ысших войсковых должностях Жуков проявил себя с самой лучшей
стороны, накопив большой практический опыт командования войсками.
Большое значение имело то обстоятельство, что Георгию Константиновичу пришлось
служить под руководством таких выдающихся военачальников как М.В. Фрунзе, М.Н.
Тухачевский, А.И. Егоров, таких больших мастеров воинского обучения и воспитания
как С.К. Тимошенко, И.П. Уборевич, К.К. Рокоссовский. Что касается С.К.
Тимошенко (о котором идут разные разговоры), то одна из его заслуг состоит в
том, что он накануне войны разглядел и выдвинул на высшие должности (вытащив
некоторых из заточения) ряд по-настоящему талантливых военачальников -- Г.
Жукова, К. Рокоссовского, Л. Говорова, К. Мерецкова и многих других. Особо надо
отметить И.П. Уборевича, который был выдающимся методистом, непревзойденным
мастером подготовки и проведения учений и командирских занятий. Белорусский
округ всегда считался одним из центров полевой выучки войск, кузницей военных
кадров, органически сочетающих глубокие теоретические знания и практические
навыки по воинскому обучению и воспитанию войск. Глубокие корни всего этого и
прочные традиции были заложены в годы командования этим округом И.П. Уборевичем.
Вспоминая свое участие на командно-штабных и войсковых учениях под руководством
И.П. Уборевича, Жуков отмечал, что он всегда поражался глубине его знаний,
широте оперативного мышления, общей эрудиции, пониманию людей. Хорошо он
отзывался и о А.И. Егорове.
Многое зависит не только от руководителей-учителей, но и от тех, кто учится.
Жуков же умел не только учить, но и учиться, и как никто другой хорошо понимал,
что учеба может быть эффективной, когда не просто учитель учит ученика, а ученик
сам добывает знания и приобретает практические навыки под руководством учителя.
Жуков, как уже отмечалось, учился на курсах, но не имел академического
образования, хотя прямо скажем, что курсы того времени, как и в последующем
курсы "Выстрел", по напряженности и плодотворности учебы, особенно в
практическом плане, мало уступали некоторым академическим. Кстати, в отличие от
некоторых других, он не бравировал тем, что "академиев не кончал" и даже
искренне сожалел об этом.
Как отмечал Жуков, были тогда командиры, которые после успешного завершения
гражданской войны чувствовали себя знатоками военного дела, считали, что им
нечему учиться, некоторые из них потом поняли свои заблуждения и перестроились.
Другие же так и остались со старым багажом и, естественно, вскоре уже не
соответствовали возросшим требованиям.
Георгий Константинович всю свою жизнь и в мирное время, и на войне настойчиво и
самоотверженно работал над самообразованием. Он много и пытливо читал, размышлял
над прошлым опытом и анализировал операции первой мировой и гражданской войны,
много думал о перспективах развития военного искусства. Как вспоминает маршал
Советского Союза И.Х. Баграмян, "никогда не изгладится из памяти первая встреча
с Георгием Константиновичем Жуковым осенью 1924 года в Ленинграде в Высшей
кавалерийской школе. Мы оказались в одной учебной группе, состоявшей
преимущественно из командиров полков. Должен сказать, что он явно выделялся
среди слушателей группы и курсов. А выделиться было непросто -- здесь же учились
К.К. Рокоссовский, А.И. Еременко, П.Л. Романченко, Л.В. Бобкин и другие в
будущем известные военачальники. Тогда никто из нас еще не достиг
тридцатилетнего возраста, молодые, физически и морально сильные, мы старались
перещеголять друг друга в учебе и конно-спортивных состязаниях.
На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь
неожиданностью. Он мыслил оригинально, и часто его решения становились предметом
горячего обсуждения, споров. Логичность и стройность мышления позволяли ему
удачно парировать аргументы не только однокашников, но и наставников, в том
числе самого начальника курсов М.А. Баторского, известного теоретика Красной
конницы".
По воспоминаниям К.К. Рокоссовского, "Жуков, как никто отдавался изучению
военной науки. Заглянем в его комнату -- все ползает по карте, разложенной по
полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего".
Жуков, вспоминая свою учебу на высших курсах, замечает, что все слушатели курсов
увлекались военной теорией, гонялись за каждой книжной новинкой, собирали все,
что можно было собрать из литературы по военным вопросам, чтобы увезти с собой в
части.
Он перечитал практически все, что издавалось в нашей стране и труды иностранных
военных писателей по вопросам военной истории и современного военного искусства.
Автору этой книги довелось видеть его библиотеку, где было собрано более 20 тыс.
книг, журналов и других публикаций. Среди них были суворовская "Наука
побеждать", труды Наполеона, Мольтке старшего, Милютина, Драгомирова, Леера,
Фоша, Незнамова, Свечина, Елчанинова, Фуллера, Лиддел Гарта, Фрунзе,
Тухачевского, мемуары послевоенных военачальников и многих других.
Было видно, что почти все эти книги внимательно прочитаны, ибо на многих
страницах имелись пометки и замечания. Чувствовалось, что он не просто читал, а
глубоко осмысливал прочитанное, критически, творчески его воспринимал.
Как записал К. Симонов после бесед с Г. Жуковым, война для военного человека --
это экзамен, который неизвестно когда будет. Но к нему надо готовиться всю
жизнь. В связи с этим вызывает беспокойство, что офицеры в наши дни, в том числе
и в старшем звене, все меньше читают и размышляют по перспективным вопросам
военного дела. Военные библиотеки вообще перестали пополняться
военно-теоретической литературой. Принижение любознательности к новинкам военной
мысли всегда считалось опасным признаком деградации офицерского корпуса. Главной
школой командирского становления были учения и маневры, где в условиях,
максимально приближенных к боевым, формировались командирские навыки, качества,
необходимые для проявления военного искусства. Делу боевой подготовки войск
Жуков всегда отдавался всей душой и в любых условиях мирного и военного времени
занимался обучением командиров штабов и войск самозабвенно. Он добивался того,
чтобы штабы и войска большую часть времени находились в поле, совершали
длительные марши, с ходу вступали в бой, умело действовали при резких
неожиданных изменениях обстановки.
Г.К. Жуков считал необходимым замысел учения держать в строгом секрете.
Обучаемый полк поднимался по тревоге и ему указывался район, где надлежало
сосредоточиться. В этом районе командованию вручалось задание тактической
обстановки и боевой приказ, требовавший совершить марш-маневр через
труднопроходимые, заболоченные лесные районы. Для того чтобы научить
командование всех степеней находить выход из тяжелого положения своими силами и
местными средствами, маршрут избирался такой, который требовал больших работ по
расчистке и прокладке дорог, постройке из подручного материала гатей и
переправ... Такие учения, вспоминал он, в физическом отношении были чрезвычайно
тяжелыми. Иногда люди буквально валились с ног, часто оставались без сна и
нормального питания несколько суток подряд. Но какая радость охватывала бойцов и
командиров, когда их часть, выполнив труднейшую задачу, достигала поставленной
цели! В другой раз, оказавшись в трудной обстановке, они уже не сомневались в
возможности добиться своего. Командование, штабы и весь личный состав
приобретали практические навыки с честью выходить из любого трудного положения.
Жуков исходил из принципа, что войска всегда должны быть готовы к выполнению
боевых задач и боевая учеба только тогда сохраняет свой смысл, когда не
расходится с требованием боевой действительности. Вся система боевой подготовки
достигает своей цели лишь в том случае, если она не позволяет никаким подспудным
соображениям мирного времени уводить ее в сторону от того единственно верного
пути, по которому в лихую годину армия должна идти на войну. Отношение к боевой
подготовке всегда было главным показателем того, насколько та или иная армия
серьезно готовится к защите отечества, а степень боевой выучки считается
важнейшим компонентом ее боевой готовности в целом. Видимо, не случайно также,
что все выдающиеся полководцы, в том числе Г.К. Жуков, оказывались, как правило
большими мастерами обучения войск и на учениях были не менее требовательны, чем
в боевой обстановке, исходя из принципа: "тяжело в учении -- легко в бою".
Исходя из этих жуковских уроков как в прошлом, так и теперь, подчеркнем: ничто и
никогда не может оправдать отсутствие систематической боевой подготовки. Без нее
офицеры деградируют, а армия разлагается. В зависимости от возможностей разными
могут быть масштабы, периодичность, формы и методы, а суть постоянного
совершенствования боевого мастерства должна быть незыблемой.
Не следует забывать и о том, в каких неимоверно трудных условиях проходила
военная служба в те годы, особенно во второй половине 30-х гг. К сожалению, и
сейчас еще находятся люди, которые под тем или иным предлогом пытаются если не
оправдать, то хотя бы как-то "объяснить" сталинские репрессии тех лет. Но если в
стране одни люди могут запросто арестовывать и расправляться с другими, ни в чем
не повинными людьми, то это мерзость, несовместимая ни с каким человеческим
существованием. Этому произволу не может быть никаких оправданий и он должен
быть раз и навсегда осужден всенародно, всеми партиями независимо от их
политических взглядов по другим вопросам.
Г.К. Жуков с гневом пишет в своих воспоминаниях, что ему трудно было понять и
поверить, что мужественно бившиеся за Советскую власть командиры -- "враги
народа". От мыслей об этом, по его словам, становилось жутко, невыносимо тяжело.
Была истреблена самая подготовленная, опытная часть командных кадров, причем по
количеству даже больше, чем Россия потеряла за все войны. Массовые репрессии
породили атмосферу тотальной подозрительности, болезненного недоверия. Репрессии
30-х гг. во многом породили наше отступление в 41-м. Боязнь ответственности,
дефицит творчества, самостоятельности, смелости взять на себя инициативу в
сложной ситуации особенно пагубно сказались на действиях наших войск в начале
войны.
Если бы не было таких ужасных репрессий, во главе полков, дивизий, армий стояли
бы более опытные и подготовленные командиры. Да и кто командовал фронтами? Как
вспоминал Жуков, во главе Северо-Западного фронта оказался преподаватель
академии Кузнецов, во главе Западного -- Павлов, бывший командир бригады,
Юго-Западного фронта -- Кирпонос, имевший опыт командования училищем и дивизией.
Один из очевидцев трагических событий того времени К.М. Симонов писал: "Речь
идет не только о потерях, связанных с ушедшими. Надо помнить, что творилось в
душах людей, оставшихся служить в армии, о силе нанесенного им духовного удара.
Надо помнить, каких невероятных трудностей стоило армии -- в данном случае я
говорю только об армии -- начать приходить в себя после этих страшных ударов. К
началу войны этот процесс не закончился. Армия оказалась не только в самом
трудном периоде незаконченного перевооружения, но и в не менее трудном периоде
незаконченного восстановления моральных ценностей и дисциплины".
В 1937 г. опасность стать репрессированным нависла и над Жуковым. На партийной
конференции 3-го кавалерийского корпуса его упрекали за дружбу с Уборевичем,
винили в том, что "не разглядел врагов народа", "в политической близорукости".
Известно, чем кончались такие выступления. Но и здесь сказался жуковский
характер. Он не стал оправдываться, каяться, пассивно ожидать своей участи. Он,
как и на войне, несмотря на огромный риск, действовал мужественно и упреждающе.
Покинув партийную конференцию, он дал телеграмму Сталину и Ворошилову о
складывающейся в корпусе обстановке. Ответа из Москвы не было. Но местные
репрессивные органы, узнав о посланной им телеграмме, стали выжидать, а затем и
отстали от него. Здесь Жуков хорошо учел и психологический момент: сами
инициаторы репрессий постоянно опасались, что репрессии могут коснуться и их. Об
этом, в данном случае, приходится напоминать для того, чтобы более наглядно
показать, каким мужеством и особым жуковским характером надо было обладать в те
годы, чтобы оставаться требовательным и, несмотря ни на что, продолжать твердо
командовать подчиненными войсками. Больше того, накликая беду на свою голову, он
не раз вставал на защиту некоторых командиров, которых начинали шельмовать. Так,
с большим риском для себя он спас командира дивизии В.Е. Белокоскова, над
которым нависла угроза ареста. Эти его качества проявились и в полководческом
искусстве.
Однако главное, что характеризует полководческое искусство Жукова, как и других
великих полководцев, -- это величие одержанных им побед и свершенных ратных
подвигов. Для Жукова -- это Халхин-Гол, оборона Ленинграда, Московская битва,
Сталинград, Курская битва, Белорусская, Висло-Одерская и Берлинская операции,
активнейшее участие в руководстве советскими вооруженными силами в период
Великой Отечественной войны в качестве представителя ставки ВГК и заместителя
Верховного главнокомандующего, наконец сама достигнутая победа над сильнейшим
противником, глубокий след, оставленный им в военном искусстве.
3. Вступление в войну
Халхин-Гол
Рождение будущего великого полководца, первое его суровое боевое крещение
состоялось на Халхин-Голе. Халхин-Голская операция 1939 г. хорошо известна и
описывать ее подробно (как и другие операции, о которых будет идти речь) нет
надобности.
Во 2-й половине 30-х гг. одним из главных союзников Германии и противником СССР
была Япония. Проводя агрессивную политику и активно участвуя в завоевании
мирового господства на Востоке, она ставила перед собой две главные цели: 1)
нападение на СССР для захвата советских территорий на Дальнем Востоке и в
Восточной Сибири; 2) ведение захватнической войны в Юго-Восточной Азии и
Тихоокеанской зоне против США и колониальных держав (Англии, Франции,
Голландии). Эти задачи имелось в виду решать последовательно. Ряд японских
провокаций против Советского Союза, в том числе вторжение в 1939 г. на
территорию Монголии в районе р. Халхин-Гол был предпринят главным образом с
целью разведки боевой мощи Красной Армии с тем, чтобы по ее результатам
определиться, куда направить первоначально свои главные усилия. Вместе с тем,
согласно плану "Операция No 8", в случае серьезного успеха в районе Халхин-Гол
японское командование планировало развернуть более крупное наступление в
направлении озера Байкал.
Вначале японцы предполагали форсировать р. Халхин-Гол и создавать плацдарм для
дальнейших действий. Овладение этим районом давало им ряд преимуществ и ставило
в крайне невыгодные условия советско-монгольские войска. По просьбе
правительства МНР советское руководство поставило задачи нашим войскам --
оказать помощь в отражении агрессии.
11 мая 1939 г. японцы неожиданно напали на монгольские пограничные заставы в
районе озера Буйр-Нур и продолжали расширять военные действия. Монгольские части
отошли к р. Халхин-Гол. Недостаточно активно и решительно действовали советские
войска под командованием комдива Н.В. Фекленко. Сталин, проявив недовольство
действиями советско-монгольских войск, потребовал направить туда другого
командира, который был бы способен не только исправить положение, но и при
случае "надавать японцам". По рекомендации С.К. Тимошенко в район Халхин-Гола
был направлен Г.К. Жуков, который вскоре был назначен командиром 57-го особого
корпуса, преобразованного затем в 1-ю армейскую группу. Задача этой группы
состояла в том, чтобы разгромить японские войска, вторгшиеся на монгольскую
территорию, и восстановить положение по государственной границе.
Задача эта была крайне сложной. В июне японское командование сосредоточило здесь
38-тысячную группировку, 135 танков, 225 самолетов. Советско-монгольские войска,
оборонявшиеся восточнее р. Халхин-Гол, имели 12,5 тыс. человек, 180 танков, 266
бронемашин, 874 самолета (по численности личного состава и авиации японцы имели
тройное преимущество).
В течение июля японцы подтянули к району боевых действий еще две пехотные и две
кавалерийские дивизии, два танковых полка, большое количество авиации и
готовились предпринять крупное наступление. Они пригласили в район боев военных
атташе и корреспондентов Германии, Италии и других государств.
Дело еще в том, что было крайне затруднено снабжение наших войск, так как
ближайшая железнодорожная станция находилась в 750 км.
По настоятельной просьбе Г. Жукова советским командованием было принято решение
об усилении 1-й армейской группы дополнительным количеством войск и авиации. В
частности, в район боевых действий были направлены опытные летчики, воевавшие в
Испании, во главе с комкором Я. В. Смушкевичем.
Учитывая недостаток сил и в целом всю сложность обстановки, Г. Жуков принял
решение до сосредоточения дополнительно выделенных ему войск перейти к активной
обороне. Он не растягивает свои войска и, несмотря на ограниченное количество
имеющихся сил и средств, планирует создать сильный резерв и подготавливает
контрудар из глубины. Но предназначенные для этого войска были еще на подходе.
По мере усиления авиации Жуков активизирует ее действия и добивается завоевания
господства в воздухе.
Японские войска перешли в наступление 3 июля, форсировали р. Халхин-Гол и
захватили на ее западном берегу высоту Баин-Цаган, создав угрозу окружения
советско-монгольских войск на восточном берегу реки. В районе прорыва вражеских
войск не было каких-либо свободных сил и средств для того, чтобы остановить их
продвижение. Немедленно могли быть введены в бой лишь находившиеся на марше 11-я
танковая бригада и мотоброневые части. Но по существовавшим тогда
военно-теоретическим взглядам и уставным требованиям бронетанковые части
предназначались в основном для развития успеха и без усиления пехотой и
артиллерией не могли направляться против плотных группировок противника с
сильной противотанковой обороной. Элементарное правило военного искусства
требовало вначале завершить марш танковых частей и хотя бы в короткие сроки
подготовить их для выполнения боевой задачи. Но тогда противник получал время
для того, чтобы закрепиться или вводом новых сил развить свой успех.
В этой чрезвычайно острой обстановке Жуков идет на огромный риск: берет на себя
всю полноту ответственности и, не испрашивая ни у кого из старших начальников
разрешения, с ходу бросает 11-ю танковую, 7-ю мотоброневую бригады и отдельный
монгольский броневой дивизион для контрудара по прорвавшейся японской
группировке на западном берегу р. Халхин-Гол.
Если вспомнить, какие тогда были времена и чем бы это обернулось для командира в
случае неуспеха, такое решение было актом большой силы воли и мужества, на
которые не каждый командир мог решиться.
Японцы, не ожидавшие такого танкового удара, были вынуждены от наступления
перейти к обороне. А затем совместными усилиями других соединений 1-й армейской
группы японская ударная группировка была полностью разбита и отброшена на
западный берег р. Халхин-Гол. После этого противник уже не пытался больше
переправиться на западный берег реки, что создавало благоприятные условия для
подготовки последующей наступательной операции наших войск.
Японцы потеряли все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около
10 тыс. личного состава. Правда, и наша танковая бригада потеряла почти половину
танков и личного состава (убитыми и ранеными). Но промедление, боязнь
ответственности, стремление действовать по шаблонным канонам привело бы к тому,
что и задача была бы не выполнена, и потери были бы еще большими.
Так же действовал А.В. Суворов в сражении под Рымником в 1789 г., когда он,
вопреки всем правилам, с ходу атакует, в том числе кавалерией, укрепленный
лагерь и наносит сокрушительное поражение турецким войскам, которые имели
4-кратное численное превосходство. Расчет в данном случае был на внезапность
действий, на то, что противник не ожидает именно такого способа действий.
Ес