его  на  ужасную
смерть, хотя вполне могли  выпустить  его.  Он  не  был  бешеной  собакой,
готовой прикончить первого же встречного, чтобы о нем ни писали газеты. До
встречи с Поуком он был способен разве что на мелкое хулиганство.
     Он ненавидел, и ненависть приказывала ему бороться за жизнь. Какое-то
время ему казалось, что ненависть и борьба за жизнь бессмысленны, так  как
все те, у кого был КЛЮЧ, умерли от гриппа. Он уже  не  мог  им  отомстить.
Потом понемногу, по мере того, как рос его голод, он начал  понимать,  что
их грипп убить не мог.  Он  мог  убить  неудачников,  вроде  него,  но  не
охранников, у которых был КЛЮЧ. Охранник, который  сказал,  что  начальник
тюрьмы болен, был от®явленным  лжецом.  Грипп  не  может  убить  офицеров,
заседающих в комиссиях по досрочному  освобождению,  шерифов  или  агентов
ФБР. Грипп не  причинит  вреда  тем,  у  кого  есть  КЛЮЧ.  Он  просто  не
осмелится. Осмелится Ллойд.  Если  он  проживет  достаточно  долго,  чтобы
выбраться отсюда, он им всем покажет.
     Ножка снова зацепилась за штанину Траска.
     - Ну же, - прошептал Ллойд. - Давай. Иди сюда...
     Тело Траска медленно скользило по полу камеры. Ни один рыбак  никогда
не подсекал рыбу с такой осторожностью,  с  которой  Ллойд  тащил  Траска.
Вскоре его нога оказалась в пределах досягаемости Ллойда... если, конечно,
Ллойд захочет ее достичь.
     - У меня нет к тебе личной  неприязни,  -  прошептал  он  Траску.  Он
дотронулся до его ноги. Он погладил ее. - Никакой личной неприязни.  Я  не
собираюсь есть тебя, старина. Разве что мне придется это сделать.
     Он не подозревал о том, что во рту у него выделилась обильная слюна.


     В пепельном свете сумерек Ллойд расслышал какой-то звук,  но  сначала
он был таким тихим и странным - позвякивание металла о  металл  -  что  он
посчитал его плодом своего воображения.
     Но потом раздался голос, и он подскочил на своей койке. Глаза на  его
истощенном лице широко раскрылись и заблестели. Голос  плыл  по  коридорам
административного  крыла,  потом  по  лестничным  пролетам   в   коридоры,
соединяющие помещения для свиданий с центральным отделением, где находился
Ллойд, и наконец достигал ушей Ллойда:
     - Эээээээээээээй! Есть кто-нибудь дома?
     Как ни странно, первой в голову Ллойда  пришла  следующая  мысль:  Не
отвечал Может быть, он уйдет.
     - Есть кто-нибудь дома? Считаю до трех: раз, два?..  О'кей,  я  пойду
дальше, отрясая пыль Феникса с моих ног...
     В этот момент Ллойд очнулся. Он вскочил  с  койки,  схватил  ножку  и
принялся лупить ей по решетке камеры.
     - Нет! - закричал он. - Нет! Не уходите! Пожалуйста, не уходите!
     Голос,  раздававшийся   теперь   значительно   ближе,   с   лестницы,
соединявшей административное крыло с камерами, прокомментировал:
     - Мы готовы тебя скушать, мы тебя так  любим...  ой-ой-ой...  похоже,
кто-то ОЧЕНЬ... ПРОГОЛОДАЛСЯ. - Последовало ленивое хихиканье.
     Ллойд бросил на пол ножку от  койки  и  схватился  обеими  руками  за
прутья решетки. Теперь он мог слышать шаги. Ему хотелось  расплакаться  от
облегчения... в конце концов, он спасен...  но  в  сердце  у  него  вместо
радости был страх, растущий ужас, заставивший его пожалеть о том,  что  он
не промолчал. Промолчать? Господи! Что может быть хуже голода?
     Мысль о голоде заставила его вспомнить о Траске. Траск раскинулся  на
спине, и одна из его ног торчала сквозь  решетку  камеры  Ллойда.  Область
голени -  ее  самая  _м_я_с_и_с_т_а_я_  часть  -  претерпела  значительные
изменения. На ней были следы зубов.  Ллойд  знал,  кому  принадлежали  эти
зубы, но почти не помнил о том, как  это  произошло.  Чувства  отвращения,
вины и ужаса преисполнили его. Бросившись  к  Траску,  он  быстро  спустил
штанину на полус®еденной ноге и  выпихнул  ее  за  пределы  своей  камеры,
опасаясь, как бы обладатель голоса не застал его за этим.
     Разумеется, торопиться не было причин, потому что решетчатые ворота у
входа в арестантское отделение  были  закрыты,  а  так  как  электричество
вырублено, кнопка не сработает.  Его  освободителю  придется  вернуться  и
отыскать КЛЮЧ. Ему придется...
     Ллойд вздрогнул, услышав, как заработал  электромотор,  приводящий  в
движение ворота.
     Разобравшись с Траском, Ллойд вернулся к двери своей камеры.  Услышав
приближающиеся шаги, он невольно сделал два шага назад. Он  бросил  взгляд
на пол коридора и увидел пару ковбойских остроносых ботинок с заостренными
носами и сбитыми каблуками. Первая его мысль была о том, что у Поука  были
такие же ботинки.
     Ботинки остановились напротив камеры.
     Взгляд Ллойда медленно пополз вверх,  скользя  по  потертым  джинсам,
кожаному  ремню  с  медной  пряжкой  (на   ней   были   выбиты   различные
астрологические знаки в паре концентрических кругов), джинсовой  куртке  с
двумя большими пуговицами на нагрудных карманах - на одной было изображено
улыбающееся лицо, на другой -  труп  свиньи  и  слова:  КАК  ВАМ  НРАВИТСЯ
СВИНИНА?
     В тот самый момент, когда взгляд Ллойда неохотно поднялся до  темного
лица Рэнделла Флегга, тот  закричал:  "Ууу!"  Звук  разнесся  по  мертвому
арестантскому  отделению  и  вернулся  вместе  с  эхом.  Ллойд  взвизгнул,
отшатнулся, упал и заплакал.
     - Все в порядке, - утешил его Флегг.  -  Все  в  порядке,  парень.  В
полном порядке.
     - Не могли бы вы меня выпустить? -  всхлипнул  Ллойд.  -  Пожалуйста,
выпустите меня. Я не хочу,  чтобы  со  мной  случилось  то  же,  что  и  с
кроликом, я не хочу этого, это несправедливо, если бы не Поук, я  не  смог
бы натворить ничего,  кроме  мелкого  хулиганства,  пожалуйста,  выпустите
меня, мистер, я сделаю все, что угодно.
     - Бедный парень. Ты похож на рекламный плакат летнего отдыха в Дахау.
     Несмотря на сочувственный тон Флегга, Ллойд  не  мог  решиться  снова
поднять глаза. Если он снова посмотрит ему в  лицо,  он  умрет.  Это  лицо
дьявола.
     - Пожалуйста, -  канючил  Ллойд.  -  Пожалуйста,  выпустите  меня,  я
голодаю.
     - Как давно тебя заперли в этой консервной банке, паренек?
     - Не знаю, - ответил Ллойд, утирая слезы. - Давно.
     - Почему же ты до сих пор не умер?
     - Я понял, что происходит,  -  сказал  Ллойд,  обращаясь  к  ногам  в
потертых джинсах. - Я экономил еду и сделал себе небольшой запас.
     - Случайно не откусил кусочек от  этого  славного  парня  в  соседней
камере, а?
     - ЧТО? - возопил Ллойд. - Что? Нет! Клянусь Христом Богом! За кого вы
меня принимаете? Мистер, мистер, пожалуйста...
     - Его левая нога немного тоньше, чем правая. Вот я и спросил, дружок.
     - Я ничего не знаю об этом, - прошептал Ллойд. Он весь дрожал.
     - Ну, а что ты скажешь насчет крысы? Какой у нее был вкус?
     Ллойд закрыл лицо руками и ничего не ответил.
     - Как тебя зовут?
     Ллойд попытался ответить, но из глотки его вырвался  только  жалобный
стон.
     - Как тебя зовут, солдат?
     - Ллойд Хенрид. - Он попытался придумать, что бы еще  сказать,  но  в
голове была какая-то каша. Он испугался, когда адвокат сказал ему, что  он
может попасть на электрический стул, но не _т_а_к_, как сейчас. Никогда за
всю свою жизнь он не был _т_а_к_ испуган. - Это все Поук! - закричал он. -
Это ему надо было здесь сидеть, а не мне!
     - Посмотри на меня, Ллойд.
     - Нет, - прошептал Ллойд.
     - Почему нет?
     - Потому что...
     - Продолжай.
     - Потому что я не верю, что вы существуете, - прошептал  Ллойд.  -  А
если вы существуете... мистер, если вы существуете, то вы - дьявол.
     - Посмотри на меня, Ллойд.
     Ллойд беспомощно поднял взгляд на темное, усмехающееся лицо, парившее
в пролете между прутьями. Флегг что-то держал в поднятой правой руке.  Это
было что-то вроде черного камня, в центре которого пролегала  ярко-красная
щель. Ллойду  она  показалась  ужасным  глазом,  приоткрытым  и  кровавым,
пристально уставившимся на него. Потом Флегг  слегка  повернул  камень,  и
красная щель в нем стала похожа... на ключ. Флегг вертел его в пальцах так
и сяк. То это был глаз, то ключ.
     Глаз, ключ.
     Он пропел:
     - Она принесла мне кофе...  она  принесла  мне  чай...  кроме  самого
главного... кроме ключа. Так, Ллойд?
     - Так, - ответил Ллойд хрипло, не отрывая глаз от черного камешка.
     - Теперь-то ты можешь  оценить,  какую  ценность  представляет  собой
нужный ключ, - сказал человек. - Я абсолютно в  этом  уверен.  Потому  что
ключ нужен для того, чтобы открывать им двери.  Существует  ли  что-нибудь
важнее этого, Ллойд?
     - Мистер, я ужасно голоден...
     - Конечно, ты голоден,  -  сказал  человек.  На  лице  его  появилось
выражение сочувствия - настолько всеоб®емлющее, что оно стало  гротескным.
- Боже мой, крыса создана не для того, чтобы ее есть! Знаешь, что  у  меня
было сегодня на ленч? Симпатичный ростбиф  на  венской  булке,  посыпанный
кольцами лука и обильно политый горчицей. Звучит неплохо?
     Ллойд кивнул.
     - Немного копченой рыбы, какао, а на десерт...  Господи,  да  я  ведь
м_у_ч_а_ю_ тебя, правда? За это меня следовало бы выпороть. Извини. Сейчас
я тебя выпущу и мы пойдем что-нибудь поедим, о'кей?
     Ллойд даже не в силах был кивнуть.  Черный  камень  в  очередной  раз
исчез в кулаке незнакомца, а когда Ллойд вновь посмотрел ему на  руку,  то
увидел у него на ладони блестящий плоский ключ.
     - БОЖЕ МОЙ! - возопил Ллойд.
     - Нравится? - спросил темный человек довольным голосом. - Я  научился
этому трюку у  одной  крошки  из  массажного  кабинета  в  Сикокусе,  штат
Нью-Джерси, Ллойд. Сикокус - родина величайших свиноферм.
     Он наклонился и вставил ключ в замочную скважину камеры Ллойда.  И  в
этом была какая-то странность, так как, насколько  Ллойд  помнил,  у  этих
камер не было замочных скважин, потому что они закрывались и открывались с
помощью электричества. Но в том, что серебряный ключ откроет камеру, он не
сомневался.
     Вставив ключ, Флегг остановился и,  слегка  усмехаясь,  посмотрел  на
Ллойда. Ллойд почувствовал, как им  снова  овладевает  отчаяние.  Над  ним
просто издеваются.
     - Я до сих пор не представился? Меня зовут Флегг, с двумя "г". Рад  с
вами познакомиться.
     - Взаимно, - прокаркал Ллойд.
     - И мне кажется, что перед тем, как  я  открою  камеру  и  мы  пойдем
обедать, нам надо кое о чем договориться.
     - Ясное дело, - сказал Ллойд и снова начал плакать.
     - Я сделаю тебя своей правой рукой, Ллойд.  Поставлю  тебя  на  место
святого Петра. Когда я открою эту дверь, то сразу же вручу тебе  ключи  от
царства. Важная штука, не правда ли?
     - Да, - прошептал Ллойд, снова испугавшись. В камере было уже  совсем
темно. Флегг превратился в черный силуэт, но глаза его  были  видны  очень
ясно. Они светились в темноте, как у рыси.  Ллойдом  овладел  ужас,  но  и
какое-то  другое  чувство,  нечто  вроде  религиозного  экстаза.  Радость.
Радость того, что ты _и_з_б_р_а_н_.
     - Ты хотел бы свести счеты с теми, кто запер тебя здесь, так ведь?
     - Это уж точно, - отозвался Ллойд, немедленно позабыв про свой ужас.
     - Может быть, и не только с ними, но и со всеми людьми, способными на
подобную пакость, - предположил Флегг. - Это ведь особый тип человека, так
ведь? Для таких людей такой человек, как ты, - это  просто  груда  мусора.
Потому что они забрались наверх. Они считают, что такой человек,  как  ты,
не имеет права на жизнь.
     -  Правильно,  -  сказал  Ллойд.  Его   физический   голод   внезапно
превратился в какой-то другой вид голода. Подобно тому, как черный  камень
превратился в блестящий ключ. Этот человек  выразил  все  обуревавшие  его
сложные чувства всего в нескольких предложениях. Он хотел расправиться  не
только с охранниками. У них был КЛЮЧ, это верно, но не  они  его  сделали.
Кто-то дал его им. Начальник тюрьмы, - предположил Ллойд, но ведь и не  он
сделал КЛЮЧ. Ллойд хотел добраться до  изготовителей.  Они  не  умерли  от
гриппа,  и  у  него  будет  о   чем   с   ними   поговорить.   Это   будет
п_о_д_х_о_д_я_щ_е_е_ для него дело.
     - Знаешь, что говорит Библия о таких людях? - спокойно спросил Флегг.
- Она говорит, что возвысившиеся будут  унижены,  и  могущественные  будут
низвергнуты, и у людей с поднятой головой будет сломана шея. А знаешь, что
там говорится о таких людях, как ты, Ллойд? Там  говорится,  что  блаженны
кроткие, ибо они наследуют землю. И  там  говорится,  что  блаженны  нищие
духом, ибо они узрят Бога.
     Ллойд согласно кивал. Кивал и плакал. На  мгновение  ему  показалось,
что вокруг головы Флегга засияла ослепительная корона.  Свет  ее  был  так
ярок, что если бы Ллойд не отвел глаза, она спалила бы их дотла.
     - Ты не слишком умен, - сказал Флегг. - Но ты  -  первый.  И  у  меня
такое чувство, что ты будешь мне очень предан. Вместе, ты и я,  мы  далеко
пойдем. Для таких, как мы, настало хорошее  время.  Мне  нужно  лишь  твое
слово.
     - С-слово?
     - Что мы будем всегда держаться вместе, ты и я. Водой  не  разольешь.
Никто из нас не уснет на посту. Вскоре появятся другие - они уже  идут  на
запад - но пока мы с тобой одни. Я дам тебе ключ, а ты дашь мне обещание.
     - Я... обещаю, - сказал Ллойд, и ему показалось, что слова повисли  в
воздухе, странно вибрируя. Склонив голову, он прислушался к этой вибрации,
и почти различил в воздухе два этих слова,  распространяющих  вокруг  себя
такое же темное свечение,  как  северное  сияние,  отраженное  в  глазу  у
мертвеца.
     Дверь распахнулась.
     - Ты свободен, Ллойд. Выходи.
     Сделав шаг вперед, Ллойд  замер,  уставившись  на  своего  спасителя.
Что-то положили ему в руку. Ключ.
     - Теперь он твой, Ллойд.
     - Мой?
     Флегг протянул руку и сжал пальцы Ллойда в кулак. Ллойд почувствовал,
как ключ движется у него в  руке,  как  он  _м_е_н_я_е_т_с_я_.  Он  хрипло
закричал и посмотрел на ладонь. Там лежал черный камень с красной щелью.
     - Не пообедать ли нам? - спросил Флегг. - Этой  ночью  нам  предстоит
много проехать.
     - Обед, - сказал Ллойд. - Хорошо.
     - У нас с тобой столько дел, - радостно сказал Флегг. -  И  нам  надо
спешить. - Мимо мертвецов в камерах они прошли на лестницу. Когда Ллойд от
слабости споткнулся, Флегг  ухватил  его  за  локоть  и  поддержал.  Ллойд
обернулся и посмотрел в это  усмехающееся  лицо  с  чувством,  превышающим
благодарность. Он посмотрел на Флегга с чувством, очень похожим на любовь.



        37

     Беспокойно ворочаясь, Ник Андрос спал  на  койке  в  кабинете  шерифа
Бейкера. На нем были только шорты, и  его  обнаженное  тело  было  покрыто
потом. Засыпая, он подумал о  том,  что  умрет  к  утру.  Черный  человек,
постоянно  преследовавший  его  в  лихорадочных  снах,  прорвется   сквозь
последнюю тонкую преграду и покончит с ним.
     Это было странно. Глаз, который покалечил Рэй Бут, болел два дня.  На
третий день чувство, что в голову ему вонзают гигантский циркуль,  перешло
в тупую боль. Глаз не видел ничего, кроме серого марева, в котором  иногда
передвигались неясные очертания. Но  Ника  убивал  не  глаз,  его  убивала
царапина от пули у него на ноге.
     Он не продезинфицировал рану. Боль в глазу была такой сильной, что он
едва ощущал ее. Неглубокая царапина шла по правому бедру и заканчивалась у
колена. На следующий день он с удивлением обнаружил  дыру,  проделанную  в
его брюках случайно вылетевшей пулей. А еще через день,  тридцатого  июня,
вокруг раны появилась сильная краснота, и заболели все ножные мускулы.
     Хромая, он дошел до конторы доктора Сомса и раздобыл бутылку перекиси
водорода. Он вылил всю бутылку на рану,  длина  которой  достигала  десяти
дюймов. Это было попыткой запереть дверь конюшни после  того,  как  лошадь
украли. К вечеру вся его правая нога болела, как гнилой зуб.
     Первого июля он снова пошел в контору к Сомсу и перерыл его аптечку в
поисках пенициллина. Обнаружив пенициллин, он, после некоторого колебания,
проглотил две таблетки. Он прекрасно  понимал,  что  умрет,  если  у  него
окажется аллергия на пенициллин, но в качестве альтернативы выступала  еще
более неприятная смерть. Заражение прогрессировало. От пенициллина  он  не
умер, но и значительного улучшения не последовало.
     К полудню вчерашнего дня у  него  начался  сильный  жар,  и,  похоже,
большую часть времени он бредил. Еды у него было предостаточно, но есть не
хотелось.  Он  лишь  пил  чашку  за  чашкой  холодную  кипяченую  воду  из
холодильника, стоявшего в кабинете  Бейкера.  Вода  уже  почти  кончилась,
когда он заснул (или забылся) прошлой ночью, и Ник  не  представлял  себе,
как он сможет достать себе еще. Впрочем, в  таком  лихорадочном  состоянии
его это не слишком беспокоило. Скоро он умрет, и больше  не  о  чем  будет
беспокоится. Мысль  о  скором  прекращении  боли  была  для  него  большим
облегчением. Нога его болела, чесалась и горела.
     После убийства Рэя Бута сон его перестал быть сном. Он стал похож  на
непрерывный поток. Словно все, кого он знал, возвращались на  сцену  после
спектакля,  чтобы  поклониться  рукоплещущей   публике.   Руди   Спаркмен,
указывающий на листок  бумаги:  "Ты  -  это  белая  страница".  Его  мать,
постукивавшая пальцем по линиям и окружностям  на  другом  листке  бумаги:
"Здесь  написано  Ник  Андрос,  радость  моя.  Это  ты."   Джейн   Бейкер,
отвернувшаяся в сторону на подушке: "Джонни, бедный  мой  Джонни".  В  его
снах доктор Сомс снова и снова просил Джона Бейкера снять рубашку, и снова
и снова Рэй Бут говорил: "Держите его... сейчас  я  его  вздую...  сосунок
ударил меня... держите его..." В отличие от всех предыдущих снов  в  своей
жизни, Нику не нужно было читать по губам. Он слышал,  как  люди  говорят.
Сны были удивительно явственными. Они бледнели по мере того,  как  боль  в
ноге подталкивала его к пробуждению. Когда он снова засыпал, он оказывался
на возвышении. Под ним простиралась земля,  как  рельефная  карта.  Вокруг
была пустыня, и звезды над головой сверкали с сумасшедшей яркостью.  Рядом
с ним был человек... нет, не человек, а лишь  _о_б_о_л_о_ч_к_а_  человека.
Словно его очертания были из®яты из ткани реальности, и перед Ником  стоял
негатив человека, черная  дыра  в  форме  фигуры.  И  голос  этой  пустоты
говорил: "Все вокруг будет твоим, если ты падешь на колени  и  поклонишься
мне". Ник тряс головой и хотел отступить от обрыва, опасаясь, что  пустота
протянет руки и столкнет его вниз.
     "Почему ты не говоришь? Почему ты только качаешь головой?"
     Во сне Ник делал жест, который ему  столько  раз  приходилось  делать
наяву: прикладывал палец к губам и ладонь к горлу... а потом  слышал  свой
собственный абсолютно ясный и довольно красивый голос:
     - Я не могу говорить. Я немой.
     "Но ты можешь. Можешь, если захочешь".
     Страх  Ника  моментально  сменялся  удивлением  и  ликованием,  и  он
протягивал руку, чтобы прикоснуться к человеку.  Но  дотронувшись  до  его
плеча, рука леденела. Он отдергивал руку,  замечая  ледяные  кристаллы  на
костяшках. И это приходило к нему. Он мог слышать. Голос темного человека,
далекий крик вылетевшей на охоту ночной птицы, бесконечный стон ветра.  Он
вновь становился немым - от удивления. У мира появлялось новое  измерение,
о котором он никогда не подозревал. Он  начинал  слышать  _з_в_у_к_и_.  Он
различал любой из них без чужих пояснений. Они были  красивыми.  Красивыми
з_в_у_к_а_м_и_. Он пробежал пальцами вверх  и  вниз  по  своей  рубашке  и
удивился быстрому шепоту ногтей, прикасавшихся к хлопку.
     Потом темный человек поворачивался к нему, и  Ником  овладевал  ужас.
Это создание, кем бы оно ни было, не совершало бесплатных чудес.
     "...если ты падешь на колени и поклонишься мне".
     И Ник закрывал лицо руками, потому что он страстно желал все то,  что
темный человек  показал  ему  с  возвышения:  города,  женщин,  сокровища,
власть.  Но  больше  всего  ему  хотелос