ям,  но  проснулся  с  восходом  солнца    почти
совершенно  здоровым.  Только  одолевала  слабость    и    болели
исцарапанные и разбитые в кровь пальцы.
     Проснувшись, я первым делом стал искать  глазами  радиометр.
Вот он, цел, лежит на ковре неподалеку от меня. Но мы были где-то
совсем в другом месте, я не здесь терял сознание.
     -- Где ты меня нашел, Азиз? -- спросил я.
     -- Там, йа устаз. -- Он неопределенно показал куда-то на юг.
     -- А почему перевез сюда? Это далеко отсюда?
     -- Плохое место, йа устаз.  Там  нельзя  ночевать...  Шайтан
крутит, йесхатак!
     Смутное воспоминание  подсказало  мне  следующий  торопливый
вопрос:
     -- Скажи, Азиз, а этот вот прибор... аппарат...  Он  щелкал,
щелкал, когда ты меня нашел?
     Бедуин покосился на радиометр и угрюмо кивнул.
     -- Громко щелкал? И часто?
     -- Очень громко,  йа  устаз.  --  Похоже,  ему  не  хотелось
говорить на эту тему. Он снова с неприязнью покосился на прибор и
добавил: -- Так громко трещал, словно стреляли  из  автомата.  По
его треску я и нашел тебя, благодаря аллаху.
     Я вскочил, пошатнувшись от слабости.
     -- Нам надо немедленно ехать туда!
     Азиз насупился еще больше и ничего не ответил.
     -- Слышишь? Навьючивай верблюдов, и поедем на то место,  где
ты меня нашел.
     -- Я не запомнил его, -- попробовал  соврать  проводник,  но
это удалось ему так  плохо,  что  я  рассмеялся,  а  он  смущенно
отвернулся, пряча глаза.
     -- Понимаешь, Азиз, ведь ради этого мы с тобой и отправились
сюда, бродить по горам. -- Я решил  убедить  его  хорошенько.  --
Если прибор там сильно щелкал -- значит мы как раз нашли то,  что
искали. Надо вернуться туда и проверить, а потом поскорее на базу.
     Похоже, упоминание о скором возвращении  на  базу  оказалось
решающим. Все еще  что-то  угрюмо  бормоча  под  нос,  Азиз  стал
навьючивать верблюдов. Я тоже занялся сборами: уложил свои  вещи,
побрился, начал менять батарейки в радиометре. Но вдруг негромкий
возглас проводника заставил меня поднять голову.
     Он стоял с веревкой в руке и к  чему-то  прислушивался.  Все
вокруг было по-прежнему спокойно и тихо, но Азиз уверенно сказал:
     -- К нам кто-то идет, йа устаз. -- И,  прислушавшись  снова,
добавил: -- Очень спешит.
     Он  взял  винтовку  и  дважды  выстрелил  в  воздух,   чтобы
подсказать, где мы.
     Минут через двадцать из-за  поворота  ущелья  в  самом  деле
показался человек. Он направлялся к нам.
     -- Зариф, -- коротко сказал Азиз. Теперь уже и я рассмотрел,
что это один из наших рабочих,  молодой  весельчак  Зариф.  Какую
весть он несет?
     -- Саида, йа устаз!  --  поздоровался,  подойдя,  Зариф.  --
Саида, Азиз!
     Мне не  терпелось  узнать  о  новостях,  но  сразу  задавать
вопросы было бы невежливо. Сначала надо поговорить  о  погоде,  о
том, как прошла поездка, предложить гостю воды.
     -- Беда! -- сокрушенно сказал он. -- Вот записка.
     Я торопливо развернул протянутый им лоскуток бумаги:
     "Алексей Николаевич!
     У нас снова укушены коброй -- на этот раз сразу двое:  Толик
Петров и рабочий Хасан Зураб. Принял все меры, но  лучше  бы  вам
вернуться на время. П."
     Опять помеха! И прямо как  у  Горбунова:  "Кажинный  раз  на
эфтом месте!.."
     И  угораздило  же  проклятую  змею  укусить  именно  Толика!
Хорошенькое начало для его первой  экспедиции!  А  мы  теперь  на
время лишаемся опытного радиометриста.
     До базы было  сравнительно  недалеко,  километров  двадцать.
Верблюды шли хорошо, торопились домой.
     Вот и наши палатки, приютившиеся под обрывом скалы.
     Павлик  был  очень  смущен  и  обескуражен,   сразу    начал
оправдываться:
     -- Я всех предупреждал и проверял, как  вы  велели,  Алексей
Николаевич. Но эти проклятущие кобры снова забрались  в  палатку,
сразу две, и опять ночью...
     -- Как себя чувствуют Петров и Хасан?
     -- Вроде ничего... Но я вчера с  перепугу  сообщил  об  этом
деле по радио в Асуан, и сегодня утром, когда мы вышли на  связь,
оттуда сообщили, что высылают к нам самолет. Я не просил, честное
слово.
     -- Ничего, не помешает. Пусть заберут их в больницу. Но  где
он сядет?
     -- А мы сразу, как узнали о вылете, подыскали тут неподалеку
площадочку. Ровная и просторная, вполне сядет. Я туда послал двух
ребят дежурить, все равно ведь работы на сегодня сорваны.
     Мы прошли с ним в палатку, где лежали укушенные.  Возле  них
хлопотала Зиночка в  белом  халате.  Хасан  выглядел  уже  вполне
здоровым и встретил меня веселой улыбкой. А Толя Петров попытался
привстать а тут же бессильно уронил голову на подушку.
     -- Лежи, лежи, -- остановила его Зина. -- Сейчас самолет  за
вами придет.
     -- Как же все-таки вас угораздило сразу двоих попасться?  --
досадливо спросил я.
     -- Вы же сами говорили, змея есть змея, --. поспешно ответил
за пострадавших Павлик. -- Видно,  тут  место  такое...  змеиное.
Надо перебазироваться.
     Тут мы услышали далекий рокот мотора и  поспешили  встречать
самолет. Это был двухмоторный "бичкрафт". Сделав несколько кругов
над горами, он  пошел  на  посадку.  Значит,  выбранная  площадка
устроила пилота.
     Когда мы подошли к самолету,  летчик  уже,  стоя  на  крыле,
натягивал на мотор брезентовый чехол.
     А в тени крыла, поджидая  нас,  нетерпеливо  расхаживал  Али
Сабир.
     -- Не  утерпел,  сам  прилетел,  --  сказал  геолог,  крепко
пожимая мне руку. -- Захотелось самому полазить по этим горам.  А
как ваши люди?
     -- Один, кажется, поправляется, второго придется отправить в
больницу.
     -- Ах,   мискин  [  Бедняжка   (арабск.).],    --    поцокал
сочувственно языком Сабир. --  Ладно,  летчик  отдохнет  немного,
выпьет чаю и отвезет его. Ах, шайтан этот ганеш,  ай  шайтан!  Но
сразу два, а?
     Геолог сокрушенно покачал головой и вдруг сказал:
     -- Да, познакомьтесь, это мой помощник. Будет  мне  помогать
немного.
     Только тут я заметил, что  в  тени  под  фюзеляжем  самолета
сидит еще один  человек  --  худенький,  молодой,  в  потертом  и
замасленном комбинезоне. Он не подошел к нам, а только издали, не
вставая, слегка поклонился.
     -- Ну, а успехи как? -- спросил нетерпеливо Сабир.
     Пока мы шли к  лагерю,  я  коротко  рассказал  ему  о  своих
приключениях.
     -- Да, йесхатак! -- вдруг вскрикнул геолог, останавливаясь и
хлопая себя по лбу. -- Едва не забыл, вам  просили  передать  вот
это...
     Он покопался в своей потрепанной полевой  сумке  и  протянул
мне помятый телеграфный бланк.
     "Асуан экспедиция Зубарева, --  прочитал  я.  --  Результаты
успешные верхний текст найденной плиты зпт надпись  пирамиде  зпт
текст речения идентичны нижняя надпись  схожа  текстом  на  скале
однако требует уточнения тчк готовим подробный отчет копию вышлем
поздравляю Моргалов".
     Значит,  все-таки  получилось!  Электронная  машина  помогла
установить, что и "Горестное речение" и верхняя часть текста  под
солнечным диском на плите, которую мы нашли  весной,  принадлежат
тому же, кто оставил надпись и в фальшивой гробнице пирамиды,  --
Хирену!
     Значит, моя гипотеза подтвердилась:  "Горестное  речение"  в
самом деле принадлежит Хирену.  Он  восхвалял  в  нем  восстание,
призывал народ к борьбе. Как сразу вырастает  его  фигура,  какой
становится интересной  и  значительной,  и  отрывочные  сведения,
которыми мы располагали до сих пор о том смутном  времени,  вдруг
проясняются и предстают в  новом  свете.  Теперь  дело  за  нами:
искать, искать, искать!..
     Радость была велика, но  все-таки  мое  приключение,  видно,
давало себя  знать.  Я  почувствовал  такую  слабость,  что  ушел
поскорее в палатку и прилег  у  Павлика  на  койке.  И  незаметно
задремал; а когда проснулся, наступил уже вечер,  посреди  лагеря
горели  три  фонаря,  поставленные  прямо  на  землю  по    краям
брезентового  "круглого  стола",  и  оттуда  доносились  спорящие
голоса.
     Самолет, оказывается, давно улетел, а я даже не слышал. Толю
Петрова увезли в больницу, но Хасан отказался лететь и  теперь  с
аппетитом уплетал пахучую тамийю из бобов в чесночном соусе.
     Сабир сидел у другого фонаря немного в сторонке  и,  напевая
себе под нос что-то задумчиво-заунывное,  осматривал  и  проверял
радиометр. Помощника почему-то не было рядом с ним. Он весь вечер
вертелся среди рабочих, о чем-то болтал  с  ними  и  ни  разу  не
подошел к геологу.
     Уже перед отбоем я видел,  как  этот  помощник  приставал  с
какими-то разговорами к повару, и слышал, как Ханусси  ему  резко
ответил:
     -- Инта малаак?! [-- А тебе какое дело? (арабск.).]
     После ужина мы немного посовещались  и,  по  совету  Сабира,
решили утром продвинуться дальше  по  горным  долинам,  насколько
пройдут  машины.  Павлик,  оказывается,  уже  совершил   в    том
направлении разведочный поход и даже  приметил  подходящее  место
для будущего лагеря.
     Место было удачным -- довольно высокий горный  хребет  часть
дня прикрывал его своей  тенью.  Но  добраться  нам  до  него  не
удалось  --  дорогу  машинам  преградили  нагроможденные  повсюду
громадные глыбы. Пришлось остановиться километрах в  полутора  от
облюбованного Павликом места.
     Меня это даже больше устраивало. Я непременно хотел побывать
на  том  месте,  где  потерял  сознание.  А    оно,    по    моим
предположениям, находилось как раз по ту сторону  этого  высокого
хребта, и отсюда, где мы остановились,  добраться  до  него  было
ближе.
     На  следующее  утро,  подождав,  пока  все  разойдутся    по
намеченным  маршрутам,  мы  с  проводником  и  геологом  на  двух
верблюдах отправились к месту моих злоключений.
     Азиз  повел  нас  не  слишком  охотно,  но  Сабир    сердито
прикрикнул на него, и бедуин  смирился,  Конечно,  он  лукавил  и
отлично запомнил злополучное место, -- мы быстро его нашли.
     Я сразу узнал и это узкое ущелье и крутой склон горы --  как
это я мог тут вскарабкаться? Теперь взбираться по нему  оказалось
очень трудно. Мы обливались потом, но ползли, цепляясь за скалы.
     -- Есть!  --  вскрикнул  Сабир,  прижимая  крепче  к  голове
наушники. Он долго  лазил  по  скалам,  выслушивал  гору,  словно
доктор больного, и так увлекся, что один раз чуть не сорвался.  К
счастью, проводник вовремя успел подхватить его.
     -- Ничего не понимаю,  --  устало  сказал,  наконец,  Сабир,
стаскивая с головы наушники и опускаясь на камень.
     -- Ничего не  понимаю,  --  повторил  он  и  затеребил  свои
крохотные усики, поглядывая куда-то вверх, на  вершину  горы.  --
Активен только один обломок, а кругом -- чисто.  Может  быть,  он
скатился оттуда, с вершины? Йесхатак! Но нам туда не забраться.
     -- Может быть, с той стороны, от лагеря удобнее? -- сказал я.
     -- Да, пожалуй, придется оттуда,  --  согласился  Сабир.  --
Там, во всяком случае, рабочие помогут взобраться.
     Но в этот  день  возвращаться  в  лагерь  было  уже  поздно.
Темнота неминуемо застигла бы нас в запутанном  лабиринте  горных
ущелий, а я уже испытал  на  собственной  шкуре,  чем  это  может
кончиться. Мы решили заночевать здесь.
     Перед сном мне вдруг вспомнился человек, которого,  как  мне
тогда показалось, я увидел на вершине горы, прежде  чем  лишиться
сознания. Был он на самом деле или мне привиделся?
     Спали мы спокойно и  крепко,  несмотря  на  горестные  вопли
шакалов. На рассвете, напившись чаю, не спеша тронулись в путь.
     И не прошли  еще  и  половины  дороги,  как  из-за  поворота
выскочил запыхавшийся человек. Это был снова все тот же Зариф,  и
при виде его у меня екнуло сердце: что еще там стряслось?
     -- Нашли! -- закричал он еще издалека.  --  Нашли  камень  с
печатью! Шакал на печати, йа устаз!
     -- Ва салаам! [ -- Вот здорово!  (арабск.).]  --  воскликнул
Сабир, хлопая меня по плечу.




        ГЛАВА XVI. ОПЯТЬ ГРАБИТЕЛИ!







     Павлик вел нас по узкой тропинке, змеей  извивавшейся  среди
камней по дну ущелья. Потом начал карабкаться по склону горы.  Мы
следовали за ним.
     -- Вот, -- сказал он, останавливаясь возле большой глыбы. --
Вчера нашли, уже под вечер. Сначала  Зина  обратила  внимание  на
повышенную радиоактивность, а рассмотрели получше -- и вот...
     Я наклонился и увидел оттиск древней печати.
     Отчетливо можно было различить лежащего шакала, а под ним --
девять пленников, по три  в  ряд.  Традиционная  печать  царского
погребения!
     Пленники олицетворяли "девять луков" -- представителей  всех
племен  и  рас,  известных  древним  египтянам.  Таким   образом,
священный шакал -- Анубис -- как  бы  надежно  защищал  покойного
фараона от козней врага  любой  национальности.  Подобные  печати
всегда ставились на дверях гробниц фараонов.
     А рядом в овальном картуше заветное имя: "Хирен"!
     Камень  отлично  сохранился  и  выглядел  так,  словно   его
положили здесь только вчера. Непонятно...
     Метр за метром мы начали обшаривать весь склон горы.  Внизу,
у ее подножия, нашли еще один камень с точно такими же  печатями.
Но он, видать, лежал здесь очень давно, весь растрескался и почти
разрушился, прямо крошился в руках.
     Оба они, вероятно, закрывали вход в  подземную  гробницу.  И
если валяются тут -- значит нас опередили! Но когда: недавно  или
тысячу лет назад?.. И где же, наконец, этот вход в подземелье?
     Шел уже второй день поисков, жара стала невыносимой, и время
близилось к полуденному  перерыву,  как  вдруг  один  из  рабочих
неистово закричал:
     -- Нашел, йа устаз! Я нашел!
     Он приплясывал от восторга и повторял:
     -- Запомните мое имя, пожалуйста, Фаиз. Это я нашел!
     -- Где же вход? -- нетерпеливо перебил я  его,  озираясь  по
сторонам.
     -- Да вот же эта дырка, йа устаз! Прямо перед вами.
     -- Эта?
     -- Ну да!
     Рабочий нетерпеливо отбросил в сторону два небольших  камня,
расширяя отверстие. Оно вело  куда-то  вниз,  но  уж  очень  было
похоже на простую лисью нору. Протиснуться туда можно было только
ползком.
     -- Ну что же, полезли? -- спросил геолог.  --  Оттуда  тянет
холодком, йа устаз. Это не нора.
     -- Если это и вправду гробница, надо пригласить специального
представителя Службы древностей, -- сказал я.
     -- Можете считать меня таким  представителем,  --  предложил
Сабир. -- Я ведь не  только  геолог,  но  по  совместительству  и
сотрудник Службы древностей. Вместе составим акт.
     -- Отлично. Но только  уж  пустите  меня  первым.  Это  ведь
все-таки археологический памятник, а не рудное тело.
     Сабир засмеялся и пропустил меня  вперед,  я  протиснулся  в
отверстие. За ним оказался коридор, полого уходивший вниз.
     Значит,  в  самом  деле  гробница!  Но  ловко  же  она  была
замаскирована! Даже  стоя  совсем  рядом  со  входом,  легко  его
принять за обычную звериную нору. А  когда  он  еще  был  заложен
камнями и запечатан...  Или  опять  грабители  точно  знали,  где
следует искать?
     Вот уже можно выпрямиться, хотя и не во весь рост.  Гуськом,
поднимая фонари повыше, мы двинулись по коридору. Не прошли мы  и
метров четырех, как наткнулись на первое препятствие. Коридор был
заложен крупными глыбами камня, но нас опередили,  и  кто-то  уже
успел пробить узкий проход в завале, даже сдвинул  одну  глыбу  в
сторону.
     Значит, гробница  ограблена?  Тут  уже  нет  надежды,  будто
грабителей  могли  вспугнуть,  как  в  чудом  уцелевшей  гробнице
Тутанхамона. В таком уединенном и глухом месте, как  это  ущелье,
вряд ли держали постоянную стражу. Грабителям никто не мешал,  и,
уж  найдя  гробницу  и  проникнув  в  нее,  они,  конечно,  могли
орудовать обстоятельно и не спеша.
     Сразу за баррикадой  из  каменных  глыб  коридор  сверху  до
самого пола оказался забит мелким  щебнем.  Но  разве  это  могло
остановить грабителей! Они проделали в щебне узкий лаз под  самым
потолком коридора. Теперь и нам предстояло ползти этим  воровским
ходом.
     Острые камешки врезались в колени и в локти,  рвали  одежду.
Но, к счастью, толщина завала не превышала трех метров,  а  потом
снова можно было выпрямиться, отряхнуться и продолжать  путь  уже
по-человечески.
     Коридор уводил нас вниз. И вдруг  я  увидел  зиявшую  в  его
потолке дыру. Кто и зачем  ее  пробил?  Идти  ли  нам  дальше  по
коридору или лезть в эту дыру?
     -- Надо лезть! -- напористо сказал Сабир. -- Ведь  если  они
ее  пробили,  а  не  пошли  дальше  по  коридору,  значит,  имели
основание, йесхатак!
     Да, он, конечно, прав. Я укрепил фонарик на груди, чтобы обе
руки оставались свободными, и полез в темный пролом. И очутился в
новом коридоре. Он был горизонтальным, несколько шире и наряднее,
чем первый, стенки его  покрывали  плитки  голубых  изразцов,  не
потускневших от времени.
     Как грабители догадались, что именно эта  толстая  гранитная
плита скрывает ход в потайной коридор  и  где  следует  пробивать
отверстие?  Неужели  им  подсказал  дорогу  опять    кто-то    из
строителей, как и в той  пирамиде,  что  открыл  Красовский?  Или
просто  им  хватало  собственного   воровского    опыта,    чтобы
преодолевать все ухищрения и ловушки?
     Ладно, пойдем по их следам. Я опустил лампу немного  пониже,
чтобы свет ее падал как раз под ноги, шагнул вперед...
     И в тот же миг провалился куда-то вниз, тяжело упал на  кучу
песка! Фонарик разбился, я увяз в песке, а  кругом  была  полная,
абсолютная, дикая тьма.
     Вверху показался свет, и тревожный голос Сабира спросил:
     -- Вы живы, йа устаз?
     -- Жив, ничего страшного, -- пробурчал я, пытаясь подняться.
     Обрадованный  геолог,  конечно,  поспешил    прежде    всего
восславить аллаха:
     -- Эль-хамду-лиллах!
     -- Лучше поскорее бросьте веревку и спустите мне фонарь, мой
разбился! -- крикнул я довольно сердито, потому что  был  зол  на
себя: как глупо  угодил  в  такую  элементарную  ловушку,  а  еще
штудировал Красовского,  выписывал  его  рассуждения  об  уловках
древних строителей!
     -- Квойс, квойс, йа устаз  [--  Хорошо,  хорошо,  профессор!
(арабск.).].
     Пока они поднимали  меня,  я  рассмотрел  как  следует  этот
каменный колодец. Он был узкий, метров десяти глубиной.  Если  бы
не песок на дне, пожалуй, не собрать бы костей...  Но  зачем  тут
насыпан песок? Чтобы грабителям помягче было падать? Странно...
     Я схватился руками за край колодца и  осторожно  протиснулся
между ним и плитой-ловушкой. Как только Павлик отпустил ее, она с
тихим  шорохом  встала  на  свое  место,  готовая    подкараулить
очередную жертву. При виде этого Сабир  страшно  округлил  глаза,
смешно зацокал и замотал головой:
     -- Ах, нассаб! Ва салаам! [-- Ах,  мошенники!  Вот  здорово!
(арабск.).]
     -- Вам это в новинку? -- засмеялся я. --  Насколько  я  знаю
Хирена, он нам наверняка еще приготовил и более хитрые  сюрпризы.
Так что не будем терять времени, пойдем дальше.
     Устроив нечто вроде мостика из досок, мы  перебрались  через
предательскую плиту. Теперь я стал осторожнее, даже для страховки
обвязался вокруг пояса  веревкой,  конец  которой  крепко  держал
шедший сзади геолог.
     Но, к моему удивлению, никаких ловушек больше не попадалось,
так что я даже засомневался: а вдруг эту гробницу строил вовсе не
Хирен?
     Три небольшие ступеньки в  конце  коридора  --  и  мы  перед
дверью погребальной  камеры.  На  двери  имя  Хирена,  обведенное
картушем, и это меня успокаивает.
     Но гробница ограблена, теперь  никаких  сомнений:  в  дверях
открытой раной тоже зияет грубый пролом.
     Я заглянул в него -- и окаменел.
     Посреди погребальной камеры стоял точно такой  же  саркофаг,
как и в пирамиде. И крышка его тоже валялась на полу, но  на  сей
раз она была явно сброшена, один из углов ее был отбит.
     В  изголовье  саркофага  на  высоких  постаментах    свирепо
нахохлились два каменных коршуна. А в дальнем углу...
     В дальнем углу, направив туда л