г.  Их  полный  список
насчитывает свыше восьмисот названий.
     Вокруг саркофага были аккуратно  разложены  самые  различные
предметы, какие только могли  понадобиться  покойному  фараону  в
загробных странствиях. Тут были две боевые колесницы,  украшенные
золотом  и  слоновой  костью,  оружие  и  посуда,  тугие    луки,
драгоценности, золотые кубки, весла из черного  дерева  и  модель
ладьи. Одних статуэток-ушебти оказалось больше сотни!
     В изголовье саркофага стояла  лампа  из  белого  камня.  Она
выглядела очень простой и строгой: никаких  рисунков,  почти  нет
резьбы. Но когда мы опустили в нее фонарик, лампа  вдруг  засияла
радостным и мягким светом, а на стене  ее  выступило  изображение
фараона  Хирена,  каким-то  непонятным  образом  скрытое   умелым
мастером внутри камня.
     Я открыл один из сундучков -- и обмер: папирусы! И на  одном
из них что-то похожее на  чертеж!  Надо  поскорее  закрыть  их  и
вынести отсюда, как бы они не рассыпались вдруг в труху.
     Некоторые находки вызывали улыбку, другие -- озадачивали. Мы
нашли, например, любопытную игральную доску на изящной  подставке
из  черного  дерева.  Она  предназначалась  для  какой-то   игры,
отдаленно напоминавшей ваши шахматы. Видимо, Хирен  увлекался  ею
при жизни.
     Попался нам небольшой сундучок, выкрашенный  в  белый  цвет.
Осторожно приподняли его выпуклую  резную  крышку,  но  не  нашли
ничего интересного,  кроме  пары  кожаных  сандалий,  похожих  га
домашние шлепанцы,  к  тому  же  изрядно  стопанных.  Странный  и
непонятный  сувенир...  А  может  быть,  это  какая-то   семейная
реликвия?
     Не хранил ли Хирен  эти  старенькие  сандалии  в  память  об
Эхнатоне?
     Такие мысли возникли у меня в связи  с  другой  находкой  --
пожалуй, одной из самых интересных. Это было позолоченное  кресло
-- вероятно, тронное. Резной барельеф на  его  красиво  изогнутой
спинке изображал Эхнатона, что-то раздававшего склонившимся перед
ним приближенным, -- среди  них  можно  было  узнать  и  молодого
Хирена. Над головой  фараона-еретика  сверкал  золотой  солнечный
диск с распростертыми во все стороны лучами-руками.
     Местами резьба  была  повреждена  каким-то  острым  орудием.
Какие драмы разыгрывались вокруг  этого  трона?  Возможно,  враги
Эхнатона пытались его уничтожить, а Хирен  сохранил  как  дорогую
память  и  даже  захватил  с  собой  в  загробное  путешествие  к
благословенным полям Иалу...
     Рядом с  погребальной  камерой  оказалась  вторая,  довольно
большая  комната  --  настоящая  сокровищница,   полная    всяких
драгоценных вещей.
     Любопытно, что мы нашли тут наполовину опустошенный  ящик  с
известью  у  самых  дверей  и  возле  него  простой   закопченный
светильник.  Их  здесь,  видно,  забыли  в   спешке    строители,
заделывавшие потайной ход  и  уходившие  последними.  Необычайное
впечатление  производили  эти  обыкновенные,  совсем   непарадные
предметы. Казалось, их оставили здесь лишь  вчера,  а  светильник
погасили совсем перед нашим приходом, -- словно и не минуло с той
поры тридцати с лишним веков...
     Каждая находка  заставляла  задуматься,  вызывала  множество
мыслей и догадок. Но, конечно, больше всего нас в то время,  пока
мы их разбирали, интересовало главное: есть ли в саркофаге  мумия
Хирена или опять он подсунул нам ложное погребение?
     С трепетом мы поднимали тяжелую крышку  саркофага.  Под  ней
оказался гроб, на крышке его  лежало  несколько  простых  полевых
цветов. Они засохли, но, казалось,  были  сорваны  только  вчера,
нежная яркость их лепестков совсем не потускнела за века.
     Я внимательно рассмотрел гроб --  и  невольно  вскрикнул  от
удивления. Так вот что уловили чуткие приборы Сабира сквозь толщу
каменных сводов!
     Гроб был железный, кованый, украшенный богатой чеканкой.
     Поразительное открытие! Ведь до сих пор считалось,  будто  в
те времена египтяне еще почти не знали железа, овладев пока  лишь
искусством  плавить  и  обрабатывать  более  податливую   бронзу.
Железные предметы привозили из стран Малой Азии, они были большой
редкостью и ценились тогда дороже золота. Хирен и в этом  показал
себя гениальным мастером и строителем,  далеко  опередившим  свое
время. Он  прозорливо  разглядел  уже  тогда,  какие  возможности
таятся в этом новом металле.
     Среди  богатейших  коллекций  древнеегипетских   древностей,
хранящихся во всех музеях  мира,  --  а  лишь  в  одном  Каирском
собрано около пятидесяти тысяч редких находок, -- так вот во всех
мировых коллекциях насчитывается всего-навсего тринадцать  мелких
предметов,  сделанных  из  железа.  А  тут  целый  кованый  гроб!
Представляете нашу радость?!
     Мы начали осторожно поднимать с помощью блоков крышку гроба.
Она подавалась медленно, словно нехотя...
     Но вот она повисла в воздухе -- и мы увидели лежащую в гробу
мумию.  Голову  ее  закрывала  прекрасная  золотая    маска,    с
поразительной точностью -- еще выразительнее,  чем  в  камне,  --
запечатлевшая  черты  давно  умершего    загадочного    человека,
доставившего нам так много хлопот и волнений.
     На сей раз мы не  были  обмануты.  Перед  нами,  несомненно,
лежал фараон Хирен!





        ЭПИЛОГ



     Так счастливо  закончились  наши  долгие  поиски.  Хотя  для
нас-то самих они далеки от завершения. Предстоит еще длительная и
кропотливая работа по лабораторному исследованию всех находок. До
ее окончания рано подводить итоги.
     Но кое-что  весьма  важное  и  интересное  уже  стало  ясным
сейчас. Прежде всего, конечно,  прояснилась,  выступила  из  тьмы
времен и стала гораздо отчетливее фигура самого Хирена.  Уже  нет
никаких сомнений, что он действительно пытался продолжать реформы
Эхнатона и даже сделать их более демократичными,  желая  привлечь
на свою сторону весь народ: это доказывало  "Горестное  речение",
принадлежность  которого  Хирену  удалось  установить  с  помощью
анализа текстов на электронно-вычислительной машине.
     А  теперь  мы  получили  и  новые  доказательства  этого.  В
надписях  на  фресках,  покрывавших  стены  погребальной  камеры,
упоминались имена приближенных фараона Хирена. Как  подметил  наш
дотошный лингвист  Женя  Лавровский,  многие  из  них  были  явно
простонародными, а в одной надписи даже упоминался  некий  Ирамун
-- "бывший каменщик, удостоенный великих милостей".
     Не было среди изображений на фресках и никаких богов,  кроме
солнечного диска -- Атона,  и  это  подтверждало,  что  именно  к
Хирену, как я и предполагал, относилась лаконичная запись в одном
из уцелевших документов того времени: "Он хотел превратить  богов
в людей..."
     Более  полное  представление  о   его    деятельности    мы,
несомненно, получим, когда будут  изучены  найденные  в  гробнице
папирусы. Среди них оказался, как я уже упоминал, один  чертеж  и
еще какая-то математическая рукопись.  Их  придется  разбирать  с
помощью  специалистов  --  инженеров  и  математиков.  И    тогда
технические таланты Хирена, возможно, предстанут совсем  в  новом
свете.
     А пока мы вновь и вновь восхищаемся секретами  его  потайной
гробницы, так ловко  укрытой  в  пустынных  скалах,  и  фальшивой
пирамиды, воздвигнутой  для  отвода  жадных  глаз  грабителей  на
берегу Нила.
     Анализ железа, из которого  выкован  уникальный  гроб,  пока
произвести  нельзя,  --  слишком  велика  наведенная  в   металле
радиоактивность. Мы  нашли  в  гробнице  еще  несколько  железных
вещей, среди них кинжал в золотых ножнах. За тридцать три века на
сверкающем лезвии его не появилось ни единого пятнышка  ржавчины,
-- разве это не говорит о высоком мастерстве  создавших  его  под
наблюдением  Хирена  древних  металлургов  и    оружейников?    А
радиоактивная облицовка погребальных камер!  Разве  не  дает  она
богатую пищу для размышления и  нам,  археологам,  и  физикам,  и
медикам, и историкам техники.
     Наконец, посмертный подарок родной стране -- открытое  таким
необычным путем богатое месторождение урана?
     Всех перехитрил Хирен. Но кажется в  конце  концов  все-таки
его самого перехитрили...
     Среди  новейших  методов,   которыми    пользуются    сейчас
археологи, есть так  называемый  радиоактивационный  анализ.  Он,
пожалуй, проще, чем его устрашающее название.
     Заключается он в том, что  предметы  подвергают  воздействию
гамма-лучей. Тогда специальные приборы  помогают  установить,  из
каких веществ состоит исследуемый материал.
     Мумию Хирена дополнительно облучать  не  требовалось,  да  и
никто этого не собирался делать. Так что поразительному  открытию
помог случай или, вернее, выдумка самого Хирена. Раз  уж  он  сам
подверг себя длительному облучению, было решено  провести  с  его
мумией и радиоактивационный анализ. Этим занялись  Зина  с  Толей
Петровым.
     Результаты  получились  столь  неожиданными,  что  они    их
проверяли  шесть  раз.  Но  сомнений  не  остается:  в  организме
покойного фараона обнаружено небывало высокое  содержание  ртути.
Это вызывает очень веские и серьезные подозрения, что  Хирен  был
отравлен!
     Видно, враги не смогли его одолеть в открытом бою,  но  зато
прибегли к испытанному коварству придворных интриг  и  заговоров,
-- у фиванских жрецов был богатый опыт тайной борьбы.
     Когда я узнал  об  этом,  у  меня  дрогнуло  сердце,  словно
оцарапанное долетевшим отзвуком давних смертельных схваток...
     ...Открытия нас задержали, и мы покидали Египет на этот  раз
необычайно поздно, в конце мая. Река уже была перекрыта у Асуана.
Радио  разнесло  по  всей  стране  деловитые  голоса  строителей,
укрощавших Великого Хапи, скрежет и рев самосвалов,  плеск  воды,
кипевшей под градом обрушившихся в нее каменных глыб.
     В Каире,  где  стояла  жара,  нам  пришлось  задержаться  на
несколько  дней.  Надо  было  выполнить  все   формальности    по
регистрации находок. В Каирском музее  для  них  спешно  готовили
специальную  кладовую,  чтобы  потом,  с   разрешения    медиков,
выставить для всеобщего обозрения.
     Половина  находок  по  решению  правительства   Об®единенной
Арабской Республики передавалась нашей стране. Часть  из  них  мы
уже получили и занялись упаковкой для морского путешествия.
     Размеренный, плавный  ход  наших  деловых  будней  время  от
времени нарушался интересными событиями.
     Однажды под вечер мне позвонил доктор Шакур и сказал:
     -- Мы провели любопытный анализ цветов, найденных в гробнице
Хирена. Если интересуетесь, приезжайте завтра ко мне, дорогой.
     Скромные полевые цветы помогли выяснить  вещи  действительно
любопытные. Они цветут по берегам Нила как раз в период жатвы,  в
марте -- апреле.  Значит,  именно  в  это  время  и  умер  Хирен,
отравленный врагами.
     Кроме цветов, в гробу оказалось несколько  листочков  оливы.
Теперь это дерево -- редкость в Египте, оно  встречается  лишь  в
немногих садах. Во времена же Хирена, возможно, здесь шумели  под
ветром целые оливковые рощи.
     А  на  следующий  день  меня  пригласили    в    полицейское
управление...
     В небольшой неуютной комнате с окнами на канал  меня  принял
тот самый чиновник, что уже допрашивал однажды  в  палатке  возле
гробницы Хирена. Только теперь он был  не  в  сером  плаще,  а  в
строгой форме капитана полиции.
     -- Прошу извинить, что мы снова вас беспокоим, йа устаз,  --
сказал он, вставая и крепко пожимая мне руку.  --  Но  нам  опять
нужна ваша помощь.
     -- Я слушаю.
     Капитан подошел к приземистому сейфу в углу кабинета, открыл
его толстую стальную дверцу...
     -- Вам знакомо это?
     Отставив  подальше  от  себя  руку,  он  брезгливо,    двумя
пальцами, держал за потертый ремешок старомодные пузатые часы.
     -- Да. Эти часы подарил профессору Меро Вудсток.
     -- Вы можете подтвердить это?
     -- Конечно. Я же видел их у Вудстока и потом у Меро.
     -- И это те самые часы, которые он пытался подарить вам?
     -- Да. А что такое?
     Капитан с гримасой отвращения на лице положил часы обратно в
сейф и захлопнул его дверцу.
     -- Вас хранил аллах, что вы их не взяли, -- оказал он  очень
серьезно, усаживаясь напротив меня за  стол.  --  Изнутри  крышка
этих часов покрыта тонким слоем какого-то  состава,  содержавшего
весьма солидную дозу радия...
     Так вот отчего появились загадочные язвы на груди у Меро!
     -- Страшные люди,  они  шли  на  все,  --  покачав  головой,
проговорил полицейский, начиная что-то быстро писать.
     Выходит, я невольно направил  следствие  сначала  на  ложный
путь, считая, будто все дело в зараженной облучением погребальной
камере пирамиды? Собственно, Вудсток на это и рассчитывал.
     Но, выходит, он знал  раньше,  какую  именно  месть  задумал
Хирен?
     Словно прочитав мои  отрывочные  мысли,  капитан  достал  из
папки, лежавшей перед ним, какойто листочек бумаги и протянул его
мне.
     -- Это вам просил передать Лесли Вудсток.  --  Наверное,  на
моем лице непроизвольно  выразилось  отвращение,  потому  что  он
настойчиво повторил: -- Очень просил, и я  думаю,  вам  надо  это
прочесть, йа устаз.
     Поколебавшись, я взял листок. Плотная  голубоватая  почтовая
бумага, на такой писали в начале  века.  К  ней  сверху  приколот
маленький клочок, на нем торопливо написано по-английски:
     "Ради всего святого прочтите это! Я хочу,  чтобы  вы  знали:
мой отец не виновен ни в чем".
     Листочек  почтовой  бумаги  оказался  чьим-то    коротеньким
письмом.
     "Милая Анни!
     Как я и обещал тебе, показал нашего несчастного друга лучшим
столичным светилам. Их приговор  единодушен:  вероятно,  дни  его
сочтены... Правда, мнения на  консилиуме  несколько  разделились.
Один из профессоров заявил, будто болезнь  Василия  подозрительно
напоминает ему то новое  загадочное  заболевание,  каким  страдал
этот француз Беккерель, открывший  в  Париже  какие-то  невидимые
лучи. Но не все ли равно,  отчего  умереть?  Тем  более  что  сам
профессор  признался,  что  никто  не  знает,  как  лечить    эту
новомодную болезнь. Так что мужайся, дорогая Анни,  тебя  ожидают
трудные  дни.  Постарайся  хотя  бы  в  начале  мая  вернуться  в
Петербург.
     Твой любящий С."
     Все становилось ясно. Так вот откуда узнал Вудсток  о  тайне
погребальной камеры! Из этого старого  письма,  каким-то  образом
попавшего к нему в руки из архива  Красовского.  Несомненно,  оно
адресовано вдове покойного археолога --  Анне  Карловне.  Значит,
как я и опасался, часть архива она все-таки оставила у себя.
     Письмо попало к Лесли Вудстоку. Он заинтересовался догадкой,
высказанной у постели умирающего  Красовского  каким-то  медиком,
проверил ее -- и убедился, что она верна. А старый  Вудсток  тут,
видимо, в самом деле вовсе  ни  при  чем.  Никаких  документов  о
Хирене он не утаивал.
     -- Вы уже закончили расследование? -- спросил я у  капитана.
-- Вот, признаться, не думал, что в наше время могут  происходить
такие мрачные авантюры в духе Рокамболя.
     Он меланхолически пожал плечами.
     -- Если бы я вам  порассказал,  какие  дела  нам  приходится
распутывать, вы бы перестали  удивляться,  йа  устаз,  --  устало
ответил он. -- Этот Вудсток  и  Афанасопуло  --  только  пешки  в
большой игре, марионетки.  Ниточки  от  них  тянутся  далеко,  за
океан. В наши дни  расхищение  культурных  ценностей  тоже  стало
бизнесом. Есть целые подпольные концерны, международные тресты, а
такие, как Афанасопуло, лишь выполняют их задания -- там  украсть
уникальную картину из музея, здесь -- ограбить древнюю гробницу с
помощью  научного  консультанта  Вудстока.  Дело  поставлено   на
широкую, вполне современную ногу.
     -- Их будут судить?
     -- Постараемся. Но у Вудстока уже есть превосходный защитник
из Мексики, а за Афанасопуло  предложили  залог  в  десять  тысяч
долларов  несколько  активных  членов   пакистанского    Красного
Полумесяца.
     -- Почему пакистанского? Ведь он, кажется, грек?
     -- А почему бы и не пакистанского? Такие, как он,  не  имеют
родины. -- Капитан вздохнул, помолчал,  глядя  в  окно  и  нервно
постукивая пальцами по столу, потом вдруг резко сжал кулак. -- Но
из нашей страны мы их на этот раз вышвырнем! Это точно.
     -- А что с профессором Меро?
     -- Он в Париже, и, надеюсь, его все-таки смогут вылечить.
     -- Я могу это взять с собой? -- помахал я  письмом.  --  Это
письмо  из  архива  русского  археолога  Красовского,  открывшего
пирамиду Хирена. Для вас оно ценности не имеет.
     Капитан кивнул и пододвинул мне для подписи протокол допроса.
     Итак,   постепенно    развязывались    запутанные    узелки,
становилось простым и ясным все темное и  казавшееся  непонятным,
загадочным.
     Приятно было возвращаться домой с радостным чувством большой
удачи!
     А  в  Москве  произошел  еще  один   удивительный    случай,
рассказать о котором мне и хочется в заключение этой истории.
     Среди других находок, привезенных нами из  гробницы  Хирена,
была одна, совсем непримечательная на вид.  Маленькая  деревянная
дощечка, вырезанная в  форме  примитивной  человеческой  фигурки,
старательно  закутанная  в  бинты.  В  серединке  ее   выдолблена
крошечная ямка, и туда тридцать три века назад  положили  немного
нильского жирного ила и пшеничное зернышко.
     Это ритуальная фигурка бога Озириса, часто  встречающаяся  в
египетских гробницах.
     И вот в  Москве  произошло  чудо.  От  повышенной  влажности
воздуха казавшееся мертвым зерно ожило! Из него на  наших  глазах
упрямо и  победоносно  высунулся  нежный  бледно-зеленый  росток,
словно символ неумирающей жизни, что, сметая все преграды,  вечно
стремится вперед и вперед, из вчера -- в завтра...