Кир Булычев. Любимец

        Любимец. (Спонсоры)

        1. Любимец влюбился

     Я точно помню, что увидел ее впервые  в  пятницу  шестого  мая  сразу
после обеда.
     Я решил позагорать у бассейна - купаться еще холодно, но если  лежишь
рядом с водой и солнце уже обжигает, можно вообразить, что наступило лето.
     Я лежал так, чтобы поглядывать на соседний  участок  -  с  утра  туда
переехали новые соседи вместо Злобницы, улетевшей к мужу на Марс.
     Я закрыл глаза и задремал, но вдруг проснулся,  хотя  ничего  не  мог
услышать, - по газону шла рыжеволосая девушка.
     Их бассейн начинается сразу за невысокой живой  оградой,  разделяющей
наши участки. Она уселась на край бассейна, окунула в него пятку  и  сразу
поджала ногу - не ожидала, видно, что  вода  такая  холодная!  Откуда  она
приехала, если не знает, что у нас в начале мая еще не купаются?
     Думая так, я разглядывал ее, и девушка это  заметила,  кинула  в  мою
сторону острый быстрый взгляд и отвернулась, словно только что смотрела не
на меня, а на муху.
     - Привет! - сказал я. - С приездом.
     - Ах! - тихонько воскликнула  она.  И  подняла  левый  локоть,  чтобы
скрыть от меня очертания полной груди.
     - Вы надолго сюда? - спросил я, делая вид, что не заметил жеста.
     - Мы здесь будем жить. - Ее тяжелые волосы падали на белые плечи.
     - Меня Тимом зовут, - сказал я, поднимаясь. Мне хотелось,  чтобы  она
увидела, как я  сложен.  Недаром  я  пробегаю  стометровку  за  двенадцать
секунд.
     - Очень приятно, - ответила она с улыбкой, но не назвала себя.
     Но тут же - о, ирония судьбы! - от дома послышался голос:
     - Инна! Инночка, ты где? Скорей беги ко мне.
     - Вот видишь, - сказала Инна, - мы и познакомились.
     Она грациозно выпрямилась и побежала к дому. Мне очень понравились ее
спина и ноги - у нее  были  длинные,  прямые  ноги  с  крепкими  округлыми
икрами.
     На бегу она обернулась и помахала мне рукой.
     Знакомство состоялось.
     Я рассказал о ней Вику - цинику двадцати с  лишним  несчитанных  лет,
кудрявому, голубоглазому, породистому.
     Вик - корыстный, наглый парень, я знаю ему цену, но дружу с детства.
     - Да видел я ее, - отмахнулся Вик в ответ  на  мои  похвалы  в  адрес
Инны. - Ты редко бываешь в свете, сидишь сиднем дома, ни на выставке  тебя
не увидишь, ни в парке. Так что первое  же  смазливое  личико  в  пределах
твоего зоркого взгляда - и ты готов!
     - Я мечтаю а ней, - сказал я хрипло,  чем  вызвал  вспышку  хохота  у
моего друга.
     - Ромео! - повторял он. - Ромео с голым задом!
     Я хотел было врезать ему за слова, которые болью  отозвались  в  моем
оцарапанном сердце, но Вик увернулся. Я с трудом догнал его у самых ворот,
повалил на траву и заломил руку за спину.
     - Сдавайся! - прорычал я. - Не то растерзаю!
     Тут как назло домой вернулась госпожа Яйблочко.
     - Как дети! - закричала она,  вываливаясь  из  флаера.  -  Сейчас  же
прекратите, уши оторву! Земля же холодная!
     Она кинулась за нами, но куда ей догнать двух молодых людей.
     - Ну ладно, ладно, - крикнула она нам вслед. - Я пошла готовить ужин,
слышишь, Тимошка?
     Она отлично знает, что я ненавижу это собачье ими. Я сделал вид,  что
не слышу.
     Мы отбежали с Виком к старой трансформаторной будке.
     Когда-то еще мальчишкой я любил прятаться здесь и воображать,  что  я
подкрадываюсь к  неуязвимому  дракону  в  джунглях  Эвридики...  Я  вырос,
джунгли вырубили, дракона держат в зоопарке, а трансформаторная будка  так
и стоит, сто лет никому не нужная...
     - Сегодня третью серию будут показывать, - сказал Вик.
     - Если у нее есть сестра,  -  сказал  я,  -  ты  с  ней  тоже  можешь
познакомиться.
     - Больно ты шустрый, - ухмыльнулся мой друг. - Ты  уверен,  что  тебе
разрешат с ней общаться?
     - Я никого не намерен спрашивать.
     - Ай-ай-ай, какие мы смелые!
     - Тимофей! Тимоша! - Яйблочко звала меня  самым  ласковым  из  своего
набора голосов. - Кушать, кушаньки, беги сюда, мой мальчик!
     - С ума сойти! - засмеялся Вик. - Она намерена тебя кормить грудью до
тридцати лет.
     Тут я стукнул его кулаком по затылку, чуть голова не  отвалилась.  Он
ахнул и примолк.
     А я пошел домой вовсе не потому, что послушался Яйблочку,  а  боялся,
что если уж очень разозлю ее, она не допустит меня вечером к телевизору.
     - Ноги вытер? - спросила Яйблочко, когда я вошел в дом.
     Я не стал отвечать, а продолжил путь на кухню.
     Яйблочко восседала за столом, перед ней стояла емкость с пойлом -  ей
доктор прописал. На моей тарелке лежал кусок трески,  посыпанный  зеленью.
Редкое по нашим временам лакомство.
     Прежде чем приняться за обед, я подошел к окну и поглядел  в  него  -
окно выходило к дому Инны. Но самой девушки не было видно.
     После обеда мы отдыхали, а потом Яйблочко повела меня гулять.
     Я не люблю эти почти ритуальные прогулки - Яйблочко не  та  спутница,
которую человек выбирает по доброй воле. Но я ее не выбирал.
     В  тот  день,  идя  рядом  с  ней,  я  впервые  глубоко  задумался  о
несправедливости судьбы. Ведь каждый из нас таков, каким он родился, каким
его воспитали. Я предпочел бы иную судьбу,  пускай  не  такую  надежную  и
сытую, пускай полную лишений и  опасностей,  как  у  бродяг  и  охотников.
Впрочем, я их никогда не видел.
     Чем ближе к центру городка, тем больше встречалось парочек,  подобных
нашей. Яйблочко раскланивалась  с  ними,  приседала,  покачивала  бедрами,
звенела нитями железных бус, а когда она наклоняла вперед  бюст,  мне  все
казалось, что сейчас она угодит этими бусами мне по темечку - и я замертво
рухну на мостовую.
     Я понял, что Яйблочко  направляется  в  бар  "Олимпия"  при  торговом
центре. Там она будет  сосать  неудобоваримые  напитки  с  себе  подобными
дамами, а я побуду с людьми.
     Мы подошли к бару, и Яйблочко, добрая жаба, заявила:
     - Тимоша, если ты побудешь в общей комнате, мы потом в  кино  сходим,
хорошо?
     Я отвернулся. Она должна думать, что я расстроен больше, чем на самом
деле. А  я  не  имел  ничего  против  того,  чтобы  поболтать  со  старыми
приятелями, пока ты, голубушка, вкушаешь свое вонючее зелье.
     Так что я молча посмотрел на  нее  красивыми,  выразительными  серыми
глазами.
     Но Яйблочко выдержала мой укоризненный взгляд  и  вытащила  из  сумки
намордник. Я побледнел, но Яйблочко показала на об®явление  над  входом  в
комнату:

                     ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ
                     ВХОД БЕЗ НАМОРДНИКОВ  ВОСПРЕЩЕН

     Об®явление мне было знакомо и унизительно. Но я  не  стал  спорить  и
капризничать, не то настроение.
     Я сам подставил лицо, и Яйблочко не грубо, я бы сказал,  с  неуклюжей
нежностью приспособила мне на лицо  намордник,  который  прикрывал  нижнюю
часть лица. Я вполне допускаю, что когда-то, по недоразумению,  кто-то  из
домашних любимцев укусил другого человека.  Но  кто  и  почему  дал  право
возвести этот случай в ранг правила? С чего они решили, что мы обязательно
должны бросаться друг на друга и кусаться?
     В большой комнате, где хозяева оставляют домашних любимцев пока  пьют
кофе, болтают в кафе или выбирают  что-нибудь  в  магазине,  было  человек
тридцать, не меньше. Все в намордниках, но если у меня,  он  был  простой,
почти невидимый - мы с Яйблочкой старались свести унижение к минимуму,  то
у других  людей  на  физиономиях  порой  красовались  нелепейшие  защитные
сооружения: у кого из кованой  проволоки,  у  кого  в  виде  керамического
цветника.
     Я сразу увидел Вика, который сидел  перед  телеэкраном,  на  нем  был
розовый намордник, имитирующий хоккейную маску вратаря Хризабудкина -  мне
было бы стыдно появиться в обществе в таком виде. Я  обвел  присутствующих
взглядом, надеясь, что среди них есть Курт,  который  обещал  мне  жвачку.
Мерзавец Вик неправильно истолковал мой ищущий взор  и,  поправив  завитую
гриву волос, ехидно заметил:
     - Сюда самочек не заводят. Может плохо кончиться!
     - Я Курта ищу.
     Я и без него  знал,  что  девушке  здесь  не  место.  Среди  домашних
любимцев встречаются скоты.
     - Нет здесь Курта, - сказал Вик.
     - А что по телеку показывают?
     Вик не  ответил.  Показывали  исторический  фильм  о  первой  высадке
спонсоров на Землю.
     ...Толпа поселян в уродливых одеждах радостно гоготала при виде того,
как из открытого люка корабля не спеша выходят три спонсора. Они массивны,
они куда крупнее и тяжелее человека, некоторые достигают  четырех  метров.
Из скафандров высовываются чешуйчатые зеленые лапы  с  длинными,  цепкими,
словно без костей, пальцами. Зеленые, блестящие, словно  смазанные  жиром,
головы покрыты чешуйками. Пришельцы здороваются с поселянами.
     - Сегодня юбилей! - произнес вдруг сидевший рядом со мной средних лет
мужчина  в  какой-то  глупой  попонке.  -   Столетие!   Столетие   первого
счастливого контакта!
     - Выпить бы, - произнес какой-то жалкий замарашка.  Порой  в  комнату
для отдыха домашних любимцев проникают с улицы бродячие люди.  Затерявшись
среди нас, они  могут  рассчитывать  на  стакан  лимонада  или  на  горсть
орешков. - Выпить бы, я сказал! По случаю счастливого юбилея!
     Он смотрел на меня в  упор,  словно  я  сейчас  вытащу  из-под  мышки
бутылку самогона.
     Чтобы не встречаться с его наглым взглядом,  я  обратился  к  экрану.
Странная мысль посетила меня: как изменилась жизнь на Земле  за  прошедшие
сто лет! Хоть меня тогда еще не было на свете, я знаю по старым пленкам  и
журналам о мире насилия, неуверенности, ранней смерти и нищеты, о мире,  в
котором  господствовало  право  сильного,  где  люди,  будто  стремясь   к
самоубийству, уничтожали реки и отравляли воздух... страшно подумать,  что
было бы без Визита!
     Замарашка уже приставал к Вику, и я слышал его занудный голос:
     - Ну глоток достань, ну  достань,  братишка,  ты  же  можешь,  ты  же
гладкий!
     Я с радостью смотрел, как на экране спокойно, с чувством собственного
достоинства  двигаются  спонсоры,  вбирая  лучащимися   добротой   глазами
окружающую действительность. Интересно,  какие  мысли  проносились  в  тот
момент под этими высокими зелеными лбами! Яйблочко как-то, поглаживая меня
по спинке, рассказывала мне о ее отце - одном  из  первых  спонсоров.  Она
уверяла, что спонсоры были огорчены тем, что увидели на Земле.
     - Ай! - Отчаянный крик разорвал мирный шумок комнаты отдыха.
     Я вскочил. Все вскочили. Так  я  и  думал:  Вик,  элегантный,  милый,
казалось бы, генетически лишенный агрессивности, как дикий пес  набросился
на замарашку, и они катались по полу, пытаясь  вцепиться  зубами  в  горло
друг другу. Остальные вскочили со всех мест, окружили спорщиков кольцом  и
аплодисментами и криками подбадривали их. Такое поведение  моих  товарищей
меня возмутило.
     - Как вы себя ведете! - закричал я. - Постыдитесь! Вы забыли  о  том,
что наши спонсоры не жалеют времени и  сил,  чтобы  научить  нас  высокому
пониманию добра! Мы не имеем права падать до элементарной драки.  В  любую
минуту нас могут увидеть!
     Но как назло  никто  не  слышал  меня.  Зато  на  шум  ворвались  два
магазинных милиционера с электродубинками. Они вели себя  так,  словно  мы
все были преступниками и хулиганами - колотили дубинками, валили  на  пол,
топтали ногами. Мы были вынуждены забиться в углы комнаты, но  и  там  нас
доставали эти садисты.
     Меня всегда возмущали те люди, которые не видят границы между любовью
к нашим спонсорам, сотрудничеству с ними и  услужению  им  за  счет  своих
соплеменников. Как говорится, "служить бы рад, прислуживаться тошно!"  Вот
это - мое кредо.
     Но кредо не могло защитить меня от ударов, меня,  пальцем  никого  не
задевшего  и   не   принимавшего   участия   в   этой   постыдной   драке,
спровоцированной, как я честно признался Яйблочке, когда она взяла меня из
комнаты отдыха,  проходимцем-замарашкой,  возможно  агентом  деструктивных
сил, выступающих под ложным лозунгом: "Земля для людей!"
     - Где бы они сейчас были, - проворчала в  ответ  Яйблочко,  натягивая
поводок, на котором вела меня домой и предназначенный (в  моем  конкретном
случае)  только  для  того,  чтобы  защитить  меня  в  случае  неожиданной
опасности, - если бы не наша экспансия,  они  бы  вымерли  от  собственных
нечистот.
     Разумеется, я полностью согласен с моей милой, добродушной Яйблочкой,
четырехметровой неуклюжей лягушатиной!
     Я решил воспользоваться ее тревожным настроением и сказал:
     - Госпожа, я тут видел трехцветный электронный ошейник.
     - Зачем тебе? У тебя совсем еще новый.
     - В него вживлена система предупреждения. Если меня захотят  украсть,
то он сразу даст сигнал.
     - Небось бешеных денег стоит, - проворчала моя хозяйка.
     И я понял,  что  ее  постоянный  страх  потерять  меня,  лишиться  ее
лапушки,  псеночка-котеночка,  дорогого  моего  человечка,  которого   она
искренне почитала членом семьи, заставит раскошелиться. Такой триколер уже
купили Вику, вся наша улица с ума посходила от зависти.
     Мы повернули к дому. Скоро должен был вернуться со службы сам спонсор
Яйблочко, и мы с госпожой всегда с трепетом ждали этого момента.
     - Пока ты дрался в зверинце, - продолжала Яйблочко (я попытался  было
возразить, но она не слушала меня, она думала вслух), - мы  с  дамами  как
раз обсуждали новости из Симферополя. Это же  надо  -  ограбить  курортный
автобус! Я не сторонница жестокого обращения,  но  всякому  терпению  есть
предел. И этот нелепый лозунг...
     - "Земля для людей!" - сказал я, и получилось чуть  более  вызывающе,
чем мне того хотелось.
     И тут же Яйблочко перетянула меня  по  голой  спине  плетью,  которую
всегда носила с собой, чтобы отгонять от меня поклонниц.
     Это меня  глубоко  оскорбило.  Если  ты  больше  и  сильней,  это  не
означает, что можно пускать в ход плетки. Я лег на голый пыльный  асфальт.
В знак протеста я решил тут же умереть!
     Яйблочко дернула меня за поводок. Я не  сопротивлялся.  Она  потянула
сильнее и буквально поволокла меня, не думая о том, что я могу оцарапаться
и у меня начнется нагноение, откуда всего шаг до гангрены!
     Я поднялся на ноги.  Ведь  не  ей  мучиться  перед  смертью  -  тупой
скотине! Если они захватили Землю, потому что у них есть  одуряющие  газы,
лазерные пушки и черт знает еще какое оружие, это не означает, что люди  -
рабы. Нет, мы не сказали еще  последнего  слова!  Мы  тоже  цивилизованные
люди!
     Яйблочко  видно  почувствовала  гнев,  исходящий   от   представителя
порабощенного, но не сдавшегося народа, потому  что  перестала  тянуть  за
поводок и сказала виноватым голосом:
     - Отряхнись, Тимоша. Нельзя же так себя вести - люди смотрят.
     - Пускай смотрят, - сказал я, но все же подчинился. Я человек  добрый
и отходчивый.
     Мы продолжали наше движение к дому.
     Порой  нам  встречались  другие  спонсоры  и  спонсорши,  совершавшие
послеполуденную прогулку с домашними любимцами. Спонсоры раскланивались  и
перекидывались фразами на своем языке, и это  давало  возможность  и  нам,
любимцам, также обменяться приветствиями и новостями.
     -  Слышал,  Тим,  -  спросил  меня  Иван  Алексеевич   из   хозяйства
Плийбочико, - у Сени чесотка. Его на живодерню отвезли.
     - Не может быть!
     - Ты с ним не общался?
     Иван Алексеевич мне неприятен. Всю жизнь он служит своим спонсорам за
пределами разумного. Он даже бегает для хозяйки  в  магазин  и  качает  их
ребенка. Нельзя же так унижаться!
     - Наверное, это преувеличение, - сказал я, а у самого сердце  сжалось
от жалости к Сене, вежливому, воспитанному человеку.
     Яйблочко неожиданно потянула меня дальше, и ошейник впился  в  горло.
Хорошо еще, что она не услышала о Сене. А то бы потащила к ветеринару!
     Зрелище,  открывшееся  моим  несчастным  глазам,  отвлекло  меня   от
физических страданий.
     Навстречу нам по бульвару шел жабеныш и вел на  золотой  цепочке  мою
возлюбленную!
     Нет, я никогда не спутаю ее ни с  кем  на  свете!  Ее  светлый  образ
запечатлелся в моем мозгу до конца дней.
     - Ты куда? - закричала Яйблочко и  так  дернула  меня  назад,  что  я
потерял равновесие и, чтобы не упасть на землю,  был  вынужден  встать  на
четвереньки.
     Девица, которая улыбнулась было мне как старому знакомому,  при  виде
моего несчастья рассмеялась - мелодично, звонко и обидно.  Ее  спонсоренок
остановился и тоже принялся смеяться, как  смеются  они  все  -  хрюкая  и
выпячивая живот.
     - За что? - только и  спросил  я,  поднимаясь  и  стараясь  сохранить
чувство собственного достоинства. - Неужели тот факт, что  сто  лет  назад
вам удалось покорить Землю, дает вам основания так обидно и горько унижать
ее население?
     Видно в сердце этой туши что-то  шевельнулось,  потому  что  Яйблочко
строгим голосом приказала жабенку-спонсоренку прекратить  смех.  У  них  с
дисциплиной строго.
     Жабеныш замолчал и потащил мою возлюбленную на боковую  дорожку.  Она
так элегантно и легко бежала рядом с ним, чуть подпрыгивая на бегу,  линия
ног столь плавно переходила в круглый  задик,  рыжие  кудри  так  нежно  и
игриво струились по узкой спине, что у меня перехватило дух. И все попытки
и потуги Яйблочко оторвать меня от этого волнующего зрелища  были  тщетны.
Ей пришлось подхватить меня на лапы и, прижимая к жесткой  грудной  чешуе,
отнести домой.
     Мы больше не  разговаривали  с  Яйблочкой.  Она  не  скрывала  своего
недовольства, я - обиды.
     В хорошие дни меня кормят вместе со спонсорами, в  гостиной,  но  тут
Яйблочко поставила  мне  миску  на  кухне  в  углу.  Я  взял  ее,  сел  на
подоконник, чтобы похлебать, глядя в окно в надежде, что моя  возлюбленная
вернулась  с  прогулки,  но  Яйблочко  заглянула  на   кухню,   дала   мне
подзатыльник  и  согнала  с  подоконника.  Я  готов  был  отомстить  ей  и
отказаться от ужина, но страшно хотелось кушать,  и  я  отложил  месть  на
следующий раз.
     На этом мои несчастья не закончились. Ни с того ни с сего моя  жабина
устроила уборку в чулане и отыскала  там  книжку  комиксов  про  супермена
Иванова, которую я выменял у Вика за старую монету. И когда домой заявился
со службы мрачный спонсор Яйблочко, она еще до обеда  подсунула  ему  свой
трофей.
     Голодный и потому особо опасный для  человечества  пришелец  Яйблочко
вытащил меня из-под дивана, куда я пытался забиться, и  безжалостно  избил
электрическим  хлыстом.  Его  желтые  глазки  при  этом  горели   яростным
садистским огнем, но при том он беседовал со мной, словно не причинял  мне
немыслимую боль, а распивал чай.
     - Неужели ты до сих пор не  усвоил,  хомо  сервилиус,  что  чтение  -
прерогатива разумных существ? Сегодня ты начал читать...
     - Но это же только комикс!! Ой, больно!
     - Будет еще больнее... Сегодня ты читаешь комикс, а завтра ты выйдешь
на улицу с пластиковой бомбой!
     - Никогда я не посмею поднять руку на своего кормильца!
     - Ты не поднимешь, пока ты нас боишься, но как только исчезнет страх,
ты станешь опасен.
     Рассуждая, спонсор Яйблочко продолжал меня колотить.
     Я уже захлебывался от слез и боли и был близок к тому, чтобы потерять
сознание, когда госпожа Яйблочко вырвала меня из рук супруга и отнесла  на
подстилку.
     Они говорили за дверью на своем зверском языке, который  я  знал  как
собственный. Любопытно, что ни один спонсор не верит,  что  человек  может
выучить их язык - это как бы за пределами наших  умственных  возможностей.
Хотя практически все домашние любимцы,  кроме  уж  самых  тупых,  понимают
разговоры спонсоров. А как иначе? Они решат отправить тебя на живодерню, а
ты будешь хлопать глазами?
     - Пожалуй, ты был с ним излишне жесток,  мой  повелитель,  -  сказала
госпожа Яйблочко.
     Ее муж что-то прохрюкал в ответ.
     - Ведь он же нам не чужой.
     Опя