ходил;  в  любой  день  в  саванне  могут
зазвучать голоса англичан, и  сквозь  заросли  с  треском  ворвется  веселая
ватага искателей приключений.
     Даже читая, он губами механически воспроизводил напечатанный  текст,  а
мыслями витал где-то  далеко-далеко  от  своего  нетерпеливого  и  безумного
хозяина; он представлял в картинах  свое  возвращение  домой  и  постепенный
возврат к цивилизации  (он  бреется  и  покупает  новую  одежду  в  Манаосе,
отправляет телеграмму с  просьбой  выслать  деньги,  получает  поздравления,
наслаждается неторопливым путешествием по реке до Белена, плывет на  большом
лайнере в Европу; смакует отличный кларет, свежее мясо и весенние овощи;  он
несколько робел встречи с Брендой и не знал, как себя с ней вести... "Милый,
ты так задержался: ты обещал вернуться раньше. Я чуть не  поверила,  что  ты
пропал...").
     Тут его прервал мистер Тодд:
     - Может, перечтете еще раз  этот  отрывок?  Мне  он  всегда  доставляет
огромное удовольствие.
     Проходила неделя за неделей; спасатели не показывались, но  надежда  на
завтрашний день помогала Тони прожить сегодняшний; в  нем  даже  пробудилось
что-то вроде симпатии к своему тюремщику, и, когда тот после долгой беседы с
индейцем предложил пойти на праздник, Тони согласился.
     - В этот день местные обычно устраивают пир, - об®яснил мистер Тодд.  -
Они уже наготовили пивари. Может,  вам  оно  и  не  придется  по  вкусу,  но
попробовать стоит. Сегодня вечером мы пойдем в гости к этому индейцу.
     Как и было договорено, они присоединились  к  индейцам,  собравшимся  у
очага в одной из хижин на другой стороне саванны.  Индейцы,  приложившись  к
большой тыкве-горлянке с  какой-то  жидкостью,  с  вялым  монотонным  пением
передавали ее из рук в руки.  Тони  и  мистера  Тодда  усадили  в  гамаки  и
предоставили им отдельные сосуды.
     - Надо сразу выпить все до дна. Так требует обычай. Тони,  стараясь  не
распробовать, залпом выпил темную жижу. Но пойло было не такое уж противное,
кисловатое и мутное, как почти все напитки, которыми его угощали в Бразилии,
зато с привкусом меда и черного хлеба. Он  раскинулся  в  гамаке,  испытывая
давно забытое блаженство.  А  вдруг  в  это  самое  время  поисковая  партия
разбивает лагерь в нескольких часах ходьбы отсюда? Он  согрелся,  его  стало
клонить ко сну. Песня то набирала темп, то снова замирала, и так бесконечно,
как литургия.
     Ему поднесли еще одну горлянку с пивари, и он  осушил  ее  до  дна.  Он
лежал, раскинувшись в гамаке и наблюдая за  игрой  теней  на  кровле,  когда
пай-ваи начали танцевать. Тогда он закрыл глаза, вспомнил Англию,  Хеттон  и
заснул.

     Проснулся он все еще в индейской  хижине,  с  таким  ощущением,  словно
сильно переспал. По положению солнца он понял, что уже далеко за полдень. Он
поискал глазами часы,  но,  к  его  удивлению,  их  на  руке  не  оказалось.
"По-видимому, оставил дома перед вечеринкой, - решил он. - Наверное, здорово
перепил вчера. Зверское пойло".
     У него болела голова, и он испугался, как бы  не  вернулась  лихорадка.
Опустив ноги на землю, он обнаружил что едва стоит, его шатало, в голове был
сумбур, как в те первые недели, когда он шел  на  поправку.  На  пути  через
саванну ему приходилось не раз останавливаться - он закрывал глаза и глубоко
дышал. Мистера Тодда он застал дома.
     - А, друг мой, вы опоздали к нашим чтениям. Через полчаса уже стемнеет.
Как вы себя чувствуете?
     - Мерзко. Мне что-то нехорошо от этого пойла.
     - Я вам дам  одно  снадобье,  и  вам  полегчает.  В  лесу  есть  всякие
лекарства: и чтобы разбудить, и чтобы усыпить.
     - Вы не видели моих часов?
     - Вы, наверное, их хватились?
     - Да, мне казалось, что я их надел. Знаете, я ведь никогда так долго не
спал.
     - Во всяком случае, с тех пор, как вышли из грудного возраста.  Знаете,
сколько вы проспали? Два дня.
     - Чепуха. Не может быть.
     - Нет, правда. Вы очень долго  спали.  И  очень  жаль,  потому  что  вы
разминулись с нашими гостями.
     - С гостями?
     - Да, а что такого? Надо сказать, я  не  скучал,  пока  вы  спали.  Три
человека издалека. Англичане. Жаль, что вы с ними разминулись. Их тоже жаль:
ведь им непременно хотелось повидать вас. Но что мне  было  делать?  Вы  так
хорошо спали. Они специально проделали весь этот  путь,  чтобы  увидеться  с
вами, так что я подумал, - вы, наверное, не  рассердитесь  раз  вы  сами  не
могли с ними повидаться, отдам-ка я им ваши часы на память. Они  обязательно
хотели отвезти какую-нибудь вашу вещицу в Англию:  там  за  сведения  о  вас
обещано вознаграждение Они очень обрадовались. И еще они  сделали  несколько
фотографий того маленького крестика,  который  я  поставил  в  честь  вашего
прибытия. И тоже очень обрадовались. Они всему радовались. Но  мне  кажется,
они к нам больше  не  приедут,  мы  живем  здесь  так  уединенно...  никаких
развлечений, только чтение, мне кажется,  к  нам  больше  никто  никогда  не
придет. Не надо, не надо так, я достану одно снадобье, и  вам  полегчает.  У
вас болит голова, верно? Сегодня мы не будем читать Диккенса. А вот  завтра,
послезавтра и послепослезавтра. Давайте перечитаем еще раз "Крошку  Доррит".
В этой книге есть такие места, которые я не могу слышать без слез.


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ 
        АНГЛИЙСКАЯ ГОТИКА III

     Легкий ветерок в осыпанных росой  плодовых  садах;  холодный  солнечный
свет над лугами и рощами; в аллее на вязах набухли почки; зима в  этом  году
была мягкая и весна пришла рано. В вышине среди горгулий и  каменной  листвы
часы  торжественно  отбили  четырнадцать  ударов.  Была  половина  девятого.
Последнее время часы капризничали. Они числились  в  том  списке  недоделок,
которыми Ричард Ласт  собирался  заняться,  как  только  выплатит  налог  на
наследство, а черно-бурые лисицы начнут давать прибыль.
     Молли Ласт пронеслась по аллее на двухцилиндровом  мотоцикле;  брюки  и
волосы у нее были забрызганы отрубями. Она кормила ангорских кроликов.
     На посыпанной гравием площадке перед домом возвышался  новый  памятник,
обернутый флагом. Молли прислонила мотоцикл к под®емному  мосту  и  побежала
завтракать.
     После воцарения Ричарда Ласта Хеттон зажил более  деятельной,  но  куда
менее церемонной жизнью. Эмброуз остался на своем посту, но лакеев  уволили.
Эмброуз с мальчиком и четыре служанки выполняли всю работу по  дому.  Ричард
Ласт именовал их  "костяком  нашего  персонала".  Когда  с  деньгами  станет
посвободнее, он наберет еще челяди, а пока к закрытым парадным  апартаментам
с забранными ставнями окнами прибавились столовая  и  библиотека;  семейство
ютилось в утренней комнате, курительной и той, что служила  Тони  кабинетом.
Кухонными помещениями по большей части тоже не пользовались, а  в  одной  из
буфетных поставили  весьма  современную  и  экономичную  плиту.  К  половине
восьмого все семейство, кроме копухи Агнес, которая неизменно опаздывала  на
несколько минут, спустилось к завтраку; Тедди и Молли уже час назад ушли  из
дому, она - к своим кроликам, он - к черно-бурым лисицам  Тедди  исполнилось
двадцать два, он жил дома. Питер еще учился в Оксфорде
     Завтракали все вместе в утренней комнате. Миссис Ласт сидела  во  главе
СТОЛА с одной стороны, ее муж - с другой; между ними  шел  постоянный  обмен
чашками, тарелками, баночками с медом и письмами, которые передавались через
весь стол из рук в руки.
     Миссис Ласт сказала:
     - Молли, опять у тебя в волосах отруби.
     - Да ну, все равно придется прибираться перед балаганом.
     Мистер Ласт сказал:
     - Балаганом. Неужели для вас, дети, нет ничего святого?
     Тедди сказал:
     - В смердятниках новая беда. У сучки,  что  мы  купили  в  Оукхэмптоне,
ночью отгрызли хвост. Небось просунула ненароком в соседнюю клетку.  Те  еще
птицы, эти лисы.
     Последней вошла Агнес, чистенькая  осмотрительная  девочка  с  большими
серьезными глазами за круглыми стеклами очков. Она поцеловала мать и отца:
     - Прошу прощения, если опоздала, - сказала она.
     - Если, - сказал мистер Ласт благодушно.
     - И долго это представление протянется? - спросил  Тедди.  -  Мне  надо
смотаться в Бейтон, раздобыть кроликов для лисиц. Чивер сказал,  что  держит
для меня пятьдесят штук наготове. Тут на них не  настреляешься.  Прожорливые
твари.
     - К половине двенадцатого все будет кончено. Мистер  Тендрил  не  будет
читать проповеди. А это не так уж плохо. Ему  втемяшилось,  что  кузен  Тони
погиб в Афганистане.
     - Пришло письмо от кузины Бренды. Она  очень  сожалеет,  что  не  может
приехать на освящение.
     - А.
     Все замолкли.
     - Она пишет, что Джока сегодня срочно вызвали в парламент:
     - А.
     - Могла б и без него пожаловать, - сказала Молли.
     - Она шлет привет всем нам и Хеттону.
     Все опять замолкли.
     - Чего же лучше, - сказала Молли. - Все равно роль скорбящей  вдовы  не
по ней. Она недолго убивалась, тут же выскочила замуж.
     - Молли!
     - Да чего там, ты сама так думаешь.
     - Что бы мы ни думали о кузине Бренде, я не разрешаю  тебе  так  о  ней
говорить. Она имела полное право  выйти  замуж,  и  я  надеюсь,  что  они  с
мистером Грант-Мензисом очень счастливы.
     - Она вас всегда принимала лучше не надо, когда жила здесь,  -  сказала
Агнес.
     - Надо думать, - сказал Тедди. - Это в нашем-то доме.

     В одиннадцать часов погода стояла прекрасная, хотя и поднялся ветер; он
трепал программу богослужения и чуть  было  не  сорвал  до  времени  флаг  с
памятника. Присутствовали несколько родственников:  леди  Сент-Клауд,  тетка
Фрэнсис  и  семейство  захудалых  Ластов,   которых   никак   не   обогатило
исчезновение Тони. Домочадцы  и  работники  фермы  присутствовали  в  полном
составе, пришел  кое-кто  из  арендаторов,  большинство  деревенских,  около
дюжины соседей и среди них полковник Инч;
     Ричард Ласт и Тедди в этом году все время охотились с пигстэнтонцами.
     Мистер Тендрил отслужил короткую службу звучным голосом,  перекрывавшим
вой ветра. Он дернул за веревку, и флаг упал, тотчас открыв памятник.
     Это была простая плита из местного камня с надписью:

                             ЭНТОНИ ЛАСТ из ХЕТТОНА,
                                  ИССЛЕДОВАТЕЛЬ.
                           Родился в Хеттоне (1902 г.).
                            Умер в Бразилии (1984 г.).

     Когда местные разошлись, а родственники удалились в дом  посмотреть  на
новые сберегающие труд усовершенствования, Ричард  Ласт  и  леди  Сент-Клауд
оказались вдвоем на площадке.
     - Я рад, что мы поставили памятник, -  сказал  он.  -  Мне  бы  никогда
самому не додуматься, если б не миссис Бивер. Как только в газетах появилось
сообщение о гибели Тони, она мне тут же написала. Я  с  ней  раньше  не  был
знаком. Разумеется, мы знали очень немногих друзей Тони.
     - Так это ее идея?
     - Да, она написала, что, будучи близким другом  Тони,  она  знает,  как
приятно было бы покойному иметь памятник в Хеттоне. Она была очень любезна -
даже хотела взять на себя переговоры с подрядчиками.  У  нее,  правда,  были
более грандиозные планы: она предлагала приспособить капеллу под поминальную
часовню. Но я думаю, такой памятник пришелся бы Тони больше по вкусу. Камень
из нашей каменоломни и обтесан нашими работниками.
     - Да, и я думаю, что такой памятник пришелся бы ему больше по вкусу,  -
сказала леди Сент-Клауд.

     Тедди выбрал своей  спальней  Галахада.  Он  отделался  от  домашних  и
помчался наверх снять черный костюм. Через десять минут он уже гнал машину к
Чиверу. К обеду он привез кроликов. Они были освежеваны и связаны за ноги по
четыре штуки.
     - Идешь в смердятники? - спросил он Агнес.
     - Нет, приглядываю за кузиной Фрэнсис. Она запорола новый котел, и мама
на нее вз®елась.
     Лисоферма  располагалась  прямо  за  конюшнями;  длинный  двойной   ряд
проволочных клеток с усыпанными землей и  золой  проволочными  полами,  чтоб
зверьки  не  прорыли  ходов  наружу.  Лисы  жили  парами,   некоторые   были
относительно приручены, но полагаться на них не приходилось;  Тедди  и  Бену
Хэккету - он помогал на ферме - за зиму от них не раз доставалось.
     Завидев Тедди с кроликами, лисицы  кинулись  к  дверцам  клеток.  Лиса,
которой отгрызли хвост, вроде не слишком пострадала от этой потери.
     Тедди с гордостью и нежностью обозрел своих подопечных. С их помощью он
надеялся возродить Хеттон в том великолепии, которое он  знавал  во  времена
кузена Тони.