скве уже  почти  не
осталось. Трамвай лениво прозвенел, постоял на остановке, тронулся. Сразу за
ним Лена увидела "скорую".
   - Девушка, говорите, - услышала она, как  сквозь  вату,  голос  кассирши,
пришли в магазин с собакой, да еще очередь задерживаете!
   Пока Лена шла к подъезду  с  пакетом  еды,  пока  поднималась  на  лифте,
открывала дверь, она повторяла себе: "Прекрати, успокойся. Так можно сойти с
ума. Мало ли "скорых" в Москве?"
   Зои Генриховны дома не было.  Пиня  повел  себя  очень  странно:  залаял,
заскулил,  забегал  по  квартире,  то  и  дело  останавливаясь   на   кухне,
возбужденно обнюхивая пол и протяжно воя. Он поднимал длинную  морду  вверх,
закрывал глаза, издавал утробные собачьи трели.
   Лена решила, что пес так  взвинчен  после  долгого  общения  с  пуделихой
Кларой. Она зажарила яичницу для себя  и  для  него,  бросила  в  его  миску
вдобавок к яичнице несколько кусков  колбасы,  потом  опустила  пакетик  чая
"Липтон" в кружку с кипятком и позвонила на работу, секретарше Кате.
   - Значит, так, - затараторила Катя, - твои билеты уже у меня. Летишь ты в
среду, в двадцать два тридцать, обратный билет  с  открытой  датой,  но  шеф
сказал, у тебя не больше двух недель. Он тебя ждет  сегодня  для  разговора,
напридумывал для тебя кучу  дел  в  Нью-Йорке.  Слушай,  а  ты  где  сегодня
ночевала? Ты сейчас вообще где? Я тебе вчера весь вечер  звонила  и  сегодня
утром.
   - Я у тети. - Лена с трудом вклинилась в Катин речевой поток. У Кати была
манера говорить без остановки и задавать вопросы не для того, чтобы услышать
ответ, а так, для разговора.
   - Да, тебе тут девица какая-то звонила, с тоненьким голосочком.  Говорит,
ей с тобой нужно срочно встретиться. Подожди, я, кажется, записала,  как  ее
зовут.
   Было слышно, как Катя, прижав плечом трубку к уху,  шарит  в  бумагах  на
столе.
   - Нет, не могу найти, - сообщила она наконец. - Вроде Валя, откуда-то  из
Подмосковья, то ли Солнечногорск, то ли  Лесногорск.  В  общем,  я  сказала,
чтобы она заехала к нам в редакцию.
   - Спасибо, Катюша. Я буду через час.

***

   "Скорая" выехала на Дмитровское шоссе. Коляна трясло как в лихорадке. Ему
приходилось драться не раз, крови  он  не  боялся,  но  такая  вот  зверская
"мокруха" произошла на  его  глазах  впервые.  Кончили  несчастную  старуху,
которая просто подвернулась под руку. Теперь он, Колян, соучастник  убийства
при отягчающих обстоятельствах.
   У него перед глазами все стояло спокойное, даже блаженно-отрешенное  лицо
Ржавого, когда он ногами дубасил мертвую уже старуху.
   "Отморозки они. Надо с ними завязывать, - с тоской думал Колян, -  а  как
теперь завяжешь? Или они меня замочат, как старуху, или вместе сядем".
   "Скорая" направлялась к Долгопрудненскому кладбищу, где  у  Ржавого  были
знакомые могильщики. За  сравнительно  небольшие  деньги  или  за  несколько
порций наркотиков они  устраивали  так  называемые  "начинки",  или  двойные
захоронения. В могилу, заранее приготовленную для  законных  похорон,  клали
труп, который необходимо было спрятать, присыпали землей. Потом туда  сверху
опускался гроб "законного" покойника - и  все.  Найти  ничего  нельзя  было.
Милиция, конечно, знала о таких "начинках", но не  станешь  же  вскрывать  и
раскапывать  все  свежие  могилы  на  кладбищах!  Что  скажут   родственники
покойных, когда прах их близких будут тревожить в поисках "начинки"?
   А  нет  трупа  -  нет  убийства.  Эта  истина  известна  даже  школьнику.
Могильщики молчали, никогда никого не закладывали, ибо опасались сами  стать
"начинкой", к тому же дорожили легким нехлопотным заработком.
   - Ну, что  ты  скис?  -  весело  спросил  Ржавый.  -  Привыкай,  фраерок,
привыкай. Травки хочешь покурить?
   Колян увидел, как Ржавый выстукивает на  ладонь  табак  из  "беломорины",
потом ловко забивает в пустую бумажную трубочку толченую сухую траву.
   - Не хочу, - буркнул Колян.
   Ржавый щелкнул зажигалкой, затянулся.
   Табак из "беломорины" он зачем-то ссыпал себе в карман куртки.
   - Ка-айф! - Лицо его сморщилось в какой-то блудливой кошачьей гримасе.
   - Эй, Ржавый, дай затянуться! - рявкнул через плечо Водила.
   - Ты же за рулем! - изумился Колян, глядя,  как  Ржавый  передает  Водиле
папиросу.
   Водила с удовольствием затянулся несколько раз, а Ржавый потрепал  Коляна
по плечу и хихикнул:
   - Ничего, быстрей доедем.
   "Скорая" неслась по шоссе. Вдалеке на перекрестке мелькнул зеленый огонек
светофора, потом зажегся желтый, и Водила решил, что успеет  проскочить,  не
сбавляя скорости. Но в это время не спеша пересекал шоссе огромный бензовоз.
   Затянувшись в последний раз  и  отдав  папиросу  Ржавому,  Водила  слегка
посигналил. Но бензовоз все пер себе и пер. Шоссе было скользкое,  прошедший
недавно дождь застыл тонкой корочкой льда.
   Крик троих в "скорой" потонул в чудовищном грохоте и пламени, от которого
хором залаяли все окрестные собаки, а придорожные ларечники повыскакивали из
своих ларьков. Зарево было видно далеко вокруг,  даже  сквозь  сырой  воздух
первого ноябрьского дня.

Глава 9

   Когда Лена после долгого разговора с главным редактором вернулась к  себе
в кабинет, она застала там Гошу Галицына, который весело болтал с незнакомой
молоденькой девушкой, маленькой и кругленькой, как колобок. У  девушки  были
короткие льняные волосы, ярко-голубые чуть раскосые глаза, вздернутый  носик
и здоровый румянец во всю щеку.
   "Такое  личико,  -  подумала  Лена,  -  было  бы  находкой  для   обложки
какого-нибудь комсомольского журнала застойных времен".
   - Здравствуйте, Елена  Николаевна.  -  Было  видно,  что  девушка  ужасно
смущается. Она встала, и большая спортивная сумка упала с колен на пол. -  Я
Валя  Щербакова,  я  привезла  ваши  вещи.  Я  сейчас  практику  прохожу   в
Лесногорской больнице. - Девушка густо покраснела и запнулась.
   - Да вы садитесь, Валя, не стесняйтесь. - Сама Лена продолжала  стоять  и
спокойно глядеть на девушку.
   - Вы  правильно  сделали,  что  сбежали,  -  горячо  заговорила  Валя,  -
ребеночек у вас живой и здоровенький. Я сама прослушала его, пока вы спали.
   - Я знаю, - улыбнулась Лена, -  и  что  ребенок  живой  знаю,  и  что  вы
прослушали, тоже знаю.
   - Так вы тогда уже не спали? - Валя вскинула светлые брови. - Какая же вы
умница, Елена Николаевна. Я  ведь  сразу  поняла,  что  вы  сбежали.  Только
боялась поймают.
   - А почему вы боялись, Валюта? - мягко спросила Лена.
   - Ну как же! Вас  ведь  усыпили,  чтоб  привезти,  я  сразу  поняла,  это
насильно сделали. А главное, я же говорила: ребенок живой.  Вот  поймали  бы
вас - и все. Не было бы ребеночка. Но до конца я все поняла, когда вчера, то
есть на следующую ночь, после вас, роженицу привезли. Врачей не было, я сама
роды приняла. Представляете, первый раз в жизни! Оксанка уже спала на  ходу,
ну, медсестра, с которой мы дежурили. Она вообще-то  акушерка,  впрочем,  не
важно. Так вот. Родился мальчик,  здоровенький  такой,  хорошенький.  Я  как
представила, что такую же кроху могли загубить, -  мне  жутко  стало.  Потом
отнесла его в детскую палату, а там пусто.  Он  -  единственный.  Ни  одного
младенца. Я и подумала - не так что-то в отделении.
   - Вы сказали: "Я до конца все поняла", - напомнила Лена, - что именно  вы
поняли до конца?
   - Ну, на самом деле я, конечно, преувеличила. Я почти ничего не поняла. Я
сейчас все время Думаю, голову ломаю: кому и зачем все это было нужно?
   - Вам кто-то поручил вернуть мне вещи?
   - Нет, никто не поручал. Я сама. Случайно  журнал  купила,  увидела  вашу
фамилию.  По  вашему  телефону  никто  не  отвечал,  я  позвонила   главному
редактору, и секретарша сказала, вы сегодня будете на работе. А вещи я  ведь
сама едавала под расписку, мне их  кладовщица  и  отдала.  Я  сказала,  мол,
больная выписывается. Она и проверять не стала.
   - Простите, Валюша, я  вас  перебью.  Можно,  я  включу  диктофон,  и  вы
подробно, по порядку расскажете все,  что  произошло  на  ваших  глазах  той
ночью? Не возражаете?
   - Конечно, не возражаю, -  кивнула  Валя,  -  обязательно  надо  во  всем
разобраться. Я знаю, вы заявление в  милицию  написали.  Правильно  сделали.
Только лучше не в наше отделение, а куда-нибудь повыше.
   Слушая сбивчивый Валин рассказ,  Лена  все  больше  убеждалась:  во  всем
происшедшем с ней не было ни единой случайности. Ни единой, кроме,  пожалуй,
того, что она сбежала. Для них  ее  побег  был  действительно  случайностью.
Теперь они не оставят ее в покое. "Скорая", которую  она  заметила  из  окна
магазина на Шмитовском, была та самая, не какая-нибудь другая. Еще, еще  раз
этот проклятый "микрик" появится в ее поле зрения... рано или поздно они  ее
возьмут. Пока ей просто везет, она ускользает. Но  рассчитывать  на  везение
нельзя. Надо как-то действовать, стать полноправным игроком, а  не  мишенью.
"Куда ты лезешь? усмехнулась про себя Лена. - Собираешься,  как  Моська,  на
слона погавкать? Раздавит тебя слон. Но, с другой стороны, есть Кротов, есть
Гоша, есть, наконец, эта девочка, Валя..."
   - Я еще удивилась, - донесся до нее как бы издалека Валин голос,  -  если
вам вкололи такую дозу, что вы второй час спите, то и он тоже должен  спать.
Ему ведь через вашу кровь все поступает. А он не спал. Двигался. Знаете, как
будто чувствовал...
   Лена побледнела, и Валя заметила это.
   - Елена Николаевна, вы не волнуйтесь. Хватит вам волноваться. Вредно  это
для вашего  малыша.  Ему  и  так  досталось.  Он  ведь  все  вместе  с  вами
переживает, даже голоса слышит. Может, не правда, конечно,  про  голоса,  но
что переживает это точно.
   - Знаете что, милые дамы, - неожиданно вмешался молчавший до этого  Гоша,
я сейчас пойду, чаю нам всем принесу, а потом выскажу вам  очень  интересную
мысль, которая только что пришла в мою глупую голову.
   Он вернулся через пятнадцать минут с  подносом,  на  котором  стояли  три
чашки с горячим чаем, блюдце с кусочками  сахара  и  лежала  нераспечатанная
пачка печенья.
   - Я  сама  не  понимаю,  -  говорила  Валя,  -  ну,  ошиблись,  допустили
халатность. Никто  не  хочет  отвечать.  Но  зачем  понадобилось  вас  потом
разыскивать? Почему вдруг уволился Симаков?
   - Минутку, милые дамы! - Гоша поставил  поднос  на  журнальный  столик  и
сделал ораторский жест рукой, призывая к тишине. - Около года назад видел  я
по телевизору один сюжетец. В прямом эфире выступал некий  деятель,  фамилии
не помню, и рассказывал о препаратах, которые  производятся  из  нерожденных
детей. То есть из плодиков, извлеченных в  середине  беременности.  Там  еще
используется эта, как ее? Ну, мешок, в котором ребенок живет.
   - Плацента! - подсказала Валя.
   - Во, правильно, плацента. Я запомнил этот сюжет потому, что ведущий,  уж
не помню кто, пытался перевести разговор на нравственную сторону этого  дела
и призывал звонить телезрителей, высказываться.  Мне  стало  интересно,  что
скажут телезрители. Так вот, звонков было много, и говорили -  знаете,  что?
Говорили, будто безнравственна цена препарата, его недоступность для рядовых
граждан. Спрашивали, где можно  купить,  при  каких  болезнях  помогает.  Но
никто, ни одна сволочь не заикнулась, что  производить  лекарства  из  живых
детей - паскудство.
   - Господи! - выдохнула Валя. - Как мне это в голову  не  пришло?  Я  тоже
слышала о таком. Раньше этими препаратами лечили всяких членов ЦК, эстрадных
звезд, а теперь,  наверное,  лечат  "новых  русских".  Во  всем  мире  такое
производство запрещено. Это же настоящее  людоедство.  В  Англии,  например,
детишек, родившихся на двадцать пятой неделе, выхаживают.
   - Лен, ты Кротову звонила? - спросил Гоша.
   - Я с ним вчера встречалась. Он сказал: "Нет признаков преступления".
   - Ну ничего себе! Хватают, усыпляют, потом гоняются  по  всей  Москве,  -
Гоша даже присвистнул, - и, видите ли, нет признаков преступления!
   - Для  производства  такого  препарата  нужна  лаборатория,  -  задумчиво
произнесла Лена, - она может быть и в самой Лесногорской больнице, и  где-то
еще. Но логично им сделать лабораторию прямо в больнице. Место тихое, ничего
никуда перевозить не надо. Там сырье изъяли, там и переработали.  Валя,  как
вы думаете, такая лаборатория будет отличаться от обычной,  которая  есть  в
любой больнице?
   - Я  не  знаю,  -  пожала  плечами  Валя,  -  прежде  всего  должен  быть
холодильник, в который не сунут нос случайные люди.  И,  наверное,  какое-то
особое оборудование. Хотя". Понимаете,  если  об  этом  открыто  говорят  по
телевизору, даже рекламируют, то это законно. Во  всем  цивилизованном  мире
запрещено, а у нас в России - можно.
   - Если бы все было законно, -  заметил  Гоша,  -  это  была  бы  солидная
московская клиника, в которую никого насильно не потащили бы.
   - Они на мне серьезно прокололись, - спокойно сказала Лена, - теперь  они
не оставят меня в покое...

***

   В половине шестого вечера белая  "Волга"  Гоши  Галицына  притормозила  у
коммерческого ларька. Гоша в короткой замшевой куртке и длинном белом  шарфе
вышел из машины и купил в ларьке коробку импортных конфет. Затем он вернулся
за руль.
   Через несколько десятков метров "Волга" завернула за угол  и  въехала  во
двор длинного многоподъездного дома.
   - Пересядь назад и жди меня, - сказал Гоша Лене.
   Спрятав конфеты под куртку, он быстро обогнул дом  и  вошел  в  дверь,  к
которой была прибита табличка "Женская консультация".
   Народу оказалось мало, у окошка регистратуры  -  вообще  никого.  Пожилая
регистраторша читала любовный роман в мягкой обложке. Очки съехали на кончик
носа.
   - Здравствуйте! - нежно позвал ее Гоша, приникнув лицом к окошку.
   Регистраторша с  явным  недовольством  оторвалась  от  романа  и  сердито
уставилась на молодого человека:
   - В чем дело?
   - Только вы можете мне помочь. Великодушно простите  за  беспокойство.  Я
понимаю, рабочий день кончается...
   - Пожалуйста, короче! - Близорукие глаза регистраторши строго смотрели на
Гошу.
   - Понимаете, моя жена, - он перешел на таинственный шепот, - в положении.
Недавно она проходила ультразвуковое обследование и  вернулась  домой  такая
грустная, чуть не плачет. А мне рассказать ничего не хочет, молчит.  Я  весь
извелся. Мы так ждем этого ребенка, вдруг с ним что-то не так... Я бы  хотел
поговорить с врачом, который делал УЗИ.
   -  Врачи  уже  заканчивают  работать  сегодня.  Надо  было  вам  пораньше
приходить. Попробуйте завтра утром.
   - Утром я никак не могу, - печально опустил  голову  Гоша,  -  я  работаю
сейчас с семи утра до  десяти  вечера.  Сегодня  еле  вырвался.  Пожалуйста,
помогите мне. Я буду вам очень благодарен. - Гоша просунул в окошко  коробку
конфет.
   - Ах, ну что вы, не надо этого! - Регистраторша быстро убрала  конфеты  в
ящик. - Как фамилия?
   - Чья? Врача?
   - Нет, вашей жены. Я могу найти ее карту и дать вам посмотреть  запись  о
результатах УЗИ.
   - Нет, я все равно ничего не пойму,  -  покачал  головой  Гоша,  -  лучше
все-таки  мне  с  врачом  поговорить.  Жена  сказала,  он   пожилой   такой,
интеллигентный, с бородкой. На профессора похож.
   - Это Курочкин Дмитрий Захарович, - сразу догадалась регистраторша. -  Он
сейчас заканчивает прием. Там небольшая очередь в его кабинет.
   -  Спасибо  вам  огромное.  Я  его  просто  на  улице  подожду,  чтоб  не
беспокоить. И потом - мне там в очереди сидеть как-то неудобно.
   Регистраторша понимающе улыбнулась:
   - Ну, как хотите. Только ждите во дворе, а не здесь. У нас персонал через
двор выходит, эту дверь мы в половине седьмого запираем. А там наш служебный
выход между третьим и четвертым подъездами. Да, вы не сказали,  как  фамилия
вашей  жены.  Я  предупрежу  доктора...  Но  Гоши  уже   и   след   простыл.
Регистраторша пожала плечами и снова углубилась в чтение любовного романа.

***

   - Все нормально, - сообщил Гоша, усаживаясь в машину,  -  доктора  твоего
зовут Курочкин  Дмитрий  Захарович.  Он  сейчас  здесь,  закончит  где-то  в
половине седьмого. Должен в шесть, но к  нему  очередь.  Выйдет  он  из  той
двери, - Гоша кивнул  на  металлическую  дверь  между  третьим  и  четвертым
подъездами.
   Открыв "бардачок", Гоша извлек оттуда какой-то тяжелый предмет, обернутый
пластиковым пакетом, развернул и переложил в правый карман куртки.
   - Ты что? - испугалась Лена. - У тебя там пистолет?
   - Не волнуйся, он газовый и к тому же пока не заряжен.
   - Но это все равно уголовщина!
   - Ничего, это на крайний случай. Как разговор повернется.  Не  бойся,  не
буду же я здесь, в машине, палить!
   Наконец из консультации стали выходить сестры  и  врачи.  Курочкин  вышел
одним из последних, Лена узнала его в ту же минуту.
   Гоша вылез из машины.
   - Дмитрий Захарович, добрый вечер.
   Доктор Курочкин остановился. Внешность молодого человека вызывала доверие
- милое интеллигентное лицо, растерянная улыбка.
   - Дмитрий Захарович, - робко продолжал Гоша, - простите, я отнимаю у  вас
время. Только вы мне можете помочь.
   - Я вас слушаю, - улыбнулся Курочкин.
   - Дело в том, что моя жена в положении". - И Гоша слово в слово  повторил
душещипательную историю, полчаса назад рассказанную регистраторше.
   - Как фамилия вашей жены и когда она у меня была?
   - Гринева Мария Ивановна, - не моргнув глазом, сказал Гоша, - она была  у
вас дня два-три назад.
   - Гринева? Что-то  знакомое...  Но  вы  не  волнуйтесь,  было  бы  что-то
серьезное, я запомнил бы. Надо было  вам  пораньше  прийти,  взять  карту  в
регистратуре.
   - Простите, Дмитрий Захарович, я вас задерживаю.  Вот  моя  машина.  Если
позволите, я подвезу вас домой или куда вам нужно. А по дороге поговорим.
   Погода  была  отвратительная.  Курочкину  предстояло  ждать   троллейбус,
который ходил редко, потом толкаться в метро, потом минут двадцать  идти  до
дома по слякоти. А молодой человек  был  такой  милый,  застенчивый.  Минуту
подумав, Курочкин согласился.
   - Спасибо, конечно, только я живу далеко, в Черемушках.
   - Это вам спасибо, - благодарно улыбнулся молодой человек, - садитесь.
   Гоша распахнул переднюю дверцу белой "Волги". Только тут Курочкин заметил
женщину на заднем сиденье. Он попытался заглянуть ей в лицо, думая, что  это
и есть жена милого молодого человека.
   Женщина была в больших очках  с  затемненными  стеклами,  темная  вязаная
шапочка натянута до бровей.
   - Это сестренка моя, Леночка,  -  объяснил  молодой  человек.  -  Дмитрий
Захарович, если вас не затруднит, ремень пристегните, пожалуйста.
   Перегнувшись через Курочкина,  Гоша  нажал  рычажок  блокировки  передней
дверцы.
   Машина выехала на Бутырский вал.
   - Вы знаете, как добираться до Черемушек? - спросил Курочкин.
   - Разумеется, - кивнул Гоша, - не  первый  день  за  рулем.  Можно  через
центр, можно по кольцу.
   За  окном  крупными  хлопьями  валил  снег.  Курочкин,  будучи  человеком
осторожным, решил пока не отвлекать водителя  разговорами.  Но  молодой  муж
все-таки очень хотел узнать, что же так расстроило его супругу после  визита
в консультацию.
   - Скажите, Дмитрий  Захарович,  сейчас,  наверное,  часто  бывают  всякие
патологии у беременных. Время такое нервное, да еще озоновые дыры,  экология
и все  такое.  Вот  лично  вы,  как  врач,  огорчаетесь,  если  видите,  что
ребеночек, еще не родившийся, крошечный, уже калека или вообще не жилец?
   - Конечно, сейчас часто возникают проблемы, - вздохнул Курочкин, -  и  я,
как врач, каждый раз переживаю, если вижу, что с ребенком что-то не так.
   - А вы обычно сразу сообщаете об этом будущей маме или сначала проверяете
еще раз, консультируетесь с другими врачами? Это же потрясение для  женщины,
можно сказать, горе. К тому же вдруг окажется, что все нормально, просто  вы
ошиблись. От ошибок ведь никто не застрахован.
   Курочкин внутренне напрягся. Разговор явно переставал ему  нравиться.  Но
молодой человек,