Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
али кондитерские и металлические фабрики. Мы им
даем эксплуатировать своих же, людей, с которых они дерут три шкуры. И
трепещут перед нами. Разве не удобная для всех модель?
- Маркиза на вас рассердилась.
- Ничего подобного. Твоя Маркиза испугалась. Она поняла, что в один
прекрасный день ее тоже могут ликвидировать. Но при том она рада - погибли
некоторые из ее конкурентов. К тому же у меня есть возможность ее утешить.
- Какая?
- Я давно обещал отправить ее в Галактический центр, где исправят ее
тело. За это она нам будет еще вернее.
Мы вернулись к бетонным домам. Подбежал Арсений и стал тереться о
ногу спонсора - его уже обучили любви к спонсорам. Ко всем спонсорам. В
меня ее вложили недостаточно.
Сийнико потрепал Арсенчика по головке.
- Я их не различаю, - сказал он. - Но будущее Земли за ними. Люди не
должны размножаться как придется. Любой ребенок должен быть
запрограммирован, чтобы быть нам полезным. Поэтому я лично возражаю против
насильственных действий. Зачем убивать? Через несколько десятилетий Земля
будет идеальной, гармоничной планетой. И залогом тому наши питомники.
Спонсор удивительно говорил по-русски, с прибаутками, поговорками и
без акцента, свойственного всем спонсорам.
Я пошел вверх по ступенькам, в особняк.
- Что такое? Ты куда? - крикнул мне вслед спонсор.
- Мне сказать два слова на кухне, - откликнулся я.
Спонсор оказался в дурацком положении - он же не мог войти в дом. Так
бывало со всеми спонсорами - им кажется, что они правят, но они не могут
войти ни в дом, ни в шахту, ни, зачастую, на фабрику. Пока люди не
истреблены и не все на Земле переделано под четырехметровых жаб, люди
будут жить своей жизнью. Прощай, мой господин!
Я прошел на кухню и приказал поварихам, которые еще мыли посуду,
чтобы Леоноре выдавали отныне по двойной порции. Поварихи принялись что-то
нести о жулике - заведующем производством, об указаниях господина
спонсора, но я не стал с ними спорить, а лишь добавил, что завтра проверю.
К моему удивлению, Сийнико ждал меня у лестницы.
- Какая такая Леонора? - спросил он ворчливо.
Спонсор держал в лапе коммуникатор. Разумеется, он слышал все, что я
говорил - коммуникаторы слышат сквозь стены. Я опять оказался слишком
самонадеян.
- Сами вывели чудовище, - сказал я, - а кормить забываете.
- Какое из чудовищ ты имеешь в виду?
- Двухметровую девицу. И не понимаю, зачем она вам нужна?
- Зачем? Отвечу. Дело в том, что мы, как ты имел несчастье заметить,
очень эмоциональны. Нам необходимо выплескивать энергию. Любое
соревнование, особенно с элементом борьбы, нам интересно. Предприимчивые
люди помимо боев гладиаторов возрождают, и не без успеха, борьбу, бокс и
баскетбол. А так как кандидаток мало, я решил, не вывести ли мне
собственную баскетбольную команду? Там, - он показал на второй этаж, - в
инкубаторах, у меня лежат два десятка переростков. Не все же людям
получать прибыль - пора брать все в свои руки. Через десять лет мои
баскетболистки покорят мир и принесут мне миллионы.
- А сколько лет Леоноре? - спросил я.
- Двадцать. Она у нас самая старая, - сказал спонсор. - Хорошо, что
ты следишь, чтобы повара не воровали. Вы, люди, ужасно вороваты. Для вас
нет ничего святого. Все тащите... - Спонсор сжал губы. Ему было противно.
Больше таких откровенных бесед между мной и Сийнико не было.
Спонсор был занят в городе, прилетал поздно. С утра обходил
лаборатории и проектные мастерские. Однажды прилетела на вертолете чета
спонсоров, отобрала и увезла с собой гибрида. К тому времени уже вернулась
надзирательница госпожа Фуйке, меня она игнорировала - и к лучшему, по
крайней мере, я мог тоже не обращать на нее внимания.
За время, проведенное в питомнике для любимцев, я отдохнул, от®елся -
ведь поварихи меня побаивались, а я их не разубеждал.
У Сийнико была неплохая библиотека. Он разрешил мне смотреть картинки
в книгах в его кабинете. Я понял, что при всем его уме Сийнико подвержен
той же слабости, как и все спонсоры, - он не мог допустить и мысли, что
любимец может читать, причем не только по-русски, но и на языке спонсоров.
Так что я не только рассматривал картинки, но и читал. Правда, из
спонсорских книг многого не узнаешь - как правило, это книжки-гармошки про
войны на неизвестных мне планетах, в которых некий господин Куйбинко
обязательно поражает множество драконов или другой нечисти. Госпожа
Яйблочко обожала раскладушки про одинокую и несчастную спонсоршу, которая
скрывает свою красоту в ожидании достойного жениха, который в конце концов
прилетает со звезд.
Когда я был любимцем, я читал эти книги, полагая, что все это -
правда, и даже переживал за несчастную невесту. Теперь же я отбрасывал все
эти книги в сторону, а искал на полках исторические труды или книги,
говорившие о нас, людях.
Но о людях ничего не было. Словно и планеты такой - Земля - не
существовало. И не было страны - Россия, как и других стран, пейзажи
которых я видел по телевизору, когда жил у хозяев.
Я привык к жизни в питомнике, а питомник привык ко мне. Сначала
спонсор думал, что я буду помогать Автандилу, но меня генетика не
увлекала. Зато я любил возиться с малышами, мы с ними играли в разные
игры, я стал преподавать им физкультуру, стрельбу из лука и фехтование.
Думаю, что я был популярной фигурой в питомнике.
Спонсор тоже привык ко мне. Как возвращался из города, часто звал
меня, мы вместе ужинали, а потом он пускался в рассуждения и монологи, а я
покорно слушал их. Впрочем, я узнавал от него не так уж много нового. Я
знал, что у спонсоров были большие неприятности с милицией, которая не
могла примириться со смертью милиционеров на стадионе, а без милиции
спонсоры обойтись пока не могли. Пришлось увеличить жалование милиционерам
и выделять для них специальные пайки. А с продовольствием было и без того
плохо. Трудности. Как бы не пришлось забраться в стратегические запасы!
Порой Сийнико не замечал меня. Я забирался в его библиотеку, которая
располагалась за кабинетом, читал или рассматривал картинки. Сийнико ел,
спал, отдыхал, писал письма, отдавал распоряжения, зная, что я нахожусь
рядом, и не обращая на то внимания.
Зима в том году удалась мягкой, но снежной.
Все, кто мог, надевали на себя теплые вещи таким образом, чтобы этого
не заметила наша главная мучительница госпожа Фуйке. Людмила, которая ко
мне привыкла и даже кидала на меня долгие призывные взгляды, связала мне
безрукавку, которая отлично грела и была не видна из-под халата. Это
спонсоры придумали легенду, что любимцы нечувствительны к холоду. К холоду
нечувствительны сами спонсоры. А люди лишь учатся его терпеть. Мне было
жалко малышей, которых в зимние дни выгоняли босиком на снег. В спальнях
не топили, поэтому многие из них болели и умирали, но госпожа Фуйке
об®являла эти смерти закономерным отбросом.
Когда заболел мой друг Арсений, я совсем уж раз®ярился и сказал
спонсору:
- Вы похожи на курицу, которая бьет ногами собственные яйца. Вы сами
себе враги.
Такое обращение удивило Сийнико, и он оторвался от телевизора, чтобы
выслушать меня.
- За зиму, как я узнал, умирает до трети малышей. Каждый малыш стоит
денег. Мертвый малыш - это деньги, которые вы не получили.
Спонсор выслушал меня и, кивнув, вновь обратился к телевизору.
- Вы не ответили, господин спонсор, - сказал я.
- Мы обязаны представить покупателю добротный продукт, - сказал
наконец Сийнико. - Зачем нам рекламации? Пускай любимцы проходят суровую
школу, зато мы выпускаем в свет отличный материал.
- Чепуха, - сказал я. - К холоду человек не может привыкнуть. Он
может научиться терпеть его. Не более.
- Откуда это ты узнал?
- Сам придумал. Я семнадцать лет прожил в любимцах. Вы что же
думаете, дом, в котором я жил, не отапливался? Вы что, не знаете, что моя
подстилка лежала на кухне, где всегда тепло?
- Нельзя, - сказал Сийнико. - Мы рекламируем наших любимцев как
морозоустойчивых.
- Они не морозоустойчивы. Они страдают.
- Я удивлен, - сказал Сийнико. - Я обязательно все это проверю.
Он ничего не сделал, и малыши продолжали болеть и умирать. Правда,
Арсения я взял к себе в бокс, который, как и все помещения для спонсоров и
лаборатории, отлично отапливался. Я отдал Арсению свое одеяло, а пищу
носил ему из столовой. Арсений громко кашлял, у него воспалились жабры, я
выпросил у биоинженеров таблетки от кашля и от жара. Через два дня мне
пришлось еще более потесниться - тяжело заболела Леонора.
Но Леонора пришла не одна - она принесла простуженную девочку. Так
что у меня образовался лазарет, который продержался до весны. Как
оказалось, поварихи, уборщицы и воспитательницы тоже порой брали к себе в
дома больных детей. И никому об этом не рассказывали. Госпожа Фуйке не
удивлялась несовпадению списочного состава питомника с наличными малышами.
Она наверняка знала о том, что происходит, но спонсору Сийнико об этом не
рассказывала. Он бы навел порядок.
Спонсор Сийнико не был жестоким существом, не был садистом. Но порой
я видел в нем страшного убийцу. Происходило это от того, что ему было все
равно, что случится с человечеством, если это не затрагивало его
интересов. Он противился массовым ликвидациям людей, потому что полагал,
что спонсорам выгоднее, чтобы люди им облегчали жизнь. Но если бы его
кто-то убедил, что спонсорам будет удобнее жить, если завтра люди умрут, я
убежден, что он первым бы начал травить нас газом или закидывать бомбами.
То, что он выделял меня из числа людей, ни о чем не говорило. Я отдавал
себе отчет в том, что со мной он расстанется так же спокойно, как с
разбитой лампочкой. Но пока сотрудничество с людьми ему было выгоднее их
смерти.
Особенно очевидным это стало, когда в начале мая к нам в питомник
вдруг опустилось несколько вертолетов, на которых прилетели незнакомые мне
высокопоставленные спонсоры. Среди них были носители оранжевых кругов
Управления экологической защиты, синих гребней Охраны порядка, красных
кругов Ведомства пропаганды.
Я был в библиотеке за кабинетом Сийнико и хотел было уйти, но опоздал
- спонсоры один за другим входили в кабинет. Кресел для всех не было, так
что двое, Сийнико и большой чин из Охраны порядка, сели, остальные стояли.
Впрочем, спонсоры не любят сидеть, им удобнее стоять. Идею кресла они
позаимствовали у людей, и Сийнико говорил мне, что до сих пор среди
консервативных спонсоров к креслам существует стойкое отвращение, как к
предмету моральной деградации.
Чудовища были видны мне сквозь щель в неплотно прикрытой двери. Я
затаился. Я был уверен, что подведу своего покровителя, если выйду из
библиотеки и пройду через кабинет.
Спонсоры были убеждены, что их никто не подслушивает, потому говорили
громко, не стесняясь в выражениях, я же слышал и понимал все до последнего
слова.
- Мы все очень заняты, - сказал Сийнико. - И не любим терять времени
даром. Я начинаю сразу с информации, которую получил от Высшего совета.
- Правильно, - откликнулся спонсор с красным кругом Ведомства
пропаганды. - Переходите к делу.
- На Высшем совете обсуждался вопрос о нехватке продовольствия и иных
продуктов, которые производят люди.
- Не в первый раз, - отметил другой спонсор.
- Но на этот раз решено принять меры. В соответствии с проектом
двенадцать. Вы помните его?
Два согласных мычания - потом голос:
- Я не в курсе дела.
- Напоминаю: в прошлом году обсуждался и был отклонен проект, который
об®ясняет деградацию экономики и падение производства тем, что
работники-люди все более наглеют и все большую часть продуктов оставляют
себе. Это позволяет им благоденствовать и плодиться, тогда как мы,
спонсоры, оказываемся в невыгодном положении, так как космические поставки
затруднены, а контроль Федерации ожесточился. Проект двенадцать
предусматривал ликвидировать половину населения Земли.
- Зачем? - послышался удивленный голос спонсора из Управления
экологической защиты.
- Идея проекта заключается в том, чтобы вдвое уменьшить число
едоков-людей и таким образом освободить массу продуктов для потребления
нами.
- Чепуха! - зарычал невидимый мне голос. - Что они, не понимают, что
каждый едок является и производителем?
- Не считайте Высший совет глупее, чем он есть на самом деле, - мягко
возразил Сийнико. - Там отлично это понимают. Но и понимают, что в
существовании людей заинтересована лишь часть спонсоров - те, кто наладил
с ними деловые и личные связи. Вот именно это и кажется руководителям
совета очень опасным. Они опасаются размывания нашей идеологии.
- Это плохо, - сказал спонсор из Ведомства пропаганды. - Значит, с
продовольствием и товарами станет намного хуже.
- Намного, - согласился Сийнико.
- Однако наши дорогие консерваторы сделают еще один шаг к идеалу, к
образцовой планете с одним образцовым городом для инспекций и комиссий. Мы
же лишимся всего.
- К сожалению, эта точка зрения взяла верх, - сказал Сийнико. - И
боюсь, что отменить ее не удастся.
- Что же делать?
- Ликвидация половины населения Земли - задача нелегкая. Даже самые
решительные в совете понимают это. Раньше августа эта операция не будет
предпринята. Значит, у каждого из нас есть время подготовиться,
предупредить нужных людей, спрятать то, что можно спрятать...
- А списки на ликвидацию, конкретные списки - где, сколько, каким
образом?..
- Их будут составлять по департаментам.
- Самоубийцы, - сказал пропагандист.
- Надо срочно писать в Галактический центр, - сказал кто-то.
- Я не рискну этого сделать, - сказал Сийнико. - Кое-кто здесь только
и ждет, что я ошибусь. А голова у меня одна.
Они еще долго обсуждали, что им делать, и разошлись поздно вечером. Я
слушал и все более ужасался. Ни один из этих спонсоров не сказал, что ему
жалко людей. Ну хоть немного жаль. Им жалко своих благ и своих доходов.
Я был так взволнован и удручен, что совершил роковую ошибку.
Когда спонсоры улетели на своих вертолетах, я вышел из библиотеки и
подождал возвращения Сийнико в кабинете. Тот удивился, увидев меня.
- Ты зачем пришел? - спросил он.
- Неужели вам не жалко людей, которых вы убьете? - спросил я, отходя
к двери.
- Каких людей? - удивился спонсор.
- Которые погибнут по проекту двенадцать.
- Откуда ты знаешь?
- Я был в библиотеке!
- Ты понял?
Спонсор неподвижно навис надо мной.
- Ты знаешь наш язык?
- Немного, - сказал я. Чувство близкой опасности заставило меня
с®ежиться. - Совсем немного.
Я произносил эти слова так, будто слабое знание языка меня спасет.
- Тебя учили?
- Я жил в семье и слушал.
- Ты слушал? И все?
- Я смотрел телевизор.
- А дома знали, что ты понимаешь наш язык?
- Вряд ли. Вы, спонсоры, думаете, что мы слишком тупые, чтобы выучить
ваш язык.
- Это исключено! - воскликнул спонсор. - Этого еще не было.
- Наверное, я не один такой. Есть же любимцы и поумнее меня.
Спонсор уселся в свое кресло, он смотрел как-то мимо меня, в угол
комнаты, словно побаивался меня.
- Опасность, исходящая от тебя, - сказал он наконец, - представляется
мне большей, чем твоя ценность как свидетеля.
- Вы обещали Маркизе! - напомнил я. У меня все внутри дрожало.
- Я?
- Вы дали слово!
- Я его дал, я и возьму обратно.
- Вы изумительно говорите по-русски, - сказал я спонсору.
Тот не смог сдержать знак улыбки.
- Не бойся, - сказал он. - Я тебя ликвидирую так, что ты этого не
заметишь. И никто этого не заметит. Так что не беспокойся.
- А нельзя обойтись без таких мер? - спросил я.
- Иди спать, - отмахнулся от меня спонсор. - Я страшно устал и
недоволен. Может быть, правы те, кто выступает за полную ликвидацию
человеческой расы.
- А есть и такие?
- Разумеется. Это гигиенично, это решает все экологические проблемы
на Земле.
- Зачем? Чтобы жить на Земле вместо нас?
- В конечном итоге всегда побеждает сильнейший.
- Неужели некому за нас заступиться?
- Заступаться? Откуда ты слышал о заступниках?
- Я не слышал.
- Люди лживы. Ты - один из самых изощренных лжецов вашей породы. Вы
недостойны того, чтобы коптить небо.
- Вы сердитесь? Вы испугались меня?
- Что?.. Уходи - не то разорву тебя своими руками.
Я ушел. Он, конечно, не станет меня убивать собственными руками, но в
голосе его звучала смертельная для меня угроза. Спонсор был рационален. Я
стал опасен, потому что подслушал их секретный разговор и имел глупость в
этом признаться. Теперь спонсор должен опасаться, что я сообщу об этом
разговоре.
С такими горькими мыслями я отправился к себе в бокс.
Темнело. Но небо было уже весенним, ожившим, по нему текли облака. От
леса несло холодом, там, в чаще, еще скрывались лепешки снега. Первые
звезды уже разгорались на восточной стороне неба. Я остановился и стал
смотреть на небо, охваченный неожиданным и непонятным самому себе
ощущением счастья, слияния с этим миром. И от этого наваждения звуки
питомника, доносившиеся до меня, показались мне звуками настоящей Земли.
Голоса уродцев, созданных на потеху спонсоров, - веселой музыкой
обыкновенных детских игр, клокотание вентилятора вытяжки из лаборатории
генных инженеров - перестуком колес далекого поезда, низкие звуки голоса
спонсорши Фуйке, отчитывающей повариху за неучтенную тарелку, - криком
совы в густой чаще, карканье ворон... впрочем, это было именно карканье
ворон, и ничем иным оно показаться не могло.
Я огляделся. Далеко сзади появился квадрат света - в нем обозначился
силуэт спонсора Сийнико, который потопал к генетикам - как всегда, вечером
он проверяет, что они сделали за день. Поэтому-то лаборатория так велика -
она построена по масштабу спонсоров, чтобы проверяющий всегда мог
нагрянуть и проверить, чем занимаются там люди.
Вспыхнули прожектора на вышках вокруг питомника - они зажигались
автоматически, когда темнело. Я знал, что на вышках дежурят милиционеры. И
вдруг со злорадством подумал: ведь и вас, голубчики, ликвидируют. И,
может, раньше других. Вспомните стадион. Тот, где я убил спонсора...
Честное слово, я не жестокое существо и даже никогда не таскал кошек
за хвосты. Я столько лет прожил в покорном мире, которым правили спонсоры,
не подозревая, что они вовсе не благодетели, а грабители и убийцы! Но даже
когда я увидел правду, во мне не возникло желание убивать. Ну как можно
убить просвещенного и разумного господина Сийнико, который, многим рискуя,
скрывает меня в питомнике!
Мне стало холодно. Я пошел к себе в бокс. Мои больные, которым стало
лучше, они днем уже вылезали погреться на солнышке, сидели, накрывшись
одним одеялом, и что-то пели. При виде меня они смутились и замолчали. Я
знал, что петь запрещено, но сказал:
- Вы пойте, не обращайте на меня внимания.
Но они уже не стали петь.
Я сказал им, что мне не холодно, и уселся рядом с ними. Странное
счастливое чувство, овладевшее мною на улице, так и не покинуло меня. И я
с умилением глядел на мой госпиталь. Вот Арсений, подводный мальчик,
кареглазый, всегда весе