отая головой, чтобы хоть как-нибудь собрать мысли,  он  вошел  во двор.
Там  прыгали  с пневмопрыгалками  ребятишки,  а  мальчишки  постарше  гоняли
обычный  футбольный мяч.  В подъезде  роботы из  домуправления чинили  опять
сломавшийся эскалатор. Сотник, автоматически посмотрел почту в почтопроводе.
Но писем не было. Тогда он медленно переставляя ноги, поднялся на  четвертый
этаж.  Мельком  он  глянул  в окно  и  замер.  Из старого  сорочьего гнезда,
украшенного искусной  вязью, на него смотрел скепетарль. Сотнику показалось,
что тот подмигнул ему и  снова спрятался  в гнезде  -- единственном надежном
месте  во Вселенной. На улице Сивцев  Вражек,  на Земле,... сразу за  Черной
Дырой.
        Станислав Востоков.
        Поглотитель планет


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Станислав Востоков
     Email: dvigg@mail.ru
     Date: 06 Sep 2002
     "Космический скотовоз-1"
---------------------------------------------------------------

     Это  третья и последняя  история  о Петре  Васильевиче  Сотнике,  самом
замечательном из  всех  водителей  грузовых кораблей  для  перевозки  скота,
когда-либо рождавшихся во Вселенной.  Конечно, вполне вероятно, что где-то в
другой  Вселенной есть не  менее замечательный и прославленный скотовоз,  но
утверждать этого  наверняка  нельзя,  За  другую вселенную не поручусь. А  в
нашей, да, есть такой.
     Почему - последняя?  Ну, во-первых, потому что самые выдающиеся подвиги
этого  уроженца крохотной планетки Земля (это  на окраине галактики  Млечный
Путь, в Солнечной  системе) уже описаны.  И,  хотя о  Земле  вы могли  и  не
слышать, но уж о Петре Васильевиче вам известно наверняка!
     А во-вторых,  сам Петр Васильевич - человек ужасно застенчивый и лишняя
слава  мешает его работе. Нет, я не говорю о его пассажирах, о тех, с кем он
сталкивается каждый день, баранах и коровах. Конечно, нет.  Они книг пока не
читают.  Но зато  на планетах отправки и доставки,  отмечаясь каждый  раз  в
диспетчерской, он  вынужден вместо  одной подписи  о приеме груза  в журнале
дежурного,  писать кучу автографов  обступающей  его со всех сторон публике.
Ему это  не по душе, но, чтобы никого не обидеть, он всем раздает автографы,
пока  самый последний поклонник  не  станет  обладателем заветной  расписки,
сделанной  загрубевшими   руками  Петра  Васильевича,  больше  привыкшими  к
штурвалу, чем к ручке. Но ему от этого всего всегда очень неловко. За что мы
все его, собственно, и любим.
     И  отдохнуть   теперь  он  может  только  в  космосе.   Хотя  никто  не
гарантирует,  что  и   там  вдруг  из  гиперпространства  перед  обшарпанным
"Перуном"  не  возникнет  какой-нибудь трансгалактический  лайнер  до отказа
набитый туристами из Туманности Конская голова, специально прибывшими, чтобы
сфотографироваться в обнимку с самим Петром  Васильевичем!  А после  отбытия
лайнера с  шумными туристами  Петру  Васильевичу ничего не  останется,  как,
отснявшись на триста тридцать снимков, сдать штурвал, пойти принять таблетки
от головной боли и завалиться на койку, надеясь, что мигрень и закостеневшая
на лице улыбка к вечеру пройдут.
     Теперь вы видите, насколько  ему нелегко приходится выносить повышенное
внимание, И все же, несмотря на  это, о таких  приключениях, сами понимаете,
невозможно не рассказать.

     Итак...
     Петр Васильевич злился. Для него это  было довольно обычное состояние в
последнее  время.  Он   гнался  за  жучками.  Какими?  Возможно,  за  самыми
маленькими и невзрачными жучками  во Вселенной. В нашей, конечно.  Не  знаю,
может в  другой и  есть  более невзрачные насекомые,  но  в нашей  нет,  это
абсолютно точно.
     Гоняясь  за  десятком   жучков,  он  покрыл  уже  много-много  парсеков
космического  пространства в безрезультатной  погоне.  И потому злился.  Два
остальных  члена экипажа, марсианин Тэкс и робот  Бэримор, его решительно не
понимали. Вернее,  Тэкс его  решительно  не  понимал наполовину.  На  вторую
половину  он  готов был согласиться с  его  поступками,  но на  первую он не
понимал  решительно!  А для Бэримора с  его  холодной машинной логикой такое
поведение   было   просто  сумасшествием.   И  чистейшей  воды!  Экипаж  был
дисциплинирован и поэтому молчал. Нет, конечно,  он позволял себе  некоторые
намеки. На то, что неплохо было бы  заняться и своими прямыми обязанностями.
Туманные  напоминания о графике и  некоторые  доводы против того, что Тэкс и
Бэримор делали в угоду командиру. Ну а  остальное время они молчали. Правда,
это  было то время суток, которое на планетах именуют темным. Проще говоря -
во время  сна. Но кто их мог в этом  упрекнуть?  Вот послушайте сами и тогда
решайте,  кто же в конце-концов  прав  и что  произошло  на  этом  небольшом
ржавеньком скотовозе.
     Случилось  это две  недели назад. "Перуну"  поручили  доставить пони  в
сиротский дом на планете, название  которой в переводе значит  "Каменная". И
вправду,  неуютное  место  нашли в  той  системе для  сирот!  Планета сплошь
покрытая  скалами, изрытая  ущельями, по  всем  понятиям, мало  подходит для
воспитания детей. Но жители  той системы (кажется,  ее  название "Холодная",
да-да, "Холодная"!) не очень-то пеклись  о детях. Им, главное, хотелось быть
уверенным  только в том, что у этих  детей  есть крыша  над головой и  кусок
хлеба на завтрак, обед и ужин. А  значит, от голода и холода эти дети уже не
умрут  и,   следовательно,   они   сделали  все,   чтобы  чувствовать   себя
добропорядочными  гражданами  Вселенной.  Но  как  сжалось  сердце  у  Петра
Васильевича, когда он заглянул в глаза этих детей, где стояла такая тоска по
дому и теплу! Как заныло у него на душе,  когда он гладил их по головам! Как
захотелось  ему  обнять  их  всех,  согреть  своим теплом  и закрыть  своими
крыльями,  словно наседка - крохотных беззащитных цыплят. То  ли жители этой
системы никогда  не  были маленькими,  то ли начисто  забыли, что  детям,  в
отличие от  тараканов и крыс, в обилии  населявших эту  планету, кроме крыши
над головой, неплохо  бы иметь какие-нибудь растеньица в доме или вокруг, не
говоря уж о такой роскоши, как грушки.  А может, они и не слышали, что  дети
любят иногда поиграть в  игрушки?  А о таких вещех,  как книги и  мечтать не
приходилось! Книги! Это же не вещь первой необходимости!  Так дкмали дяди  и
тети в  той  системе.  Вот ведь тараканы живут  на Каменной  без  книг  и не
умирают!
     Спали  эти дети на  железных койках, которые  привезли из одной тюрьмы,
где больше не осталось заключенных. То ли все исправились,  то ли умерли  от
жестких коек -  теперь уже неизвестно. А  с кроватями прислали и тюремщиков.
Не оставаться же людям без работы! А между бандитами и детьми,  в  сущности,
разница небольшая! Так думали добрые жители той системы.
     Создав,  по  их  мнению,  все  необходимые  условия  на  Каменной,  они
перевезли  туда  всех  сирот,  и  думать про них забыли.  Раз  в  неделю  им
отправляли  катер с  хлебом и  водой,  и  тихо гордились тем,  Что, наконец,
победили   сиротство  на  своей  планете   и   теперь  могут   называть   ее
"благополучной".
     В жизни  же детей, которых  перевезли на Каменную, изменилось немногое,
разве что зелень они стали видеть  реже и есть хуже. Но они не возмущались и
не  бунтовали,  а  когда им  велели,  тихо сели в катер и  молча смотрели  в
иллюминаторы, глядя, как корабль несет их в пустую  и  ветреную  мглу нового
дома.
     И тюремщики-воспитатели на  них почти никогда не  кричали, ведь им было
все равно! Главное,  чтобы  никто не умирал,  думали  они. А пока  что  дети
умирали нечасто. Конечно, и тюремщикам-воспитателям приходилось несладко, но
на два  месяца в году  им полагался отдых в санаториях и на  курортах других
планет. И там  они успевали  поправить свое пошатнувшееся  здоровье.  Да уж,
Каменную курортом никак не назовешь! В этом вы убедились бы сами, попав туда
в  одно не  очень прекрасное  мгновенье. Из-за  того, что леса  там почти не
росли,  у  ветров  не было преград  и  они  буйствовали  там  со всею  своей
безудержной свирепостью, проверяли  на прочность  все встречавшееся на своем
пути.
     Каменная была  последней по  счету от солнца, и поэтому  ей доставались
только самые слабые из его луей. Да,  теплой ее  никто  бы  не смог назвать!
Снег на  Каменной не  падал только два месяца в году  и,  если дети в  своем
приюте за завтраком не успевали быстро  выпить  воду,  она замерзала прямо в
чашках. Впрочем, и хлеб от холода лучше не становился. Конечно, у сирот было
достаточно теплых вещей, которые не хотели  носить дети, жившие с родителями
на  других  планетах,  и  которые поэтому  присылались  сиротам, но  все  же
согреться можно было только, сбившись в большую кучу  на раскиданных по полу
обносках.  Если  лечь  в  такую  зимнюю  ночь  на  койку,  то  утром уже  не
проснешься. Даже тюремщикам приходилось спать по трое.
     Когда  на  Каменную  случайно опустился звездолет  представителя  одной
очень неплохой планеты, он сначала подумал, что  попал в тюрьму. А когда ему
объяснили, что к  чему, он долго не мог поверить,  что здесь живут маленькие
сироты, а  не взломщики и душегубы. Хотя даже и для  них это было бы слишком
жестоко.
     - А почему дети все время молчат? - спросил он, придя в себя.
     -  Хотят - и молчат!  - пожали плечами тюремщики-воспитатели.  Но о чем
было разговаривать детям, жившим в каменной  коробке посреди пустыни? О том,
что мерзнут  пальцы?  Что Усси Пом снова  харкает кровью? Что малютка Фи уже
третий день не встает с груды обносков в спальне? Да  и тепло от  разговоров
выходит  намного  быстрее.  Уж это-то  они  усвоили  давно. А  поскольку  на
Каменной  все  повторялось  изо  дня в  день,  все маленькие  обитатели  уже
понимали друг друга без слов.
     Без слов улетел и  тот добропорядочный  инопланетянин.  Он сразу понял,
что с тюремщиками не о чем говорить, к тому же они только что поели и хотели
спать. Поэтому он только  попросил  у  них отвертки с молотком, починил свой
корабль  и улетел.  А через месяц  "Перуну" с  той доброй  планеты  поручили
привезти пони на Каменную.
     А теперь  представьте  себе Петра васильевича,  который опустил "Перун"
возле  каменной постройки, посреди каменной равнины и воззрился  на холодные
стены. Петр Васильевич всю  жизнь ухаживал за животными и сразу  понял,  что
пони не протянет здесь и недели. Поэтому неудивительно, что он прошествоал в
постройку с твердым намерением объявить местному начальству о том, что он не
оставит  пони  в  этом  "холодильнике".  А  теперь   вообразите  себе  Петра
Васильевича, увидевшего кучу малышей в  старых, кем-то долго ношенных вещах,
вопросительно  уставившихся  на  Сотника в ожидании  тго, что он  им скажет:
"есть", "гулять"  или "спать" - поскольку больше  от своих  воспитателей они
ничего не слышали.
     Но Петр Васильевич ничего не сказал, он смог только подойти и погладить
малышей по головам. Он простоял так долго-долго. А они все глядели на него и
не  двигались, потому  что  чего-чего а терпения  у  них было хоть отбавляй.
Постепенно  внутри  Сотника  что-то  начало заводиться, мычать и  рваться -=
сначала тихо, а потом - громче. Многие  умные люди  в такие минуты старались
держаться  от него подальше. Желательно быть на другой планете, а лучше  - в
другой Вселенной, если такая все-таки есть.  Но тюремщики-воспитатели  этого
не знали, поэтому спокойно взглянули на посетителя, у которого что-то мычало
и ревело внутри. Но очень быстро им все же захотелось быть на другой планете
и,  желательно, в другой Вселенной. Во всяком случае они  достаточно  быстро
поняли, что то, что они делают - плохо. Сообразительные попались ребята, что
и  говорить. И то, что Петр Васильевич улетает  вместе с заболевшей малышкой
Фи, независимо от того, что они скажут, они тоже поняли сразу.
     Крепко  досталось и экипажу - уже на борту "Перуна" - уж если у Сотника
что-то внутри начинало рваться и мычать,  то рвалось и мычало  долго, Это-то
они  знали!  Если првду говорят, что коли человека вспоминают, он икает,  то
тюремщикам-воспитателям есть в этот день больше не пришлось, это точно. А уж
уши  у  них, должно  быть,  полыхали  таким  огнем,  что от холода в  приюте
наверняка, хоть  ненадолго,  но избавились. Отвезя  Малютку Фи в больницу на
Альфу Центавра, Сотник вернулся с грудой фруктов, хорошей одежды и мебельным
гарнитуром. А еще он прихватил  с собой книги  и  представителя гуманитарной
организации, которая печется о том, чтобы всем детям жилось хорошо.
     После того, как Сотник вывел  из глубокого обморока от увиденного этого
представителя  и перегрузил  все  вещи в  здание приюта, он  достал  большое
яблоко и направился к куче  детей, такой  же неподвижной и молчаливой, как и
раньше. Он протянул яблоко  самому маленькому - лопушку Топчику,  у которого
были отморожены пальчики  на рукае. Лопушок  Топчик взял яблоко,  озадаченно
посмотрел на него  и вернул Сотнику. Ведь  он никогда  не  видел яблока и не
знал, что с ним делать.  Тогда Сотник прижал к себе Лопушка  Топчика, сел на
стул  и заплакал.  Нет, не слезами, потому что давно не плакал и забыл,  как
это  делается  -  он плакал  внутри. А дети  стояли вокруг и смотрели. Потом
Плешивая Сю подошла и погладила его по руке.  Она и сама очень часто ревела,
и очень не хотела, чтобы плакали другие. Поднялся Петр Васильевич ч трудом -
словно столетний старец. Но постепенно в нем так стало рваться и мычать, что
тюремщики-воспитатели сочли за благо сбежать на  другую сторону планеты и не
показывались, пока "Перун " не взмыл снова в серое небо Каменной.
     На  борту представитель  объявил  Сотнику, что,  конечно,  гуманитарные
организации  тотчас  же  окажут  приюту  помощь, но  забрать детей оттуда не
смогут, потому что есть такие законы, которые запрещают людям с одних планет
забирать детей других. А пока он говорил,  Петр Васильевич видет перед собой
вместо   представителя  одиннадцать  пар  темных  глаз,  смотрящих  на  него
выжидательно и терпеливо. Еще ему припомнился рассказ Малютки Фи, которую он
отвозил  в  больницу.  Отогревшись,  она   поведала  Петру   Васильевичу  их
единственную Приютскую Мечту. А Мечта и  впрямь была большая. На Каменной не
было ни зелени, ни  морей - ничего, кроме крыс и тараканов. Но  еще там жили
светлячки, Может, они там  поселились, узнав, что детям с Каменной  грустно?
Но  как  бы то  ни было,  с  основанием  приюта там  появились светлячки.  В
сумерках, вечером, при нестихающем сильном ветре они мерцали и парили в небе
над зданием, складываясь в  самые удивительные картины,  какие  только могли
себе вообразить  дети. Как только темнело, дети подходили к окнам и смотрели
ввысь, пока светлячки  не исчезали  в ночной мгле. И так повторялось  каждый
день - ребята ели хлеб и пили холодную  воду , ожидая  только  вечера, когда
они снова  смогут  увидеть прекрасные  картины  из  светлячков.  В  них  они
угадывали корабли,  плывущие  по морям,  стада удивительных животных, леса и
когда-то потерянных сестер, братьев, родителей - все самое лучшее они видели
в этих узорах, разливавшихся в ночном  небе.  У них  даже сложилось поверье,
что каждый, кто умирает, превращается в такого вот светлячка. Поэтому смерти
никто из них не боялся, зная, что когда-нибудь  и они будут вот также весело
кружиться над Каменной.
     Но  однажды  светлячки  исчезли.  В  один  из  вечеров,  после обычного
прекрасного танца, они вдруг сложились в золотую стрелу  и унеслись  куда-то
вверх, к другим звездам.  И назад уже  не  вернулись. С тех пор Малютка Фи и
заболела.
     Рассказав  эту  историю,  она  погладела  на  Петра Васильевича  своими
глазищами и спросила, не сможет ли он догнать светлячков и объяснить им, что
детям с Каменной  очень хотелось бы, чтобы они  вернулись.  Сотник проглотил
какой-то противный холодный комок,  вставший у него  поперек горла,  взял  в
руку тоненькую  ладошку Малютки  Фи и  каким-то не своим голосом сказал, что
поробует. Малютка Фи  кивнула  и  заснула  глубоким  сном. А Петр Васильевич
пришел  на "Перун" в состоянии довольно остолбенелом. Он  понимал, что из-за
этого  обещания  Малютке  Фи  все  его грузоперевозки летят  в  тартарары  и
появляется столько проблем, что и подумать страшно.  Но отказать девчушке из
приюта, прожившей  почти всю  свою  жизнь  среди  тюремщиков  в  пустыне  на
Каменной, он не мог. Ведь сердце у него было не Каменное.
     Вот  из-за всего этого Сотник и сердился, и вот это-то  одновременно  и
понимал, и не понимал Тэкс. И решительно не одобрял Бэримор - как робот  , в
общем-то, приличный  парень,  но  как человек,  прямо  сказать,  из  рук вон
плохой.
     Петр Васильевич вообще терпеть не мог делать людям пакости. Тем сильнее
его   бросало  в   дрожь  от  сознания  того,   что   он  устроил   пятистам
грузопереводчикам  примерно на тридцати планетах,  отказавшись  работать  по
графику в течение месяца. За это  и "Перу" могли отобрать! Имело такое право
Агентство по по грузоперевозке с Земли. И только безмерная слава и  уважение
к  Сотнику позволили пятистам  грузоперевозчиков с тридцати планет навредить
еще полумиллиону  людей  в разных концах Вселенной  и  подождать, пока  Петр
Васильевич  догонит своих светлячков. Вот  какие  дела творились по  крайней
мере в этой части Вселенной из-за просьбы Малютки Фи!
     Первым  делом  Сотник бросился  в Главную  библиотек  Галактики Млечный
Путь, затем  опросил сорок профессоров  и  сто эхо-радиостанций,  и  наконец
выяснил, что это  за жучки и в каком конце  Вселенной они могут когда-нибудь
объявиться.
     И вот  уже прошла половина  отпущенного ему месяца, а самих жучков Петр
Васильевич  так и не нашел.  Согласитесь,  было от чего сердиться  командиру
"Перуна"! Вы же не Бэримор, у которого в голове одни проводки!
     Вот  какая нелегкая  ситуация сложилась для Петра Васильевича.  Бэримор
постоянно ворчал. Он, мол, никогда не думал, что Сотник настолько глуп - как
не понять,  что  пятьсот  тысяч  человек  с тридцати планет это  больше, чем
одиннадцать  с одной, а значит  - важнее. По его словам,  это было  и дураку
понятно.
     Но  что  мог  ответить  ему  Петр  Васильевич,  у  которого  при  одном
воспоминании  о б одиннадцати парах  больших доверчивых глаз с  Каменной все
внутри начинало ныть и в  горле опять появлялся  комок, который, если его не
остановить, мог превратиться в слезы. В  слезы! Это у него-то,  у  скотовоза
Петра Васильевича Сотника!
     Что  толку было все это объяснять железной банке,  напичканной  разными
железными деталями? Не мог же он, в самом деле, сказать Бэримору, что делает
все это только потому, что при  воспоминании о Каменной ему хочется плакать?
Тогда Бэримор просто-напросто подал  бы рапорт на Землю о том, что  командир
сошел  с  ума,  будьте  уверены.  А  доверять  ценных  коров  для  перевозки
сумасшедшему опасно.  Это все знают. Поэтому Сотник просто отмалчивался т не
отвечал на глупые вопросы робота, вроде таких?
     -  А  где  у  тебя сжимается?  А  почему  у  тебя  ноет сердце? Это  не
стенокардия? Я бы рекомендовал отправиться к врачу на ближайшей планете. Это
непорядок!
     Конечно, самое верное  было бы закрыть Бэримора в чулан и держать  там,
пока  не поймаешь всех этих злополучных жучков. Но и этого сделать он не мог
по той же простой причине - ему было жалко Бэримора.
     С  Тэксом Сотник ссорился, и это было еще хуже. Потому что оба понимали
-  Петр Васильевич  следует велению  сердца,  а  от  этого  у них  были  все
неприятности. И Тэкс не хотел  ввязываться в  неприятности, поэтому велениям
своего сердца не следовал и всячески заглушал его голос доводами вроде: "Это
неразумно"  или "а  почему  именно я?" или "Есть кому этим заняться!" Но что
было плохо, так это то,  что  там,  в глубине, куда  доводы не доставали, он
чувствовал какую-то кислятину. Как будто показывал  кому-то