и ворота, и тогда останется сделать всего один шаг,  выдернуть  руку
из кармана...
   Пограничник держал Лену долго, дольше,  чем  других.  Кротов  видел,  как
нервничает стоящая у будки красивая стриженая блондинка. Она была  следующей
в очереди, ей, конечно, хотелось скорее пройти. А пограничник  держал  Лену.
Так было договерено. Сейчас, чтобы не волновать очередь, он ее отпустит,  но
тут же  другой  пограничник  отведет  ее  в  сторонку  и  тихо  скажет:  "Не
волнуйтесь,  Елена  Николаевна.  Сергей   Сергеевич   просил   вас   немного
подождать".
   Задерживать слишком надолго ее нельзя. Вейс  может  понять  это  и  уйти.
Вычислить его надо сейчас, сию минуту в этой уже редеющей толпе.
   И  Кротов,  и  стоявшие  рядом  оперативники,  конечно,  имели  при  себе
фотографии Вейса, знали наизусть  его  приметы.  Но  знали  они  и  то,  что
внешность можно изменить до неузнаваемости, особенно если ты среднего роста,
нормального телосложения, на вид тебе от сорока пяти  до  пятидесяти  лет  и
особых примет у тебя не имеется.
   В двух метрах от Кротова стоял понурый пожилой мужчина, почти  старик,  в
черной вязаной шапочке, надвинутой до бровей, с короткой и  жесткой  на  вид
седой бородой. Руки он держал в карманах темно-синей куртки-канадки. И вдруг
Кротов почувствовал волну дикого напряжения, исходившую от этого старика.
   В ту же секунду он увидел Лену, которая, улыбаясь, быстро шла к выходу, и
услышал ее веселый голос:
   - Сергей Сергеевич!
   Еще ничего не успев понять, Кротов прыгнул на старика и заломил назад его
руку, из которой выпал "браунинг".  Однако  прежде  чем  упасть,  "браунинг"
выстрелил - просто дернулся на курке напряженный палец  Вейса.  Выстрел  был
негромким,  но  после  него  в  аэропорту  стало  смертельно   тихо.   Толпа
расступилась. Вейс уже лежал на  полу  с  заломленными  за  спину  руками  в
наручниках, а присевший на корточки оперативник обыскивал его.
   Кротов видел перед собой только бледное, застывшее  лицо  Лены,  огромные
серые  глаза.  Она  молча  уткнулась  русой  головой  ему  в  грудь.  Чей-то
незнакомый голос произнес рядом:
   - Врача! Срочно вызовите врача! И только тогда Кротов почувствовал острую
боль в левой ноге.
   - Ранение сквозное, кость не задета,  -  сообщил  молодой  жизнерадостный
врач, накладывая Кротову давящую повязку в медпункте аэропорта, - до свадьбы
заживет! Возьмите на память. - Он протянул на ладони маленькую продолговатую
пулю.

Глава 27

   Первое марта, первый день весны, был морозным и солнечным. Весной еще  не
пахло, а до лета казалось совсем далеко.
   Живот у Лены стал таким большим, что ни  одно  пальто  не  застегивалось,
поэтому весь февраль пришлось ходить в необъятной пуховой куртке Кротова,  в
которой Лена казалась себе бочкой.
   - Тяжело быть толстой, - жаловалась она, - тяжело и некрасиво.
   - Очень красиво! - возражал Кротов.
   В субботу первого марта они решили поехать в  Серебряный  Бор,  погулять,
подышать чистым сосновым воздухом.
   Они шли не спеша по расчищенной дорожке и молчали. Им  нравилось  молчать
вместе, слушать тишину, скрип утоптанного снега под ногами  и  шорох  легких
белых комьев, срывающихся иногда с сосновых веток.
   Внезапно Лена остановилась и сказала:
   - Все. Пошли назад, к машине.
   - Что случилось? - испугался Кротов.
   - В роддом надо ехать.
   Тяжело усевшись на заднее сиденье, она пробормотала сквозь зубы:
   - Только не гони слишком,  будет  обидно,  если  сейчас  врежемся.  И  не
пугайся, я могу заорать. Я, конечно, постараюсь не орать, но очень больно.
   - Леночка, ты кричи, если хочешь, не сдерживайся.
   Притормозив у троллейбусной остановки, Кротов  спросил  у  юной  зябнущей
парочки:
   - Ребята, где здесь ближайший роддом?
   - Кажется, на Салям Адиля, там больница. К Беговой езжайте.
   - Сережа, ты умеешь принимать роды? - спросила Лена, когда они  переехали
через мост.
   - Не знаю. Не пробовал.
   - Ну вот. Надо было выходить  замуж  за  американского  полицейского.  Их
этому учат.
   Нянечке, вынесшей свернутую Ленину одежду, Кротов сунул десять тысяч.
   - Ой, да ладно вам, - смутилась та, быстро пряча деньги в карман, езжайте
домой, что вам здесь сидеть? По телефону позвоните, вам все скажут.  Есть  у
вас наш телефон?
   - Телефон? А, нет. Я не знаю... Нянечка нацарапала номер на клочке бумаги
и протянула Кротову:
   - Ну, что вы стоите-то? Езжайте домой, на вас же лица нет.
   - А вы не знаете, долго еще... осталось?
   - Вашей-то? Нет, вашей недолго. Минут сорок, час от силы.
   - Можно, я здесь подожду?
   - Нельзя. Да уж ладно, сиди. Я попрошу кого-нибудь выйти,  сказать  тебе,
или сама выйду. Что же делать, если ты нервный такой!
   Нянечка удалилась.  Кротову  очень  хотелось  курить.  Посидев  несколько
минут, он вышел на улицу, выкурил сигарету,  вернулся,  посмотрел  на  часы.
Времени прошло мало, а казалось - целая вечность.
   - Вы муж Полянской Елены Николаевны? -  услышал  он  над  собой  властный
женский голос.
   Он поднял голову. Над ним стояла высокая худая женщина в белом  халате  и
марлевой маске.
   - Здесь сидеть нельзя,  -  сообщила  она.  -  Что  же  вы  до  последнего
дотянули? Еще бы чуть-чуть, она бы у вас в машине родила.
   Кротов затаил дыхание.
   Женщина сделала паузу и окинула его  строгим,  осуждающим  взглядом,  но,
заметив его расширившиеся от испуга глаза, сжалилась:
   - Девочка у вас. Три  триста,  пятьдесят  один  сантиметр.  Здоровенькая,
бойкая, только крикуха. Поздравляю.

***

   В воскресенье Кротов отправился на рынок за фруктами для  Лены,  потом  в
роддом, оттуда - к  Жоре  и  Лиде  Глушко,  посоветоваться,  что  купить"  и
приготовить для малышки. У них ведь трое детей, они все знают.
   Домой он вернулся только в девять вечера.
   Не успел он выйти из лифта, как открылась дверь соседней квартиры.
   -  Сергей  Сергеевич,  -  высунулась  из-за  двери  пожилая  соседка   во
фланелевом халате, - вас можно поздравить? Тут вам кучу  вещей  привезли,  а
вас дома не было. Оставили у меня. Вы зайдите, пожалуйста.
   В прихожей у соседки пахло  щами  и  кошками.  У  стенного  шкафа  стояли
собранная  и  запакованная  детская  кроватка,  коляска,  огромный   кожаный
чемодан.
   - А кто привез все это?
   - Девушка. Блондиночка такая, высокая, хорошенькая.
   В чемодане оказались две пачки памперсов,  пеленки,  ползунки,  кофточки,
несколько забавных мягких игрушек. Сверху лежал отдельный пакет с  одеялыдем
и еще кое-какими  детскими  вещичками,  вплоть  до  белоснежного,  тщательно
выглаженного  марлевого  подгузника.  Из  пакета  выпал  сложенный  вчетверо
листок. Кротов развернул и прочитал:
   "Все это надо принести к выписке из роддома".
   Никакой подписи. Твердый, четкий почерк.

***

   Уже через четыре дня Лену с ребенком можно было забирать  домой.  Кротов,
очень  торжественный,  в  светло-сером  костюме,  с  букетом  роз,  стоял  в
вестибюле роддома. Впервые в жизни в свои сорок лет подполковник забирал  из
роддома жену с новорожденным ребенком...
   Наконец вышла Лена, бледная, похудевшая. Рядом шла медсестра с  маленьким
сверточком в розовых лентах. Отдав Лене цветы. Кротов  осторожно  и  неумело
взял из рук сестры ребенка.
   - Ну, кто так держит? Тоже мне, папаша! Это же тебе не  букет.  -  Сестра
откинула кружевной треугольник, и Кротов увидел крошечное розовое личико.
   - Очень симпатичная девчонка, вылитый папа! - заметила сестра.
   Когда они подошли к машине, Лена взяла малышку у него из рук.
   - Подожди, я на секундочку. - Она побежала к воротам.
   У ворот стояла высокая  блондинка  в  черных  джинсах  и  черной  кожаной
куртке. Что-то в ней  показалось  Кротову  знакомым.  Он  увидел,  как  Лена
расцеловалась  с  блондинкой,  как   та   осторожно   откинула   пеленку   и
рассматривает личико ребенка. О чем они разговаривали, он не слышал.
   - Кто это? - спросил он, когда Лена вернулась к машине.
   - А ты не догадываешься? Это Светлана.
   - Ну, в общем, я догадался. Она столько всего накупила для нашей девочки,
надо бы деньги отдать, неудобно.
   - Она не возьмет... Скажи мне, молодой папаша, как мы назовем ребенка?
   - Я об этом уже четыре дня думаю, - вздохнул Кротов, -  оказывается,  это
так трудно - выбрать имя. Вот мне, например, очень нравится имя Елизавета...
   - Угадал! - обрадовалась Лена. - Мне это имя  тоже  очень  нравится.  Так
маму мою звали. Послушай, как красиво звучит: Елизавета Сергеевна Кротова!
   Вечером к ним в гости пришел Гоша Галицын. Когда сели за стол, он сказал:
   - Помнишь, ты обещала рассказать мне  о  своем  первом  и  самом  сильном
нью-йоркском впечатлении? Давай, рассказывай!
   - Когда мне было четырнадцать лет,  -  задумчиво  произнесла  Лена,  -  я
зачитывалась повестью Селенджера "Над пропастью во ржи".  Там  есть  эпизод,
как герой сидит у пруда в Центральном парке и думает, куда деваются на  зиму
утки. Пруд ведь замерзает, а у них подрезаны крылья.  Так  вот,  моим  самым
сильным впечатлением был этот пруд у южного входа в Центральный парк, и  эти
утки... Мне тоже, как Холдену Колфилду, никто  не  мог  ответить,  куда  они
деваются на зиму.
   - И это все?! - У Гоши в голосе звучало разочарование.
   - Разве этого мало? - спросил Кротов. +++
   ЭПИЛОГ +++
   Середина мая была очень жаркой. Столбик  термометра  днем  поднимался  до
тридцати пяти градусов. Москва плавилась в лучах ослепительного  солнца,  на
небе не было ни облачка. Такая жара в мае случается раз  в  двести  лет,  не
чаще.
   Под старыми широкими дубами сада "Эрмитаж" было хоть немного  прохладней.
Там и сидела Лена Полянская в тонком шелковом  платье,  в  темных  очках,  с
книжкой на коленях. Маленькая Лиза уютно посапывала в коляске.  Рядом  лежал
Пиня с высунутым до земли языком.  Лена  должна  была  выбрать  какой-нибудь
рассказ модного английского  писателя  Кевина  Лаудстера  для  сентябрьского
номера журнала "Смарт". Сейчас она размышляла, взяться ли за  перевод  самой
или отдать кому-нибудь из переводчиков.  Было  воскресенье.  Сергею  Кротову
пришлось заехать - на  работу  часа  на  два,  не  больше.  К  часу  дня  он
рассчитывал освободиться и сразу отправиться со своим семейством на  пляж  в
Серебряный Бор. Поэтому  он  оставил  Лену  с  малышкой  в  саду  "Эрмитаж",
напротив Петровки,38.
   Лена не видела, как у входа в сквер остановился черный."Сааб" и  из  него
вылез невысокий лысоватый господин в белых льняных брюках и голубой рубашке.
Сказав несколько слов громиле-шоферу, господин направился по дорожке  сквера
к скамейке, на которой сидела Лена.
   Проснулась и заплакала Лиза. Лена взяла ее на  руки.  Лысоватый  господин
присел на край лавочки и произнес:
   - Какой красивый ребенок!
   - Спасибо, - вежливо улыбнулась Лена.
   - Надо же, - продолжал незнакомец, - нет еще и трех месяцев, а уже  такое
умное  личико.  Здравствуйте,  Елена  Николаевна.  Вы  отлично  выглядите  -
похудели, помолодели.
   - Что, простите? - Лена удивленно всматривалась в  совершенно  незнакомое
лицо.
   - Не пытайтесь меня узнать. Мы с  вами  никогда  прежде  не  встречались.
Лысоватый господин достал  сигарету,  закурил,  сделал  глубокую  затяжку  и
зажмурился. - Вам большой привет от Светланы.
   - Спасибо. Как у нее дела?
   - Неплохо, совсем неплохо. После ваших совместных приключений в Нью-Йорке
она получила повышение. Вас, между  прочим,  тоже  следовало  бы  как-нибудь
наградить за мужество и смекалку. Но вы, к сожалению, работаете  не  в  моем
департаменте. Да, забыл представиться. Андрей Иванович, - он протянул  руку,
и Лена машинально пожала твердую, сухую ладонь.
   - Очень приятно...
   -  Я  владею  крупной  фармацевтической  фирмой.  Хочу   предложить   вам
определенного рода сотрудничество.
   - Я не имею отношения к фармацевтике! - Лена  встала  и,  уложив  Лизу  в
коляску, шагнула в сторону выхода. - Простите, мне пора.
   - Постойте, Елена Николаевна! Мы даже не начали разговор.
   - А стоит ли? - пожала плечами Лена.
   - Уверен, что стоит.
   - Я должна вам сказать "спасибо" за то, что  вы  поручили  Светлане  меня
охранять? Ну что ж, большое спасибо. Теперь, как  я  понимаю,  пришло  время
расплатиться за это?
   - Ох, Елена Николаевна, зачем вы все так огрубляете? Вы же тонкий,  умный
человек. Да, я помог выжить вам и вашей чудесной девочке. Но вы тоже помогли
мне.
   - В таком случае мы квиты.
   - Да. Мы квиты. Поэтому теперь можем говорить как  равные.  Если  хотите,
как партнеры.
   - А если я не хочу? Если не хочу говорить с вами как с  партнером?  Какое
может быть  партнерство?  Вы  работаете  в  ФСБ,  занимаетесь  производством
эликсира молодости из живого  сырья.  Когда-то  этим  поддерживали  жизнь  в
немощных старцах из аппарата ЦК, омолаживали их жен, любовниц, не знаю, кого
там еще. Препарата требовалось мало - только для избранных, для узкого круга
элиты. И  ведомство  ваше  называлось  по-другому,  менее  красиво  и  более
конкретно. А теперь эликсир молодости стал товаром и выходит  из-под  вашего
контроля.
   - Вот здесь вы ошибаетесь. Именно  мы  являемся  гарантами  того,  что  с
препаратом не  будет  злоупотреблений.  Ваш  случай  -  яркий  тому  пример.
Поймите, это давно запатентованный, научно разработанный  метод.  Вы  же  не
станете возражать против трансплантации, а  практически  это  то  же  самое.
Поймите, нельзя остановить науку.
   - Завтра кто-нибудь откроет и  запатентует  пользу  каннибализма.  Почему
нет? Младенец, даже не родившийся, - такой  же  человек,  только  крошечный,
беспомощный и бесправный. Если можно лечиться и омолаживаться его  кровью  и
плотью, почему же нельзя вашей или моей?
   - Елена Николаевна, давайте говорить серьезно. Прежде чем вступить с вами
в философско-футурологическую дискуссию - кстати, очень для меня приятную  и
интересную, - мы должны сначала обсудить  более  конкретные  и  приземленные
проблемы.
   От жары дрожал и слоился воздух. Внезапно кроны деревьев, кирпичная стена
Летнего театра - все будто засветилось изнутри странным,  тревожным  светом.
Солнце провалилось в тяжелую лиловую хмарь. "Сережа не успеет прийти за нами
до грозы", - подумала Лена.
   И как бы в ответ громыхнул гром  где-то  совсем  близко,  и  яркая  косая
молния распорола вмиг почерневшее небо. Пиня задрожал и вжался в Ленину ногу
- он очень боялся грозы.
   - Кажется, сейчас ливанет, - посмотрев вверх,  заметил  Андрей  Иванович,
может, пройдем к моей машине? Там вам будет удобно. Вы там сможете  Лизаньку
покормить,  смотрите,  она  уже  волнуется,  кушать  хочет.  Мы  с   шофером
отвернемся.
   - Нет!  -  крикнула  Лена.  -  Всего  доброго.  Мне  пора.  Приятно  было
познакомиться, - добавила она уже спокойней.
   По дорожке, раскрывая на ходу зонтик, быстро шел Кротов.
   - Ну что ж, - развел руками  Андрей  Иванович,  -  мне  тоже  не  хочется
вымокнуть до нитки. Поговорим  в  другой  раз.  Обязательно  поговорим.  Вот
телефон, по которому со мной всегда можно связаться. - Он сунул Лене в  руку
картонный прямоугольник,  визитную  карточку,  на  которой  было  напечатано
только семь цифр телефонный номер, и ничего больше.
   Слегка поклонившись, он свернул на боковую дорожку и исчез.
   Они едва успели сложить коляску, убрать ее в багажник и сесть  в  машину.
Ливень упал сплошной стеной, зашипел на раскаленном асфальте.
   - В Серебряный Бор уже не поедем? - спросил Кротов, выруливая на  Садовое
кольцо.
   - Поедем обязательно. Гроза скоро кончится, - ответила Лена.
   Бежевый "жигуленок" несся по Садовому  кольцу,  продираясь  сквозь  толщу
ливня, как подводная лодка сквозь океан. Маленькая Лиза улыбалась во сне.