Николай Леонов.
   Мщение справедливо.

   ПРОЛОГ
   Он сидел у себя в кабинете за письменным столом и бездумно наблюдал,  как
пузырится и тает в стакане таблетка аспирина. Голова болела несколько суток,
не очень сильно болела, но постоянно,  без  пауз.  В  телевизионной  рекламе
аспирин помогал безукоризненно. Реклама существует для отъема денег у  людей
доверчивых,  к  которым  он  не  принадлежал,  однако  растворимый   аспирин
распорядился купить. Теперь смотрел  на  пузырьки  и  понимал,  лишь  совсем
никчемный, наивный человек может рассчитывать,  что  голова,  заболевшая  от
мыслей  об  убийстве,  может  быть  излечена  столь  примитивным   способом.
Совершенно некстати вспомнилась пошлая шутка, что  безотказное  средство  от
головной боли есть лишь одно - гильотина.
   Он залпом осушил стакан, вкуса не почувствовал, пригубил из рюмки коньяка
и включил лежавший перед ним магнитофон
   - На Руси, коллеги, издревле все действия начинались от печки, - произнес
спокойный, слегка насмешливый голос полковника Гурова.
   Старший  оперативный  уполномоченный  по  особо  важным  делам   Главного
управления уголовного розыска Министерства внутренних дел  России  полковник
милиции Гуров выступал, если угодно, читал лекцию, в Высшей школе МВД. Перед
началом своего выступления полковник сказал:
   - Уважаемые коллеги, попробуем разобраться в причинах, которые мешают нам
разыскивать наемных убийц...
   Он  выключил  магнитофон,  вспомнил  самоуверенного  полковника,  который
говорил четко, рублеными фразами, порой повторяя  некоторые  слова,  видимо,
придавая им особое значение, посидел некоторое время в состоянии прострации,
вновь нажал клавишу магнитофона.
   - Для  сыщика,  работающего  по  розыску  наемника,  крайне  важно  точно
определить, что именно в конкретном деле следует  принять  за  "печку".  Для
примера мы возьмем,  убийство,  когда  проведенные  оперативные  мероприятия
успеха не  принесли.  Период  "хватай  мешки,  вокзал  отходит"  закончился.
Начальство разъехалось по теплым кабинетам, эксперты собрали свои  чемоданы,
следователь прокуратуры дал нам соответствующее поручение... Труп  в  морге,
родственники убитого в трауре, накрывают столы. Вы на свой обшарпанный  стол
выкладываете стопочку бумаги и начинаете сочинять план  оперативно-розыскных
мероприятий. К черту план! Я не лектор, вы - не ученики, мы с вами - сыщики.
Мы отлично знаем, что бумага нужна начальству для отчета...
   Он хлопнул по магнитофону ладонью, известный сыщик заткнулся. Запись была
сделана  неделю  назад.  Он  слышал  Гурова  в  зале,   затем   неоднократно
прокручивал пленку, выучил  выступление  сыскаря  наизусть.  Он  никогда  не
держал в руках оружия, разве что в тире парка отдыха. Он  и  дрался  лишь  в
детстве и не слишком успешно. Убить человека? Моральная сторона дела его  не
волновала. Как человек на земле организовался, так и начал убивать,  убивает
по сей день и будет убивать, пока существует. Дело  не  в  морали.  Он  знал
себя, понимал, что убить не сумеет, и не  оттого,  что  струсит,  не  хватит
ловкости, силы воли, решительности. Он кран водопроводный, штепсель починить
не может, не рукастый от рождения. Не боги горшки обжигают! Верно, не  боги.
Но и не пианисты или, к примеру, не  математики.  Каждый  должен  заниматься
своим делом. А когда кухарка начнет управлять государством, мы имеем то, что
имеем, конкретно - Россию. Вроде все есть, а на самом деле ничего нет.
   Ты финансист, политик, чиновник, короче,  Головастик.  А  убивать  должен
убийца! Так где его взять? Правильно этот чертов мент говорил, мол,  газеты,
телевидение, радио неустанно повторяют: наемный убийца - человек обреченный,
его ликвидируют непосредственно  после  выполнения  задания.  Данную  истину
постигла даже тетя Маша из Херсона. Все знают! А наемники этого не  знают  и
продолжают убивать! Откуда  же  они  берутся,  недоумки?  Он  помнил,  когда
полковник Гуров сделал паузу, как тронул пальцами седой висок и продолжал  в
том духе, что самое простое и  есть  наиболее  сложное.  Взять  хоть  колесо
телеги, хоть таблицу умножения. И говорил полковник еще часа два.
   Он слушал Гурова, сидя  за  столом  президиума  между  двумя  генералами,
которые, судя по их взглядам друг на друга  и  на  расхаживающего  по  сцене
полковника, были последним крайне недовольны, однако помалкивали.
   Жизнь загнала его в тупик, выход существовал, но его  перегораживал  один
человек,  обойти  которого  не  представлялось   возможным,   следовательно,
необходимо было убрать. Читаешь газеты,  так  в  Москве  убивают  ежедневно,
практически убийц не находят. Бандиты стреляют в бандитов, что  естественно.
Но убивают и людей солидных,  не  имеющих  прямого  отношения  к  преступным
группировкам. Вот и Он не имеет, а убить необходимо,  так  как  самому  жить
очень хочется, причем жить красиво и свободно, а не существовать.
   И Он, Головастик, обязан вопрос решить. Все-таки не  зря  Он  организовал
выступление этого сыщика, кое-что Гуров сообщил поучительного.  Сколько  раз
прослушал пленку, но так и не узнал, где найти исполнителя и  как  совершить
убийство, но Он понял нечто очень важное - чего в таком  деле  совершать  не
следует.

   Глава первая
   Полковники Гуров и Крячко занимали один кабинет,  столы  стояли  боком  к
единственному окну, "лбами" друг к другу, таким образом, сыщики сидели  друг
против друга, глаза в глаза,  хотя  и  были  закадычными  друзьями,  изрядно
надоели друг другу. У каждого за  спиной,  в  углу,  стоял  сейф,  еще  один
письменный стол находился у  стены,  слева  от  входной  двери,  за  которым
"гости"  и  подчиненные  порой  писали  рапорта,  объяснения,  заявления  и,
конечно, бесчисленные жалобы.
   - Если на сыщика не "катят бочки", значит, он не сыщик, а сторож садового
участка, - говорил порой Крячко и следил, чтобы  на  гостевом  столе  всегда
лежала папка с чистой бумагой и шариковая ручка, которая регулярно исчезала.
   Станислав, обнаружив очередную пропажу, записывал подозреваемого в  краже
на страничку отрывного календаря, грозился привязать шариковую ручку к ножке
стола и клал на "жалостливую" папку новую, которую сам недавно позаимствовал
в чьем-нибудь кабинете.
   В общем, кабинет старших оперов главка угро никак не походил на  каземат,
в котором  зачастую  плакали  мужчины,  рыдали  женщины,  матерились  менты,
некоторые в генеральских погонах. Никто в этом кабинете никого и пальцем  не
тронул, но человек очень болезненно реагирует, когда ему в  лицо  говорят  о
нем правду. А добывать правду и порой излагать ее вслух являлось  профессией
хозяев этого обычного канцелярского кабинета.
   Гуров работал в сыске двадцать  лет.  Высокий,  стройный,  элегантный,  с
задумчивыми и светлыми  глазами  под  темными  бровями,  он  очень  нравился
женщинам и крайне не нравился начальству.
   Крячко был ниже ростом, круглее в талии, проще  лицом  и  одеждой,  любил
балагурить, жаловаться на жизнь, и внешностью и манерами  временами  походил
на знаменитого солдата Швейка.
   Сыщики знали друг друга давно, пережили и взаимную неприязнь и недоверие,
ссорились и вновь шли рядом, порой ползли, сплевывая кровью. Они были  очень
разные, но их прочно объединяли такие качества, как  честность,  которая  не
мешала порой хитрить и недоговаривать, верность своему слову, опыт розыскной
работы, дружба и взаимная любовь, которой они стеснялись  и  порой  говорили
друг другу вещи достаточно неприятные.
   У Гурова и Крячко был еще один друг  -  генерал,  начальник  главка  Петр
Николаевич Орлов. Гуров знал его без малого двадцать лет, работал  с  ним  в
одной опергруппе МУРа, когда Орлов был не  генералом,  а  старшим  группы  и
отнюдь не другом. Работа в  розыске  -  не  война  на  передовой,  не  будем
кощунствовать, но это мужская "соленая"  работа,  где  тоже  грязи  и  крови
хватает и мало не покажется. Крячко пришел в группу Гурова спустя два  года,
так что эти три человека работали бок о бок черт знает сколько времени,  так
как  жизнь  в  сыске  считать  день  за  день  несправедливо,   а   никакого
коэффициента еще не придумали.
   Кабинет оперов  находился  в  одном  коридоре  с  генеральским,  и  когда
секретарь сообщила, что  "сам  просит  заглянуть",  сыщики  через  несколько
секунд вошли в "предбанник". Хозяйка приемной, влюбленная в начальника  и  в
обоих сыщиков, причем в каждого по-разному, взглянула на вошедших  строго  и
сочувственно, тем предупреждая, что ничего хорошего друзей не ждет и шуточки
следует оставить здесь, молча кивнула на дубовые двери. Женщина  работала  у
Орлова давно, соответственно и давно знала оперативников, но и ее  опыта  не
хватало, чтобы понять - данное предупреждение  излишне,  так  как  вызов  не
самолично, а через секретаря, говорил сам за себя.
   Крячко распахнул перед Гуровым тяжелую дверь, состроил  подружке  "рожу",
демонстративно одернул пиджак и вошел следом за другом.
   Орлов был в мундире, который терпеть не мог и надевал в  случаях  крайней
необходимости.  Петр  Николаевич  меньше   месяца   назад   получил   вторую
генеральскую звезду. Гуров моментально просек, что Петр сей момент  вернулся
с выволочки, не стал переодеваться, значит, торопится,  настроение  у  друга
говенное не только из-за недавнего разговора в верхах, но и в связи  с  тем,
что генерал в мундире и вроде бы хвастается повышением  в  звании.  Стараясь
разрядить обстановку, Гуров И сказал:
   -  Добрый  день,  Петр  Николаевич.  -  В  официальной   обстановке   они
разговаривали на "вы". Однако Крячко, хотя тоже все понимал, не сдержался  и
по-строевому четко произнес:
   - Здравия желаю, господин генерал-лейтенант!
   Орлов даже не изобразил желания приподняться, махнул короткопалой  рукой,
буркнул:
   - Располагайтесь. Не знаю, кто из вас  хуже:  один  хитер  и  неискренен,
второй не способен из вежливости прикинуться человеком тактичным.
   - Что выросло, то выросло. -  Гуров  прошел  через  небольшой  кабинет  и
пристроился на любимом подоконнике.
   Крячко занял "свой" стул, оглядел скромный  кабинет,  не  соответствующий
должности хозяина, и серьезно, даже душевно сказал:
   - Петр Николаевич, разрешите  мне  в  ХОЗу  словечко  сказать?  Вам  вмиг
надлежащие апартаменты выделят.
   Орлов не ответил, даже не взглянул,  расстегнул  пуговицы,  ослабил  узел
галстука, почесал лысеющую макушку, потер нос-картофелину, вздохнул:
   - Шестьдесят, и никуда не денешься. Сколько по утрам  утюгами  ни  махай,
какой водой ни обливайся, меньше ни на один день  не  станет.  -  Он  грузно
повернулся к Гурову. - Ты, парень, который день из  отпуска  возвратился,  о
своих родителях ни слова, вроде  не  чужие.  Все  там  же,  в  деревне,  под
Херсоном? Здоровы? Ты привет от меня передал?
   - Обязательно. -  Гуров  кивнул.  -  Отец  к  дому  веранду  пришпандорил
собственноручно, горд до ужаса, кланяться велел. Мама просила целовать,  она
такая же красивая, только совсем седая.
   - Да, жизнь. - Орлов  крепко  потер  лицо  ладонью.  -  Как  и  следовало
ожидать, ФСК в деле по убийству Скопа Игоря  Михайловича  уперлась...  -  Он
выругался, что случалось редко. - Решили, что мы должны подключиться к делу.
   - Что значит  подключиться?  -  возмутился  Крячко.  -  Казалось  просто,
налетели, теперь обратный ход? Дело было спервоначалу наше. Теперь  уже  это
ихний поезд ушел, а не наш.
   - Станислав! - Гуров произносил имя друга с ударением  на  втором  слоге,
отчего оно звучало по-иностранному. - Кто ведет следствие в прокуратуре?
   - Гойда, дружочек твой,  -  ответил  Орлов.  -  Ему  и  поклонись;  когда
коллеги,  отчитываясь,  в  словах  путаться  начали,   старший   следователь
прокуратуры твое имя назвал.
   - Игорь Федорович, - усмехнулся Гуров, - отнюдь  не  худший  следователь,
считай, нам повезло.
   - Кому повезло? - От возмущения Крячко начал заикаться. -  Хоть  какая-то
справедливость должна существовать?
   - Это вряд ли, - ответил Гуров. - И  не  плюйся  вслед  ушедшему  поезду.
Решение уже принято, не наезжай на Петра Николаевича,  защитить  нас  обязан
был министр, а не начальник главка. А министр наверняка рта  не  раскрыл.  И
никого в верхах не интересует, что со дня  убийства  прошла  неделя,  и  кто
должен был начинать по горячим следам, - отвратительное выражение,  в  жизни
не видел горячего следа, - тоже не  интересует,  и  как  мы  будем  с  тобой
кувыркаться, всем, кроме Петра, наплевать.
   - Ты отпуск не догулял, считай, на работу еще не вышел, а Петр Николаевич
может внезапно заболеть. Вы меня оба старше И кругом главнее, но в житейских
делах я вам обоим фору дам. В это дело лезть нельзя. В контрразведке  ребята
битые, раз они отступились, значит, точно - петля. Когда Скопа грохнули, ты,
гений, грядки в деревне копал. Ты основных свидетелей  знаешь?  Помощник  по
безопасности,  заместитель  начальника   охраны   Президента,   председатель
Думского комитета и вице-премьер. Он же хозяин фазенды, на веранде которой и
уложили трупик. Тебе это надо? Нас всех перевешают!
   - Станислав, веди себя прилично, не плюйся, - сказал Орлов. -  Никого  не
тронут, в России не принято наказывать виновных. Меня отправят на  пенсию  и
только, давно пора. Они и дело нам передали, потому как заранее  определили,
кого  отдать  легче.  Начальник  главка  генерал-лейтенант  уволен!   Звучит
солидно. Множество заказных убийств не раскрыто, будет  еще  одно.  Конечно,
время у нас украли, затем подставили, но в политике такие правила. Ты же  не
удивляешься, что в футбол  играют  только  ногами  и  головой,  хотя  руками
удобнее. Парни, вы бы видели, как они на меня  поглядывали.  Я  и  слова  не
сказал, и не от стеснительности, а чтобы удовольствия им не доставлять.  Они
ожидали, я попытаюсь сопротивляться.
   - Нам передали розыскное дело? - Гуров отошел от окна, закурил. -  Успеха
они не добились, но семь дней  оперативники  чем-то  занимались,  отсутствие
результата - - тоже результат. Важно  знать,  что  ребята  проделали,  и  не
топтать проторенные дорожки.
   - По-моему, ты учишь меня жить. -  Орлов  взял  лежавшую  на  углу  стола
тоненькую папочку,  протянул  Гурову.  -  Осмотр  места,  заключение  врача,
фотографии, опросы трех  охранников.  Да,  забыл,  поручение  прокуратуры  и
заключение эксперта по баллистике.
   - За семь дней? - Гуров взял тоненькую папку.
   - Лев Иванович, не прикидывайся недоумком, не получается,  -  сказал  зло
Крячко. - Я  знаю,  что  ты  более-менее  в  курсе,  дело  казалось  легким,
дилетантским, "соседи" курируют зону, оказались на месте первыми и  захотели
отличиться.
   - Пять минут назад ты возмущался, утверждал,  что  дело  было  изначально
наше, ментовское, теперь вроде как защищаешь гэбэшников.
   - Я  не  защищаю,  а  понимаю,  каждый  служивый  желает  выслужиться,  -
огрызнулся Крячко. - А папочку ты взял зазря, абсолютно напрасно.
   - Прекратите. - Орлов тяжко поднялся,  начал  стаскивать  мундир.  Крячко
подскочил, принял у начальника  мундир,  взвесил  на  руках.  -  Тяжела  ты,
шапка...
   - Могу дать сфотографироваться, - перебил Орлов. - Будь другом, повесь  в
шкаф, дай мой пиджачишко. Лева, я понимаю, ты  со  следователем  прокуратуры
ладишь. Он просил срочно позвонить.
   - Я с каждым приличным мужиком могу поладить. Игорь Федорович в  порядке,
мы с ним в фазенде бывшего спикера работали.
   - Извините, парни, но такую  жизнь  придумал  не  я.  Удачи!  Докладывать
ежедневно, - сказал Орлов.
   - Обязательно. - Гуров кивнул и направился к дверям.
   - И вам, Петр  Николаевич,  спасибо,  -  сказал  Крячко,  открывая  перед
Гуровым дверь.
   - Полковник Гуров, надеюсь, вы понимаете? - Орлов кашлянул.
   - Они не понимают, но мы им объясним.  -  Крячко  юркнул  из  кабинета  и
поспешно прикрыл за собой дверь.
   Когда сыщики вернулись в свой кабинет, Гуров бросил полученную  папку  на
стол Крячко, сел в свое кресло, подвинул телефон и сказал:
   - Господин  полковник,  назначаю  вас  старшим  по  розыску  преступника,
совершившего данное убийство.  Ознакомьтесь  с  материалами,  доложите  свои
предложения, а я пока переговорю с прокуратурой. - И начал набирать номер.
   - Убили замминистра, а вы  шутить  изволите.  -  Крячко  уселся  напротив
Гурова, раскрыл папку, вытряхнул из конверта  фотографии.  -  Хорошо,  никто
тебя не слышит. Гуров согласно  кивнул,  услышал  в  трубке  знакомый,  чуть
шепелявый голос, сказал:
   - Здравствуй, Игорь Федорович. Гуров  беспокоит.  Спасибо  за  протекцию,
материал получил.
   - Здравствуй, Лев Иванович, - ответил следователь прокуратуры Гойда. - Не
стоит благодарности, свои люди.
   - Прокуратура и розыск - свои люди? - Гуров вздохнул. - Это нечто  новое.
Оставим, Игорь Федорович, ты в деле с первого дня?
   - Производил осмотр места.
   - Прекрасно. Когда встретимся?
   - Сейчас. Вы подъедете в прокуратуру?
   - Лучше ты к нам. У тебя будут мешать, заходить, звонить. Машина есть или
за тобой заехать?
   -  Выделяли...  -   Гойда   никогда   не   ругался   матом,   пробормотал
нечленораздельное. - Сейчас выезжаю.
   - Ждем. - Гуров положил трубку. - Со следователем нам повезло.
   - Мы вообще счастливчики.  -  Крячко  сложил  документы  и  фотографии  в
папочку, перебросил ее на стол Гурова. - Лев Иванович, ты как полагаешь,  мы
с тобой вполне нормальные или все-таки того?..  -  Он  прокрутил  пальцем  у
виска. - О чем угодно мы способны говорить несерьезно.  Убили  человека,  мы
подшучиваем друг над другом, пикируемся.
   - Ты видел, как работает патологоанатом? Как он разговаривает, распиливая
человеческий  череп,  слышал?  Конечно,  следует  и  следить  за  собой,  не
превращаться в циников.  Однако,  извини,  Станислав,  за  повторы,  но  что
выросло, то выросло. Лучше мы уже не станем.
   Старший следователь горпрокуратуры Игорь  Федорович  Гойда  бьы  невысок,
округл, быстр в движениях и аккуратен в  словах,  умный,  дотошный,  в  меру
циничный. Они познакомились с Гуровым  около  двух  лет  назад,  работая  по
убийству горничной  на  фазенде  тогдашнего  спикера  парламента,  особо  не
сдружились, но симпатизировали друг другу, что во взаимоотношениях сыщика  и
прокурорского чиновника случается не часто.
   Когда Гойда вошел, Гуров взял у него плащ, уступил свое место,  предвидя,
что Станиславу придется писать, а сам Гуров, слушая,  любил  расхаживать  по
кабинету.
   - Здрасьте, здрасьте, орлы-сыщики, - сказал  Гойда,  зябко  потирая  свои
маленькие ладошки и усаживаясь на  предложенный  стул.  -  Значит,  в  такой
обстановке вы и творите свои беззакония. - Ловко открыл  портфель,  выхватил
из него канцелярскую папку с тесемочками.
   - Творим,  Игорь  Федорович,  кто  без  греха?  Знакомься,  мой  напарник
Станислав Крячко. - Гуров кивнул на друга. - А  это,  Станислав,  наш  новый
начальник, следователь-важняк, зануда и буквоед, но дело знает.
   - Знакомы. Ты, Лев Иванович, обеспамятовал. И то, скажи, почти  два  года
минуло, а делов-то  провернулось:  парламент  разогнали,  расстреляли,  Думу
собрали, Чечню изничтожили. - Он встретился взглядом с Гуровым,  замолчал  и
продолжал деловито: - Заместитель министра финансов  Скоп  Игорь  Михайлович
убит выстрелом из винтовки в 19 часов 12 минут 24 марта 1995 года на веранде
дачи,   принадлежащей   на   правах   личной   собственности   вице-премьеру
правительства России  Барчуку  Анатолию  Трофимовичу.  Пуля  пробила  лобную
кость, застряла в черепе. Смерть наступила мгновенно. Выстрел  произведен  с
расстояния сорока восьми метров, винтовка брошена на месте  выстрела.  После
изъятия пули и проведения соответствующей экспертизы доказано, что найденная
винтовка является орудием убийства.
   Гойда собрался добавить, мол, картина,  в  принципе  знакомая,  выполнена
простенько и со  вкусом,  но,  глянув  в  хмурые  лица,  сыщик  воздержался,
пробормотал невнятно, что должно было означать матерную ругань.