толу.  Он
ожидал от Ивлиева большего. Но в его профессии не следует  долго  переживать
неудачи. Их надо холодно анализировать и двигаться вперед.
   Он вызвал Нефедова и приказал:
   - Срочно  найти  Береславского.  Обеспечить  ему  надежную  охрану.  Вам,
Василий Федорович, надлежит своего воспитанника не отпускать ни на шаг.  Вот
теперь он в большой опасности. За  те  материалы  и  гораздо  более  крупные
головы не пощадят. Действуйте.
   Ивлиев  покинул  кабинет,  а  генерал  вновь  подвинул  к  себе  лист   с
распечаткой. Кроме коротких эпиграмм, на нем было стихотворение побольше:
 
   "ЧЕЛО ВЕКА"
 
   Навалилось. Накатило.
   Растоптало. Унесло.
   Добродушный чикатило
   Выбирает ремесло.
 
   Платье штатского покроя.
   Мягкий плащ подбит свинцом.
   И соскучилось по крови
   Добродушное лицо.
 
   Любит книги и концерты.
   Чисто вымыт и побрит.
   Он, всего скорее, жертва,
   Коль в душе его свербит,
 
   Коль в личине человека,
   Словно в песне о войне,
   Проглянуло ЧЕЛО ВЕКА,
   Беспощадное вполне...
 
   - М-да, -  произнес  генерал.  Ему,  кадровому  военному,  как  и  автору
лежащего перед ним произведения, тоже не слишком  нравилось  ЧЕЛО  ВЕКА.  Но
если автор собирался только описывать действительность, то  генерал  пробует
ее немножко менять.
 
   Дурашев был и доволен,  и  недоволен  одновременно.  Глядя  на  делающего
доклад подтянутого Коровина, он испытывал откровенную радость.  Этот  офицер
пришел к ним не только за деньги. Недаром в свое  время  он  жестко  отказал
Благовидову, но после двух бесед "по душам" дал согласие ему, Дурашеву.
   Коровин пришел к ним, потому что считал, что чистить  Россию  от  нечисти
надо гораздо жестче, чем могут позволить себе официальные органы.
   Но с этим офицером, ставшем  во  главе  спецслужбы  Дурашева,  были  свои
проблемы. Виктор Петрович не  стал  бы,  например,  отдавать  ему  приказ  о
ликвидации семьи Бухгалтера. Дурашев опасался,  что  Коровин  мог  бы  и  не
выполнить его.
   К счастью, время тихой грязи потихоньку  кончается.  Получив  официальные
рычаги, можно будет легализовать большую часть деятельности,  а  организации
типа "Сапсана", станут ненужными.
   Вот почему Дурашев не сильно расстроился, узнав  о  безвременной  кончине
полковника в отставке Благовидова.  Павел  Анатольевич  погиб  в  свой  день
рожденья, точнее, даже в юбилей.
   Дурашев поморщился, читая донесение с места событий. Мало пуль в  голову,
так еще и топор в грудь засадил. Беланов,  конечно,  сумасшедший.  Его  надо
тихо устранить, и чем быстрее, тем лучше. Но даже сумасшедший Беланов сыграл
по его, Дурашева, партитуре.
   Благовидов стал не только ненужным, но и опасным. Если бы нависшая на его
структуре грязь когда-нибудь всплыла, могли произойти крупные  неприятности:
заткнуть рты всем средствам массовой информации можно будет еще не скоро.
   Да и надо ли? В последнее время Дурашева стал занимать этот  вопрос.  Для
того же Сталина важнее всего была личная власть  и  возможность  насладиться
смертью врагов. У Виктора Петровича совсем  иные  задачи.  Может  быть,  это
нескромно, но он, легко отказывающийся от славы при жизни,  очень  хотел  бы
доброй и долгой памяти после своего ухода.
   А может, сказывались долгие беседы с мудрым духовником его  храма,  отцом
Феофаном.  Не  обсуждая  никаких  конкретных  тем,  они  часами  перебирали,
казалось бы, очень общие вопросы, но  Дурашев  чувствовал  на  себе  влияние
этого скромного и негромкого человека.
   В последнее время Виктор Петрович немножко  раздваивался.  Он  фактически
подтолкнул  Благовидова  к  устранению  раненого  сотрудника  "Сапсана".  Но
убийство детей Бухгалтера было не его идеей. Дурашев ее не запретил,  потому
что считал, что уменьшение риска неприятностей для страны  оправдывает  даже
детские смерти. Но все равно это была не его идея.
   "А психопата Беланова!" - вдруг  кольнуло  Виктора  Петровича.  Вот  кого
поддержал Дурашев. Озлобленного сумасшедшего, делавшего карьеру. И если б  у
него все получилось, то Виктор Петрович работал бы сейчас с убийцей детей.
   Неприятно все это. Вроде все делаешь правильно, думаешь только о  стране.
А приходишь к отцу Феофану, и многое становится только запутаннее. Может, не
ходить?
   Нет, Виктор Петрович не в состоянии себе этого  позволить.  Отец  Феофан,
наверное, единственный человек в мире, который искренне сочувствует Дурашеву
и жалеет его. Даже  если  когда-нибудь  Дурашев  решит  его  убрать  (Виктор
Петрович криво улыбнулся) - ведь кое-что из секретного духовнику  все  равно
становится известно, человек-то он умный, - и  в  этом  случае  отец  Феофан
будет жалеть не себя, а его, грешника.
   "Ладно", - стряхнул с себя оцепенение Дурашев. В любом случае он рад, что
семья Бухгалтера осталась живой. А труженики "Сапсана" знали,  на  что  шли.
Издержки профессии.
   - Будут вопросы? - закончив, спросил Коровин.
   - Да. - Дурашев, размышляя о своем, не пропустил ни одной фразы  доклада.
За эту особенность мозга он получил кличку Цезарь еще  в  институте.  Голова
работала, как многозадачный компьютер, умея обрабатывать параллельно две,  а
иногда и более  проблемы.  -  Вопросы  у  меня  есть.  Вы  говорите,  что  и
Береславский, и старик ушли.
   - Ушли, - подтвердил Коровин. - Во-первых,  нашим  ставилась  задача  под
угрозой оружия отобрать материалы. Но никак  не  убивать  сотрудника  ФСБ  и
постороннего человека.
   "Началось, - улыбнулся про себя Дурашев. - С Благовидовым  в  этом  плане
было несравненно легче".
   - Во-вторых, - продолжил бывший майор, - нашей задачей было не  допустить
попадания материалов в чужие руки. Разноглазый утверждал: единственное,  что
успели сделать Ивлиев и Береславский, - расформатировать винчестер  ноутбука
и кинуть его в печку вместе со всеми бумагами и дискетами.
   - Он понимал, что с ним может произойти, и мог врать,  как...  -  Дурашев
подбирал сравнение, - телекомментатор.
   - Все возможно, -  согласился  Коровин.  -  Но  эти  двое  действовали  в
условиях жесточайшего дефицита времени, а данные наверняка были  кодированы.
Так что, вероятнее всего, для оппонентов они безвозвратно потеряны. Нам  же,
как я понял, они не нужны.
   - Это точно, - согласился Дурашев.
   Ему материалы не нужны, лишь бы они не попали  ни  к  кому  другому.  Про
грязь,  покрывающую  многих  управляемых  им  чиновников,  он  и  так   знал
прекрасно. Это ему иногда даже помогало. А вот если бы эти данные  достались
оппозиции - было бы чрезвычайно неприятно. Любые  перевороты  в  сегодняшнем
состоянии не пойдут на пользу стране.
   А с ворами в своей команде Дурашев всегда успеет разобраться.
   - Со стороны разноглазого трудностей не ожидается. Эта пара больше никому
не принесет проблем, -  жестко  улыбнулся  Коровин.  -  Не  думаю,  что  вас
интересуют подробности.
   - Абсолютно не интересуют, - согласился Виктор Петрович. "Не такой уж  он
и гуманист. Бабу, видно, пришил, не морщась. Хотя, с его точки  зрения,  она
не баба, а боевая единица противника. Дама действительно  всегда  была  "при
делах" - и в этой афере, и в прежних. Говорят, они любили друг друга.
   "Тьфу, черт!" - остановил сам себя Дурашев. Что-то он сегодня не в форме.
Тянет в  высокие  материи.  Наверное,  слишком  часто  встречается  с  отцом
Феофаном.
   - Можно вопрос? - спросил майор.
   - Конечно.
   - Это не в моей компетенции, но, мне кажется,  важно.  Мы  не  собираемся
объединять усилия с моим прежним ведомством? Я готов поручиться, что генерал
не продался никому и тоже работает на державу.
   - Вы молодец, майор, - сказал Дурашев. -  Конечно,  все  порядочные  люди
должны объединить  свои  усилия.  Только  постепенно.  Сегодня  я  собираюсь
встретиться с вашим бывшим начальником. Хотите, возьму вас?
   - Нет, - побледнел Коровин. - Не хочу.
   - Не переживайте, - серьезно сказал Дурашев. - Не только вы его уважаете.
А если бы вы были другим, я бы не боролся столько  за  то,  чтобы  вас  сюда
перетянуть.  Но  давайте  покончим  все-таки  с  нашим  делом.  Итак,   есть
предположение, что компрматериалы уничтожены  и  недоступны  не  только  для
врагов, но и для вашей  прежней  конторы.  Которая  сегодня  по  целям  нам,
скорее, союзник. Но если материалы попадают туда, мне  придется  работать  с
оглядкой.
   - Я понимаю. Думаю, что материалов больше не существует. Не зря же Ивлиев
прихватил с собой разноглазого и его женщину. Именно  потому,  что  не  смог
выудить материалы.
   - А почему их выкинул из машины?
   - Выбрал меньшее из двух зол.  Может,  ему  тоже  было  важно  уничтожить
документы, а не заполучить их? Он ведь отнюдь не симпатизирует оппозиции.
   И еще мне доложили: есть мнение, что он более  имитировал  стрельбу,  чем
стрелял.
   - То есть?
   - Ивлиев - один из лучших стрелков страны. У него  был  "Стечкин"  и  еще
один пистолет. Он прицельно  выпустил  более  тридцати  патронов.  Буквально
изрешетил колеса и двигатель машины, не убив при этом ни одного человека.
   - По-вашему, почему он так себя вел?
   - Потому что по огню почувствовал, что и его не  собираются  убивать.  Мы
ведь не хотели войны с генералом.
   - Да, пора с ними объединяться, - подытожил  Дурашев.  -  Постепенно,  но
неуклонно. А что со стариком и директором "Беора"?
   - Старика мы не трогали, его без шума не возьмешь. А  Береславский  сидит
здесь, в служебном помещении в вашей приемной.
   - Как? Почему сразу не сказали?
   - Вы не спрашивали. Вы же изъявляли желание  с  ним  поговорить  в  вашем
кабинете. Я  на  всякий  случай  его  привез.  Он,  кстати,  не  знает,  где
находится. Его в фургоне привезли и здесь провели служебными ходами.
   - Ладно, давайте его сюда.
   - Мне остаться?
   - Нет. Я хочу поговорить с ним наедине.
   - Есть. - Майор вышел, демонстрируя хорошую выправку.
   - Ни с кем не соединять, никому  не  входить,  -  отдал  Виктор  Петрович
указание секретарю.
 
   В  дверях  показался  Береславский.  Виктор  Петрович  с  удовлетворением
отметил, что его неожиданный гость сильно напуган. Это  не  вредно  и  может
существенно облегчить задачу хозяину кабинета.
   - Проходите, Ефим Аркадьевич, садитесь, - любезно пригласил Дурашев.
   - Сесть я всегда успею, - огласил Ефим любимую присказку Атамана.
   -  Тогда  присаживайтесь,  -  невозмутимо  изменил  формулировку   Виктор
Петрович. - Вы знаете, куда попали?
   - Нет, - честно ответил Ефим. Он действительно сильно боялся, но сейчас в
его эмоциях верх брала злость и усталость. - Я политикой не интересуюсь.
   - А почему вы решили, что здесь - политика?
   - Потому что какая-то сволочь  охотится  за  мной  и  моими  друзьями,  -
ответил Береславский. - А у меня не те миллионы, чтобы  за  мной  охотиться.
Значит, политика.
   - Должен признаться, - мягко заметил Дурашев, - что  доля  вины  за  ваши
злоключения лежит на мне.
   - Только доля? - переспросил Ефим.
   - Причем меньшая. Вся стрельба и кровь на совести этого  человека.  -  Он
достал из ящика стола уже знакомый Ефиму портрет Беланова.  -  Он  вел  свою
игру. И к тому же, судя по последним его  шагам,  он  просто  спятил.  Очень
опасный человек.
   - А вы, весь в белом, крадете меня с  улицы,  не  успел  из  собственного
подъезда выйти, и, как скотину, в  фургоне  привозите  на  аудиенцию,  -  не
выдержал Береславский.
   - Не надо повышать здесь голос, - решил сменить  тактику  Дурашев.  -  Вы
абсолютно правы. Если понадобится, вас вывезут в  том  же  фургоне  в  любое
место России. Но, повторяю, в ваших самых опасных злоключениях виноват не я.
Вы и ваш друг бухгалтер были выведены из опасной зоны. К  сожалению,  мы  не
смогли быстро нейтрализовать  этого  психопата.  -  Он  показал  пальцем  на
портрет. - Мне кажется, нам лучше договориться.
   - О чем? - устало спросил Ефим. Он действительно устал. Последняя  неделя
была слишком нервной.
   - У вас есть интересующие нас документы?
   - Есть, - согласился Ефим. - В полном объеме.
   Теперь уже Дурашеву настала очередь удивляться.
 
   Полтора дня назад
   ...Выпотрошив   в   приморской   Николаевке    компьютер    разноглазого,
Береславский (воспользовавшись тем, что старик отвлекся, связывая преступную
чету) совершенно спокойно всучил ему свою дежурную дискету.  Благо,  таковая
всегда и во всех случаях жизни  последние  десять  лет  лежала  в  нагрудном
кармане рубашки. На нее он  собирал  свои  новые  недооформленные  творения.
Дискету же с секретными файлами одним движением сунул в карман брюк.
   После чего лицемерно советовал Ивлиеву, как лучше сохранить информацию на
флоппи-диске.
   Совесть его нисколько не мучила. Он  просто  восстановил  справедливость.
Если старик хорошо попросит, - с волшебным словом, - Ефим  сделает  копию  и
ему. А если б Береславский не применил свою военную хитрость,  хрен  бы  ему
достались данные.
   Конечно, его могут и охранять,  в  благодарность  за  помощь  ивлиевскому
ведомству: Ефим же  не  дурак,  все  понимает.  Но  события  последних  дней
подсказывали Береславскому, что лучше всего надеяться только на себя.
 
   Но дискета наверняка была  с  шифром  или  паролем.  Поэтому,  приехав  в
Москву, Ефим первым делом  направился  не  к  Наташе,  а  к  Боре  Прицкеру.
Когда-то они дружили, но Боря протестовал против не радующей его  окружающей
действительности совсем неоригинально - он пил водку. Золотая голова  давала
возможность заработать на спиртное, а больше ему просто не было нужно.
   Боря Прицкер всей душой любил компьютеры. Любые. Он любил мощные  по  тем
временам БЭСМы и занимающие целые залы машины серии ЕС. Но ему были не менее
дороги настольные ПиСи  и  "Маки".  Вообще,  любая  металлическая  тварь,  в
которую был встроен процессор, радовала его необычайно.
   "Железки" отвечали Боре Прицкеру полной взаимностью. Именно  поэтому  его
тихое пьянство терпели в самых разных местах. Пока он, спящий  на  монтажном
столе, не попадался на глаза директору. Или, опять же пьяный, не  хлопал  по
плечу важного чиновника, дыша ему в лицо перегаром и  объясняя  какую-нибудь
забавную штуковину из жизни микросхем.
   Не все в таких случаях понимали Борю Прицкера, и  он  искал  себе  другую
работу. Правда, недолго: про  Борино  умение  укрощать  неживую  электронную
материю в узких кругах ходили легенды.
   Именно к нему  и  направил  свои  стопы  Ефим  с  зашифрованной  дискетой
разноглазого.
   Борис оказался дома, в своей маленькой  комнате,  которую  получил  после
размена, оставив жене и дочке более подходящую жилплощадь.
   В комнате стояла кровать и много-много компьютеров, причем ни один из них
не был закрыт металлическим корпусом, отчего вся компьютерная  требуха  была
видна на просвет, а провода и впрямь как выпотрошенные кишки торчали наружу.
   Открыв дверь, Боря вернулся к одной из  машин  и,  радостно  похихикивая,
продолжил играть в какую-то электронную игрушку.
   "Совсем плохой", - с искренней жалостью подумал Ефим. Но выбора у него не
было.
   - Выпить хочешь? - предложил Боря.
   - Я за рулем, - отговорился Береславский.
   - Я тоже, - засмеялся Прицкер. Тут только Береславский заметил, что  Боря
"гонялся"  на  "ТестДрайв-4",  любимой  игрушке  его  младшего  сына,   ныне
проживающего в Чикаго. - Ты чего пришел? Ты же пьяниц не любишь.
   Это было правдой. Ефим пьяниц не любил,  считая  это  бессовестно  легким
способом увернуться от проблем.
   - Ты мне нужен.
   - Всегда рад помочь. - Борис встал со стула и подошел к Ефиму.
   - Вот дискетка. Я не могу ее открыть.
   - И всего-то? - удивился Прицкер.
   - Не говори гоп...
   - А тебе это важно?
   - Не открою - погибну.
   - Вот даже как, -  посерьезнел  Прицкер.  -  Значит,  мне  выпала  редкая
возможность спасти благодетеля рода человеческого.
   - Типа того, - подтвердил Ефим.
   Дискета была вскрыта Борей за шесть минут: Береславский засек время.
   - На, читай. - Он отошел от монитора и даже скромно вышел из комнаты.
   Береславский сел к экрану.
   Как он и предполагал, на без малого полутора  мегабайтах  были  аккуратно
сведены в таблицу деньги и прегрешения более чем тридцати чиновников, многие
из которых были в среднем и высшем звене управления страной.
   Ефим тихо выругался. Выпутаться из этого дерьма будет непросто.
   Боря вернулся в комнату веселее, чем был даже три минуты назад.  "Значит,
хранит спиртное в холодильнике или ванной", - сделал вывод Береславский.
   - У тебя дискеты пустые есть? - спросил он.
   - Как же можно без дискет? - удивился Ефимовой глупости Прицкер.  -  Три,
десять, сто - сколько скажешь, дорогой.
   - Три, - сказал Ефим. Он скопировал файл на дискеты и спросил Борю.  -  У
тебя на винчестере ничего важного нет?
   - Не-а, - безмятежно ответил Прицкер, голова которого  болела  только  по
утрам, и то только до опохмелки. - А чего ты интересуешься?
   - Я тебе его нечаянно расформатировал.
   - Сволочь ты, Фима, - беззлобно отреагировал Прицкер.  -  Пусти  козла  в
огород, он тебе винчестер расформатирует. Может, все-таки выпьешь?
   - Спасибо, Боб. Не сегодня.
   Уже у двери Прицкер совершенно трезвым голосом сказал:
   - Бросай ты этот свой бизнес. Живи в свое удовольствие.
   - Это не бизнес, Боря.
   -  Ладно.  Не  знаю  и  знать  не  хочу.  Если  прижмет,  приходи,  здесь
отсидишься. У меня игрушек много, - хохотнул Прицкер.
   - Спасибо. Если прижмет - приду.
   Ефим ушел с некоторым чувством стыда: пьяница  Боря  был  куда  добрее  и
сердечнее, чем многие, более успешные его однокурсники.
 
   С Бориными дискетами Береславский распорядился  следующим  образом:  одну
запрятал в старую покрышку в своем гараже. Две  других  переслал  курьерской
почтой  своим  друзьям-однокашникам  за   пределы   страны.   Дискеты   были
зашифрованы, как оказалось, нехитрым для специалиста кодом: случайный взгляд
ничего не поймет, а кому надо - разгадает.
   Новым  владельцам  дискет   Береславский   позвонил   из   международного
телефона-автомата и объяснил, куда их надо  переслать,  если  он,  Ефим,  не
позвонит от 25-го до 30-го октября. Одним адресатом было  названо  ведомство
Ивлиева, другим - широко известное западное информационное агентство. И там,
и там легко справятся с кодом.
   Четвертую дискету, без кода, положил во внутренний  карман  пиджака.  Она
теперь - типа пропуска. Или талона. Может быть, даже на жизнь.
 
   - И что же у вас есть, Ефим Аркадьевич?
   - Вот эта дискета и несколько ее копий. - Береславский  протянул  дискету
Дурашеву. - Здесь кода нет, можете посмотреть сразу.
   Виктор Петрович взял дискету,  включил  стоявший  на  приставном  столике
компьютер. Взглянув на экран, понял: сбылись его худшие опасения.
   - Где копии? - ничем не выдав волнения, спросил Дурашев.
   - Глупый вопрос, - осмелел Ефим. -  Это  мой  единственный  шанс  от  вас
отвязаться.
   - Вы не переоцениваете своих сил, молодой человек?
   "Давненько меня не называли молодым человеком", - подумал Береславский. А
вслух сказал:
   - Простите, не понял вопроса.
   - Все вы поняли, - не сдержал злости  Дурашев.  -  Помните  анекдот,  как
мышка созналась в том, что она - слон?
   - Только чтоб по почкам не били?
   - Именно.
   - Получается, вы мне угрожаете  пытками,  -  мягко  сказал  Ефим.  -  Это
нехорошо. Мы же подписали Европейскую хартию.
   - Не дурачьтесь! Все это вовсе не смешно!
   - Вот здесь я с вами согласен. Гестаповцы даже в комедиях не казались мне
смешными.
   - Что ты себе позволяешь, - заорал Дурашев. - Какие гестаповцы?
   - Ну, энкавэдэшники. Один черт. Вы, кстати, перешли на  "ты"  и  даже  не
заметили этого.
   Но Виктор Петрович уже взял себя в  руки.  У  этого  стервеца  явно  есть
козырь в рукаве. Кроме того, Дурашев такой тип людей хорошо  знал.  Они  все
время как на сцене. И если подобный деятель  начинает  играть  героя,  то  и
вести себя будет соответствующе.
   - Давайте начнем сначала, - сменил тон Виктор Петрович.