принялись есть и пить, и с нашего места  видно  было,
как опускается солнце прямо в могучие, дикие и нелюдимые горы, среди ка-
ких мне суждено было отныне странствовать с моим сотоварищем. Отчасти на
этом привале, отчасти после, на пути в Охарн мы рассказали  друг  другу,
что приключилось с каждым за это время; и кое-какие из Алановых похожде-
ний, самые важные и самые любопытные, я поведаю здесь.
   Итак, едва схлынул вал, который меня смыл, он подбежал к  фальшборту,
нашарил меня глазами, тотчас потерял из виду, снова увидел, когда я  уже
барахтался в водовороте, и напоследок успел разглядеть, как  я  цепляюсь
за рею. Это-то и вселило в него надежду, что я, может быть, все-таки вы-
берусь на сушу, и навело на мысль расставить для меня за собою те  путе-
водные знаки, которые - за мои прегрешения - привели меня на злосчастную
эпинскую землю.
   Меж тем с брига спустили на воду шлюпку, и человека два-три уже  пог-
рузились в нее, но тут накатила вторая волна, еще огромнее первой,  под-
няла бриг с рифа и, уж наверно, отправила бы его ко дну, если б он снова
не напоролся на торчащий зуб скалы. Когда корабль сел на риф первый раз,
он ударился носом, и корма его ушла вниз. Теперь же  корма  задралась  в
воздух, а нос зарылся в море, и тогда в носовой люк, словно с мельничной
плотины, потоками хлынула вода.
   Дальше произошло такое, что, даже рассказывая об этом, Алан весь  по-
белел. В кубрике еще оставались на койках двое тяжелораненых; видя,  как
в люк хлещет вода, они подумали, что судно уже затонуло, и подняли такой
душераздирающий крик, что все, кто был на палубе, сломя голову попрыгали
в шлюпку и налегли на весла. Не отошли они и на двести ярдов, как нагря-
нул третий исполинский вал; бриг сняло с рифа; паруса его  на  мгновение
наполнились ветром, и он полетел, точно вдогонку за ними,  но  при  этом
оседал все ниже; вот он погрузился глубже, еще глубже, как  бы  втянутый
невидимой рукою; и наконец над дайсетским бригом "Завет" сомкнулись вол-
ны.
   Пока гребли к берегу, никто не проронил ни слова, всех сковал ужас от
тех предсмертных криков; однако не успели ступить на сушу,  как  Хозисон
словно очнулся от забытья и велел схватить Алана. Матросы, которым  при-
каз явно пришелся не по вкусу, нерешительно топтались на месте; однако в
Хозисона будто дьявол вселился: он гремел, что Алан теперь один,  а  при
нем большие деньги, что это из-за него погибло судно и потонули их  соб-
ратья, и вот случай разом и отомстить и взять богатую  добычу.  Их  было
семеро против одного; и ни единого валуна вблизи, чтобы Алану хоть  спи-
ной прислониться; а матросы стали уже понемногу расходиться  и  окружать
его.
   - И тогда, - продолжал Алан, - вышел вперед  тот  рыженький  коротыш-
ка... забыл, как, бишь, его зовут...
   - Риак, - подсказал я.
   - Вот-вот, Риак! Да, и поверишь, он за меня вступился, спросил Матро-
сов, не страшатся ли они возмездия, а потом и говорит:  "Черт,  тогда  я
сам буду драться плечом к плечу с этим горцем!" Знаешь, не так уж  плох,
этот рыженький, - заключил Алан. - Этот коротышка не совсем еще  совесть
потерял.
   - Со мной он на свой лад был добр, - сказал я.
   - И с Аланом тоже, - сказал мой приятель, - и,  ей-же-ей,  его  "лад"
вполне мне по вкусу. Понимаешь, Дэвид, он уж очень близко к сердцу  при-
нял и гибель брига и вопли тех несчастных; думаю, в этом-то и разгадка.
   - Да, наверно, - сказал я, - ведь поначалу он на эти денежки  зарился
не хуже других. Ну, а что Хозисон?
   - По-моему, вконец взбесился. Но в это время коротышка  мне  крикнул:
"Беги! ", - вот я и побежал. Видел только, как они сгрудились на берегу,
словно бы не очень сошлись во взглядах.
   - То есть как это?
   - А на кулачках схватились, - объяснил Алан. - Один  на  моих  глазах
свалился мешком. Правда, я решил не задерживаться. На  том  конце  Малла
есть, понимаешь, кемпбелловский клан, а для людей моего круга  Кемпбеллы
- неподходящее общество. Не то я остался бы и сам тебя  разыскал  и,  уж
конечно, пришел бы на выручку коротышке. (Забавно, как упорно Алан  под-
черкивал, что мистер Риак невелик ростом, хотя сам, право же, был ненам-
ного выше.) Итак, задал я ходу, - продолжал Алан, - и  кто  ни  попадись
навстречу, всякому кричал, что на берег выбросило остатки разбитого  ко-
рабля. После этого, друг ты мой, им уже было не до меня!  Видел  бы  ты,
как они друг другу вдогонку неслись на берег! Ну, а там, понятно,  виде-
ли, что пробежались ради собственного удовольствия, да,  впрочем,  Кемп-
беллу оно только полезно. Я так думаю, это нарочно, их клану  в  наказа-
ние, бриг потонул целехонек, не разбился. Только вот для тебя это  вышло
некстати: уж если б хоть щепочку прибило к берегу, они бы все  побережье
просеяли сквозь сито и скоро бы тебя нашли.


   ГЛАВА XIX
   ОБИТЕЛЬ СТРАХА

   Пока мы шли, пала ночь, и тучи, поредевшие было днем, наползли  снова
и затянули все небо, так что сделалось, по летнему времени, на  редкость
темно. Мы пробирались по каменистым горным откосам; Алан  ступал  вперед
уверенно, и я только дивился, как это он ухитряется держать направление.
   Наконец, примерно в половине одиннадцатого, мы вышли на уклон и  уви-
дали внизу, в долине, огни. Похоже было, что из распахнутой  двери  дома
падает сноп света от очага и свечей, а вокруг дома и по всей усадьбе су-
етливо двигались человек пять или шесть с горящими головнями в руках.
   - Уж не ума ли Джеме решился, - произнес Алан.  -  В  хорошенькую  он
угодил бы передрягу, окажись здесь не мы с тобой, а солдаты. Хотя, пола-
гаю, на дорогу он выставил дозор, а того пути, каким мы пришли, он хоро-
шо знает, ни одному солдатишке не доискаться.
   Сказав это, Алан трижды свистнул на особый лад.
   Чудно было видеть, как при первом же звуке все огоньки разом замерли,
словно факельщиков пригвоздил к месту испуг, и как при  третьем  свистке
суета закипела снова.
   Уняв таким образом тревогу обитателей усадьбы, мы спустились с  укло-
на, и в воротах двора (а усадьба походила на зажиточное крестьянское хо-
зяйство) нас встретил высокий видный мужчина лет за  пятьдесят,  который
что-то крикнул Алану по-гэльски.
   - Джеме Стюарт, - сказал Алан, - я прошу говорить по-шотландски,  по-
тому что со мною гость и он по-нашему не понимает. Я вот о ком говорю, -
прибавил он, беря меня под руку, - молодой  дворянин  с  равнины  и  по-
местьем владеет в своем краю, ну, а имени его, я думаю, мы  поминать  не
будем, дабы не повредить здоровью обладателя.
   Джеме Глен повернулся ко мне и с отменной учтивостью отвесил мне пок-
лон, но тотчас вновь обратился к Алану.
   - Какое страшное несчастье! - воскликнул он. - Теперь всей нашей зем-
ле не миновать беды! - И он заломил руки.
   - Полно тебе! - сказал Алан. - Все же нет худа без добра.  Колин  Рой
преставился, и на том спасибо!
   - Так-то так, - сказал Джеме, - но клянусь, я дорого  бы  дал,  чтобы
его воскресить! Куда как любо храбриться да  бахвалиться  до  срока;  но
ведь теперь дело сделано, Алан, а на чью  голову  падет  кара?  Убийство
произошло в Эпине - ты это не забудь, Алан; стало быть, Эпин и поплатит-
ся, а я человек семейный.
   Пока шел этот разговор, я все приглядывался к слугам. Одни залезли на
приставные лестницы и рылись в соломенных кровлях дома и служб, извлекая
оттуда ружья, шпаги и прочее оружие; другие все это куда-то сносили;  по
ударам мотыг, доносившимся из глубины долины, я понял, что оружие  зары-
вают в землю. Каждый старался как мог, но никакого порядка не  было:  то
двое принимались тянуть одно и то же ружье, то еще какие-нибудь двое на-
тыкались друг на друга со своими пылающими факелами. Джеме то и дело от-
рывался от беседы с Аланом и выкрикивал какие-то  распоряжения,  но  их,
кажется, плохо понимали. По лицам в свете факелов видно было,  что  люди
одурели от спешки и смятения; никто не повышал голоса, но даже их  шепот
звучал тревожно и зло.
   В это время служанка вынесла из дому какой-то сверток или узел;  и  я
частенько посмеиваюсь, вспоминая, как при одном только виде его пробуди-
лась извечная Аланова слабость.
   - Что это там у девушки в руках? - забеспокоился он.
   - Мы просто наводим порядок в доме, Алан, - все так же, со страхом  и
чуточку угодливо, отозвался Джеме. - Эпин теперь сверху донизу перероют,
надо, чтобы не к чему было придраться. Ружьишки да шпаги, сам понимаешь,
закапываем в торфяник; а это у нее не иначе твоя французская одежда. Ее,
думаю, тоже зароем.
   - Зарыть мой французский костюм? - возопил Алан. - Да ни за что! - И,
выдернув у служанки сверток, удалился в амбар переодеваться, а меня  по-
куда оставил на попечении своего родича.
   Джеме чинно привел - меня на кухню, усадил за стол, сам сел рядом и с
улыбкой весьма радушно принялся занимать меня беседой. Но очень скоро им
снова овладела кручина; он сидел хмурый и грыз ногти; о моем присутствии
он вспоминал лишь изредка; с вымученной усмешкой выжимал из себя два-три
слова и опять отдавался во власть своих невысказанных страхов. Его  жена
сидела у очага и плакала, спрятав лицо в ладонях; старший  сын  согнулся
над ворохом бумаг на полу и перебирал их, время от  времени  поднося  ту
или иную к огню и сжигая дотла; заплаканная, насмерть перепуганная  слу-
жанка бестолково тыкалась по всем углам и тихонько хныкала; в дверь  по-
минутно просовывался кто-нибудь со двора и спрашивал, что делать дальше.
   Наконец, Джемсу совсем невмоготу стало сидеть на месте, он  извинился
за неучтивость и попросил у меня разрешения походить.
   - Я понимаю, сэр, что собеседник из меня никудышный, - сказал он, - и
все равно мне ничто нейдет "а ум, кроме этого злосчастного случая,  ведь
сколько он горестей навлечет на людей, ни в чем не повинных!
   Немного спустя он заметил, что его сын сжигает не ту  бумагу,  и  тут
волнение Джемса прорвалось, да Гак, что и глядеть было неловко. Он  уда-
рил юношу раз и другой.
   - Свихнулся ты, что ли? - кричал он. - На виселицу отца вздумал  отп-
равить? - и, позабыв, что здесь сижу я, долго распекал  его  по-гэльски.
Юноша ничего не отвечал, зато хозяйка при слове "виселица" закрыла  лицо
передником и заплакала навзрыд.
   Тягостно было стороннему человеку все это видеть  и  слышать;  я  был
рад-радехонек, когда вернулся Алан, который опять стал похож на  себя  в
своем роскошном французском платье, хотя, по совести, его уже трудно бы-
ло назвать роскошным, до того оно смялось и обтрепалось.  Теперь  настал
мой черед: один из хозяйских сыновей вывел меня из кухни  и  дал  перео-
деться, что мне уж давным-давно не мешало сделать, да еще  снабдил  меня
парой горских башмаков из оленьей кожи - сперва в них  было  непривычно,
но, походив немного, я оценил, как удобна такая обувь.
   Когда я вернулся на кухню. Алая, видно, уже раскрыл  свои  планы;  во
всяком случае, молчаливо подразумевалось, что мы  бежим  вместе,  и  все
хлопотали, снаряжая нас в дорогу. Нам дали по шпаге и  паре  пистолетов,
хоть я и сознался, что не умею фехтовать;  в  придачу  мы  получили  не-
большой запас пуль, кулек овсяной муки, железную плошку и флягу  превос-
ходного французского коньяку и со всем этим готовы были выступить в  до-
рогу. Денег, правда, набралось маловато. У меня оставалось что-то  около
двух гиней; пояс Алана был отослан с другим нарочным, а сам верный  пос-
ланец Ардшила имел на все про все семнадцать пенсов; что же  до  Джемса,
этот, оказывается, так издержался с вечными наездами в Эдинбург и тяжба-
ми по делам арендаторов, что с трудом наскреб три шиллинга и пять с  по-
ловиной пенсов, да и то все больше медяками.
   - Не хватит, - заметил Алан.
   - Надо будет тебе схорониться в  надежном  месте  где-нибудь  по  со-
седству, - сказал Джеме, - а там дашь мне знать. Пойми, Алан, тебе  надо
поторапливаться. Не время сейчас мешкать ради каких-то двух-трех  гиней.
Пронюхают, что ты здесь, как пить дать, учинят розыск и, чует мое  серд-
це, взвалят вину на тебя. А ведь возьмутся за тебя, так не обойдут и ме-
ня, раз я в близком родстве с тобой и укрывал тебя, когда  ты  гостил  в
здешних местах. И уж коли до меня доберутся... - Он осекся  и,  бледный,
как мел, прикусил ноготь. - Туго придется нашим, коли меня  вздернут,  -
проговорил он.
   - То будет черный день для Эпина, - сказал Алан.
   - Страшно подумать, - сказал Джеме. - Ай-яй-яй, Алан, какие  ослы  мы
были с нашей болтовней! - г И он стукнул ладонью по стене, так что  весь
дом загудел.
   - Справедливо, чего там, - сказал Алан, - вот и друг мой из равнинно-
го края (он кивнул на меня) правильно мне толковал на этот счет,  только
я не послушал.
   - Да, но видишь ли, - сказал Джеме, снова впадая в прежний тон, - ес-
ли меня сцапают, Алан, вот когда тебе  потребуются  денежки.  Припомнят,
какие я вел разговоры и какие ты вел разговоры, и дело-то примет для нас
обоих скверный оборот, ты смекаешь? А раз  смекаешь,  тогда  додумай  до
конца: неужели ты не понимаешь, что я своими руками должен  буду  соста-
вить бумагу с твоими приметами, должен буду положить награду за твою го-
лову? Да-да, что поделаешь! Нелегко поднимать руку на дорогого друга;  и
все же, если за это страшное несчастье ответ держать придется мне, я бу-
ду вынужден себя оградить, дружище. Ты меня понимаешь?
   Он выпалил это все с горячей мольбой, ухватив Алана за отвороты  мун-
дира.
   - Да, - сказал Алан. - Я понимаю.
   - И уходи из наших мест, Алан... да-да, беги из Шотландии... сам беги
и приятеля своего уводи. Потому что и на твоего приятеля из южного  края
мне надо будет составить бумагу. Ты ведь и это понимаешь,  Алан,  верно?
Скажи, что понимаешь!
   Почудилось мне или Алан и в самом деле вспыхнул?
   - Ну, а каково это мне, Джеме? - промолвил он, вскинув голову. - Ведь
это я привел его сюда! Ты же меня выставляешь предателем!
   - Погоди, Алан, подумай! - вскричал Джеме. - Посмотри правде в глаза!
На него так или иначе составят бумагу. Манго Кемпбелл, уж конечно,  опи-
шет его приметы; какая же разница, если и я опишу? И потом, Алан, у меня
ведь семья. - Оба немного помолчали. - А суд  творить  будут  Кемпбеллы,
Алан, - закончил он.
   - Спасибо, хоть имени его никто не знает, - задумчиво сказал Алан.
   - И не узнает, Алан! Голову тебе даю на отсечение! - вскричал Джеме с
таким видом,  словно  и  вправду  знал,  как  меня  зовут  и  поступился
собственной выгодой. - Только как он одет, внешность, возраст, ну и про-
чее, да? Без этого уж никак не обойтись.
   - Смотрю я на тебя и удивляюсь, - жестко сказал Алан. - Ты что, своим
же подарком хочешь малого погубить? Сначала подсунул ему платье на пере-
мену, а после выдашь?
   - Что ты, Алан, - сказал Джеме. - Нет-нет, я про то  платье,  что  он
снял... какое Манго на нем видел.
   Все-таки он, по-моему, сник; этот человек был готов ухватиться за лю-
бую соломинку и, надо полагать, все время видел перед собой  судилище  и
лица своих кровных врагов, а за всем этим - виселицу.
   - Ну, сударь, а твое какое слово? - обратился Алан  ко  мне.  -  Тебе
здесь защитой моя честь; без твоего согласия ничего не будет, и  позабо-
титься об этом - мой долг.
   - Что я могу оказать, - отозвался я. - Для меня ваши споры  -  темный
лес. Но только если рассудить здраво, так винить надо того, кто виноват,
стало быть, того, кто стрелял. Составьте на него бумагу, как вы  говори-
те, пускай его и ловят, а честным, невиновным дайте ходить не прячась.
   Но в ответ и Алан и Джеме Глен стали ужасаться на два голоса и  напе-
ребой закричали, чтобы я попридержал язык, ведь это дело неслыханное,  и
что только подумают Камероны (так подтвердилась моя догадка, что  убийца
- кто-то из маморских Камеронов), и как это я не понимаю, что того дети-
ну могут схватить?..
   - Это тебе, верно, и в голову не пришло! - возмущались оба, так пылко
и бесхитростно, что у меня опустились руки и я понял, что спорить беспо-
лезно.
   - Ладно, ладно - отмахнулся я, - составляйте ваши бумаги на меня,  на
Алана, на короля Георга, если угодно! Мы все трое чисты, а видно, только
это и требуется. Как бы то ни было, сэр, - прибавил я, обращаясь к Джем-
су, когда немного остыл после своей вспышки,  -  я  друг  Алану,  и  раз
представился случай помочь его близким, я не побоюсь никакой опасности.
   Лучше согласиться по-хорошему, подумал я, а то вон и у Алана,  видно,
кошки на душе скребут; да и потом, стоит мне шагнуть за порог,  как  они
составят на меня эту проклятую бумагу, и не посмотрят,  согласен  я  или
нет. Но оказалось, что я был несправедлив; ибо не успел я вымолвить пос-
ледние слова, как миссис Стюарт сорвалась со стула, подбежала к нам и со
слезами обняла сперва меня, а после Алана, призывая на нас благословение
господне за то, что мы так добры к ее семье.
   - Про тебя, Алан, говорить нечего: то была твоя святая обязанность, и
не более того, - говорила она. - Иное дело этот мальчик. Он пришел  сюда
и увидел нас в наихудшем свете, увидел, как глава семьи, кому  по  праву
полагалось бы повелевать как монарху, улещает, точно смиренный  челобит-
чик. Да, сынок, вы совсем иное дело. Жаль, не ведаю, как вас звать, но я
вижу паше лицо, и пока у меня сердце бьется в груди, я сохраню его в па-
мяти, буду думать о нем и благословлять его.
   С этими словами она меня поцеловала и опять залилась такими  горючими
слезами, что я даже оторопел.
   - Ну-ну, будет, - с довольно глупым видом сказал Алан. - Ночки в июле
такие короткие, что и не заметишь; а завтра - ого, какой переполох  под-
нимется в Эпине: что драгунов понаедет, что "круахану" [4] понакричатся,
что красных мундиров понабежит... так нам с тобой сейчас главное  поско-
рей уходить.
   Мы распрощались и вновь отправились в путь, держа чуть восточное, все
по такой же неровной земле, под покровом тихой, теплой и сумрачной ночи.


   ГЛАВА XX
   ПО ТАЙНЫМ ТРОПАМ
   СКАЛЫ

   Временами мы шли, временами принимались бежать, и чем меньше  остава-
лось до утра, тем все чаще с шагу переходили на бег. Места по виду каза-
лись безлюдными, однако в укромных уголках среди холмов сплошь да  рядом
ютились то хижина, то домишко; мы их  миновали,  наверно,  десятка  два.
Когда мы подходили к такой лачуге, Алан всякий раз оставлял меня в  сто-
роне, а сам шел, легонько стучал в стену  и  перебрасывался  через  окно
двумя-тремя словами с заспанным хозяином. Так в горах передавали  новос-
ти; и столь непреложным долгом это здесь почиталось, что Алан, даже спа-
саясь от смерти, чувствовал себя обязанным исполнить его; и  столь  исп-
равно долг этот соблюдался другими, что в доброй половине  хижин,  какие
мы обошли, уже слышали про убийство. В прочих же, насколько мне  удалось
разобрать (стоя на почтительном расстоянии и ловя обрывки  чужой  речи),
эту весть принимали скорей с ужасом, чем с изумлением.
   Хоть мы и поспешали, день занялся задолго до того, как  мы  дошли  до
укрытия. Рассвет застал нас в бездонном  ущелье,  забитом  скалами,  где
мчалась вспененная река. Вокруг теснились дикие горы;  ни  травинки,  ни
деревца, и мне не раз потом приходило в голову: уж не та ли это  долина,
что зовется Гленкоу - место побоища во времена короля Вильгельма? Что до
подробностей этого нашего странствия, я их  все  порастерял;  где-то  мы
лезли напрямик, где-то пускались в долгие обходы; оглядеться толком было
недосуг, да и шли мы по большей части ночью; если же я и спрашивал  наз-
вания иных мест, звучали они по-гэльски и тем быстрей вылетали из  голо-
вы.
   Итак, первый проблеск зари осветил нам эту гибельную  пропасть,  и  я
заметил, как Алан насупился.
   - Местечко для нас с тобой неудачное, - сказал он. - Такое, уж конеч-
но, караулят.
   И он припустился шибче прежнего к тому  месту,  где  скала  посредине
рассекала реку на два рукава. Поток пробивался сквозь  теснину  с  таким
ужасающим ревом, что у меня затряслись поджилки; а над расселиной  тучею
нависла водяная пыль. Алан, не глянув ни вправо, ни влево, единым  духо