авил  строго,
но без вызова.
   Наглый, сыпавший ему пепел в блюдце, аж рот раскрыл от удивления. Старший
с ухмылкой разглядывал Ефима.
   - Тебе чего, Андрей? Жить надоело?
   - Не горячитесь, ребята, - очень тихо и очень спокойно сказал "Андрей". -
Давайте обсудим. Я сижу с девушкой. Она мне нравится. Я привел ее в  хорошее
место, куда ходят хорошие люди. И вдруг мне сыплют  пепел  в  пирожное.  Это
ведь обидно, правда?
   Старший слегка смутился. Действие ему начинало не  нравиться.  Уж  больно
уверен в себе фраер. Но не хотелось терять лица.
   - Тебя ведь не тронули? Ну и иди себе спокойно, пока не передумали.
   Береславский  еще  понизил  голос.  Теперь,  чтобы  его  услышать,  шпане
приходилось напрягаться.
   - А меня нельзя трогать. Разве вы не знаете, что в нашей стране  не  всех
можно трогать?
   - Ты мент, что ли? - не выдержал главный Ефимов обидчик.
   Ефим даже глазом в его  сторону  не  повел.  Он  разговаривал  только  со
старшим.  С  "мелочью"  не  общаемся.  Правой  рукой  он  сжимал  в  кармане
пепельницу. Это, кстати,  старшего  сильно  напрягало:  вряд  ли  он  ожидал
пистолета, - в те годы редкость, - но рука противника  в  кармане  -  всегда
неприятно. Однако главное, что напрягало  старшего,  -  полная  непонятность
врага. На том и строился весь расчет.
   - Вы похожи на разумного человека, - сомнительно польстил Ефим  старшему.
- Я думаю, вы справедливо разберетесь в ситуации.
   - А если не разберемся?
   - Это будет ваше решение, - загадочно улыбнулся Ефим. Он  уже  не  боялся
парней. Артист боится только до выхода на сцену. На сцене же  артист  живет.
Береславский уже и сам отчасти верил в свою принадлежность,  может,  к  КГБ,
может, к еще какой-то тайной, но могущественной структуре. Но хороший артист
всегда должен уметь вовремя кончить. - В общем,  так,  уважаемые.  Я  сейчас
поднимаюсь наверх и жду, пока этот... - Ефим презрительно показал пальцем, -
извинится. И не передо мной, а перед девушкой. Жду пять минут.
   - А если нет? - вылез молодой.  Его  остановил  старший,  но  Ефим  успел
ответить. Теперь уже - с откровенной угрозой:
   - А вы попробуйте, - и с печальной улыбкой добавил: - Почему-то никто  не
учится на чужих ошибках. Все делают собственные.
   Он с достоинством направился к лестнице - и увидел Наташку. Она  смотрела
на него, а в ее левой руке была зажата точно такая же увесистая  пепельница,
что и у Ефима - в правой.
   - Ты левша? - не к месту спросил Ефим. Оба расхохотались.
   Они вернулись за свой столик.
   - Чего ты им сказал?
   - Попросил, чтобы извинились.
   - А они?
   - Думают. - Ефим очень бы хотел узнать результаты  их  раздумий,  но  ему
ничего не оставалось, как ждать. Вероятность того, что ему  все-таки  набьют
морду, еще была, но небольшая. Более вероятно, что они смоются.  А  это  уже
полпобеды.
 
   Наглый пришел минуты через две. Что-то мямлил про дембель,  про  то,  что
девицы к солдатам плохо относились, и прочую  муть.  Ефим  его  благосклонно
простил. Он крепко опасался, что старший передумает.
   А потом Наташа пригласила его в гости к тетке.
   - Я опоздаю на автобус.
   Ефим жил под Москвой.
   - Там можно остаться. Квартира большая.
   - А тетка?
   - Нет проблем.
   Ефим согласился. Он окончательно потерял голову.  Позвонил  только  маме,
предупредил, что останется у друга в общаге.
 
   Квартира оказалась роскошной. Комнаты три, а  может,  и  четыре.  Потолки
высоченные! Очень удивительно после Ефимовой "хрущобы". Поверху -  у  самого
потолка - лепнина.
   Все поражало Ефима. Но больше всего - известие, что тетки нет, и  сегодня
уже не будет: уехала к сестре в Подольск, с ночевкой.
   Береславский ничего не понимал. Поэтому с удовольствием отключил  голову,
предоставив все судьбе.
   Наташа  напоила  его   чаем   с   домашним   вареньем.   Потом   включила
стереомагнитофон  с  огромными  катушками  и  здоровенными,  подвешенными  к
потолку, колонками. Живут же люди!
   И пригласила Ефима на танец.
   "Битлы" пели что-то нежное, Ефим обнимал свою Гюльчетай.  Она  мягко,  но
четко очертила круг, доступный для его рук. Он не был слишком широк.
   - Ты что, влюбился в меня? - наконец спросила она.
   Береславский терпеть не мог  литературных  штампов,  но,  заглянув  в  ее
глаза, не вспомнил ни одного эпитета, кроме "бездонные".
   - Похоже, - внезапно охрипнув, ответил он.
   - А раньше не влюблялся?
   - Много раз, - честно ответил он. И честно же  поправился:  -  Так  -  ни
разу.
   - Подожди меня, - прошептала Наташка, даже  не  дождавшись  конца  танца.
Вернулась минут через пять, в желтом махровом халатике, под которым не  было
ничего.
 
   ...Ефиму весь день суждено было удивляться. Он просто-таки  уже  привычно
удивился, поняв, что он - первый Наташкин мужчина. Видно, судьба.
   На следующий день они объявили о предстоящей свадьбе. Два месяца из  трех
положенных они буквально не расставались. И,  что  поражало  Ефима,  ему  ни
капли не надоедало. Всю юность он боялся  свадьбы,  и  вообще  -  моногамных
отношений. Ведь надоест же рано или поздно. А здесь не только не  надоедало,
а становилось своего рода наркоманией. Уже и  два  часа  учебной  пары  было
трудно высидеть, чтобы не увидеть ее.
   Береславский прекрасно понимал, что  всем  верховодит  Наташка.  Она  все
решала за обоих,  несмотря  на  всю  его  "крутость".  Но  почему-то  и  это
обстоятельство его никак не расстраивало.
   Значит, судьба. Эту фразу с идиотской улыбкой на челе он повторял  теперь
часто.
   Родители и того и другой не были в восторге от их матримониальных планов.
Но, зная своих деток, понимали, что сопротивление бесполезно. А потом  -  уж
слишком много счастья было в глазах ребят.
   А еще через несколько дней Береславский уехал на сборы.  Безумно  скучал,
понятно. И Наташка безумно скучала. Еще месяц - и была бы другая история. Но
Наташка пошла на вечеринку  к  двоюродной  сестре.  И  там  познакомилась  с
Никитой.
   Так себе Никита. Не Ефим. Но в упрямую Наташкину  голову  вдруг  заползла
идея, что до свадьбы нужно что-то попробовать еще. Убедиться, что ли? А  тут
подвернулся Никита.
   Наташка попробовала. Убедилась. Тут же впала в  истерику,  до  полусмерти
перепугав ни в чем неповинного Никиту. Проревела  два  дня.  Подумывала,  не
отравиться ли?
   Но здоровое начало взяло верх, она пошла в институт, а там втянулась.
   Когда Береславский вернулся, она, чтобы все было по-честному,  рассказала
ему о случившемся. Он выслушал молча. Потом повернулся и  вышел.  На  четыре
года.
   За это время он многое успел. Например, жениться и  развестись.  Написать
повесть и  кандидатскую  диссертацию.  Сделать  кучу  глупостей,  которые  и
перечислять-то неохота.
   Она окончила вуз, распределилась  в  Москву.  При  встречах  (были  общие
знакомые) не подходила, но он часто ловил  на  себе  ее  взгляды.  Замуж  не
выходила, детей не рожала. Зато быстро делала карьеру, что при ее  характере
и теткиных связях было логично.
   Через четыре года они снова встретились в  пансионате.  Ефим  думал,  что
случайно. Наташка знала, что нет. Все закрутилось снова, но уже без семейных
ожиданий.
   С тех пор так и тянется. Иногда Береславский и год не заезжает. А  иногда
- по два раза в неделю. Последний раз - месяца три назад.
   Странный роман.
   * * *
   Дом у Натальи хороший. С консьержкой. Она Ефима знает. Здоровается.
   И лифт неисписанный. Ни в каком смысле. Звонок с мелодией.
   - Привет, Наташка.
   - Заходи.
   Ни удивления, ни смятения в  раскосых  восточных  глазах.  Она  и  сейчас
безумно красива. В руке - дорогая шариковая ручка.
   - Я тебе не помешал? - на всякий случай спросил Ефим.
   - Ты мне никогда не мешаешь. Раздевайся, я тебя накормлю.
   - А чего с ручкой встречаешь?
   - Завтра мой доклад у министра.
   - Может, все же потом заехать?
   - К черту министра! - жестко сказала Наташка и обняла Ефима.
 
   "Опять меня, кажется, изнасиловали",  -  смущенно  подумал  Береславский.
Максимум, что он мог сделать самостоятельно - это расстаться с  Натальей.  А
вот сблизиться - тут инициатива ему не принадлежала.
   Потом Наташа писала свой доклад, а Ефим смотрел телевизор, держа наготове
"мобильник".
   Огоньков, точнее его ассистент, позвонил вовремя. Береславский проговорил
текст сначала ему, потом в прямой эфир. Сашка в его речи был почти  былинный
герой, а ошибка гангстеров была расписана в деталях: как весь дом маялся  во
время  евроремонта  настоящей  мишени,  как  тот  вовремя  смотался  и   как
подставились,  как  всегда,   простые   скромные   труженики.   Заканчивался
взволнованный спич тирадой о том, что если б все были, как  Сашка,  проблема
бандитизма решалась бы на корню.
   Ефим был профессионал, и, хотя  говорил  подозрительно  связно,  вряд  ли
кто-то  из  слушателей  заметил  сговор  между  позвонившим  и  ведущим.   А
слушателей было ни много ни мало - под два миллиона.
   Наташа с большой тревогой выслушала Ефима с телеэкрана. Ее  глаза  теперь
не были решительными, а сама она не  походила  на  целеустремленную  деловую
женщину.
   - Давай тебя в Ташкенте спрячем, - тихо попросила она. - Мои  друзья  там
теперь в больших чинах.
   - Обойдется. Не переживай.
   Но Наталья переживала. Тихо поплакала в ванной. Бросила возню с докладом.
Ефим с огорчением  заметил,  что  его  мучительница-соблазнительница  сильно
постарела. Менее заметно, чем он сам, но все равно заметно. И к его  обычным
чувствам к Наташке добавилось еще одно: жалость. И пронзительное  понимание:
она - часть его жизни.
   А другой жизни уже не будет.
   ГЛАВА 18
   Пейджер Беланова запиликал, когда за окном еще была  ночь.  Ему  передали
приглашение на день  рожденья,  звали  к  6.30  по  известному  адресу.  Для
постороннего уха - нормально. Но Андрей понимал, что речь идет о шести утра,
иначе бы звали на 18.30.
   Настроение  было  хуже  некуда.  Да  и  вызов  был  неожиданным  и  очень
неприятным. Из всего, что Андрей с легкостью  обещал  важному  очкарику,  не
было сделано ничего. Беланову уже сообщили, что бухгалтер  жив-здоров,  и  в
тюрьме его вряд ли достать. А  организовывать  перевод  довольно  опасно.  И
силами самого Андрея неосуществимо.
   Семью бухгалтера тоже убрать не  смогли.  Андрей  выяснил,  что  Петруччо
взяли менты, и, судя по визиту маленького сыщика,  не  только  взяли,  но  и
раскололи. Беланов аж вздрогнул, вспомнив события вчерашнего вечера.
   Но надо смотреть правде в глаза. Он, Андрей, бывший  офицер,  вчера  убил
действующего офицера.
   Что ж, черта подведена. И не надо никакой  достоевщины.  Теперь,  как  на
войне: или - ты, или - тебя.
   Реально его никогда за это не возьмут.  Петруччо  вряд  ли  даст  связный
словесный портрет: уж больно глуп. А ни имени, ни адреса  он  не  знает.  По
криминальным картотекам Андрей, разумеется, не  проходит.  Короче,  все  это
отвратительно, но не опасно.
   Гораздо хуже, что он не  выполнил  задания.  Это  опаснее  всех  сыщиков,
вместе взятых. Здесь все шло наперекосяк. Бухгалтер  жив.  Его  семья  жива.
Поиски настоящего бухгалтера тоже пока ни к чему не привели. Хотя здесь  как
раз следы появились.
   Вот что важно! Работодатели не должны узнать  о  вчерашнем  эпизоде!  Они
могут  не  захотеть  работать  с  убийцей  милиционера.  Не   из   моральных
соображений, конечно, усмехнулся Андрей. А из соображений  безопасности  при
случайном "проколе". Узнают - уберут.
   Нет, нужно заканчивать с этой  историей  и  менять  место  жительства.  В
принципе, у Андрея есть серьезные предложения из Приднестровья, с  Северного
Кавказа  и  даже  из  дальнего  зарубежья.  Его  бывшие  соратники,  покинув
"контору", обрели широкий ареал рассеяния  и  нигде  не  были  на  последних
ролях. А  Беланов  у  профессионалов  всегда  будет  в  почете.  Так  что  -
трудоустроится как-нибудь. Года на три. А там, глядишь, все заглохнет.
   Он побрился, привел себя в порядок и поехал на встречу.
 
   Прямого начальника Беланова, Благовидова Павла Анатольевича,  подчиненные
за глаза звали "генералом". За осанистость, басистый голос и  начальственные
привычки. Хотя генералом он не был никогда.  Уволился  со  службы  в  звании
полковника. Уволился сам, потому что  над  головой  сгущались  тучи:  бывший
руководитель подразделения,  ведавшего  борьбой  с  инакомыслием,  полностью
нашел  себя  в  постперестроечном  пространстве.  Он,  не  снимая  формы   и
прикрываясь для многих еще магическим удостоверением,  попросту  выбивал  из
новых бизнесменов долги. Настоящие или мнимые - его не  интересовало.  Важно
было, что  заказчик,  в  случае  успеха,  отдавал  от  30  до  50  процентов
возвращенной суммы.
   А тучи  собрались  потому,  что  Павел  Анатольевич  ошибся  с  очередным
должником. То ли не боязливый попался, то ли платить было  нечем,  но  после
его  жалоб,  хотя  доказать  ничего  не   смогли,   управление   собственной
безопасности положило на полковника глаз.
   Павел  Анатольевич  никогда   не   страдал   недостатком   ума   (причина
неосторожности была в другом:  после  стремительной  смены  строя  у  многих
"поехала крыша"), поэтому он почел за лучшее написать рапорт, тем более  что
и дома, и даже в  более  надежных  и  удаленных  местах  он  успел  заложить
определенные суммы. На чей-то взгляд  -  мизерные,  но  вполне  достаточные,
чтобы обеспечить добротное зарубежное образование его единственному внуку.
   А главное - Павел  Анатольевич  вовсе  не  собирался  останавливаться  на
достигнутом. Единственная корректива - он  больше  ничего  не  будет  делать
своими руками. Ведь вокруг так много дураков!
 
   Сейчас настроение Благовидова было не самым лучшим. Своего большого  Шефа
он видел нечасто, и сегодняшний вызов, - второй за три дня, да еще  в  такую
рань! - говорил о том, что дело серьезно. Была здесь, конечно,  и  радостная
деталь. Молодой  и  прыткий  Беланов  конкретно  обгадился,  слишком  широко
раскрыв рот. Он прямо очаровал Шефа в прошлый приезд,  заставив  Благовидова
здорово поволноваться. Но все, что  ни  делается,  -  к  лучшему.  Теперь  с
"генерала" взятки гладки, а Беланов полностью "в пролете".
   Павел Анатольевич достал из внутреннего  кармана  фоторобот,  который  на
самом деле был сильно похож на добротный  портрет.  Волевой  подборок,  чуть
шире обычного расставленные глаза, почти классический нос - Беланов  был  бы
вполне доволен  своим  портретом,  если  бы  художник  не  придал  его  лицу
выражение силы и злобы одновременно.
   Все, пропал Беланов. Убил мента, попал со своей практически фотографией в
федеральный розыск. Сгорел, как свеча.  А  то  давеча  почти  напугал  Павла
Анатольевича. Да жилка оказалась слабой. Опыта не хватило, знания жизни.
   Благовидов удовлетворенно потянулся в  необыкновенно  комфортном  кожаном
кресле. Умеют люди  жить!  Павел  Анатольевич  даже  позавидовал:  его  жена
никогда не  сумела  бы  выбрать  столь  удобное  "сидалище".  Она  бы  взяла
что-нибудь эдакое, с позолотой и рюшечками. Надо  быть  богатыми  в  третьем
поколении, чтобы научиться покупать такие безумно дорогие и неброские  вещи,
как те, что его сейчас окружали. Да и Милочка, радость его  нечаянная,  тоже
не обладала воспитанным поколениями вкусом.
   Ничего. Им не дано - его внук научится. Ему уже 10 лет, и старой жизни он
практически не застал.
   В приемную стремительно вошел Шеф. Имея фамилию Дурашев, и из гордости ее
не меняя, начальник Благовидова был умнейшим человеком. Смешно, но его  папа
в свое время проходил по отделу  Благовидова  как  умеренный  либерал.  Так,
ничего  особенного.  Книжки,  анекдоты,  кухонное  вольнодумство.  Даже   не
вызывали на беседу - времена уже поменялись. А сынок  вон  как  скакнул.  На
самый верх выход имеет.
   Благовидов очень  уважительно  относился  к  Шефу,  отнюдь  не  испытывая
традиционного  для  военных  пренебрежения  к  штафирке-штатскому.  Бородка,
очечки, лысина - традиционный интеллигентский набор скрывал острый и быстрый
ум, жесткость и решительность. Недаром он четвертый год на своей  должности.
Его предшественники и года не выдерживали, уходили мемуары писать.
   - Докладывайте, Павел Анатольевич. - Он опустился в соседнее кресло. В  7
утра Шеф уже вовсю работал. Может, вообще не ложился?
   - К сожалению, мало  что  могу  доложить,  Виктор  Петрович.  Отвлекающую
операцию проводил Беланов, я им с того времени не командовал. Знаю, что  там
все неудачно. По главной цели  установлено  направление,  где  разыскиваемый
скрывается. Во время ошибочной  акции  у  бухгалтера  он  с  женой  покинули
квартиру, в  чем  были,  и  уехали  на  поезде  Москва-Феодосия.  Сейчас  мы
прокачиваем все Крымское побережье.
   - Почему - побережье? Он не мог сойти раньше?
   - Его видели на вокзале в Феодосии. Но уже в линзах. Билеты в Москве  они
покупали буквально бегом, поезд уже отходил. Там он сильно засветился.
   - Значит, если отвлечение не удалось, наши конкуренты  тоже  могут  знать
направление.
   - Смотря кого вы имеете в виду. Если его бывших хозяев, то вряд ли. Им не
до него. А если моих бывших коллег - боюсь, что да. Здесь важна скорость.  У
них, конечно, больше ресурсов. Но мы ведь их информацию тоже используем.
   - Да,  слава  богу,  эта  возможность  не  потеряна.  Но  противодействие
ощущается. Как скоро вы найдете документы?
   - Как повезет. Врать не буду. Работа идет очень напряженная.  Теперь  еще
один вопрос: что делать с бухгалтером? Считаю, что его трогать уже не надо.
   - Конечно. Мы же не людоеды. Сейчас его смерть только проблем добавит.  А
вот директор их нам очень мешает.
   - Да, я смотрел вчера телевизор.
   - Не только  телевизор.  Возьмите,  почитайте.  -  Он  бросил  "генералу"
утреннюю столичную "молодежку". Она еще пачкалась краской. Тираж  -  полтора
миллиона. На первой странице, в самом читаемом углу,  заголовочек:  "Киллеры
ошиблись адресом и скончались".
   Благовидов скривился. Столько шума точно не нужно никому. Ни им самим, ни
их противникам. Документы нужно только  найти.  Их  не  нужно  обнародовать.
Никому не  нужно.  Это  как  ядерная  бомба:  хорошо  ее  иметь  и  плохо  -
использовать. Даже с противником можно всегда договориться.  Но  если  бомба
попадает в третьи руки, - скажем,  мелким  политическим  террористам,  -  то
опасность грозит уже всем.
   - Ладно. С директором разберемся.
   - Его надо только придержать. Больше ничего.
   "Гуманист какой, а?" - незаметно ухмыльнулся "генерал". А вслух сказал:
   - Нет проблем. Но у меня еще новость, и, к сожалению, тоже неприятная.
   - Не многовато ли неприятных новостей? - сверкнул очками Шеф.
   - Простите, но я не мог этого предвидеть. Беланов  выведен  из-под  моего
руководства.
   Павел Анатольевич не произнес, но оба поняли  подоплеку:  "Вами  выведен,
Виктор Петрович".
   Сейчас Благовидов чувствовал себя гораздо более  уверенно,  чем  два  дня
назад. Беланов, обещавший быстрые решения,  провалился,  да  еще  и  проблем
наделал. Новых людей посвящать Шеф, разумеется, не желал. Ресурс сужался,  и
роль Благовидова, соответственно, росла. Он постарается больше не  подводить
Шефа.
   - Значит, речь не о "Сапсане"? - успокоился Шеф.
   - Да бог с ним, с "Сапсаном". ЧОП управлялся втемную. Одна нить  оборвана
бухгалтером, а других нет.
   - Так в чем же дело?
   - Беланов, похоже, вчера убил офицера  милиции.  По  крайней  мере,  ищут
этого человека. - Он положил перед Дурашевым фоторобот.
   - Зачем он это сделал? - скривился Шеф. Он  не  любил  узнавать  о  таких
неприятных делах.
   - Окружил себя уголовниками. Вот и попал в проблему.
   - Где он сейчас?
   - Должен ехать сюда.
   - Зачем?
   - Я не могу разбираться с ним без вашего разрешения.
   - Хватит шума по этим вопросам. Делайте что хотите. Я с  ним  встречаться
не намерен. Даже близко к приемной чтоб не подходил.
   - Я и не собирался его сюда приводить. Хорошо. С этого  момента  п