ончиками пальцев виски, затем тряхнул головой, словно
приводя в порядок мысли. Наконец, налив  себе  полную  рюмку  коньяку,  он
выпил и снова заговорил. Но речь его была  уже  не  прежней,  спокойной  и
размеренной - он говорил отрывисто, все время  как  бы  делая  усилие  над
собой, как преступник в минуты трудного, но чистосердечного признания:
   - Я происхожу из семьи потомственных военных. И мой  дед  и  отец  были
офицерами. Может быть, вы даже слышали: генерал  от  инфантерии  Отто  фон
Хубер в генштабе фельдмаршала Гинденбурга. Я тоже пошел  дорогой  солдата.
Моя карьера, в общем, была типичной для всех прусских офицеров. Еще совсем
молодым я стал офицером генштаба и... национал-социалистом. Убежденным.  Я
был восторженным и  преданным  приверженцем  Адольфа  Гитлера.  Позднее  я
угодил на фронт. Убивал ради нашей победы, убивал, чтобы  уцелеть  самому.
Норвегия, Восточный фронт, битва  под  Москвой,  Курск,  Орел,  Воронеж...
Потом Нормандия, плен,  французский.  Обращались  с  нами  безжалостно.  Я
организовал бунт. Не понимаю, почему меня  тогда  не  расстреляли.  Только
бросили в одиночку. Вот тут-то я и начал думать...
   Кара внимательно слушал исповедь  Хубера.  То,  что  некоторые  отпетые
гитлеровцы,  сыновья  прусских  юнкеров,  решительно  порывали  со   своим
прошлым, не было для  него  в  диковинку.  Не  было  у  него  оснований  и
сомневаться в искренности Хубера, хотя годы работы в контрразведке научили
его не полагаться на одни слова.
   - Поверьте мне,  господин  полковник,  -  продолжал  Хубер,  -  я  стал
презирать себя. Того, каким я был раньше. Но покончить с собой у  меня  не
хватило смелости. Я не коммунист и никогда им не буду.  Меня  разделяет  с
вами многое. Но я хочу искупить хотя бы часть содеянного мною зла. И прошу
верить мне.
   - У нас нет оснований сомневаться в вашей искренности, - сказал Кара.
   - Основания для этого у вас, положим, есть. Вы не только вправе,  но  и
обязаны сомневаться.
   - Господин Хубер, мы знаем, что в ФРГ миллионы людей - сторонники мира.
И мы никогда не  смешивали  германский  народ  с  отдельными  реакционными
политиками ни в старой, ни в новой Германии. Мы хотим торговать с вами,  а
для этого необходимо доверие.
   - Ваши слова успокаивают меня, - обрадованно проговорил  Хубер.  -  Так
вот, я хочу сделать вам заявление:  фирма  "Ганза"  -  не  что  иное,  как
частное предприятие, занимающееся экономическим шпионажем.
   - Значит, Меннель был шпионом?
   - Да. И довольно ловким.
   - А вы?
   - Я состою на службе этой организации. В свое время  присягал  генералу
Гелену, но ныне я не разведчик.
   - Как это прикажете понимать?
   - Сейчас все объясню, - сказал Хубер. - Среди служащих фирмы "Ганза"  о
ее тайной деятельности знали только те, кто работал в Восточном  отделе  в
секторе "Б".
   - Вы относитесь к их числу?
   - Я служил в Восточном отделе, так как хорошо говорю по-венгерски.  Мой
старый знакомый Эгон Браун возглавляет в этом отделе сектор "Б".  Когда-то
мы с ним вместе учились в школе генштаба. Эгон по окончании школы попал  в
абвер. А года два назад, зная хорошо и мое прошлое, и фронтовую службу, он
пригласил меня к себе и сказал, что рассчитывает на мои знания, подготовку
и надеется, что я соглашусь работать у него. Он рассказал, что  они  имеют
надежную агентурную сеть в Восточной Европе, в том числе и в Венгрии.  Мне
же он предложил возглавить венгерское направление.  Я  отказался.  Сказал,
что я уже стар и хочу забыть свое  прошлое.  Но  поскольку  Браун  все  же
посвятил меня в деятельность сектора  "Б",  то  он  считал  целесообразным
перевести меня на работу в это подразделение нашей организации и  взять  с
меня подписку о неразглашении сведений. Так я очутился в секторе "Б". Меня
все время держали под контролем. Оперативные  задания  мне  поручали  лишь
такие, что целостной картины о деятельности сектора  я  при  всем  желании
составить не мог. Я был в  группе  оценки  информации:  определял  степень
достоверности и объективности полученных от агентуры  сведений.  Но  и  по
этим мозаичным данным я мог сделать для себя интересные выводы.
   - Например?
   - Например, я считаю совершенно бесспорным, что  сектор  Брауна  создал
безупречно действующую систему сбора компрометирующих  сведений  о  лицах,
которые в силу своего служебного положения могли бы представлять  ценность
для нашей шпионской  фирмы.  Любовные  связи  государственных  чиновников,
скрытые от финорганов доходы коммерсантов,  пагубные  страсти,  спекуляция
валютой во время поездок за границу и так далее.  Сотрудники  сектора  "Б"
сами никого не вербуют. И вообще вербовку агентов наша фирма  предпочитала
проводить только на Западе. Так безопаснее. Меннель, например,  в  прошлом
году даже встречи  со  своими  восточноевропейскими  агентами  проводил  в
Италии и Австрии.
   - Могли бы вы нам сказать, с какой целью Меннель приезжал в Венгрию?
   - Знаю совершенно точно. Меннель был расположен ко мне и  порою  болтал
при мне лишнее. С одной стороны, он, несомненно, приезжал сюда  для  того,
чтобы  установить  новые  деловые  контакты  с  венгерскими  промышленными
фирмами. С другой -  ему  нужно  было  встретиться  с  несколькими  своими
агентами. Но была и еще одна цель, самая, пожалуй, для него интересная:  в
прошлом году в Италии он познакомился с какой-то дамой  из  Венгрии  и  ее
дочерью. Дама в разговоре с ним упомянула, что в  годы  войны  она  любила
одного немецкого офицера,  который  при  отступлении  награбил  в  Венгрии
большие богатства.
   - Это вам рассказал Меннель?
   - Нет, это я прочел в одном из его донесений, которое поступило ко  мне
для оценки информации.
   - Какие же богатства имеются в виду? - спросил Кара.
   - Точно не могу сказать. Драгоценные камни, украшения, золотые  монеты,
валюта - в частности большое количество долларов и английских фунтов и кто
знает, что там еще. Словом, богатству этому и цены нет. Фашист спрятал всю
добычу на вилле у любовницы. Пообещал ей, что, как только кончится  война,
он возвратится, заберет с собою и ценности и саму даму и они начнут  новую
жизнь где-нибудь в Южной Америке. Но офицер исчез, а  дама  все  эти  годы
боялась прикоснуться к спрятанным сокровищам.
   - Боялась чего?
   - Это могла бы объяснить только она сама. Итак, драгоценности  спрятаны
в Венгрии. Но Меннель условился с той  женщиной,  что  он  сам  приедет  в
Венгрию, вывезет клад за  границу,  а  следом  за  ним  и  она  с  дочерью
отправятся с туристской  группой  куда-нибудь  на  Запад  и  там  попросят
политического убежища. После этого они  продадут  сокровища  и  вырученные
деньги поделят пополам с Меннелем, а точнее, с "Ганзой". Мне кажется,  что
смерть Меннеля тоже каким-то образом связана с этим кладом.
   - Может быть, - согласился Кара. - Хотя возникает  новый  вопрос.  Если
Меннеля убили из корыстных побуждений,  почему  убийцы  оставили  при  нем
деньги?
   - Вот именно. Значит, вы не предполагаете,  что  это  было  убийство  с
целью ограбления? - подхватил Хубер.
   - Кроме Меннеля, знал еще кто-нибудь о спрятанных сокровищах?
   - Жених дочери той женщины. Он тоже отдыхал вместе с ними  в  Италии  и
там познакомился с Меннелем.
   - А что вы знаете об этой женщине?
   - К сожалению, очень немного, - сказал Хубер. - В  справке  ее  имя  не
называлось. Только кличка: Сильвия. Меннель тоже не сказал мне,  кто  она.
Знаю только, что ее муж погиб во время войны. Любовницей немецкого офицера
она стала, уже будучи вдовой. Так что ж, господин полковник,  может  быть,
пойдем взглянем на машину?
   - С удовольствием, - согласился Кара,  но  и  не  подумал  подняться  с
места. Ему хотелось еще порасспросить этого господина из фирмы "Ганза".
   - Если вам нужна  машина  Меннеля,  я  охотно  предоставлю  ее  в  ваше
распоряжение, - добавил Хубер. - Я  не  собираюсь  забирать  ее  с  собой.
Можете изучать ее, сколько вам заблагорассудится.
   - А у вас не будет из-за этого неприятностей? Я на  месте  вашего  шефа
настаивал бы на возвращении машины.
   Хубер многозначительно усмехнулся.
   - Все правильно, но я не обязан  знать,  что  в  ней  спрятан  потайной
радиопередатчик. Когда Браун посылал меня сюда подписать  договор,  он  ни
словом не обмолвился о секретной миссии Меннеля. Доложу  ему,  что  машина
сгорела. Вы дадите мне официальную  справку  об  этом,  и  господин  Браун
окончательно успокоится. Дело в том, что в  автомобиле  имеется  еще  одно
специальное устройство, с помощью  которого  машину  можно  уничтожить  за
несколько минут. Установлено оно исключительно для того,  чтобы  секретный
передатчик не попал к вам в руки.  В  прошлом  году  на  польской  границе
таможенники пожелали обыскать точно такую же  машину.  Наш  агент  включил
разрушающее устройство, и машина на глазах у всех обратилась в пепел.
   - Благодарю, - сказал Кара, поднимаясь. - Хотя с удовольствием задал бы
вам еще несколько вопросов. Но, увы, связан данным вам словом.
   Хубер, сделав несколько шагов, остановился на пороге.
   - О, я понимаю вас, полковник! - воскликнул  он.  -  Будь  я  на  вашем
месте, я тоже о многом порасспросил бы Отто Хубера. Но признаюсь, если  бы
Виктор Меннель был жив, этот наш разговор, возможно, и  не  состоялся  бы.
Мне  ведь  еще  предстоит  перебороть  самого  себя.  Поверьте,   господин
полковник, это нелегко - решиться на предательство живых людей, на  выдачу
их в руки ваших органов госбезопасности. А потом всю жизнь мучиться мыслью
о том, что благодаря тебе господин "Икс" или "Игрек" томится за решеткой.
   - Понимаю, - кивнул полковник. -  Вам  не  хочется  быть  предателем  в
собственных глазах. Что ж, я не принуждаю вас к этому. Я и так уже получил
от вас весьма важную информацию.
   Кара достал из бумажника визитную карточку и протянул ее Хуберу.
   - Возьмите. Здесь указан и номер моего телефона. На  случай,  если  вам
захочется срочно поговорить со мной.
   Хубер убрал карточку в карман.
   Когда они шли в гараж, Кара вдруг спросил:
   - Если ваш шеф не информировал вас о задании Меннеля, означает ли  это,
что он отказался от мысли завладеть кладом?
   - Едва ли, - щурясь от яркого солнца,  возразил  Хубер.  -  Скорее  это
означает, что он послал или пошлет в Венгрию кого-то еще,  не  посвящая  в
это дело меня. Вопрос только - кого? Кстати, совсем не обязательно,  чтобы
его человек приезжал сюда из-за границы. Он вполне может быть и местным...


   Бланка чувствовала себя уже лучше. Она  приняла  теплую  ванну,  выпила
лекарство. Пульс был нормальным. Казмер,  войдя  в  комнату,  обрадовался,
увидев, что мать пришла в себя.
   - Тебе лучше, мама?
   - Намного. Но, в общем, ты был прав: надо мне ложиться  в  больницу.  Я
только боюсь...
   - Не бойся, мамочка, - остановил ее Казмер. - Поверь, у тебя нет ничего
серьезного. Ты просто устала, расшалились нервы. - Он взял руку  матери  и
поднес ее к губам. - Ты, наверное, слишком близко  приняла  к  сердцу  мой
отъезд? Четыре года, это тебя испугало, да?
   Мать не отвечала.  Казмер  сдвинул  брови.  "Значит,  она  все  еще  не
примирилась с мыслью, что  я  надолго  уеду",  -  подумал  он  и  принялся
успокаивать мать.
   - Конечно, четыре года - не четыре месяца, но если учесть,  что  каждое
лето я на полтора месяца буду приезжать  к  тебе,  то  мое  отсутствие  не
покажется таким уж долгим.  Мама,  -  промолвил  он  тихо,  -  я  не  хочу
причинять тебе огорчений. Если разлука так тяжела для тебя, я  сегодня  же
напишу профессору, что отказываюсь от поездки...
   - Нет, Казмер! Упаси бог! Я понимаю, что значит для тебя  эта  поездка.
Мне просто нужно привыкнуть к мысли, что тебя  некоторое  Бремя  не  будет
рядом со мной... - Она встала. - Ты  поезжай...  Поезжай,  сынок...  Самое
главное для меня - это твое будущее.
   Казмер поцеловал мать и спросил, не  хочет  ли  она  немного  пройтись,
спуститься к озеру, к отелю.
   - Могу угостить тебя мороженым! - улыбнувшись, сказал он.
   - Охотно. Может быть, прогулка пойдет мне на пользу.
   Они шли неторопливой походкой. Улица в  эти  послеобеденные  часы  была
тиха и пустынна.
   Вскоре мать и сын оставили платановую аллею  и  повернули  направо,  на
узкую тропинку, замысловатыми петлями сбегавшую между  густых  и  тенистых
кустарников к озеру.
   Они уже почти подошли к шоссе, обвившему  темной  лентой  озеро,  когда
Бланка нарушила наконец молчание, спросив, что произошло после  того,  как
ее отвели наверх, в спальню.
   - Я немного поцапался с дядей Матэ, - признался Казмер, после чего  ему
пришлось рассказать все, как было. По лицу матери Казмер  видел,  что  она
внимательно слушает его рассказ о Хубере, о полковнике  Каре,  который  не
понравился инженеру своей подозрительностью.
   - Он сказал, что и тебя подозревает? - сразу же спросила мать.
   - Прямо нет. Но начал сбивать всякими вопросами и вопросиками. Устроили
они мне с Оскаром перекрестный допрос.
   - Ты действительно подрался с Меннелем? - спросила Казмера мать и  села
на скамейку в тени на площадке для детских игр. - И не  рассказал  мне  об
этом?
   - Я думал, Меннель сам прибежит к тебе с жалобой.
   - Нет, Меннель  ни  словом  не  обмолвился  об  этом  случае.  Как  это
произошло?
   Казмер с явной неохотой рассказал.
   - Скажи, Казмер, что ты хочешь от этой  девицы?  -  помолчав,  спросила
Бланка, задумчиво глядя на сверкающее зеркало воды.
   Казмера всегда возмущала эта манера матери называть  Илонку  не  иначе,
как "девица" или "эта девица". Поэтому он и сейчас недовольно переспросил:
   - Какую "девицу" ты имеешь в виду?
   Бланка, зная характер сына и почувствовав,  что  дело  может  кончиться
ссорой, решила перевести разговор на другую тему.
   - Ладно, не будем спорить. Об одном тебя прошу,  сынок,  не  ссорься  с
Матэ. Он этого не заслужил. Ты еще не знаешь,  что  он  для  тебя  сделал.
Поверь мне: он так тебя любит, что, если нужно, отдаст за тебя жизнь.
   - За меня? - Казмер удивленно посмотрел на мать.  -  Почему  дяде  Матэ
нужно жертвовать за меня жизнью?
   - Не нужно. Сейчас не нужно. И мне кажется, не придется вообще. Я это к
примеру сказала, чтобы ты понял, как сильно он тебя любит.
   - Ничего не понимаю. Впрочем, это не важно. Ты же хорошо знаешь, что  я
не только уважаю дядю Матэ, но и люблю его. Но  если  бы  ты  слышала  его
разговор с Хубером, ты бы тоже ахнула.
   - Матэ - вежливый человек. Он такой с детства. Соседи  в  нем  души  не
чаяли. Матэ настолько добр, что,  кажется,  даже  в  убийце  готов  искать
что-то человеческое. Вот и с Хубером он тоже  учтив.  Не  понимаю,  почему
тебе это не понравилось?
   - Возможно, ты и права, - сказал Казмер, поднимаясь. - Пойдем, мама.
   - Между прочим, что представляет собой этот Хубер? - спросила Бланка.
   - Производит впечатление образованного  человека.  Не  понимаю  только,
зачем ему понадобилось рандеву с полковником? С глазу на глаз!
   - С Карой?
   Бланка шла медленно, опустив голову, она словно искала  что-то  у  себя
под ногами, на черном, плотно укатанном асфальте.
   В баре гостиницы они встретили  Шалго.  Он  сидел  на  своем  привычном
месте, в углу у окна, и курил сигару.  Перед  ним  лежал  исписанный  лист
бумаги, и старик настолько был погружен в  чтение,  что  даже  не  заметил
появления Казмера и Бланки. Потягивая вино из бокала, он не  отрывал  глаз
от бумаги.
   - Не помешаем? - осведомился Казмер, подойдя вплотную. Шалго приветливо
взглянул на них, сложил бумагу вдвое и, улыбнувшись, ответил:
   - Ну что вы! - И тут же спросил: - Как вы себя чувствуете, Бланка?
   -  При  виде  вас,  Оскар,  меня  всегда  мутит,  -   сказала   Бланка,
присаживаясь рядом. - Вы опять выглядите так, будто только что  опрокинули
на себя пепельницу. Бедная Лиза! Не понимаю, и что ее только привязывает к
такому неряхе!
   Шалго осмотрел себя, стряхнул сигарный пепел  с  брюк  и  с  плутоватой
усмешкой возразил:
   - Лиза любит меня за мою душу. За мою ангельски чистую душу.
   Казмер посмеялся шутливой пикировке и попросил  подбежавшего  официанта
принести две порции мороженого.
   - Погоди, Янчи, заодно получи с меня, - сказал Шалго.
   - Уж не я ли спугнула вас, Оскар? - спросила Бланка.
   - Ну что вы! Я уже давно хотел рассчитаться. - Шалго положил деньги  на
стол, и официант, поблагодарив за чаевые, удалился.
   - Домой? - спросил Казмер, закуривая.
   - Скажу - не поверишь! Иду грести!
   - В такое пекло? - удивилась Бланка. - Да вы изжаритесь, Оскар!
   - Выполняю предписание врача, - сообщил Шалго. - В день  три  километра
энергичной гребли. А то я слегка ожирел. Между прочим, знаете,  Бланка,  я
ведь в молодости был очень стройным парнем. Не верите?
   - Нет, почему же? - сказала художница и попыталась представить себе его
молодым и стройным. Но тут принесли мороженое, и Шалго  откланялся.  Выйдя
из отеля, он постоял немного перед входом, прищурившись,  покосился  одним
глазом на солнце и только после этого водрузил  на  голову  свою  видавшую
виды  соломенную  шляпу.  Затем  вперевалку,  как  ленивый  сытый   гусак,
заковылял по улице в сторону поселкового совета.
   Там его уже ожидали Фельмери и майор Балинт.
   - Что  нового,  молодой  человек?  -  спросил  Шалго  у  лейтенанта.  -
Разговаривали с Домбаи?
   - Разговаривал, - ответил Фельмери и протянул толстяку конверт. -  Вот,
товарищ Домбаи прислал на ваш запрос. Пока, говорит, немного, но к  вечеру
обещал подослать "продолжение".
   Шалго вскрыл конверт и  внимательно  просмотрел  полученное  сообщение.
Фельмери пробовал в это время прочесть что-либо на его лице, но  оно  было
бесстрастным и непроницаемым.
   -  Ну,  что,  старина,  есть  там  что-нибудь  полезное?  -  фамильярно
полюбопытствовал Балинт, подмигнув Фельмери.
   - Не много, но посошок есть. Будет на что опереться, - погружая конверт
в карман полотняных брюк, скупо заключил Шалго. Только  теперь  он  сел  в
обшарпанное кресло и пухлой ладонью отер пот со лба.
   - Есть у тебя под рукой толковый парень? - спросил он майора, стоявшего
у раскрытого окна и наблюдавшего за  тем,  как  во  дворе  соседнего  дома
ребятишки играли в футбол.
   - Смотря для чего, - садясь на подоконник  и  закуривая,  неопределенно
проговорил Балинт.
   - В Фюреде работает инженер  из  будапештского  строительно-отделочного
управления,  Геза  Салаи.  Руководит  внутренней  отделкой  ночного   бара
"Венгерское море". Надо бы, чтобы кто-то  присмотрелся  к  этому  молодому
инженеру. Но человек нужен такой, чтобы хорошо знал местную обстановку.
   - А чем интересен этот твой Салаи? - задал вопрос  майор,  которому  не
нравилось, что старик Шалго говорит с ним, как с  каким-нибудь  начинающим
помощником оперуполномоченного.
   - Салаи, Салаи, - повторил Шалго. - Пока я знаю о нем лишь то,  что  он
находится в связи с кузиной Виктора Меннеля.
   - С этой самой... Беатой Кюрти?
   - Точно. Кстати, как там наши "влюбленные"?
   - Ведем наблюдение, - ответил  майор.  -  Девица  еще  не  выходила  из
комнаты. А ее приятель Тибор Сюч с  утра  уже  посетил  кафе,  где  принял
порцию коньяка, побеседовал с Берти, после чего проследовал на  пляж,  где
имел долгий разговор с Адамом Рустемом.
   - Это уже интересно, - закивав головой, отметил Шалго и даже причмокнул
от удовольствия. - Очень интересно. Хорошо бы  выяснить:  знали  они  друг
друга и раньше или только сейчас познакомились?
   Балинт, пустив в окно синее облачко дыма, засмеялся и спросил:
   - Для решения нашего ребуса какой вариант более благоприятен?
   - Если бы оказалось, что они старые знакомые.
   - Тогда можете радоваться, папаша Шалго: работники наружного наблюдения
доложили, что "объекты приветствовали друг друга как старые знакомые".
   Балинт встал, потянулся.
   - В Фюред поеду я сам. - Он посмотрел на часы. - Вернусь в полдевятого.
Вы не поедете со мной, товарищ Фельмери?
   - Я даже не знаю, - заколебался лейт