ю  с  женой.
Расслабленный, вышел на лоджию покурить. И... не вернулся!
   Его хватились часа через три,  когда  жена,  проснувшись,  не  обнаружила
супруга рядом.
   Примерно в это же время Андрей выкладывал дерном яму, в  которую  закопал
"авторитета". На начальной стадии ему помогали двое, но заканчивал он лично.
Уже около  ямы,  оставшись  наедине,  зачитал  приговор.  С  удовлетворением
заглянул в обезумевшие от  страха  глаза.  Следа  не  осталось  от  прежнего
хозяина жизни! Потом - все как с Гришкой: не вынимая кляпа и  не  развязывая
рук - три удара ножом в живот. И еще живого - в яму.
   И никаких угрызений.
 
   Воспоминания и сейчас доставили Беланову удовольствие. Гришка  отмщен.  А
он, послужив еще около полугода, принял одно из предложений, которых  всегда
хватало. Работодателя знал  давно:  из  одного  гнезда.  Только  тот  раньше
занимался идеологией и, похоже, профиль не менял.
   Теперь Андрей был в своей стихии. Никаких длинных  согласований.  Никаких
проблем с финансированием. Задания конкретны и четки. Семьи  у  Андрея  нет,
но, в случае чего, его старенькой маме не придется побираться: фирма  строго
блюла свое лицо.
   Единственно, что не нравилось:  как  и  раньше  приходилось  работать  на
кого-то. А Андрей хотел - на себя. И  это  время  -  Беланов  уверен  -  еще
настанет.
   В дверь постучали. Соседей стуком не удивишь:  звонок  вырван  с  корнем.
Андрей взглянул на  включенный  микромонитор.  Камера,  замаскированная  под
дверной  "глазок",  показала  дурацкую  рожу  Петруччо.   Босс   пригородной
"бригады". Из двух или трех таких же придурков. Он вздохнул: с каким дерьмом
приходится работать! Издержки профессии.
   - Садись, Петруччо! - Андрей, открыв дверь,  хозяйским  жестом  пригласил
гостя к столу. - Чайку будешь?
   - Нет, спасибо, - запинаясь, ответил вассал.
   - Вот адресок,  -  передал  Андрей  отпечатанный  на  компьютере  листок.
Стандартная бумага, стандартный принтер. Его хозяин и не знает, что и кто на
нем печатал. - Там жил небедный человек. Все, что найдете, - ваше.
   - А где он сейчас?
   - Сидит, - сказал Андрей и прикусил язык. Каждый  должен  знать  то,  что
должен. - Там немало осталось.
   Свинячьи глазки Петруччо загорелись.
   - Квартира пустая?
   - А бог его знает. Может, баба его. И дети.
   Немой вопрос застыл в глазах Петруччо.
   - Это не мои дети, -  раздраженно  сказал  Андрей.  Он  не  любил  прямых
указаний, даже в таком месте. - Это твои свидетели.
   - Может, когда их нет? - размышлял Петруччо.
   - Ты представляешь, как тот фрайер заховал лавэ? Сам найдешь?
   Петруччо в затруднении почесал затылок.  Не  найдет.  А  мать  при  детях
всегда покажет. А там посмотрим.
   - Понял, командир.
   Беланова передернуло.  Он  бы  застрелился,  если  б  у  него  был  такой
подчиненный. А с другой стороны, кто же ему Петруччо? Но это были неприятные
мысли, и Андрей задвинул их в самую глубь сознания.
   - Пойдете туда послезавтра.
   - Чего тянуть?
   - Сказал - выполняй.
   Не объяснять же пригородному придурку, что там сейчас дежурит СОБР!
   Больше говорить было не о чем. Рожа Петруччо выражала рабскую покорность.
Он страшно боялся Андрея. Это делало его  удобным  и  опасным  одновременно.
Ведь когда кто-то напугает  его  сильнее,  он  продаст  прежнего  хозяина  с
потрохами. Но Беланов и не  думал  дружить  с  ним  вечно.  Придет  срок,  и
какой-нибудь  работник  фирмы,  еще  не  покинувший  соответствующий   орган
правопорядка, раскроет пару преступлений Петруччо, а  сам  он  погибнет  при
задержании. Нечего было, дураку, отстреливаться. И народ, прочитав об этом в
газете, вздохнет спокойнее.
   После ухода Петруччо настроение Андрея упало. Он не  признавался  в  этом
даже себе, но ему не хотелось быть на одном поле с этими ягодами. Он  сделал
свой выбор, но не все, кого он уважал, пошли по  похожему  пути.  Далеко  не
все.
   Большая часть офицеров остались со своими нищенскими зарплатами и  делали
свое дело. Им мешали, дела рассыпались, в них стреляли, а  они  делали  свое
дело.
   И если до конца честно, то тринадцать лет назад он пришел в "контору"  не
только за властью и  деньгами.  Эти  "параметры"  были  особенно  упоительны
именно потому, что они доставались за... сейчас  бы  сказали  -  богоугодное
дело. Тогда говорилось про Родину и коммунизм, но смысл не меняется. Сегодня
богатые и сильные спасают только в  американских  боевиках.  В  нашей  жизни
богатые и сильные предпочитают убивать.
   Эти размышления мешали Беланову. Он гнал их, но они возвращались.  Андрей
вздохнул и усилием воли выбросил глупости из головы. Тем  более  что  пришел
новый посетитель, и с ним, в отличие от Петруччо, надо  быть  настороже.  По
полной форме.
   А пришел Михаил Федорович Федотов. Кличка - Псих. Он и есть псих.  Дел  с
ним стараются не иметь, но задевать его или  отказать  в  просьбе  мало  кто
рискнет.
   Псих - старая связь Андрея. Кличку получил за историю, случившуюся еще  в
80-х.   Сам    -    из    ближнего    Подмосковья.    Работал    проводником
вагона-рефрижератора. А его супруга делила постель  с  начальником  местного
РОВД. Псих, тогда еще - Михаил Федорович, узнав об этом, пришел  к  нему  на
прием. С пустяковой, в общем-то, просьбой: никогда больше к его  супруге  не
лезть. Ни парткомом не грозил, ни чем еще. А начальник повел  себя  неверно:
начал пугать, угрожал засадить.
   - Сейчас я покажу тебе фокус, - спокойно сказал Псих (фразу  потом  долго
обсасывали на зонах). И показал. Достал гранату-лимонку, тогда очень большую
редкость. Снял чеку и крутанул ее по  полированному  столу  начальника.  Оба
тупо наблюдали за ее вращением. Один - с  усмешкой,  другой  -  оцепенев  от
ужаса. Граната все-таки взорвалась не на столе, а на  полпути  к  полу.  Оба
пострадали, оба - не насмерть.
   На зоне надлом, случившийся в  его  психике,  лишь  усилился.  Отсутствие
нормального инстинкта самосо-хранения делало невозможным деловые отношения с
этим человеком. Он не понимал и не признавал никаких понятий.  В  заключении
совершил еще убийство (а по неофициальным данным Андрея  -  три).  Выйдя  на
свободу, оказался не у дел.
   Андрей вцепился в него, как стервятник. Это  был  готовый  ликвидатор.  И
стреноженный по полной форме. Первое - Андрей щедро платил.  Второе  -  Псих
его смертельно боялся. Не лично за себя, понятно. Андрей сумел  найти  "окно
уязвимости" человека, патологически не испытывавшего страха.  Оно  оказалось
примитивно обычным. У его грешной супруги родилась после всех событий дочка.
Псих знал: не его. Что не мешало ему любить маленького  человечка  всем  тем
нормальным, что еще оставалось в его искалеченной душе.
   Он любил девчонку, будучи за "колючкой", любил ее, выйдя на волю.  Мамаша
не препятствовала денежным переводам и встречам. Девочка тоже распознала  за
странной внешностью любящую душу.
   Теперь Ларисе было лет десять, и, несмотря на  маму-алкоголичку,  девочка
выглядела отлично:  денег  Психа  (Андрея?  фирмы?)  хватало  и  на  частный
лицей-пансион, и на одежду, и на будущее маленько откладывалось.
   Вот такой нестандартный человек открывал сейчас дверь квартирки Андрея.
   - Здравствуйте, Николай Петрович! - радостно приветствовал гостя  Андрей.
Психа звали Михаил Федорович, но даже в надежной квартире, не  говоря  уж  о
телефоне, Андрей называл его иначе. Неважно как, оба прекрасно знали  голоса
друг друга.
   Псих скривился и не ответил. Он ненавидел Андрея. Если бы не дочь,  давно
бы его убил. Но он всем своим нутром чувствовал  сталь  крючка,  на  котором
сидел.
   - Во-первых, ваша зарплата за прошлый и будущий месяцы. - Андрей  передал
рублевый эквивалент пятисот баксов.
   Псих взял пакет.
   - Во-вторых, гонорар за прошлую услугу.
   Во втором пакете были настоящие "зеленые", причем, в двадцать раз больше.
Псих убил мелкого  чиновника,  который  своей  жадностью  мешал  прохождению
оперативной комбинации фирмы.
   - У меня еще одна просьба, - продолжил  Андрей.  -  В  Матросской  Тишине
сидит очень неприятный тип. Он уже убил пятерых. У вас ведь  хорошие  связи.
Хотелось бы его нейтрализовать.
   - Мне сесть в тюрьму? - улыбнулся Псих. Первые слова  за  время  встречи.
Нормальная речь, нормальная мимика. Но любой психиатр со  стажем,  лишь  раз
заглянув ему в глаза, рекомендовал бы изолировать этого человека.
   Андрей в жизни разбирался. И в душах тоже. "Со смертью играю,  -  подумал
он. - Хоть и жалко  расставаться  с  таким  инструментом,  а  все  же  надо.
Отработает еще разок - и до свиданья. Кстати, сэкономлю на гонораре".
   Его новая фирма, надо отдать должное, никогда не мелочилась. С Андрея  не
требовали ни кассовых книг, ни расписок - только конечный результат. Хороший
принцип организации хорошей работы.
   А Психа Андрей не боялся. В его профессии всегда так: или ты его, или  он
тебя. Просто надо быть уверенным в себе.
   - Нет, конечно. Нельзя вам, Николай  Петрович,  в  тюрьму.  Вы  для  меня
слишком ценны. Вы уж подумайте  сами.  Может,  Орлов  Александр  Петрович  в
чем-то виноват перед обществом? Вот, посмотрите на его прошлое. - Он передал
Психу папку. - А может, уже там кого-то обидит. Даже по незнанию, скажем. Вы
меня понимаете?
   Псих кивнул.
   - Ну и отлично. Вот аванс. - Еще  три  тысячи  перекочевали  в  наплечную
сумку Психа. - Если понадобится что-то на помощников, вы  знаете,  как  меня
найти. Можете платить из своих, мы восполним. Кстати, он сейчас в  маленькой
камере, а будет в общей, в  которой  вы  сидели.  Сейчас  там  есть  и  ваши
знакомые. - Номер Андрей не  произнес  вслух  по  привычке.  Если  можно  не
произносить, лучше не произносить. К встрече он, как всегда, подготовился  с
избытком.
   - Кто?
   - Варан. Записку передадите через его жену. Она через пару часов поедет с
передачей. Ее не обыщут.
   Псих повернулся к выходу. Но Андрей остановил его.
   - Одну секунду, Николай Петрович! Ваша девочка (Псих вздрогнул), - просто
чудо. Но растеряха. Передайте ей при  встрече,  пожалуйста.  -  Он  протянул
крохотный сверточек. В нем лежали девчоночий  носовой  платочек  и  трусики,
странным образом исчезнувшие день назад из шкафчика девочки.
   Псих скрипнул зубами, схватил сверток и вышел, хлопнув дверью.
   Андрей расслабился. Пока что он в безопасности.  Хотя  держать  охрану  в
пансионе накладно, но жизнь Андрея того  стоит.  Опять  же  -  накладно  для
фирмы, а не для него лично. Кстати, охрана охраняет не только дочь Психа, но
и полдесятка детей сотрудников фирмы. "А может, с той  же  целью?"  -  вдруг
пришла свежая мысль. Пришла и ушла. У Андрея семьи нет.
   Он подошел к окну. Утро еще не кончилось. Кто рано встает, тому Бог дает,
говорила бабушка. Многое нужно еще успеть.
   ГЛАВА 10
   Береславский ушел от Лены, еще четко не  представляя,  что  будет  делать
дальше. Определился уже в машине.
   Перво-наперво - безопасность Сашки. Его служба в конвойных войсках  могла
принести в  камере  крупные  неприятности.  Остальное  -  потом.  Первое  из
остального - обдумать, почему это все с ними приключилось (Ефим не  разделял
Сашкины и свои проблемы). Но пока - вопросы безопасности Орлова в СИЗО.
   Ефим считал себя  обстоятельным  человеком  и  поэтому  решил  подстелить
соломки со всех сторон.
   Первый звонок - официальному лицу. Для всех  генерал  Иванов  был  важной
шишкой из МВД. Но не для Ефима, который запускал с Юркой Ивановым змея,  пек
на кострах картошку и играл в  школьном  вокально-инструментальном  ансамбле
"Дети эпохи". Очень удачно для Сашки.
   Юра уже был дома и звонку Ефима искренне обрадовался. Ефим не  стал  мять
телефон подобными проблемами, и еще через полчаса они сидели  в  кофейне,  в
пяти минутах ходьбы от Юриного дома. В  квартиру  идти  не  захотели:  Юрина
супруга, Ирина, не без оснований полагала, что от общения с Ефимом  ее  мужу
легче жить не станет.
   - Что стряслось, старик? - спросил  Юрик.  Он  совсем  не  был  похож  на
генерала: толстенький, круглые щечки, курносый нос.
   - Сашка Орлов в тюрьме.
   - За что? - нахмурился Иванов. Он знал Сашу по Ефиминым дням рожденья.
   - На его квартиру был налет. Сашка убил пятерых.
   - Четверых, - уточнил генерал. - Я видел сводку. Но и в голову не пришло,
что это тот Орлов.
   - Почему - четверых? Лена сказала, что пятерых. Четверых дома  и  главаря
по месту работы.
   - Потому что четверых. Один в больнице. Давай конкретно: чего ты хочешь?
   - Чтоб его выпустили и дали Героя России.
   - Смешно, но не ко времени.
   - А чего ты спрашиваешь? Я, что ли, мент?
   - Фим, я милиционер, а не Генеральный прокурор.
   - Понимаю. Иначе б ты меня в сауне принимал.
   - Фим, шутки дурацкие. Его не отмазать. То, что он дома натворил, -  куда
ни шло. Но что на выезде войну устроил - просто  так  не  пройдет.  У  него,
кстати, еще гранату изъяли.
   - Меня сейчас больше волнует, как он переживет СИЗО.
   - А почему такие опасения?
   - Он срочную отслужил в конвойных войсках.
   - Это хуже. - Юрий достал мобильный телефон и начал набирать номер.  Ефим
деликатно вышел на улицу покурить.
 
   - Все, за это можешь  не  волноваться,  -  успокоил  его  по  возвращении
генерал. - Но боюсь, что до суда больше ничем помочь не смогу. Здесь адвокат
хороший нужен. После суда - отдельный разговор. Все сидят по-разному.
   - С тобой приятно иметь дело, - повеселел Ефим. - А уж если меня посадят,
то могу себе представить...
   - Только приговор  на  руки  получи,  -  заржал  Юрий.  -  Будет  тебе  и
телевизор, и мобильник.
   - Мне бы лучше компьютер и девочек, - вздохнул Ефим.
   На том и расстались. Генерал пошел  домой,  а  Ефим  помчался  за  город.
Стелить солому с другой стороны.
 
   30 лет назад
   Ефим давно мечтал об авиамодельном кружке. У него была целая  авиационная
библиотека:  воспоминания  летчиков   и   конструкторов,   научно-популярная
литература.  Он  просто  бредил  небом.  Хотя  и  отдавал   себе   отчет   в
неисполнимости мечтаний. С его-то  зрением  и  за  автомобильные  права  еще
придется побороться. Так что, какое уж тут небо!
   Но ведь  мечта  -  на  то  и  мечта,  чтобы  подниматься  выше  жизненных
ограничений.
   И сегодня день был особый. Ефим первый раз шел  в  авиамодельный  кружок.
Уже два года он отстаивал свое право на мечту. Пусть даже на ее первый этап.
Сначала он долго болел, и приходилось напрягаться  в  обычной  школе.  Потом
мама отказалась его  водить,  мотивируя  нехваткой  времени.  Но  Ефим  знал
истинную причину.
   Дурная компания - вот был основной аргумент, употребляемый мамой в ссорах
с папой, который сына поддерживал.  И  в  самом  деле,  основной  контингент
моделистов составляли воспитанники 56-го, печально известного  в  их  городе
(один  из  городов-спутников  столицы,  куда   переехали   родители   Ефима)
профессионально-технического училища. Парни из "шараги", как оно  называлось
в народе, не зря пользовались авторитетом. Заслуженным, хотя и сомнительным.
Без них в городе не обходилась ни одна мало-мальски приличная драка.
   - Он должен уметь жить в любых компаниях, - убеждал папа.
   - Он слишком тяжело мне достался, - оправдывалась мама.
   Оба были правы.
   Дискуссия завершилась сама собой, когда Ефиму исполнилось двенадцать лет.
То есть сегодня. Он оставил на столе записку (где находится и когда вернется
- обязательный  атрибут  внутрисемейных  отношений)  и  пошел  к  автобусной
остановке. Отныне он достаточно самостоятелен, чтобы между ним и его  мечтой
не становился никто, пусть даже из самых близких людей.
   Кружок встретил его гомоном полутора десятков  мальчишеских  глоток.  Это
были завсегдатаи. Они  приходили  раньше  и  уходили  позже  всех.  Основной
возраст - тринадцать-семнадцать  лет.  Еще  крутилась  стайка  более  мелких
пацанов, которые начинали  с  клейки  бумажных  ракет  и,  как  правило,  не
выдерживали больше двух-трех месяцев кропотливого и внимательного труда.
   Структурировал этот бедлам Володя,  человек  неопределенного  возраста  с
нездоровым  цветом  лица.  ("Сжег  себе  желудок",  -   объясняли   новичкам
аборигены.  Подразумевалось,  что  произошло  это  трагическое  событие   на
секретном космодроме.)
   Володю отличала искренняя любовь к пацанам и всему, что летает.
   - Будешь клеить ракету, - сказал он Ефиму, записав его в свой кондуит.
   - Не буду. - Привычный рабочий шум сразу  стих.  Володе  здесь  возражать
было не принято.
   - Почему? - На удивление пацанов, Володя не раскричался, как  это  с  ним
частенько бывало. ("Нер-вы", - оправдывали шефа в таких случаях пацаны.)
   - Я хочу строить самолет, - объяснил Ефим.
   - Какой? - На полках лежала масса журналов с подробными чертежами.
   - Вот. - Ефим развернул чертеж. Сердце замерло. Первый эскиз он  создавал
в больнице, где очень тяжело перенес менингит. Потом более подробные чертежи
сделал после изучения книги  "Учимся  летать",  которую  сочувствующий  отец
выписал ему по почте.
   Володя внимательнейшим образом изучил неумелые линии.
   - Значит, если я предложу тебе что-то другое, ты откажешься?
   - Не знаю. - Ефим опустил глаза. Он и  в  самом  деле  не  знал.  Но  его
самолет  прямо  просился  в  небо.  Летящий,  он  часто  снился   мальчишке.
Единственно, чего не вытанцовывалось, так это название.
   "Ту" - Туполев, "Як" - Яковлев, "Ил" - Ильюшин. А вот  "Бе"  -  вовсе  не
Береславский,   а   Бериев,   талантливейший   конструктор   гидросамолетов.
Аббревиатура от "Ефим Береславский" получалась  вообще  неудобопроизносимая.
Да, было от чего задуматься...
   Володя поразмышлял еще немного и, отодвинув чертеж к Ефиму, подытожил:
   - Действуй.
   Легко сказать! Дерево есть, бумага и ткань есть,  инструменты  стоят.  Но
непонятно, с чего начать.
   К нему подошел строгий черноволосый парень,  Максим  Флеров,  всего  лишь
года на два старше:
   - Ты умеешь строгать, паять, точить?
   - Не знаю, не пробовал, - высказался за Ефима  из  угла  толстый  Сережка
Чеботарь. Все заржали. Ефим тоже. И в самом деле, смешно. Только в  анекдоте
спрашивали, умеешь ли ты играть на скрипке.
   Флеров,  не  обращая  внимания  на  шутки,  помог  сделать  Ефиму  эскизы
деталировки и разбить работу на технологические этапы.
   - Теперь сам, - сказал он. И посоветовал: - Лучше начать с нервюр*.
   Четыре рабочих часа пролетели незаметно. Многие подходили,  подсказывали.
Ефим сам спрашивал у Флерова  и  Володи.  К  концу  занятия  пакет  фанерных
нервюр, обточенных (пусть и не идеально) в соответствии с  выданным  Володей
профилем, уже лежал на верстаке. Все шло хорошо. Похоже, новенького приняли.
Лишь один эпизод был... не то чтобы неприятный, но...
   Семенов подошел к нему  и  своеобразно  указал  на  неправильную  заточку
скальпеля:
   - Ты делаешь как-то по-еврейски!
   - Я по-другому не могу, - признался Ефим. - У меня и папа - еврей, и мама
- еврейка.
 
   Тут надо сказать, что антисемитизм  не  шибко  отравлял  молодую  Ефимову
жизнь. Он довольно поздно узнал о своем отличии от других, и это  его  особо
не трогало, так же как и его товарищей.  Но  время  от  времени  происходили
шокирующие события. Однажды он слегка подрался с Колькой Архиповым,  пацаном
из их класса. Подрался во дворе дома. Событие не было исключительным: они  с
Колькой дрались и мирились по три раза на дню. Но вдруг из  окна  четвертого
этажа вылез по пояс Колькин отец и - на всю  улицу!  -  начал  учить  Кольку
никогда больше не связываться с этим подлым жиденышем!
   С Колькой они  помирились  через  двадцать  минут.  Но  осталось  большое
недоумение: что же он такого сделал Колькиному отцу?
   Позже это печальное - не только для евреев! - явление еще не раз коснется
Ефима. Но, пожалуй, уже не будет задевать так больно и обидно...
 
   Ефим  второй  раз  за   вечер   заставил   застыть   кружковскую   жизнь.
Авиамодельное  сообщество  задумалось.  И  пришло  к  единственно  разумному
выводу: п