го сентября, дайте о себе знать а Стирлинг, я буду там в гос-
тинице "Королевский герб", и если вы до тех пор будете целы и невредимы,
я сделаю все, чтобы вы добрались до Инверэри.
   - Скажите мне еще одно: могу я видеть Алана?
   Он, видимо, заколебался.
   - Эх, лучше бы не надо, - сказал он. - Но я не  стану  отрицать,  что
Алан очень этого хочет и на всякий случай нынче ночью будет ждать у Сел-
вермилза. Если вы убедитесь, что за вами не следят, мистер Бэлфур, -  но
имейте в виду, только если вы твердо убедитесь в этом, - то спрячьтесь в
укромном месте и понаблюдайте за дорогой целый час,  не  меньше,  прежде
чем рискнете пойти туда. Если вы или он оплошаете, будет страшная беда!


   ГЛАВА X
   РЫЖИЙ НИЙЛ

   Было около половины четвертого, когда я  вышел  на  Ланг-Дайкс.  Меня
влекло в деревню Дин. Так как там  жила  Катриона,  а  ее  родня,  Глен-
гайлские Макгрегоры, почти наверное будет пущена по моему следу, то  это
было одним из немногих мест, от  которых  мне  следовало  держаться  по-
дальше; но я был очень молод и, кажется, очень влюблен, а потому, не за-
думываясь, повернул в сторону деревни. Правда, чтобы успокоить совесть и
здравый смысл, я старался соблюдать осторожность. Там, где дорога  пошла
в гору, я, взойдя на перевал, внезапно бросился  в  ячмень  и  притаился
там, выжидая. Некоторое время спустя мимо прошел человек, по виду горец,
но мне совершенно незнакомый. Вскоре прошел рыжеголовый Нийл. Затем про-
ехала тележка мельника, а после шел только всякий деревенский люд. Этого
было достаточно, чтобы заставить самого отчаянного смельчака  отказаться
от своей цели, но во мне еще сильнее разгорелось желание попасть  в  де-
ревню Дин. Я убеждал себя, что появление Нийла на этой дороге вполне ес-
тественно, ибо эта дорога вела к дому, где жила дочь его господина;  что
касается первого прохожего, то, если я стану пугаться всякого попавшего-
ся на пути горца, мне далеко не уйти. И, успокоив себя этими хитрыми до-
водами, я прибавил шагу и в самом начале пятого уже был у калитки миссис
Драммонд-Огилви.
   Обе дамы были в доме; увидев их через открытую дверь, я сорвал с себя
шляпу.
   - Тут пришел один малый за своими шестью пенсами, - сказал я,  думая,
что это понравится вдове.
   Катриона выбежала мне навстречу и  сердечно  поздоровалась;  к  моему
удивлению, старая дама встретила меня не менее приветливо. Много времени
спустя я узнал, что она еще на рассвете посылала верхового в  Куинсферри
к Ранкилеру, который, как она знала, был поверенным по делам имения Шос,
и у нее в кармане лежало письмо от моего доброго друга с самыми лестными
словами обо мне и моем будущем. Но даже не зная об этом письме, я  легко
разгадал, что она замышляет. Быть может, я и в самом деле был  "деревен-
щиной", но не настолько, как ей представлялось; и даже при моем не слиш-
ком тонком уме мне было ясно, что она вознамерилась устроить брак  своей
родственницы с безбородым мальчишкой, который как-никак владел поместьем
в Лотиане.
   - Пусть-ка Шесть-пенсов отведает нашей похлебки.  Кэтрин,  -  сказала
она. - Сбегай и скажи девушкам.
   И пока мы оставались одни,  она  всячески  старалась  польстить  мне,
всегда  умно,  всегда  как  бы  подшучивая,  по-прежнему  называя   меня
"Шесть-пенсов", но таким тоном, который  должен  был  возвысить  меня  в
собственных глазах. Когда вернулась Катриона, намерения старой дамы ста-
ли еще более очевидны, если только  это  было  возможно;  она  принялась
расхваливать достоинства девушки, словно барышник, продающий коня.  Щеки
мои пылали при мысли, что она считает меня таким тупицей. Порой мне при-
ходило в голову, что наивная девушка даже не догадывается, что  ее  выс-
тавляют напоказ, и тогда мне хотелось стукнуть старую перечницу дубиной;
а порой казалось, что обе они сговорились завлечь меня в ловушку, и тог-
да я мрачнел, хмурился и сидел между ними, как воплощение неприязни. На-
конец, старая сваха придумала наилучшую уловку - оставить  нас  наедине.
Если уж во мне зародится подозрение, заглушить его  бывает  нелегко.  Но
хотя я знал, к какому воровскому роду принадлежит Катриона, для меня бы-
ло невозможно смотреть ей в глаза и не верить ей.
   - Я не должна вас расспрашивать? - быстро спросила она, как только мы
остались одни.
   - Нет, сегодня я могу говорить обо всем с чистой совестью, -  ответил
я. - Я уже не связан словом, и после того, что произошло за  сегодняшний
день, я бы не дал его снова, если бы меня о том попросили.
   - Тогда рассказывайте скорее, - поторопила  она.  -  Тетушка  вот-вот
вернется.
   Я рассказал ей всю историю с лейтенантом с начала до конца,  стараясь
представить ее как можно смешнее, и в самом деле все это было так  неле-
по, что невольно вызывало смех.
   - Оказывается, все-таки грубые мужланы для вас столь же  неподходящее
общество, как и хорошенькие барышни! - воскликнула она, когда я  кончил.
- Но как же это ваш отец не научил вас владеть шпагой? В жизни не слыха-
ла ничего подобного! Это так неблагородно!
   - Во всяком случае, неудобно, - сказал я, - а мой отец  -  честнейший
человек! - вероятно, витал в облаках, иначе он не стал бы вместо  фехто-
вания обучать меня латыни. Но, как видите, я делаю, что могу: я, подобно
жене Лота, превращаюсь в соляной столб и даю себя рубить.
   - Знаете, отчего я смеюсь? - сказала Катриона. - Вот отчего: я такая,
что мне следовало бы родиться мужчиной. И я часто воображаю, что я  муж-
чина, и придумываю для себя всякие приключения. Но когда дело доходит до
боя, я спохватываюсь, что я ведь только девушка, что я не  умею  держать
шпагу или нанести хороший удар, и тогда я перекраиваю свою историю  так,
чтобы бой не состоялся, а я бы все равно вышла победительницей - вот как
вы с вашим лейтенантом; и я - мальчик и все время произношу  благородные
слова, совсем как мистер Дэвид Бэлфур.
   - Вы кровожадная девица, - сказал я.
   - Я знаю, что надо уметь шить, прясть и вышивать, - ответила  она,  -
но если бы вы только этим и занимались, вы бы поняли, какая это скука. И
по-моему, это вовсе не значит, что мне хочется убивать. А вам не  случа-
лось убить человека?
   - Случалось, и даже двоих. И я был тогда мальчишкой, которому еще на-
до - бы учиться в школе, - ска-

зал я. - Но, вспоминая об этом, я нисколько не сты-
жусь.
   - Но что вы чувствовали тогда... после этого? - спросила она.
   - Я сидел и ревел, как малый ребенок, - сказал я.
   - Я понимаю! - воскликнула она. - Я знаю, откуда берутся  эти  слезы.
Во всяком случае, я не желаю убивать, я хочу быть Кэтрион Дуглас,  кото-
рая, когда выломали засов, просунула в скобы свою руку. Это моя  любимая
героиня. А вы хотели бы так умереть за своего короля?
   - По правде говоря, - сказал я, - моя любовь к королю (бог да благос-
ловит его курносое величество!) гораздо более сдержанна; к тому же я се-
годня так близко видел смерть, что теперь предпочитаю думать о жизни.
   - Это хорошо, - сказала она,  -  так  и  должен  рассуждать  мужчина!
Только вам нужно научиться фехтовать. Мне было бы неприятно, если б  мой
друг не умел сражаться. Но тех двоих вы, наверное, убили не шпагой.
   - Нет, - ответил я, - у меня была пара пистолетов. И к счастью моему,
эти люди были совсем рядом со мной, ибо стреляю я ничуть не  лучше,  чем
фехтую.
   Она тотчас выведала у меня все о сражении на бриге, о чем я  умолчал,
когда впервые рассказывал о себе.
   - Да, - сказала она, - вы очень храбрый. А вашим другом я просто вос-
хищаюсь и люблю его.
   - Им нельзя не восхищаться, - сказал я. - У него, как  у  всех,  есть
свои недостатки, но он храбрец, верный друг и  добрая  душа,  благослови
его бог! Не верится мне, что придет такой день,  когда  я  смогу  забыть
Алана! - Сейчас я уже мог думать только об Алане и о том,  что  от  меня
одного зависит, увидимся мы нынче же ночью или нет.
   - Боже, где моя голова, ведь я забыла сообщить вам новость!  -  воск-
ликнула Катриона и рассказала мне, что получила письмо от отца:  он  пи-
шет, что его перевели в Замок, где она может завтра его навестить, и что
дела его улучшаются. - Вам это, наверное, неприятно слышать,  -  сказала
она. - Но можно ли осуждать моего отца, не зная его?
   - Я и не думаю его осуждать, - ответил я. - И даю вам слово,  я  рад,
что у вас стало легче на душе, а если я и  приуныл,  что,  должно  быть,
видно по моему лицу, то согласитесь, что сегодня неподходящий  день  для
примирений и что люди, стоящие у власти, - совсем не те, с кем можно по-
ладить. Я все еще не могу опомниться после встречи с Саймоном Фрэзером.
   - О, как можно их сравнивать! - воскликнула она. - И кроме  того,  не
забывайте, что Престонгрэндж и мой отец Джемс Мор - одной крови.
   - В первый раз об этом слышу, - сказал я.
   - Странно, как мало вы вообще знаете, - заметила Катриона. - Одни на-
зывают себя Грантами, другие Макгрегорами, но все принадлежат  к  одному
клану.
   И все они сыны Эпина, в честь которого и названа наша страна.
   - Какая страна? - спросил я.
   - Моя и ваша, - ответила Катриона.
   - Как видно, сегодня для меня день открытий, -  сказал  я,  -  ибо  я
всегда думал, что моя страна называется Шотландией.
   - А на самом деле Шотландия - это страна, которую вы называете Ирлан-
дией, - возразила она. - Настоящее же, древнее название земли, по  кото-
рой мы ходим и из которой сделаны наши кости, - Эпин. И когда наши пред-
ки сражались за нее с Александром и римлянами, она называлась Эпин. И до
сих пор так называется на вашем родном языке, который вы позабыли!
   - Верно, - сказал я, - и которому я никогда не учился. -  У  меня  не
хватило духу вразумить ее относительно Александра Македонского.
   - Но ваши предки говорили на нем из поколения в поколение, -  заявила
она, - и пели колыбельные песни, когда ни меня, ни вас еще и в помине не
было. И даже в вашем имени еще слышится наша родная речь. Ах, если бы мы
с вами могли говорить на этом языке, вы бы увидели, что я совсем другая!
Это язык сердца!
   Дамы угостили меня вкусным обедом, стол был сервирован красивой  ста-
ринной посудой, и вино оказалось отменным; очевидно, миссис Огилви  была
богата. За столом мы оживленно болтали, но, заметив, что  солнце  быстро
клонится к закату и по земле потянулись длинные тени, я встал  и  откла-
нялся. Я уже твердо решил попрощаться с Аланом, и мне нужно было найти и
осмотреть условленное место при дневном свете. Катриона  проводила  меня
до садовой калитки.
   - Долго я вас теперь не увижу? - спросила она.
   - Мне трудно сказать, - ответил я. - Быть может, долго, а быть может,
никогда.
   - И это возможно, - согласилась она. - Вам жаль?
   Я наклонил голову, глядя на нее.
   - Мне тоже, и еще как, - сказала она. - Мы мало виделись с вами, но я
вас высоко ценю. Вы храбрый и честный; со временем вы, наверное, станете
настоящим мужчиной, и я буду рада об этом услышать. Если  даже  случится
худшее, если вам суждено погибнуть... что ж! Помните только, что  у  вас
есть друг. И долго-долго после вашей смерти, когда я буду совсем  стару-
хой, я стану рассказывать внукам о Дэвиде Бэлфуре и плакать. Я  расскажу
им, как мы расстались, что я вам сказала и что сделала. "Да  сохранит  и
направит вас бог, так будет молиться ваша маленькая подружка" - вот  что
я сказала, и вот что я сделала...
   Она схватила мою руку и поцеловала ее. Это так меня поразило,  что  я
вскрикнул, словно от боли. Лицо ее зарделось, она взглянула мне в  глаза
и кивнула.
   - Да, мистер Дэвид, - сказала она, - вот что я думаю о вас. Вместе  с
поцелуем я отдала вам душу.
   Я видел на ее лице воодушевление и рыцарский пыл смелого ребенка,  но
не больше того. Она поцеловала мне  руку,  как  когда-то  целовала  руку
принцу Чарли, в порыве высокого чувства, которое неведомо людям обычного
склада. Только теперь я понял, как сильно я ее  люблю  и  какой  трудный
путь мне еще нужно пройти для того, чтобы она думала обо мне, как о воз-
любленном. И все же я чувствовал, что уже немного  продвинулся  на  этом
пути и что при мысли обо мне сердце ее бьется чуть чаще, а кровь  стано-
вится чуть горячее.
   После великой чести, которую она мне оказала, я уже не мог произнести
какую-нибудь обычную любезность. Мне даже трудно было говорить: в голосе
ее звучало такое вдохновение, что у меня готовы были хлынуть слезы.
   - Благодарю господа, что вы так добры, дорогая, - сказал я. - Прощай-
те, моя маленькая подружка. - Я назвал ее так, как она  назвалась  сама;
затем поклонился и вышел за калитку.
   Путь мой лежал по долине вдоль реки Лит, к Стокбриджу и  Силвермилзу.
Тропинка бежала по краю долины, посреди журчала и звенела  река,  низкое
солнце на западе расстилало свои лучи среди длинных теней,  и  с  каждым
извивом тропы передо мной открывались все новые картины, точно за каждым
поворотом был новый мир. Думая об оставшейся позади Катрионе  и  ждавшем
меня впереди Алане, я летел, как на крыльях. Мне бесконечно нравились  и
здешние места, и этот предвечерний свет, и говор воды; я замедлил шаг  и
огляделся по сторонам. И потому, а также по воле провидения - увидел не-
далеко позади себя в кустах рыжую голову.
   Во мне вспыхнул гнев; я круто повернул назад и  твердым  шагом  пошел
обратно. Тропа проходила рядом с кустами, в которых я заметил рыжую  го-
лову. Поравнявшись с засадой, я весь напрягся, готовясь встретить и  от-
разить нападение. Но ничего не случилось, я беспрепятственно прошел  ми-
мо, и от этого мне стало только страшнее. Еще светило солнце, "о  вокруг
было совсем пустынно. Если мои  преследователи  упустили  такой  удобный
случай, то можно было предположить лишь одно: они охотятся за кем-то по-
важнее, чем Дэвид Бэлфур. Ответственность за жизнь Алана и Джемса  легла
мне на душу тяжким бременем.
   Катриона все еще была в саду, одна.
   - Катриона, - сказал я, - видите, я вернулся.
   - И на вас нет лица! - воскликнула она.
   - Я отвечаю за две человеческие жизни,  кроме  своей  собственной,  -
сказал я. - Было бы преступно и позорно ходить,  не  остерегаясь.  Я  не
знаю, правильно ли я поступил, придя к вам. Я был бы очень огорчен, если
бы навлек этим беду на нас обоих.
   - Есть человек, который был бы огорчен еще больше и уже сейчас  огор-
чен вашими словами, - проговорила она. - Скажите по крайней мере, что  я
такого сделала?
   - О, вы! Вы ничего не сделали, - ответил я. - Но когда  я  вышел,  за
мной следили, и я могу назвать того, кто шел за мной по пятам. Это Нийл,
сын Дункана, слуга вашего отца и ваш.
   - Вы, разумеется, ошиблись, - сказала она, побледнев. - Нийл в  Эдин-
бурге, его послал с каким-то поручением отец.
   - Вот этого я и боялся, - сказал я, - то есть последних ваших слов. А
если вы думаете, что он в Эдинбурге, то, кажется, я смогу доказать,  что
это не так. У вас, конечно, есть условный сигнал на случай  необходимос-
ти, сигнал, по которому он поспешит к вам на помощь, если  сможет  услы-
шать и добежать?
   - Как вы узнали? - удивленно воскликнула Катриона.
   - С помощью волшебного талисмана, который бог подарил мне при  рожде-
нии, и называется он Здравый Смысл, - ответил я. -  Сделайте  одолжение,
подайте сигнал, и я покажу вам рыжую голову Нийла.
   Не сомневаюсь, что слова мои звучали горько и резко. Горечь  перепол-
няла мое сердце. Я винил и себя и девушку и ненавидел нас обоих;  ее  за
то, что она принадлежит к этой подлой шайке, себя - за глупое  легкомыс-
лие, с которым я сунул голову в это осиное гнездо.
   Катриона приложила пальцы к губам, и раздался свист, чистый,  пронзи-
тельный, на высокой ноте; так мощно мог бы свистнуть пастух. С минуту мы
стояли молча, и я уже хотел было просить, чтобы она повторила сигнал, но
вдруг услышал, как внизу на склоне холма кто-то пробирается сквозь  кус-
тарник. Я с улыбкой указал ей в ту сторону, и вскоре Нийл прыгнул в сад.
Глаза его горели, в руке был обнаженный "черный нож", как называют его в
горах; увидев меня рядом со своей госпожой, Нийл остановился,  как  вко-
панный.
   - Он явился на ваш зов, - сказал я, - судите сами, был ли он в  Эдин-
бурге и какого рода поручение дал ему ваш отец. Спросите его самого. Ес-
ли я или те двое, что от меня зависят, должны погибнуть от  руки  вашего
клана, то дайте мне идти навстречу смерти с открытыми глазами.
   Дрожащим голосом Катриона обратилась к нему погэльски. Вспомнив дели-
катную щепетильность Алана в таких случаях, я чуть не рассмеялся горьким
смехом; именно сейчас, зная о моих подозрениях, она должна была бы гово-
рить только по-английски.
   Они перебросились двумя-тремя фразами, и я понял, что Нийл,  несмотря
на всю свою подобострастность, очень разозлился.
   Затем Катриона повернулась ко мне.
   - Он клянется, что это неправда, - сказала она.
   - Катриона, - произнес я, - а вы сами верите этому человеку?
   - Откуда я знаю? - воскликнула она, ломая руки.
   - Но я должен как-то узнать, - сказал я. - Не могу больше блуждать  в
потемках, неся на себе две человеческие  жизни!  Катриона,  постарайтесь
поставить себя на мое место, а я богом клянусь, что изо всех сил  стара-
юсь стать на ваше. Не думал я, что когда-нибудь нам с вами придется вес-
ти такой разговор, вот уж не думал; сердце мое обливается кровью. Но за-
держите его здесь до двух часов ночи, и больше мне ничего не нужно. Поп-
робуйте его уговорить.
   Они опять заговорили по-гэльски.
   - Он говорит, что мой отец. Джемс Мор, дал ему поручение,  -  сказала
Катриона. Она побледнела еще больше, и голос ее дрожал.
   - Теперь мне все ясно, - сказал я, - и да простит им господь их  зло-
деяния!
   Она ничего не ответила, но по-прежнему смотрела на меня, и с лица  ее
не сходила бледность.
   - Что же, прекрасно, - сказал я, - Значит, я должен умереть и те двое
тоже?
   - О, что же мне делать! - воскликнула она. - Как я могу идти  напере-
кор отцу, когда он в тюрьме и жизнь его в опасности?
   - Но может быть, все не так, как мы думаем? - сказал я. - Может быть,
он опять лжет и никакого  приказа  он  не  получал;  возможно,  все  это
подстроил Саймон, без ведома вашего отца?
   Она вдруг расплакалась, и у меня больно сжалось сердце; я понимал,  в
каком ужасном положении эта девушка.
   - Знаете что, - сказал я, - задержите его только на час;  я  попробую
рискнуть и буду молить за вас бога.
   Она протянула мне руку.
   - Мне так нужно хоть одно доброе слово, - всхлипнула она.
   - Итак, на целый час, - сказал я, беря ее руку в  свою.  -  Он  стоит
трех жизней, дорогая!
   - Целый час! - сказала она и стала громко молить Спасителя, чтобы  он
простил ее.
   Я подумал, что мешкать здесь больше нельзя, и убежал.


   ГЛАВА XI
   ЛЕС У СИЛВЕРМИЛЗА

   Я не терял времени и что было духу  помчался  вниз  по  долине,  мимо
Стокбриджа и Силвермилза. Каждую ночь от двенадцати до двух  часов  Алан
ждал в условленном месте - "в роще, что восточное  Силвермилза  и  южнее
южной мельничной запруды". Рощу я нашел довольно легко, она  сбегала  по
крутому склону холма к быстрой и глубокой речке; здесь я  пошел  медлен-
нее, стараясь спокойно обдумать свои действия. Я понял, что мой уговор с
Катрионой - сущая бессмыслица. Вряд ли Нийла послали с таким  поручением
одного, но возможно, что он был единственным из приверженцев Джемса  Мо-
ра; в таком случае я сделал все, чтобы отправить отца Катрионы на  висе-
лицу, и ничего такого, что помогло бы мне. Сказать по правде, раньше мне
все это и в голову не приходило. Если то, что она задержала Нийла, приб-
лизит гибель ее отца, она не простит себе этого до конца своей жизни.  А
если сейчас по моим следам идут и другие, хороший же подарок я преподне-
су Алану; и каково будет мне самому?
   Я уже подходил к западному краю леска, когда эти мысли поразили меня,
как громом. Ноги мои вдруг сами собой остановились и сердце тоже. "Зачем
я затеял эту безумную игру?" - подумал я и круто повернулся, готовый бе-
жать, куда глаза глядят.
   Передо мной открылся Силвермил