приличным. Две каменные собаки охраняли ступени,  ведущие
к двойным дверям. За год до того, как  он  уехал  на  побережье,  хулиганы
разбили туловище собаки справа. Теперь не  было  ни  той,  ни  другой,  за
исключением одной задней лапы собаки слева.
     Ларри подумал, что ему надо выйти из машины и убедиться  в  том,  что
имя его матери до сих пор значится  под  почтовым  ящиком  квартиры  номер
пятнадцать, но он чувствовал себя слишком усталым для этого. Нет, он будет
сидеть здесь и дремать до семи часов утра. В семь он выйдет  из  машины  и
посмотрит, здесь ли еще его мать. Может быть, даже лучше, если она умерла.
Может быть, тогда он даже забудет про "Янки". Может быть, он просто снимет
комнату в отеле, проспит три дня подряд, а  потом  отправится  обратно  на
Золотой Запад.
     Его ум вновь обратился  к  прошлому,  размышляя  о  прошедших  девяти
неделях (или около того) и пытаясь об®яснить себе, как  это  можно  биться
головой о каменные стены в течение шести  долгих  лет,  играть  в  клубах,
записывать демонстрационные кассеты, а потом добиться всего, о чем мечтал,
за каких-нибудь девять недель. Он думал о том, что должен же быть какой-то
ответ,  какое-то  об®яснение,  которое   позволило   бы   ему   отвергнуть
отвратительную точку зрения, с которой все это  выглядело  лишь  капризом,
просто причудой судьбы, как говорил Дилан.
     На самом деле, все началось еще полтора года  назад.  Он  выступал  с
"Тэттерд Ремнантс"  в  клубе  Беркли,  и  ему  позвонил  один  человек  из
"Колумбии". Не слишком большая шишка, просто один из тружеников  виниловых
виноградников. Нейл Дайамонд собирался записать  одну  из  его  песен  под
названием "Крошка, поймешь ли ты своего парня?"
     Дайамонд делал альбом. Кроме своих  песен,  он  хотел  включить  туда
"Пегги Сью вышла замуж" Бадди Холли и, возможно, песенку Ларри  Андервуда.
Вопрос был в том, захочет ли Ларри приехать и  принять  участие  в  записи
фонограммы. Дайамонд хотел добавить вторую  акустическую  гитару.  Мелодия
ему очень нравилась.
     Ларри согласился.
     Запись продолжалась три дня. Все прошло хорошо.  Ларри  встретился  с
Нейлом Дайамондом, Робби Робертсоном и Ричардом Перри. Фамилия Ларри  была
упомянута на внутренней обложке, да и заплатили ему неплохо.  Но  "Крошка,
поймешь ли ты своего парня?" так и не вошла  в  альбом.  На  второй  вечер
записи Дайамонд пришел с новой мелодией собственного сочинения, и она-то и
заменила песенку Ларри.
     - Ну что ж, это бывает, - сказал человек из "Колумбии". - Знаешь, что
я тебе скажу - почему бы нам все-таки не сделать запись? Посмотрим,  может
быть, я и смогу что-то предпринять.
     Ларри записал фонограмму своей песни и вновь оказался на улице.  Дела
в Лос-Анджелесе шли плохо.
     Наконец он все-таки устроился  гитаристом  в  вечерний  клуб.  Потом,
девять недель назад, позвонил человек из "Колумбии". Они  хотят  выпустить
его сингл. Может ли он приехать и записать  песенку  для  другой  стороны?
Конечно, - ответил Ларри.  Конечно,  он  сможет  приехать.  В  воскресенье
вечером он  вошел  в  студию  "Колумбии"  в  Лос-Анджелесе,  за  один  час
продублировал на второй дорожке  свой  голос  в  "Крошке"  и  записал  для
обратной стороны песню "Карманный Спаситель", которую он сочинил  еще  для
"Тэттерд Ремнантс". Человек из "Колумбии"  вручил  Ларри  чек  на  пятьсот
долларов и вонючий контракт, который связывал Ларри по рукам и ногам.
     Семь недель назад человек из "Колумбии" позвонил снова  и  велел  ему
пойти купить номер "Биллборда". Ларри ринулся на улицу.  "Крошка,  поймешь
ли ты своего парня?" была признана одной из трех  лучших  новинок  недели.
Ларри перезвонил человеку из "Колумбии", и тот спросил его, не хочет ли он
позавтракать в обществе настоящих шишек, чтобы обсудить будущий альбом.
     На ленче он напился и едва ощутил вкус своей порции семги. Кто-то  из
шишек сказал, что не удивится, если в следующем году "Крошка,  поймешь  ли
ты своего парня?" получит приз Грэмми. Ларри ощущал себя  как  во  сне,  и
когда он возвращался в номер, у него появилась странная  уверенность,  что
сейчас его собьет грузовик. Шишки из "Колумбии" вручил ему еще  один  чек,
на этот раз на две с половиной тысячи долларов. Придя к себе,  Ларри  снял
телефонную трубку и сделал несколько звонков.  Первым  делом  он  позвонил
хозяину ночного клуба, в котором играл  на  гитаре,  и  сообщил,  что  ему
придется подыскать другого мудака, который будет исполнять "Желтую птицу",
пока посетители будут жевать непрожаренную пиццу. Потом он позвонил  всем,
о ком только мог вспомнить, в том числе и Барри Григу из "Ремнантс". Потом
он вышел и напился, как свинья.
     Пять недель назад сингл вошел  в  Сотню  хит-парада  "Биллборда".  На
восемьдесят девятом месте. В ту неделю в Лос-Анджелес по-настоящему пришла
весна. В ослепительно сверкающее майское утро, когда дома выглядят  такими
белоснежными, а океан таким синим, что кажется,  будто  глаза  вышибет  из
глазниц, он впервые услышал свою запись по  радио.  С  ним  было  три  или
четыре приятеля, и среди них - его тогдашняя девушка. Все они были  слегка
под кокаином.
     НООООООВАЯ МУУУУУЗЫКА! -  из  радиоприемника  донеслись  традиционные
позывные КЛМТ. А затем Ларри замер, услышав звук своего голоса:

              Да, я не предупредил тебя, что снова еду домой,
              Да, я не сказал тебе, что снова буду с тобой,
              Но, крошка, если ты не ты, то кто же мне
              ответит?
              Крошка, поймешь ли ты своего парня?
              Он - парень что надо.
              Он парень шикарный
              Крошка, поймешь ли ты своего парня?

     - Господи, это же я, - сказал он.
     Четыре недели назад его песня поднялась на семьдесят третье  место  в
хит-параде "Биллборда". У него появилось  ощущение  что  его  запихнули  в
старый немой фильм, в котором все происходит  слишком  быстро.  "Колумбия"
срочно требовала записи альбома, стремясь извлечь выгоду из успеха сингла.
     Неожиданно трудно оказалось избавиться от Джулии - девушки, с которой
он начал встречаться в тот период, когда играл на гитаре в  ночном  клубе.
Она знакомила его с самыми разными людьми, из которых лишь очень  немногих
он действительно  хотел  видеть.  Ее  голос  стал  напоминать  ему  голоса
сладкоречивых агентов, которые звонили ему  по  телефону.  После  долгого,
шумного и желчного скандала он расстался с  ней.  Она  угрожала  покончить
жизнь самоубийством. После  разрыва  Ларри  чувствовал  себя  так,  словно
принял  участие  в  затяжной  битве  подушками,  каждая  из  которых  была
обработана газом, вызывающим легкое отравление.
     Они  начали  записывать  альбом  три  недели  назад,  и  Ларри  сумел
отвертеться от большинства предложений типа "ради  вашего  же  блага".  Он
использовал  ту  относительную  свободу  действий,  которую  оставил   ему
контракт. Он вызвал троицу  из  "Тэттерд  Ремнантс"  -  Барри  Грига,  Эла
Спеллмана и Джонни МакКолла - и двух других  музыкантов,  с  которыми  ему
приходилось играть в прошлом - Нейла Гудмана и Уэйна Стаки.  Они  записали
альбом за девять дней. "Колумбия", похоже, хотела, чтобы альбом состоял из
тех песен,  которым,  по  их  мнению,  была  обеспечена  двадцатинедельная
карьера - начиная с  "Крошки"  и  кончая  "Держись,  Слупи".  Ларри  хотел
большего.
     На  обложке  альбома  была  фотография  Ларри  в  наполненной   пеной
антикварной  ванне.  На  кафеле  сверху  были  написаны  слова   КАРМАННЫЙ
СПАСИТЕЛЬ и ЛАРРИ АНДЕРВУД.  "Колумбия"  хотела  назвать  альбом  "Крошка,
поймешь ли ты своего парня?", но Ларри твердо стоял  на  своем,  и  они  в
конце концов согласились на наклейку В  АЛЬБОМ  ВХОДИТ  ХИТОВЫЙ  СИНГЛ  на
полиэтиленовой упаковке.
     Две недели назад сингл  переместился  на  сорок  седьмую  позицию,  и
праздник начался. Он снял на месяц  дом  на  побережье.  События,  которые
последовали вслед за этим, словно плавали в каком-то тумане. Все больше  и
больше людей бродило по дому. Некоторых Ларри знал, но большинство из  них
были ему незнакомы. Он  смутно  вспоминал,  как  к  нему  один  за  другим
приставали агенты, желавшие "продолжить его великую  карьеру".  Он  смутно
вспоминал, как нюхал кокаин и запивал его текилой.  Он  смутно  вспоминал,
как его разбудили субботним утром, должно  быть,  неделю  или  около  того
назад, чтобы  он  послушал,  как  Кейзи  Касем  прокручивает  его  запись,
занявшую  тридцать  шестое  место  в  "Америкэн  Топ  Форти".  Он   смутно
вспоминал, как с полученным по почте чеком на  четыре  тысячи  долларов  в
кармане он долго и нудно торговался, покупая "Датсун Зед".
     А затем, тринадцатого июня, шесть дней  назад,  Уэйн  Стаки  попросил
Ларри прогуляться вместе с ним к морю. Было еще девять часов утра, но  уже
врубили магнитофон и два телевизора. Стоял такой грохот, словно на  первом
этаже шла оргия. Ларри в одних трусах сидел в кресле и  осоловело  пытался
выудить хоть какой-нибудь смысл из комикса "Супербой". Ему  казалось,  что
он очень внимателен, но ни одно  из  слов  не  желало  означать  что-либо.
Вагнер грохотал из квадрофонических колонок, и Уэйну  пришлось  прокричать
три или четыре раза, прежде  чем  Ларри  его  услышал.  Ларри  кивнул.  Он
чувствовал себя способным пройти долгие мили.
     Но когда солнечный свет иголками пронзил его глаза, Ларри  неожиданно
передумал.  Никаких  прогулок.  Ну  уж  нет.  Его  глаза  превратились   в
увеличительные стекла, и вскоре солнце, проходящее сквозь  них,  испепелит
его мозги.
     Уэйн, твердо взяв его за руку, настаивал.
     - Пошли.
     У Ларри  отвратительно  болела  голова,  а  позвоночник  онемел.  Его
глазные яблоки пульсировали,  а  почки  нудно  болели.  Если  принять  еще
парочку доз амфетамина, то, пожалуй, он вновь почувствует себя  нормально.
Он полез в карман брюк за амфетамином, и лишь  тогда  впервые  понял,  что
одет в одних лишь трусах, которые он менял в последний раз три дня назад.
     - Уэйн, я хочу назад.
     - Давай пройдем чуть-чуть подальше. - Ему пришло в голову,  что  Уэйн
как-то странно смотрит на него, со смесью раздражения и жалости.
     - Нет, дружок. Сам  видишь,  я  в  одних  трусах.  Меня  арестуют  за
появление в непотребном виде в общественном месте.
     - На этой части побережья ты можешь повязать свой член цветным шейным
платком и сверкать яйцами, не опасаясь ареста за непотребный  вид.  Пошли,
парень.
     - Я устал, - раздраженно сказал Ларри. Он начинал злиться  на  Уэйна.
Уэйн ему мстит за то, что Ларри написал хит, а он, Уэйн,  был  всего  лишь
клавишником на новом альбоме. Он такая же сука, как Джулия. Теперь все его
ненавидят. Все стремятся  уколоть  его.  Глаза  его  затуманились  легкими
слезами.
     - Пошли, парень, - повторил Уэйн, и они потащились дальше по пляжу.
     Они прошли еще около мили, когда мощные  мускулы  бедер  Ларри  свело
двойной судорогой. Он вскрикнул и рухнул на песок.
     - Судороги, - завопил он. - О, Господи, судороги!
     Уэйн присел рядом с ним на  корточки  и  выпрямил  его  ноги.  Агония
повторилась, и тогда Уэйн принялся за работу, массируя  сжавшиеся  в  узел
мускулы. Наконец плоть, долгое время испытывавшая  кислородное  голодание,
расслабилась.
     Ларри, у которого сначала перехватило дух, наконец-то начал судорожно
ловить воздух ртом.
     - О, Господи, - сказал он. - Спасибо. Это было... это было  чертовски
больно.
     - Разумеется, - ответил Уэйн без особого сочувствия в голосе. - Держу
пари, что так оно и было. Ларри. Как ты сейчас?
     - О'кей. Но давай теперь просто посидим. А потом пойдем назад.
     - Я хочу поговорить с тобой. Мне надо было вытащить тебя сюда,  чтобы
ты понял, что я хочу тебе сообщить.
     - В чем дело, Уэйн?
     - Праздник подошел к концу, Ларри.
     - Чего?
     - Праздник. Когда ты вернешься, ты  выдернешь  все  штепсели,  выдашь
всем ключи от машин, поблагодаришь всех за  приятно  проведенное  время  и
проводишь их до парадной двери. Избавься от них.
     - Но я не могу этого сделать! - изумленно сказал Ларри.
     - И все-таки лучше тебе это сделать, - сказал ему Уэйн.
     - Но почему? Дружище, праздник только-только набрал ход!
     - Сколько "Колумбия" заплатила тебе?
     - А почему это тебя интересует? - с хитрой интонацией спросил Ларри.
     - Ты что, думаешь, что  я  хочу  поживиться  за  твой  счет?  Подумай
хорошенько.
     Ларри подумал и со все возрастающим удивлением понял, что Уэйну Стаки
незачем зариться на его деньги. Отцу Уэйна принадлежала половина третьей в
Америке по величине компании по производству электронных игр,  и  у  семьи
Стаки был скромный дворец в Бель Эре.  С  удивлением  Ларри  осознал,  что
неожиданно свалившееся на него богатство в глазах Уэйна могло  значить  не
так уж много.
     - Нет, разумеется нет, - сказал он грубо. - Извини, конечно. Просто у
меня такое впечатление, что каждый вшивый мудак к западу от Лас-Вегаса...
     - Так сколько же?
     Ларри поразмыслил.
     - К этому моменту мне выплатили семь тысяч.
     - Раз в четыре месяца тебе выплачивают отчисления за сингл  и  раз  в
полгода - за альбом, так?
     - Так.
     Уэйн кивнул.
     - Тянут, пока рак на горе не свистнет, суки. Сигарету?
     Ларри взял одну и закурил.
     - Знаешь, сколько тебе стоит этот праздник?
     - Конечно, - сказал Ларри.
     - Дом ты снял не меньше, чем за штуку.
     - Да, правда. - На самом деле это стоило ему тысячу  двести  долларов
за аренду плюс пятьсот долларов залога на случай порчи имущества. Он  внес
залог и уплатил половину арендной платы. Всего -  тысячу  сто  долларов  и
шестьсот долларов долга.
     - Сколько за наркотики?
     - Ну, дружище, ты  же  понимаешь,  что  без  этого  нельзя.  Это  как
креветки к пиву. Большая часть уже израсходована, но...
     - Была марихуана и был кокаин. Ну так сколько же?
     - Пятьсот и пятьсот.
     - А на следующий день уже ничего не осталось.
     - Да, черт возьми! - сказал Ларри в удивлении. - И сколько же я всего
потратил?
     - С травкой дела обстоят не так уж  плохо.  Она  дешевая.  Двенадцать
сотен. Восемь штук за кокаин.
     На секунду Ларри подумал, что его стошнит. Он  молча  вытаращился  на
Уэйна. Он попытался заговорить, но смог только выдавить из себя:
     - ДЕВЯТЬ ШТУК И ДВЕ СОТНИ?
     - Инфляция, дружище, - сказал Уэйн. - Перечислить тебе остальное?
     Ларри неохотно кивнул.
     - Кто-то разбил цветной телевизор наверху.  Я  думаю,  сотни  три  за
ремонт. Деревянные панели внизу  превратили  черт  знает  во  что.  Четыре
сотни. Если повезет. Позавчера разбили витраж. Три сотни. Ковер в гостиной
прожжен пеплом и залит пивом и виски. Четыре сотни. Я  позвонил  в  винную
лавку. Шесть сотен.
     - Шесть сотен за выпивку? - прошептал Ларри. Его охватил ужас.
     - Скажи еще спасибо, что все пили только пиво и вино.  Короче,  общая
сумма  затрат  на  эту  скромную  вечеринку  превышает  двенадцать   тысяч
долларов, - сказал Уэйн. - Ты купил  себе  машину...  сколько  ты  за  нее
отдал?
     - Две с половиной, - тупо сказал Ларри. Он готов был расплакаться.
     - Ну, что у тебя осталось до следующего чека? Тысячи две?
     - Примерно, - сказал Ларри, не в силах признаться Уэйну, что на самом
деле у него осталось гораздо меньше: что-то около восьмисот долларов.
     - Слушай меня внимательно, Ларри, потому что я  не  стану  повторять.
Здесь все только и ждут очередного праздника. В этом мире только две  вещи
постоянны: постоянный обман и  постоянный  праздник.  Они  слетаются,  как
птички, высматривающие жуков на спине у гиппопотама. Стряхни их с себя,  и
пусть идут своей дорогой. Ты скажешь им, чтобы они убирались. Ты  сделаешь
это. Потому что в тебе есть стержень.  В  тебе  есть  что-то  такое...  ты
способен грызть жесть. Чего бы тебе не стоил успех, ты достигаешь  его.  У
тебя будет скромная симпатичная карьера. Средненький  поп,  который  через
пять лет уже никто не  вспомнит.  Любители  би-бопа  будут  собирать  твои
записи. Ты будешь делать деньги.
     Ларри сжал кулаки. Ему хотелось ударить в это спокойное лицо. От слов
Уэйна он чувствовал себя как кусок собачьего дерьма на обочине.
     - Вернись и выдерни штепсель, - мягко сказал Уэйн. - А потом садись в
свою машину и уезжай. Просто уезжай. Просто уезжай,  парень.  И  побудь  в
сторонке, пока ты не будешь знать, что новый чек ждет тебя.
     Ларри поднялся и, сделав над  собой  усилие,  сказал  спасибо.  Слово
вышло у него изо рта, как кирпич.
     - Ты просто поедешь куда-нибудь и соберешься с мыслями. Тебе есть,  о
чем подумать: какой тебе нужен менеджер, какие  гастроли,  какой  контракт
после того, как "Карманный Спаситель" станет хитом. А  он  станет.  В  нем
есть такой аккуратный, ненавязчивый ритм. Если дашь себе передышку, ты все
это сообразишь. Такие, как ты, соображают неплохо.
     Такие, как ты...


     Кто-то постучал пальцем по стеклу.
     Ларри дернулся. Оказывается, он  не  просто  дремал,  он  уснул.  Ему
снилась Калифорния. Но вокруг него был серый нью-йоркский денек.
     Он осторожно повернул голову и увидел свою мать. Мгновение они просто
смотрели друг на друга, и Ларри почувствовал себя  голым,  словно  он  был
животным, которого разглядывают в зоопарке. Он опустил стекло.
     - Мама?
     - Я так и знала, что это ты, - произнесла  она  странно  бесстрастным
тоном. - Выходи-ка оттуда и покажись мне в полный рост.
     Обе ноги его онемели. Тысячи иголок вонзились в его ступни, когда  он
открыл дверь и вылез из машины.  Он  никогда  не  думал,  что  их  встреча
пройдет именно так, что он окажется таким неподготовленным и уязвимым.  Он
почувствовал себя как часовой, уснувший на посту и внезапно приведенный  в
чувство.
     Ему стало не по себе. Когда ему  было  десять  лет,  она  будила  его
субботними утрами, постучав одним пальцем по  закрытой  двери  спальни.  И
точно так же она разбудила его четырнадцать лет спустя.
     И вот он стоял перед ней, а иголки  продолжали  вонзаться  в  ступни,
заставляя его переступать с ноги на ногу. Он вспомнил, что  когда  он  так
делал, она всегда спрашивала, не надо ли ему в туалет, и немедленно застыл
на месте.
     - Привет, ма, - сказал он.
     Она посмотрела на него молча, и  ужас  неожиданно  опустился  на  его
сердце,  как  зловещая  птица  на  старое  гнездо.  Ужас,  что  она  может
отвернуться от него, отвергнуть его, показать ему  свою  спину  в  дешевом
пальто и просто-напросто уйти за угол в метро, оставив его в одиночестве.
     - Привет, Ларри, - сказала она и, поманив его за собой,  пошла  вверх
по лестнице.
     - Ма?
     Она обернулась к нему, стоя между исчезнувшими каменными собаками,  и
он обнял ее. В первое мгновение страх слегка исказил черты ее лица, словно
она ожидала не об®ятий, а ударов. Потом выражение страха  исчезло,  и  она
ответила на его об®ятия.  На  мгновение  ему  показалось,  что  сейчас  он
заплачет, и уж во всяком случае, он был уверен, что она-то заплачет точно.
Это был Трогательный Момент. Поверх ее склонившегося плеча ему была  видна
дохлая кошка, наполовину вывалившаяся из мусорного контейнера.  Когда  она
высвободилась из об®ятий, глаза ее были сухими.
     - Пошли, я приготовлю тебе завтрак. Ты ехал на машине всю ночь?
     - Да, - ответил он, и голос его слегка дрожал от избытка чувств.
     - Ну что ж, пошли. Не забудь вытереть ноги. Если ты наследишь, мистер
Фримен просто убьет меня.
     Он  прошел  за  ней  мимо  уничтоженных  каменных  собак  и   немного
настороженно посмотрел на то место, где они стояли, просто чтобы убедиться
в том, что они действительно исчезли, что его рост не стал меньше  на  два
фута и что  десятилетие  восьмидесятых  не  вернулось  обратно  в  область
будущего. Она распахнула двери, и они вошли.


     После завтрака он стал стряхивать пепел  в  кофейную  чашку,  но  она
выхватила ее и постав