Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
эти люди -
Что ни день, то их больше.
Только честный не с вами -
Он уходит все дальше.
Я свой взор обращаю
На восток и на запад.
Ну когда же смогу я
Снова в дом мой вернуться!
Прилетают и птицы
В свои гнезда обратно,
И лиса умирает
Головою к кургану.
Без вины осужденный,
Я скитаюсь в изгнанье,
И ни днем и ни ночью
Не забыть мне об этом!
Перевод А. Гитовича
С КАМНЕМ В ОБЪЯТИЯХ
Прекрасен тихий день в начале лета,
Зазеленели травы и деревья.
Лишь я один тоскую и печалюсь
И ухожу все дальше-дальше к югу.
Все беспредельно-пусто предо мною,
Все тишиной глубокою укрыто.
Тоскливые меня терзают мысли,
И скорбь изгнанья угнетает душу.
Я чувства сдерживаю и скрываю,
Но разве должен я скрывать обиду?
Ты можешь обтесать бревно, как хочешь,
Но свойства дерева в нем сохранятся.
Кто благороден, тот от злой обиды
Своим не изменяет убежденьям.
Нам надо помнить о заветах предков
И следовать их мудрости старинной.
Богатство духа, прямоту и честность -
Вот что великие ценили люди.
И если б Чуй искусный не работал,
То кто бы знал, как мудр он и способен.
Когда мудрец живет в уединенье,
Его глупцом слепые называют.
Когда прищуривал глаза Ли Лоу,
Незрячие слепым его считали.
И те, кто белое считает черным
И смешивает низкое с высоким,
Кто думает, что феникс заперт в клетке,
А куры - высоко летают в небе;
Кто с яшмой спутает простые камни,
Не отличает преданность от лести, -
Те, знаю я, завистливы и грубы,
И помыслы мои им непонятны.
Суровый груз ответственности тяжкой
Меня в болотную трясину тянет.
Владею драгоценными камнями,
Но некому на свете показать их.
Обычно деревенские собаки
Встречают злобным лаем незнакомца.
Чернить людей, талантом одаренных, -
Вот свойство подлое людей ничтожных.
Во мне глубоко скрыто дарованье,
Никто не знает о его значенье.
Способен я к искусству и наукам,
Но никому об этом не известно.
Я утверждать стараюсь справедливость,
Я знаю, честность у меня в почете.
Но Чун-хуа не встретится со мною,
И не оценит он моих поступков.
О, почему на свете так ведется,
Что мудрецы рождаются столь редко?
Чэн Тан и Юй из старины глубокой
Не подают ни голоса, ни вести.
Стараюсь избегать воспоминаний
И сдерживать нахлынувшие чувства.
Терплю обиды я, но верен долгу,
Чтобы служить примером для потомков.
Я ухожу, гостиницу покинув,
В последний путь под заходящим солнцем.
И, скорбь свою и горе изливая,
К границе смерти быстро приближаюсь.
Юань и Сян раскинулись широко
И катят бурные, седые волны.
Ночною мглой окутана дорога,
И даль закрыта мутной пеленою.
Я неизменно искренен и честен,
Но никому об этом не известно.
Бо Лэ давно уже лежит в могиле,
И кто коней оценит быстроногих?
Жизнь каждого судьбе своей подвластна,
Никто не может избежать ошибок.
И, неуклонно укрепляя душу,
Я не пугаюсь приближенья смерти,
Все время я страдаю и печалюсь
И поневоле тяжело вздыхаю.
Как грязен мир! Никто меня не знает,
И некому свою открыть мне душу.
Я знаю, что умру, но перед смертью
Не отступлю назад, себя жалея.
Пусть мудрецы из глубины столетий
Мне образцом величественным служат.
Перевод А. Гитовича
ОДА МАНДАРИНОВОМУ ДЕРЕВУ
Я любуюсь тобой -
мандариновым деревом гордым.
О, как пышен убор твой -
блестящие листья и ветви.
Высоко поднимаешься ты,
никогда не сгибаясь,
На прекрасной земле,
где раскинуты южные царства.
Корни в землю вросли,
и никто тебя с места не сдвинет,
Никому не сломить
вековое твое постоянство.
Благовонные листья
цветов белизну оттеняют,
Густотою и пышностью
радуя глаз человека.
Сотни острых шипов
покрывают тяжелые ветви,
Сотни крупных плодов
среди зелени свежей повисли,
Изумрудный их цвет
постепенно становится желтым,
Ярким цветом горят они
и пламенеют на солнце.
А разрежешь плоды -
так чиста и прозрачна их мякоть,
Что сравню я ее
с чистотою души благородной.
Но для нежности дивной
тончайшего их аромата,
Для нее, признаюсь,
не могу отыскать я сравненья.
Я любуюсь тобою,
о юноша смелый и стройный,
Ты стоишь - одинок -
среди тех, кто тебя окружает.
Высоко ты возвысился
и, никогда не сгибаясь,
Восхищаешь людей,
с мандариновым деревом схожий.
Глубоко твои корни
уходят в родимую землю,
И стремлений твоих
охватить нам почти невозможно.
Среди мира живого
стоишь независим и крепок
И, преград не страшась,
никогда не плывешь по теченью.
Непреклонна душа твоя,
но осторожны поступки -
Ты себя ограждаешь
от промахов или ошибок.
Добродетель твою
я сравню лишь с твоим бескорыстьем.
И, живя на земле,
как луна и как солнце, ты светел.
Все года моей жизни,
отпущенные судьбою,
Я хочу быть твоим
неизменным и преданным другом!
Ты пленяешь невольно
своим целомудрием строгим,
Но за правду святую
сражаешься стойко и твердо.
Пусть ты молод годами
и опытом не умудрен ты, -
У тебя поучиться
не стыдно и старцу седому.
С поведеньем Бо И
я сравнил бы твое повеленье,
Да послужит оно
для других благородным примером.
Перевод Л. Эйдлина
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ДРЕВНИХ СТИХОТВОРЕНИЙ
ПЕРВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
В пути и в пути,
и снова в пути и в пути...
Так мы, господин,
расстались, когда мы в живых.
Меж нами лежат
бессчетные тысячи ли,
И каждый из нас
у самого края небес.
Дорога твоя
опасна, да и далека.
Увидеться вновь,
кто знает, придется ли нам?
Конь хуских степей
за северным ветром бежит,
И птицы Юэ
гнездятся на южных ветвях.
А вот от меня
все далее ты, что ни день.
Одежда висит
свободней на мне, что ни день.
Плывут облака,
все белое солнце закрыв,
И странник вдали
забыл, как вернуться домой.
Тоска по тебе
состарила сразу меня.
Вслед месяцам год
приходит внезапно к концу.
Но хватит уже,
не буду о том говорить...
Себя береги,
ешь вовремя в долгом пути!
ВТОРОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Зелена, зелена
на речном берегу трава.
Густо, густо листвой
ветви ив покрыты в саду.
Хороша, хороша
в доме женщина наверху -
Так мила и светла -
у распахнутого окна.
Нежен, нежен и чист
легкий слой белил и румян.
И тонки и длинны
пальцы белых прелестных рук.
Та, что в юные дни
для веселых пела домов,
Обратилась теперь
в ту, что мужа из странствий ждет.
Из чужой стороны
он никак не вернется к ней,
И пустую постель
очень трудно хранить одной.
ТРЕТЬЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Вечно зелен, растет
кипарис на вершине горы.
Недвижимы, лежат
камни в горном ущелье в реке.
А живет человек
между небом и этой землей
Так непрочно, как будто
он странник и в дальнем пути.
Только доу вина -
и веселье и радость у нас:
Важно вкус восхвалить,
малой мерою не пренебречь.
Я повозку погнал, -
свою клячу кнутом подстегнул
И поехал гулять
там, где Вань, на просторах, где Ло.
Стольный город Лоян, -
до чего он роскошен и горд.
"Шапки и пояса"
в нем не смешиваются с толпой.
И сквозь улицы в нем
переулки с обеих сторон,
Там у ванов и хоу
пожалованные дома.
Два огромных дворца
издалека друг в друга глядят
Парой башен, взнесенных
на сто или более чи.
И повсюду пиры,
и в веселых утехах сердца!
А печаль, а печаль
как же так подступает сюда?
ЧЕТВЕРТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Такой уж сегодня
хороший праздничный пир,
Что радость-веселье
словами не передать.
Играют на чжэне, -
и чудный напев возник,
И новые песни
полны красот неземных.
Искусники эти
поют о высоких делах.
Кто музыку знает,
их подлинный слышит смысл.
У каждого в сердце
желанье только одно:
Ту тайную думу
никто не выскажет вслух,
Что жизнь человека -
постоя единый век
И сгинет внезапно,
как ветром взметенная пыль,
Так лучше, мол, сразу
хлестнуть посильней скакуна,
Чтоб первым пробиться
на главный чиновный путь,
А не оставаться
в незнатности да в нищете,
Терпеть неудачи,
быть вечно в муках труда!
ПЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
На северо-западе
высится дом большой.
Он кровлей своей
с проплывающим облаком вровень.
Цветами узоров
в нем окна оплетены,
Он башней увенчан
в три яруса вышиною.
Из башни доносится
пенье и звуки струн.
И голос и музыка,
ах, до чего печальны!
Кто мог бы еще
этот грустный напев сочинить?
Наверное, та,
что зовется женой Ци Ляна...
"Осенняя шан"
вслед за ветром уходит вдаль,
И вот уже песня
в каком-то раздумье кружит...
Сыграет напев,
трижды вторит ему затем.
В напевах волненье
ее безысходной скорби.
От песен не жалость
к певице за горечь мук,
А боль за нее -
так друзья и ценители редки, -
И хочется стать
лебедей неразлучной четой
И, крылья расправив,
взлететь и подняться в небо!
ШЕСТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Вброд идя через реку,
лотосов я нарвал.
В орхидеевой топи
много душистых трав.
Все, что здесь собираю,
в дар я пошлю кому?
К той, о ком мои думы,
слишком далекий путь.
Я назад обернулся
глянуть на дом родной.
Бесконечно дорога
тянется в пустоте.
Тем, кто сердцем едины,
тяжко в разлуке жить!
Видно, с горем-печалью
к старости мы придем.
СЕДЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Сияньем луны
все ночью озарено.
Сверчок на стене
ткать теплое платье зовет.
Ручка Ковша
повернулась к началу зимы.
Множество звезд
так отчетливо-ясно видны!
От белой росы
намокла трава на лугах:
Времени года
смениться пришла пора.
Осенних цикад
в деревьях разносится крик.
Черная ласточка
умчалась от нас куда?
Те, что когда-то
росли и учились со мной,
В выси взлетели
и крыльями машут там.
Они и не вспомнят
о дружбе руки в руке,
Кинув меня,
как оставленный след шагов.
На юге Корзина,
на севере Ковш - для небес.
Небесной Корове
ярма не наденешь вовек.
И друг, если нет
нерушимости камня в нем, -
Пустое названье:
что он доброго принесет!
ВОСЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Гнется, гнется под ветром
тот бамбук, что растет сиротою,
Укрепившись корнями
на уступе горы великой...
Мы с моим господином
поженились только недавно.
Повилики стеблинка
в этот раз к плющу приклонилась.
Как траве повилике
вырастать указано время,
Так обоим супругам
повстречаться час предназначен.
Я уже и от дома
далеко выходила замуж.
Но за далями дали,
и опять между нами горы.
Думы о господине
очень скоро могут состарить:
Он в высокой коляске
что же так с прибытием медлит!
Я горюю о том, что
распускается орхидея,
От цветенья которой
все вокруг осветится ярко,
И что вовремя если
орхидею сорвать забудут,
Лепестки ее следом
за осенней травой увянут.
Господин непременно
сохранит на чужбине