ждет, когда ты перестанешь говорить.
   - Хорошего ты мнения о женщинах!
   - Тут, как говорится, что выросло - то выросло.

   Глава четырнадцатая
   Вероника расхаживала по  квартире,  беспрерывно  курила,  решая,  что  ей
предпринять. Она была женщина  сообразительная  и  прекрасно  понимала,  что
попала между двух огней. С одной стороны  -  сыщики  уголовного  розыска,  с
другой стороны - исполнитель "кукол", за которым безусловно стоит  уголовный
мир. На чью бы сторону она ни стала,  она  тут  же  становилась  противником
другой стороны. Она вспомнила Сергея Сергеевича, интеллигентного мужчину лет
шестидесяти, с вкрадчивыми манерами и тихим голосом, но  случайно  услышала,
что кличка у этого интеллигента - Эсэс и поняла, что это не первые буквы его
имени-отчества, а истинная суть данного человека. Эсэс, передавая ей кейс  и
провожая к дверям, извиняющимся тоном сказал ей:
   - Вы уж, дорогая, не обессудьте, но у меня привычка такая, я  с  клиентом
встречаюсь единожды. Если произойдет какое-нибудь ЧП и вам будет  необходимо
со мною встретиться, запомните телефончик, позвоните и передайте, что хотите
меня видеть, я вас найду Не хочу вас, мадам, пугать, но если выяснится,  что
вы находитесь под наблюдением утро, то, независимо от моей судьбы,  арестуют
меня или убьют, вашей судьбе я не завидую.
   После чего Эсэс поцеловал ей ручку, открыл дверь и раскланялся.
   Выступать против такого человека  было,  конечно,  очень  страшно.  Но  с
другой стороны стоял полковник Гуров, а он был еще страшнее, потому что Эсэс
то ли выполнит свою угрозу, то ли нет, а Гуров Веронику посадит наверняка.
   Вероника расплющила сигарету в пепельнице с такой  силой,  словно  именно
эта сигарета была виновата в ее  сложностях.  После  чего  подошла  к  бару,
плеснула в стакан виски, сделала глоток и сняла телефонную трубку. Мелькнула
мысль, что телефон  может  прослушиваться,  но  она  тут  же  ее  отбросила,
уверенная, что квартира помощника Президента находится под надежной защитой.
   Гуров сидел в своем кабинете,  задумчиво  смотрел  на  сидящего  напротив
Станислава и разговаривал как бы сам с собой.
   - Как же это получается, что существует "кукольник" экстра-класса, а мы с
ним даже не знакомы? И ни на каких учетах он не состоит.
   Сыщик не знал, что Сергея Сергеевича задерживали за всю  его  жизнь  лишь
однажды.
   Было это больше  тридцати  лет  назад,  доказать  ничего  не  удалось,  и
мошенника отпустили с миром, заполнили  на  него  карточку,  но  то  ли  эта
карточка не попала в картотеку, то ли картотеку за тридцать лет столько  раз
перетряхивали,  что  карточку  выбросили  за  ненадобностью,  и   знаменитый
"кукольник" жил спокойно и  припеваючи,  поддерживая  связь  с  очень  узким
кругом надежных людей.
   - Ну что, Станислав? Перестанем слова говорить, начнем работать?
   - Раз работать, значит, и  Станислав  понадобится!  Мне,  конечно,  будет
приказано искать Михаила, который в молодости волочился за Татьяной.
   - Такой сообразительный, и все опером бегаешь, - улыбнулся Гуров. - Пусть
ты и старший опер  и  по  особо  важным  делам,  но  опер  есть  опер,  мент
обыкновенный. Ладно, хватит шутки шутить, разыщи этого ловеласа.
   - Под землей найду, - ответил Крячко, встал и щелкнул каблуками.
   - Ну, тогда с Богом!
   Оперативники надели плащи, заперли кабинет и вышли к своим машинам.
   Маленький ресторанчик, в котором Гуров надеялся найти Акима-Л„нчика,  был
оформлен а-ля рыбацкая таверна. На стенах висели сети,  люстра  походила  на
якорь, мебель исполнена из грубого, массивного дерева. Здесь были столы и на
восемь-десять человек, и на двоих, и народу набилось в  зале  предостаточно.
Прежде чем войти, Гуров попытался изобразить на  лице  беспечную  улыбку,  а
когда вошел, то не оглядывался и направился прямо  к  бару.  И  хотя  он  не
смотрел по сторонам, боковым зрением заметил, что посетители делятся на  две
категории: люди случайные, зашедшие выпить кружку пива  и  стопку  водки,  и
молодые ребята, явно аборигены. Пока Гуров пересекал зал, он  чувствовал  на
себе их внимательные взгляды. Заказав  "Кровавую  Мэри",  то  есть  водку  с
томатным соком, Гуров облокотился на стойку бара и беспечно сказал:
   - А у вас здесь уютно! Только что  за  окном  вода  не  плещет...  А  так
обстановка из романа Грина.
   Бармен, явно кавказец, подал ему стакан и с сильным акцентом сказал:
   - Какой Грин, дарагой! Ашот  хозяин!  Настоящий  парень!  А  ты,  значит,
залетел случайно?
   - Да! - ответил Гуров. - Шел мимо, вижу - якорь и сети, решил заглянуть.
   И как бы небрежно развернулся к стойке спиной.  Прихлебывая  из  стакана,
внимательно оглядел зал.
   Аким сидел в компании с молодыми ребятами, на Гурова не смотрел. Но сыщик
не сомневался, что авторитет его увидел и понял, что  полковник  зашел  сюда
неслучайно.
   Гуров расплатился и сказал:
   - Счастливого плавания, капитан! Передай Ашоту, что он молодец и я  желаю
ему легкой воды.
   После чего неторопливо закурил и медленно двинулся к выходу.
   На улице он без  труда  нашел  "БМВ"  Акима  и  встал  неподалеку.  Ждать
пришлось долго, минут тридцать. Наконец Аким  вышел  и  направился  к  своей
машине. Гуров пересек ему дорогу, сел в свою "семерку", медленно тронулся  и
в зеркало заднего вида наблюдал, как  отъезжает  от  тротуара  мощная  "БМВ"
Акима-Л„нчика. Так они и ехали в связке, пробиваясь через  пробки,  пока  не
выбрались на Волоколамское шоссе, где вскоре Гуров, показав левый поворот  и
выждав у светофора стрелку, свернул к ресторану "Загородный". Но в  ресторан
Гуров не поехал, а остановился неподалеку и  вышел  из  машины.  Когда  Аким
подошел, Гуров пожал ему руку  так,  словно  они  были  давними  друзьями  и
встретились после длительной разлуки.
   - Извини, Лев Иванович,  но  хреновый  ты  сыщик!  Хотя  о  тебе  легенды
рассказывают, я по своей шкуре знаю, какой ты ас, но  вошел  ты  в  кабак  и
засветился. И мои пацаны, которые тебя в жизни не видели и  не  знают,  лишь
только глянули, зашептали: "А вот и ментовка!"  Уж  больно  ты  спокойный  и
уверенный.  Когда  обычный  человек  приходит,  он   мнется,   оглядывается,
улыбается без причины, а ты вошел, как к  себе  домой,  и,  ни  на  кого  не
глянув, двинул к бару, как будто из нашей забегаловки никогда не  уходил,  а
ведь все знают, что человек пришел впервые.
   - Ну, извини, - ответил Гуров. - В следующий раз, когда войду, буду долго
вытирать ноги, хлюпать носом и поддергивать штаны.
   Морозил мелкий дождик, и они уселись в "БМВ", где Гуров  долго  молчал  и
разглядывал Акима так, словно в первый раз увидел.
   - Что уставился, командир? - спросил  Аким.  -  Или  сильно  полюбил?  Но
видится мне, что приехал ты с меня должок  получить.  Ведь  ты  мне  намедни
жизнь спас, а с моей стороны никакой благодарности.
   - Умный ты, - ответил Гуров. - Но стрельнул в молоко. Я приехал не должок
получать, а взаймы тебе еще дать.
   - А мне  не  надобно,  господин  полковник.  Долгов  нахватаешь  -  потом
процентами замучают.
   - А у меня привычка дурная, - усмехнулся Гуров.  -  Если  я  с  человеком
работаю, то жизнь его берегу.
   - А я и не знал, что работаю в ментов-ке. - Аким недовольно поморщился. -
Что, уже и в штат зачислили? Тогда говори, когда за зарплатой приходить.
   - Ты молодой и глупый. Ты что же полагаешь,  что  полковник,  опер-важняк
едет через весь город для того, чтобы с тобой шутки шутить? Днями  в  Москве
может начаться серьезная разборка. И видится мне,  что  первым  делом  Галей
шлепнет Акима-Л„нчика как свидетеля совершенно ненужного.
   Насмешливая улыбка сползла с лица Акима, и он неуверенно сказал:
   - А что я ему? Ведь это он хотел меня замочить, а не я его.
   - Аким, не будь мальчонкой неразумным. Я ведь сказал:  "Видится  мне".  А
может, я ошибаюсь? - И после небольшой паузы  добавил:  -  Правда,  в  таких
вопросах я ошибаюсь довольно редко.
   - А может, мне самому этого Галея опередить?
   - Ну, во-первых, я приехал  переговорить  с  тобой  не  для  того,  чтобы
началась у вас разборка. Хорош я буду опер главка, если спровоцирую убийство
людей. Тебе с Галеем не справиться. Он всегда тебя опередит.
   - Так что делать? Уехать из Москвы?
   - Я сразу понял, что ты умный. Уехать из Москвы, причем сегодня  и  не  с
какого-нибудь центрального вокзала, а пригородной электричкой. И чтобы никто
из твоих пацанов не знал, где ты и когда  вернешься.  Как  написал  классик,
"мавр сделал свое дело, мавр может уходить".
   Гуров открыл дверь машины и уже шагнул на улицу, когда Аким  схватил  его
за рукав.
   -  Так  что  же  вы,  господин  полковник,  приезжали   специально   меня
предупредить?
   - Получается. Не переживай, я в своей жизни совершал глупости и покруче.
   - Подожди-подожди. - Аким продолжал держать Гурова за рукав. -  С  самого
начала хотел что-то тебе сказать, да  запамятовал.  А  сейчас  вспомнил.  Ты
интересовался, кто замочил полковника из контрразведки. Так вот, я  случайно
услышал, что исполнителями были два пацана из конкурирующей С  нами  группы.
Их в тот же вечер ликвиднули. А команду давал никакой не генерал,  и  вообще
человек не вашего разлива. Штатский человек. То ли банкир, то  ли  бизнесмен
большой. Ни имени, ни фамилии не  знаю.  А  приметы  у  меня  есть  довольно
точные.
   Аким сидел за рулем откинувшись, прикрыв глаза, сосредоточивался, а Гуров
начал закуривать и заметил, что руки у него слегка дрожат.
   Аким медленно, тщательно подбирая слова и очень профессионально нарисовал
портрет Якушева, затем спросил:
   - Это что-нибудь тебе даст?
   Гурову хотелось достать носовой  платок  и  вытереть  пот.  Ему  хотелось
обнять этого уголовника, но он  не  стал  возиться  с  платком  и  не  полез
обниматься, а сдержанно ответил:
   - Жизнь покажет. В нашей работе, Аким, не всегда знаешь, что сеешь и  где
вырастет.
   А сам подумал: "Я вот ехал и искал тебя, и  не  рассчитывал,  что  получу
такую ценную информацию. А оно так получилось".
   - Так мне сегодня уезжать? - спросил Аким.
   - Обязательно. А дней через пять позвони мне в кабинет, и я  тебе  скажу,
что дальше.
   Гуров хлопнул Акима по плечу, вышел из шикарного "БМВ" и пересел  в  свой
скромный "жигуль".
   Пока сыщик возился с зажиганием,  мощная  машина  уже  исчезла  в  потоке
Волоколамского шоссе.
   "Ах, Якушев, Якушев! Крупным мафиози стал. Вот  если  удастся  установить
хоть какую-то связь между "кукольником" и Якушевым, тогда точно определится:
у кого искомые доллары. А может быть, на этом работу и прекратить?  Передать
весь материал Еланчуку в Интерпол, и пусть они решают свои вопросы сами".
   Татьяна настояла, и вечером  Гуров  приехал  к  ней  в  гости  и  наконец
познакомился с дочкой.
   - Яна. - Девочка протянула Гурову узкую ладошку.
   - Очень приятно, Яна! Меня зовут Лев Иванович.
   - Да уж догадалась. Вы можете не  поверить,  но  я  вас  именно  таким  и
представляла. Что же, у моей мамы всегда был отличный вкус. А вы теперь  мне
будете вроде как отчим?
   - Вроде как буду, - рассмеялся Гуров, - если ты уговоришь маму  выйти  за
меня замуж.
   - Сделаем, господин полковник!  Считайте,  что  вы  отдали  приказ,  а  я
приступила к его исполнению.
   Вечер прошел очень мило и по-семейному. Яна больше  не  дурачилась  и  не
умничала, сидела за столом тихо, изредка поглядывая на Гурова, лишь  однажды
ему подмигнула. И сыщик понял, что приобрел надежного союзника. Около десяти
Гуров поднялся. Неожиданно Татьяна сказала:
   - Доченька, я поеду со Львом Ивановичем, а ты будь  умницей,  утром  сама
позавтракай и загляни все-таки в школу. Хотя бы Урока на два.
   - Ну, если ты просишь, я зайду  в  это  заведение,  хотя  это  совершенно
бессмысленное Дело. В математике и физике я все равно ничего не  понимаю,  а
по истории и литературе они мне рассказывают вещи, которые я знаю лучше.  По
истории вообще говорят сплошное вранье,  а  литературу  преподают  так,  что
Пушкина возненавидишь.
   Они ехали по вечернему городу, и  Гуров  уступил  руль  Татьяне,  которая
давно просила об этом. В дневной сутолоке Гуров ей руль не давал, а  сейчас,
когда на улицах было свободно, пересел на правое  сиденье,  и  Татьяна,  как
всякий начинающий водитель, осторожно ехала правым рядом и с ужасом смотрела
на троллейбус, который приходилось  обгонять.  Сидя  на  непривычном  месте,
Гуров не мог наблюдать в  зеркало  заднего  вида,  что  делается  позади  их
"Жигулей",  поэтому  постоянно  оборачивался,  наблюдал  за  обгонявшими  их
машинами  и  вяло  поддерживал  разговор  о  том,  как  все  будет  чудно  и
замечательно в этой жизни, если не считать эту чертову работу, которая жизнь
и отнимает напрочь.
   Когда они выехали на Гоголевский бульвар и уже  подъезжали  к  шахматному
клубу, их  обогнала  "девятка",  и  Гуров  увидел,  как  из  открытого  окна
высунулся ствол автомата. Он ударил  по  тормозам,  придавив  ногу  Татьяны,
крутанул руль вправо, наезжая на тротуар, но  было  уже  поздно.  Автоматная
очередь разрезала машину вдоль.
   "Жигули" встали, Гуров дернул Татьяну на  себя,  крикнул:  "Ложись  и  не
двигайся!" - а  сам,  пригнувшись,  открыл  правую  дверцу  и  выпрыгнул  на
асфальт.
   "Девятка" тоже встала впереди, метрах в десяти. Из нее плевал свинцом уже
не один ствол, а  несколько.  Пули  прошивали  жестяную  коробку  "Жигулей",
рухнуло лобовое стекло; из "девятки" выскочили три темные  фигуры,  и  Гуров
открыл ответный огонь.
   Почему-то сегодня он взял с собой не любимый "вальтер"-7,б,  а  "беретту"
девятого калибра.
   Глушителей не было ни у автоматчиков, ни у "беретгы", и грохот стоял, как
при настоящем уличном бое. Если  до  этого  кто  и  шел  по  тротуару  вдоль
бульвара, то сейчас обезлюдело, машины, следовавшие за  ними,  остановились,
начали сигналить и подали назад. Возникла пробка, где  почему-то  каждый  из
водителей считал нужным нажимать на клаксон. Грохот выстрелов и  непрерывные
сигналы  автомобилей  создавали  театральный  эффект,  если  к   творящемуся
убийству можно применить слово "театр".
   Первыми двумя выстрелами Гуров уложил двух  нападавших,  третий  бросился
назад, к машине, но  Гуров  "прошил"  колеса,  выстрелил  в  заднее  стекло,
надеясь, что не угодит водителю в голову, потому что одного необходимо  было
взять живым. Когда он подбежал к машине, то на водительском сиденье корчился
бритоголовый парнишка, и Гуров,  не  задумываясь,  выстрелил  ему  в  правое
плечо. Затем взял с его колен автомат, забросил  на  заднее  сиденье,  вынул
наручники и приковал парня к рулевому управлению. Где-то  вдалеке  прозвучал
сигнал милицейской машины, которая пыталась пробиться сквозь пробку.
   Гуров вышел на проезжую часть, махнул рукой и крикнул:
   - Проезжайте, все кончилось!
   Водители медленно проезжали мимо, и только поравнявшись, включали  третью
скорость и  исчезали  в  тоннеле  под  проспектом.  Через  несколько  секунд
подкатила ПМГ, из которой выскочили два молоденьких  сержанта  и  навели  на
Гурова свои пистолеты. Гуров  положил  "беретту"  на  багажник  "девятки"  и
поднял руки.
   - Лицом к машине, ноги шире! - командовал один из  сержантов  срывающимся
голосом,
   - Я могу стать как скажешь, командир, - ответил Гуров, -  но  ты  видишь,
что мое оружие лежит в стороне, а  я  -  полковник  главка.  И  если  ты  не
боишься,  можешь  подойти  ко  мне,  опустить  руку  в  карман   и   достать
удостоверение.
   При этом Гуров неотрывно смотрел на свою "семерку",  пытаясь  определить,
сидит Татьяна  или  лежит,  но  было  темно,  и  он  ни