на многочисленные  протесты  всех  слоев
православного населения - рабочих, врачей, портовых грузчиков, академиков.
   Переплавка колоколов на т, н. "электролитические  нужды"  Волховской  ГЭС
("лампочка Ильича") осуществлялась в обстановке строжайшей секретности и под
неусыпным контролем органов НКВД.
   Как бы ни открещивались милиционеры от ВЧК (да они, собственно говоря,  и
не  открещиваются),  а  связь  их  была  прямая.  То  НКВД  исполнял   чисто
механические  функции  охраны,  разгона,  конфискации  и  арестов,  то   ВЧК
присоединялась к НКВД, сливаясь в революционном экстазе. Да и неудивительно,
если вспомнить, что управление обеими структурами было одно - партийное.
   Чем занимались юристы и правоохранители в первые годы  Советской  власти,
наглядно показывает записка Ленина наркому юстиции Курскому, в которой Ильич
предлагает "организовать ликвидацию мощей во всероссийском масштабе".  Мощей
- значит, святынь русского народа; ликвидацию - значит, осквернение останков
св. Александра Невского, св. Сергия Радонежского, св.  Серафима  Саровского,
не говоря уже о фамильных склепах русских императоров и князей.
   И - факт остается фактом. В  состав  так  называемого  Особого  совещания
(ОСО), осудившего  сотни  тысяч  российских  людей  на  смерть  и  медленное
умирание в колымских и иных концлагерях, всегда входил  представитель  НКВД.
Это мог быть начальник милиции, начальник УГРО,  железнодорожный  милиционер
среднего уровня или даже кадровик НКВД. История не сохранила имен "героев" -
по крайней мере, трудно добраться до имен и фамилий; впрочем, вряд ли кто-то
из них еще жив после стольких лет нервной работы...
 
 
   ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОДВИГОВ
 
   С первых же дней большевистская власть стала очень широко санкционировать
смерть - и по суду, и без суда. Расстрелу  на  месте  подлежали  спекулянты,
германские  шпионы,  контрреволюционные  агитаторы,  погромщики,   хулиганы.
Безграничные права  предоставлялись  ВЧК.  Приговоры  к  смерти,  без  права
обжалования, выносились "тройками",  "пятерками"  ЧК,  которые  должны  были
руководствоваться лишь революционным правосознанием. По стране стала  быстро
расползаться  сеть  концентрационных  лагерей.  Для  этой  цели  чаще  всего
использовались монастыри,  из  которых  заранее  были  разогнаны  (в  лучшем
варианте) монахи. Чаще, впрочем, монахов  расстреливали  также  без  суда  и
следствия...
   Новая власть жестоко расправилась с ниспровергателями монархии, с "красой
и  гордостью  революции"  -  матросами,  красными  латышскими  стрелками,  с
либеральной интеллигенцией, революционным студенчеством и прочими борцами за
свободу.  Рабочие,  на  словах  ставшие  владельцами   фабрик   и   заводов,
превратились на  деле  в  безропотных  рабов,  крестьяне,  жаждавшие  земли,
получили ее-в краях вечной мерзлоты... Впрочем, об этом много написано.
   Главной  задачей  строителей  коммунизма  было  удержаться  у  власти   и
закрепить завоеванные позиции. Нужно было уничтожить всех возможных  врагов,
то есть тех, кто  потенциально  мог  оказать  реальное  сопротивление  новой
власти. Образованный класс  был  приговорен  изначально,  уничтожению  также
подлежали военные, духовенство, помещики, зажиточные крестьяне... Для  этого
и была учреждена Чрезвычайная Комиссия. О работе  ЧК  в  первые  годы  после
революции написано очень много как хвалебного, так и резко отрицательного.
   В России каждый город имел по нескольку отделений Ч К... -
   1-ю категорию обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:
   1. Лица, занимавшие в царской  России  хотя  бы  сколько-нибудь  заметное
служебное положение - чиновники и военные - независимо от возраста, а  также
их вдовы.
   2. Семьи офицеров-добровольцев (были случаи расстрела 5-летних детей, а в
Киеве разъяренные большевики охотились даже  за  младенцами,  прокалывая  их
насквозь штыками).
   3. Священнослужители.
   4. Рабочие и крестьяне, подозреваемые в несочувствии Советской власти.
   5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых  оценивалось
свыше 10 000 рублей.
   По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная  Комиссия
была не только министерством, но как  бы  государством  в  государстве.  Она
охватывала собой буквально всю Россию,  и  щупальца  ее  проникали  в  самые
отдаленные уголки Российского государства. Комиссия располагала целой армией
служащих,  военными  отрядами,  бригадами,   огромным   количеством   частей
пограничной  стражи,  стрелковых  дивизий  и  бригад  башкирской  кавалерии,
китайских войск и т.п., не говоря уже о многочисленном  штате  доносчиков  и
шпионов.
   Во главе этого учреждения  стоял  Феликс  Дзержинский  с  многочисленными
помощниками.  Провинциальные  отделения  возглавляли  подонки  всякого  рода
национальностей - китайцы, венгры, латыши,  эстонцы,  поляки,  освобожденные
каторжники, выпущенные из  тюрем  злодеи,  убийцы  и  разбойники.  Это  были
непосредственные исполнители директив, получавшие плату сдельно - за каждого
казненного. В их интересах было казнить возможно большее  количество  людей,
чтобы побольше заработать. Между ними видную роль играли и женщины,  которые
даже закоренелых убийц поражали своим цинизмом и выносливостью.
   В большинстве своем это были физически и психически  ущербные  люди,  все
отличались неистовой развращенностью и  садизмом,  находились  в  повышенном
нервном состоянии и успокаивались только при виде крови.
   В   течение   короткого   промежутка   времени   было   убито   множество
представителей науки, ученых, профессоров, инженеров,  докторов,  не  говоря
уже  о  сотнях  тысяч  всякого  рода  государственных  чиновников,   которые
уничтожались в первую очередь. Уже к концу 1919 года было  уничтожено  около
половины профессуры и врачей.
   По свидетельствам очевидцев, людей хватали на улицах,  врывались  в  дома
днем и ночью, волокли  в  подвалы  чрезвычаек  (стариков  и  старух,  жен  и
матерей, юношей и детей), связывая им руки, оглушая  ударами,  с  тем  чтобы
расстрелять их, а трупы бросить в ямы.
   Известно, что довольно длительное время человеческим мясом кормили зверей
в Петроградском зоопарке.
   Вполне очевидно, что отсутствие сопротивления, покорность и  запуганность
населения еще больше разжигали страсти палачей.
   На первых порах практиковались обыски якобы с целью  нахождения  скрытого
оружия, и в каждый дом, на каждой улице, беспрерывно днем и ночью  врывались
вооруженные до зубов солдаты в сопровождении агентов чрезвычайки  и  открыто
грабили все, что попадалось под руку. Никаких обысков они не производили,  а
имея списки намеченных жертв, уводили их с собой, предварительно ограбив как
сами  жертвы,  так  и  их  родных  и  близких.   Всякого   рода   возражения
были-бесполезны - и приставленное ко лбу дуло револьвера служило ответом  на
попытку отстоять хотя бы самые необходимые вещи. Запуганные  обыватели  были
счастливы, если визиты злодеев в форме оканчивались только грабежом.
   Чрезвычайки  занимали  обыкновенно  самые  лучшие  дома  города,   а   их
функционеры размещались  в  наиболее  роскошных  квартирах.  Здесь  заседали
бесчисленные следователи. После  обычных  вопросов  о  личности,  занятии  и
местожительстве начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности
к партии, об отношении к Советской  власти,  к  проводимой  ею  программе  и
прочее, затем, под угрозой расстрела, требовались адреса близких,  родных  и
знакомых  жертвы  и  предлагался  целый  ряд  других  вопросов,   совершенно
бессмысленных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается  в
своих  показаниях  и  тем  создаст  почву  для  предъявления  более  жестких
конкретных обвинений.
   Таких вопросов предлагалось сотни, и  жертва  обязана  была  отвечать  на
каждый  из  них,  причем   ответы   тщательно   записывались,   после   чего
допрашиваемый передавался другому следователю.
   Этот последний начинал допрос заново и предлагал буквально те же вопросы,
только в ином порядке, после чего жертву  передавали  третьему  следователю,
затем четвертому и т, д, до тех пор, пока доведенный до полного  изнеможения
человек соглашался на какие  угодно  ответы,  беря  на  себя  несуществующие
преступления, и вручал свою судьбу в полное распоряжение палачей. Многие  не
выдерживали пыток и утрачивали рассудок. Их причисляли  к  счастливцам,  ибо
впереди были еще более страшные испытания.
   Людей раздевали догола, связывали кисти  рук  веревкой  и  подвешивали  к
перекладинам с таким расчетом, чтобы  ноги  едва  касались  земли,  а  затем
медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, винтовок или  револьверов.
Пулеметчик сначала раздроблял ноги, для того чтобы они не могли поддерживать
туловище, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял  свою  жертву
висеть, истекая кровью... Тут же сидели и  любовались  казнями  приглашенные
гости,  которые  пили  вино,  курили,  наслаждаясь  игрой  на  пианино   или
балалайках. Людей не добивали насмерть, а сваливали в фургоны  и  бросали  в
яму, где многих погребали заживо. Ямы, вырытые  наспех,  были  неглубоки,  и
оттуда не только доносились стоны, но были случаи, когда  жертвы  с  помощью
прохожих выползали из этих живых могил, лишившись рассудка.
   Часто изверги развлекались сдираним кожи  с  живых  людей,  для  чего  их
предварительно бросали в кипяток, затем,  надрезав  кожу  на  шее  и  вокруг
кистей  рук,  стаскивали  ее  щипцами,  после   чего   "освежеванные"   тела
выбрасывали  на  мороз...  Этот  способ  был   излюбленным   в   харьковской
чрезвычайке, во главе которой стояли товарищ Эдуард и каторжник  Саенко.  По
изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах
чрезвычайки много "перчаток". Так называлась вместе с  ногтями  содранная  с
рук кожа.  Раскопки  ям,  куда  сваливали  трупы  убитых,  обнаружили  следы
чудовищных  операций  над  половыми  органами,  сущность  которых  не  могли
определить лучшие харьковские хирурги. Они  высказывали  предположение,  что
это  одна  из  китайских  пыток,  по  своей  болезненности  превышающая  все
доступное человеческому воображению.
   На трупах бывших офицеров, кроме того, были вырезаны  ножом  или  выжжены
огнем на плечах погоны, на лбу - советская звезда, а на  груди  -  орденские
знаки, были отрезанные носы, губы и уши... На женских  трупах  -  отрезанные
груди и сосцы и прочее. Встречалась масса  раздробленных  и  скальпированных
черепов, содранные ногти с вбитыми под  них  иглами  и  гвоздями,  выколотые
глаза, отрезанные пятки. Многие арестованные были попросту живьем  затоплены
в подвалах.
   В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петере, переведенный  затем
в Москву. По вступлении своем в должность  он  немедленно  расстрелял  свыше
1000 человек. Трупы казненных он приказал бросить в Неву, куда  сбрасывались
и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров.  К  концу  1917
года  в  Петербурге  оставалось  еще  несколько  десятков  тысяч   офицеров,
уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем
Урицким.
   Переведенный в Москву, чекист Петере, в числе прочих  помощников  имевший
латышку Краузе, залил кровью буквально весь  город.  Краузе  издевалась  над
своими жертвами, измышляя самые изуверские виды  мучений  преимущественно  в
области половой сферы, и прекращала их  лишь  после  полного  изнеможения  и
удовлетворения собственной половой реакции. Такие экзекуции длились  часами,
и она делала перерыв только после того, как корчившиеся в страданиях молодые
люди превращались в окровавленные трупы. Ее  достойным  сотрудником  был  не
менее извращенный садист Орлов, специальностью которого  было  расстреливать
мальчиков, которых он вытаскивал из домов или  ловил  на  улицах.  Только  в
Москве им было расстреляно несколько тысяч подростков. Другой чекист,  Мага,
объезжал тюрьмы и расстреливал заключенных,  третий  посещал  с  этой  целью
больницы...
   В  изданной  Троцким  брошюре  "Октябрьская   революция"   большевистский
теоретик и практик хвастается несокрушимым могуществом Советской власти. "Мы
так сильны, - пишет он, - что если мы заявим завтра  в  декрете  требование,
чтобы все мужское население Петрограда явилось в  такой-то  день  и  час  на
Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явилось
и стало бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали  запастись
медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания..."
   В Киеве управление чрезвычайкой находилось во власти латыша  Лациса.  Его
помощниками были Авдохин, товарищ Вера, Роза Шварц и  другие  девицы.  Здесь
было полсотни различных комиссий - чрезвычаек. Каждая имела свой собственный
штат служащих-палачей, но наибольшей жестокостью отличались упомянутые  выше
девицы. В одном из подвалов чека было  устроено  подобие  театра,  где  были
расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т, е,  на
эстраде, производились казни.
   После каждого  удачного  выстрела  раздавались  крики  "браво",  "бис"  и
палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот
людей, предварительно втиснутых в ящик,  на  верхней  крышке  которого  было
проделано отверстие для головы. Но стрельба  в  цель  для  этих  девиц  была
только легкой забавой и уже  не  возбуждала  их  притупившихся  нервов.  Они
требовали более острых  ощущений,  и  с  этой  целью  Роза  и  товарищ  Вера
выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросами, или забивали под  ногти
тонкие гвозди. Особенную ярость у Розы и Веры  вызывали  те  из  попавших  в
чрезвычайку,  у  кого  они  находили  нательный  крест.  После   невероятных
глумлений они срывали эти кресты и  огнем  выжигали  изображение  креста  на
груди или на лбу своих жертв. С приходом Добровольческой армии  и  изгнанием
большевиков из  Киева  Роза  Шварц  была  арестована  в  тот  момент,  когда
подносила  букет  одному  из  офицеров,  ехавших  верхом  во  главе  отряда,
вступавшего в город. Офицер узнал в ней свою мучительницу.
   Практиковались в киевских чрезвычайках и другие способы  истязаний.  Так,
например, несчастных втискивали в  узкие  деревянные  ящики  и  забивали  их
гвоздями, катая ящики по полу... Пользовались палачи и Днепром, куда сотнями
загоняли связанных друг с другом людей, которых либо  топили,  либо  пачками
расстреливали из  пулеметов.  Ударами  тяжелого  молота  раскалывали  голову
несчастным пополам так, что мозг вываливался на пол.  Это  практиковалось  в
киевской чрезвычайке на Садовой, 5, где солдатами Добровольческой армии  был
обнаружен  сарай,   асфальтовый   пол   которого   был   буквально   завален
человеческими мозгами.  Неудивительно,  что  за  шесть  месяцев  владычества
большевиков в Киеве погибло более 100 000 человек.
   Приказ Лациса:  "Не  ищите  никаких  доказательств  какой-либо  оппозиции
Советам в словах или поступках обвиняемого.  Первый  вопрос,  который  нужно
выяснить, это  к  какому  классу  принадлежал  подсудимый  и  какое  у  него
образование". Этот приказ его сотрудникичекисты выполняли буквально.
   В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман  с  целым  штатом
прислужников,  среди  которых  были  китайцы  и  один  негр,  специальностью
которого было  вытягивать  жилы  у  людей.  Здесь  же  прославилась  и  Вера
Гребенщикова, ставшая известной под именем Доры. Она  лично  застрелила  700
человек. Каждому жителю Одессы было известно изречение Дейча и Вихмана,  что
они... "не имеют аппетита к обеду, прежде чем не перестреляют сотню людей".
   Тотчас после оставления Одессы союзниками большевики, ворвавшись в  город
и не успев  еще  организовать  чрезвычайку,  использовали  для  своих  целей
линейный корабль "Синоп" и крейсер "Алмаз", куда и уводили свои  жертвы.  За
людьми буквально началась охота, пойманных не убивали на  месте  только  для
того, чтобы сперва их помучить.  Приводимых  на  борт  "Синопа"  и  "Алмаза"
прикрепляли  железными  цепями  к  толстым  доскам  и  медленно,  постепенно
продвигали ногами  вперед  в  корабельную  топку,  где  несчастные  жарились
заживо. Затем их извлекали оттуда, опускали  на  веревках  в  море  и  снова
бросали  в  топку.  Других  четвертовали,  привязывая  к  колесам  машинного
отделения, разрывавшим людей на куски,  третьих  бросали  в  паровой  котел,
откуда вынимали, бережно выносили на палубу якобы для того, чтобы  облегчить
их страдания, а в действительности, чтобы приток свежего воздуха усилил  эти
страдания,  и  затем  вновь  бросали  в  котел.  О  том,  каким   истязаниям
подвергались несчастные в чрезвычайках Одессы, можно было судить по  орудиям
пыток,  среди  которых  были  не  только  гири,  молоты  и  ломы,   которыми
разбивались головы, но и пинцеты, с помощью которых вытягивались жилы, и так
называемые "каменные  мешки"  с  небольшим  отверстием  сверху,  куда  людей
втискивали, ломая кости, и где в скорченном виде их специально  обрекали  на
бессонницу. Нарочно  приставленная  стража  следила  за  жертвой,  не  давая
заснуть. Жертвы кормили гнилыми сельдями и  мучили  жаждой.  Здесь  главными
помощниками  Дейча  и  Вихмана  были  Дора  и  17-летняя  проститутка  Саша,
расстрелявшая  свыше  200  человек.  Обе  были  садистками  и   по   цинизму
превосходили даже латышку Краузе.
   В  Вологде  Кедров  и  латыш  Эйдук  вырезали   поголовно   всю   местную
интеллигенцию.
   В Воронеже людей бросали в бочки с вбитыми гвоздями и скатывали  бочки  с
горы. Здесь же, как и в прочих городах, выкалывали глаза, вырезали на лбу  и
на груди советские звезды, бросали живых людей в  кипяток,  ломали  суставы,
сдирали кожу,  заливали  в  горло  раскаленное  олово.  В  Николаеве  чекист
Богбендер, имевший помощниками двух китайцев  и  одного  каторжника-матроса,
замуровывал живых людей в каменных стенах. В Пскове все пленные офицеры были
отданы китайцам, которые распиливали их пилами на куски.
   В Полтаве чекист Гришка предал лютой казни восемнадцать монахов, приказав
посадить  их  на  заостренный  кол,  вбитый  в  землю.  Этим   же   способом
пользовались и чекисты Ямбурга, где на кол были посажены все захваченные  на
Нарвском фронте пленные офицеры и  солдаты.  В  Благовещенске  всем  жертвам
чрезвычайки вонзали под ногти пальцев на руках и ногах граммофонные  иголки.
В Омске пытали беременных женщин, разрезая животы и вытаскивая кишки наружу.
   В Казани, на Урале и в Екатеринбурге жертвы распинали на крестах, сжигали
на кострах или бросали в раскаленные печи.
   В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои  жертвы,  как  мужчин,  так  и
женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и
затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки, выкалывал  им  глаза,  а  затем
приказывал отрубать им головы.
   В Севастополе людей связывали группами,  наносили  им  ударами  сабель  и
револьверов тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском порту
были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться: двое из них,
после того как побывали на дне моря,  сошли  с  ума.  Когда  третий  решился
нырнуть в воду, то  выйдя,  заявил,  что  видел  целую  толпу  утопленников,
привязанных ногами к большим камням. Течением воды  их  руки  приводились  в
движение, волосы были растрепаны. Среди  этих  трупов  священник  в  рясе  с
широкими рукавами подымал руки, как будто произносил проповедь...
   В Алупке чрезвычайка расстреляла 272  больных  и  раненых,  подвергая  их
такого рода истязаниям: заживающие раны, полученные на фронте, вскрывались и
засыпались солью, грязной землей или известью, а также заливались спиртом  и
керосином, после чего несчастные доставлялись в чрезвычайку. Тех из них, кто
не  мог  передвигаться,  приносили   на   носилках.   Татарское   население,
ошеломленное такой бойней, увидело в ней наказание Божие и наложило на  себя
добровольный тр