ки"  и  налоговые
поборы на продовольственных импортеров делают в  конце  концов  свое  черное
дело, доводя ценовую ситуацию на  нашем  рынке  до  полного  абсурда:  самые
высокие цены в одной из самых бедных в Европе стран на сегодняшний  день,  с
горечью подумалось мне. Толк из всего этого, однако,  получится  только  при
условии введения частной собственности на землю.
   Об этом я размышлял, когда Владимир неожиданно остановился как  вкопанный
перед витриной с полуфабрикатами для гриля. Минуту-другую он молча обшаривал
свои карманы.
   - Ты что, решил приготовить шашлык? - пошутил я.
   - Да нет, - с досадой сказал он. - Я, кажется, забыл взять свой кошелек и
кредитки из дому.
   Тележка между  тем  была  уже  почти  доверху  наполнена  отобранными  им
продуктами.
   - У меня есть 300 франков, -  постарался  успокоить  я  Владимира.  -  На
сколько здесь примерно продуктов?
   - Думаю, франков на 400, не меньше, - секунду он был в  полном  смятении,
но  потом  решительно  направился  к  кассе,  толкая  перед  собой  тележку.
Поговорил с администратором, чтобы она разрешила отпустить  ему  продукты  в
долг: как-никак он ведь у них постоянный клиент.
   По реакции милой молоденькой администраторши  было  видно,  что  она  его
узнала. Выслушав Владимира, она сказала: "Нет  проблем!"  -  и  провела  нас
через расчетный узел. На мои 300 франков был выбит оплаченный чек, а  кредит
составил 162 франка.
   - За  все  время,  что  я  живу  здесь,  такое  приключилось  впервые,  -
сокрушался Владимир, когда мы шли из магазина к припаркованному  у  тротуара
автомобилю. - Нужно сегодня же завезти сюда свой долг.
   - Кредит - это доверие, - заметил я. - Иногда можно пожить и в кредит. Не
случайно же все великие люди (вспомни, например,  Цезаря)  когда-то  жили  в
долг (иногда годами).
   Володя рассмеялся, и мы поехали домой. Вскоре кассирши  и  администраторы
магазина начали узнавать меня и мило со мной раскланиваться.
   Дома нас ждал сюрприз - приглашение от Пьера Кардена на ужин  в  связи  с
гастролями в Париже Императорского русского балета - труппы, созданной Майей
Михайловной Плисецкой. Карден -  давний  и  верный  поклонник  Плисецкой,  и
каждый раз, когда она приезжает в  Париж,  он  приходит  на  ее  концерты  и
приглашает артистов труппы на ужин. Так было и в этот раз.
   Концерт давался в театре "Шан-Елизэ" при переполненном  зале.  Ученики  и
коллеги Плисецкой танцевали отрывки из балетов Чайковского и этюды на музыку
современных композиторов. Чувствовалось  стремление  отойти  от  шаблонов  и
показать возможности артистов не только  в  классике,  но  и  в  современных
танцах. Многих из участников концерта я  уже  видел  на  сцене  -  во  время
первого международного конкурса "Майя" в Петербурге.
   Мне  вспомнились  обстоятельства  проведения  этого  конкурса.   Учредить
конкурс своего имени было давней мечтой Плисецкой. Но когда  она  попыталась
осуществить это в Москве, ее идея была принята в штыки. Московская  балетная
элита и бюрократия от культуры недолюбливали Плисецкую за ее  независимость.
К тому же все, с кем она начинала, давно на пенсии, а Плисецкая все танцует.
Как тут удержаться от зависти!
   Когда я узнал о проблемах, возникших при проведении конкурса в Москве,  я
предложил Майе Михайловне провести его  в  Петербурге.  Это  соответствовало
интересам города,  где  родился  русский  классический  балет,  и  открывало
хорошие перспективы для успеха конкурса, а главное, для молодых  талантливых
артистов.  Плисецкая  согласилась,   городские   власти   активно   помогали
организовать новый международный конкурс, но вдруг до меня стали доходить из
разных источников слухи о нежелательности проведения конкурса  (Плисецкая-де
не имеет прямого отношения к петербургской балетной школе), о том, что время
для конкурса выбрано неудачно, что сцена Мариинского  театра  будет  в  этот
период на ремонте и т.д.
   Я уже не раз сталкивался по другим делам с подобного рода  обструкцией  и
почувствовал в этом деле опытную московскую руку, с энтузиазмом поддержанную
и некоторыми петербургскими балетными деятелями. Как говаривал мне  один  из
моих учителей-профессоров в университете: "Голубчик, вы  должны  знать,  что
нет места более благоприятного для интриг, чем наука и балет!"
   Не буду вдаваться в детали всей этой истории, но мне  пришлось  несколько
раз публично предупредить о недопустимости превращения нашего города в арену
провинциальных  интриг  и  доморощенного  патриотизма,  после  чего  конкурс
состоялся на сцене Пушкинского театра - колыбели русского балета. Успех  его
превзошел все ожидания. К  сожалению,  петербургская  балетная  молодежь  не
смогла из-за разного рода препятствий (вплоть до угроз увольнения из театра)
принять  достойного  участия  в  конкурсе,  представительный   международный
характер которого сомнений уже не вызывал. А потом  был  и  второй  конкурс,
приуроченный к юбилею Майи Михайловны.
   И вот теперь многие из вчерашних победителей  этих  конкурсов  танцуют  в
Париже в составе труппы,  созданной  Плисецкой.  После  концерта  был  ужин,
поздравления, разговоры. Приподнятая атмосфера успеха,  праздника,  веселья.
Месье Карден вспомнил о своем обещании, данном мне в Петербурге в 1995  году
о  согласии  возглавить  в  качестве  почетного  председателя  Петербургское
общество  модельеров,  и  вновь  подтвердил  его.  Только  самого  общества,
способного возродить Петербург в  качестве  одного  из  центров  европейской
моды, так и не было создано. Еще один неосуществленный проект! А сколько  их
было похоронено из-за неудачи на выборах.
   Для меня этот вечер был одним из  самых  радостных  -  куда-то  ушли  все
волнующие проблемы, и было так приятно видеть вокруг дружеские  и  радостные
лица прекрасных, талантливых людей! Трудно даже сказать, что было сильнее  -
впечатление от концерта или от общения с ними.
   Освоиться на новом месте жительства мне помог теплый, дружеский и  вместе
с тем уважительный прием со  стороны  Владимира.  Он  как  мог  смягчал  мое
устройство на новом месте - ведь я вживался в чужое жилье впервые  в  жизни.
Его радушие помогло рассеять мои сомнения по поводу того, не мешаю ли я ему,
не ущемляю ли своим присутствием его свободу. Поэтому  прижился  я  довольно
быстро - буквально за несколько  дней.  После  чего  съездил  в  Испанию  на
встречу с издателями моей книги.
   Маршрут моих ежедневных, в будние дни, перемещений по Парижу с  переездом
к Владимиру изменился мало - все те же прогулки по набережной  Сены,  те  же
кафе, та же библиотека  и  встречи  с  соотечественниками,  живущими  здесь.
Добавились только прогулки по Булонскому лесу - для здоровья.
   В выходные дни я  старался  уехать  из  Парижа  на  природу.  Никогда  не
подозревал, что вокруг города в 20-30 минутах  езды  на  машине  сплошные  и
очень  ухоженные  леса.  А  если  добавить  к  ним  прекрасно  сохранившиеся
замки-музеи:  Шантильи,  Мальмезон,  Марли,  да  и  до  знаменитого  Версаля
недалеко - те же 20-25 минут (если, конечно, нет пробок - в противном случае
можно простоять и час-полтора), - то каждое воскресенье здесь  можно  хорошо
отдохнуть. Если нет машины - повсюду можно доехать на электричке:  например,
в знаменитый Евродисней прямо из центра идет поезд метро, который за городом
становится скоростным - местное название "ТЖВ".
   В уик-энд парижане уезжают из города в свои  деревенские  дома,  и  город
пустеет,  но  одновременно  заполняется  тысячами   и   тысячами   туристов,
приезжающих отовсюду: из французской провинции, из соседних стран ближнего и
дальнего зарубежья. В эти дни город замусоривается до  предела,  но  к  утру
понедельника он снова чист.
   Как раз в ноябре, когда я оказался  в  Париже,  здесь  была  опубликована
"Черная книга коммунизма", написанная  несколькими  авторами:  журналистами,
политологами,  социологами.  В  ней  собраны  свидетельства  и  документы  о
зверствах коммунистических режимов  в  разных  странах  мира.  Повсюду,  где
коммунисты приходили к  власти,  они  начинали  физически  уничтожать  своих
политических противников, а заодно и всех недовольных, которые  могут  стать
потенциальными противниками. Всего, по  подсчетам  авторов,  в  ХХ  столетии
коммунисты уничтожили по политическим мотивам  более  ста  десяти  миллионов
человек. Первой в этом горестном и трагическом списке стоит наша страна -  в
Советском Союзе за все годы коммунистической тирании по политическим мотивам
было уничтожено  свыше  шестидесяти  миллионов  человек,  в  Китае  -  около
пятидесяти миллионов и т. д. Абсолютный рекорд коммунистического безумия был
поставлен в Камбодже, где за три  года  был  убит  каждый  четвертый  житель
страны.
   Вокруг публикации этой книги во Франции разгорелся скандал - ведь сегодня
у власти социалисты, заключившие союз с компартией  и  отдавшие  коммунистам
несколько  министерских  портфелей.  Во  Франции  традиционно  сильны  левые
настроения, но когда в Национальном собрании  премьер-министр  социалист  М.
Жоспэн заявил, что он гордится присутствием  коммунистов  в  составе  своего
правительства, это вызвало шок и всеобщее возмущение.
   Представители же французской компартии стали публично доказывать, что они
уже не те коммунисты и что нельзя отождествлять коммунистов и фашистов.  Тем
не  менее  разница  между  этими  течениями  мирового  социализма  не  столь
существенна:  фашизм  возник  на  базе  националистического  социализма,   а
коммунизм - на базе того же социализма, но с  интернациональной  демагогией.
Однако действовали, придя к власти, и фашисты и коммунисты одинаково  -  они
устанавливали тоталитарный режим,  уничтожали  свободу  и  ликвидировали  не
только своих политических противников, но и  простых  оппонентов.  Глубинное
сходство коммунизма с фашизмом состоит в том, что  и  то  и  другое  -  суть
утопии,  противные  нормальному  ходу  истории   и   человеческой   природе.
Осуществление этих утопий  невозможно  без  грубого  насилия,  без  массовых
убийств.
   В один из дней у меня произошла встреча с Морисом  Дрюоном,  пригласившим
меня на ланч. Знаменитый писатель и  президент  Французской  академии,  весь
облик которого (красивое породистое лицо, седая шевелюра,  аристократические
манеры и удивительно красивая речь) внушает чувство почтения  и  восхищения;
когда  зашла  речь  о  французских  социалистах  и  коммунистах,  он  сказал
буквально следующее: "У меня складывается впечатление,  что  они  продолжают
действовать так, как будто получают инструкции из коммунистического  Кремля,
забывая о том, что уже нет ни Кремля, ни инструкций".
   В чем  причина  живучести  коммунистических  идей?  Ведь  после  крушения
советской   коммунистической   системы   казалось,    что    пришел    конец
коммунистическому движению и на Западе. Лишившиеся материальной поддержки со
стороны  советского  режима,  дискредитированные  злодеяниями,  совершенными
прокоммунистическими режимами повсюду  в  мире,  западные  компартии  начали
распадаться и утрачивать влияние. Повсюду в Европе к власти приходили правые
(консервативные) силы.
   Но   прошло   несколько   лет,   и   коммунистическое   движение   начало
реанимироваться - под другими названиями, с  модернизированными  программами
социалисты и коммунисты начинают побеждать на  выборах  в  Италии,  Франции,
Великобритании, а затем и в Германии.
   Одна причина этого явления очевидна - его порождают недостатки  и  пороки
капиталистического  общества   (системы   свободного   предпринимательства):
безработица, разрыв в доходах между бедными и богатыми  и  т.п.  Но  есть  и
другая - может быть, более важная, которая коренится в человеческой психике,
в менталитете: интуитивная тяга к абстрактно понимаемым свободе и  равенство
для всех и во всем, породившая и христианство, и коммунистические  утопии  и
каждодневно рождающая социальную зависть и ненависть.
   Именно это привело к трагедии ХХ века - массовому  уничтожению  людей  по
политическим  мотивам  в  соответствии  с  известным  сталинским   лозунгом:
"Железной рукой загоним человечество к счастью!" На пороге XXI века всеобщая
компьютеризация и информационная революция  породили  очевидную  угрозу  для
человеческой индивидуальности, подчиняя ее, уничтожая ее в силу  соображений
абсолютной целесообразности, заложенной в компьютерные мозги новой, машинной
цивилизации.
   Коммунизм с его  теориями  стирания  (уничтожения)  социальных  граней  и
различий, превращения в конечном счете всех людей  в  однородное  (одинаково
мыслящее  и  чувствующее)   стадо,   будучи   соединенным   с   компьютерной
цивилизацией, закономерно приведет человечество к  гибели,  самоуничтожению.
Противостоять этому может только индивидуализм  -  личность,  сохраняющая  в
себе относительно  автономный  мир  и  постоянно  сопротивляющаяся  процессу
обезличивания людей, который, к нашему несчастью, уже происходит.  От  этого
зависит -  сможет  ли  человечество  выжить,  есть  ли  у  нас  историческая
перспектива.
   В Париже я вскоре осознал, что уже не  могу  смотреть  на  город  глазами
туриста или просто обывателя. Невольно  я  замечал  то,  что  ускользает  от
обычного  взгляда.  Опыт  работы  мэра  крупного  города  сказывается  и  на
обыденной жизни. Подмечаешь детали организации городской жизни,  на  которые
раньше либо просто не обратил бы внимания, либо, заметив, тут  же  забыл  бы
про них.
   Франция, как  и  большинство  европейских  государств,  очень  ухожена  и
приятна глазу. Здесь нет того налета глянцевости туристских  открыток,  как,
например, в Швейцарии, но не встретишь и той замусоренности  и  загаженности
природы, которые нередко режут глаз  в  Италии  и  других  Средиземноморских
странах. Париж наряден и довольно чист, но в центре в уик-энды  и  праздники
замусоривается до невозможности. Туристы, да и французы (особенно молодежь),
повсюду спокойно бросают под ноги окурки, банки, полиэтиленовые пакеты. Но к
утру город снова вычищен до блеска - муниципальные службы работают исправно.
   В наших газетах иногда сообщают поражающие россиян подробности о том, как
чистоплотны парижане и как они убирают за своими собачками, гуляя с ними  по
улицам. Не верьте! На самом деле  (особенно  в  центре  и  наиболее  богатых
округах) на улицах полно собачьего  дерьма,  и,  когда  вы  гуляете,  будьте
осторожны: полдела вляпаться, но куда хуже, если, поскользнувшись,  сломаешь
или вывихнешь ногу.  Мэрия  Парижа  издает  грозные  распоряжения,  пытается
ввести какие-то новшества - вроде собирателей экскрементов на мотоциклах  со
специальными прицепами. Но это серьезно ситуацию не меняет. Как и у нас  (да
и во всем мире), здесь множество злобных  одиноких  старушек  -  любительниц
собак и кошек, которые  в  любое  время  выгуливают  своих  любимцев.  Давно
замечено, что избыточная страсть к животным обычно порождается ненавистью  к
людям.  Анна  Ахматова  как-то  заметила,  что  ей  всегда  подозрительны  и
малоприятны люди, чрезмерно любящие животных: обычно за этим  скрывается  их
собственное неблагополучие.
   Относиться к любителям животных можно по-разному, но нельзя не  заметить,
что содержание животных в крупных городах вырастает в серьезную проблему для
городских властей, но в первую очередь - для жителей. Здесь, в Париже, как и
повсюду, немало случаев нападений собак на человека. Создается  впечатление,
что на сегодняшний день  животные  здесь  защищены  от  насилия  со  стороны
человека более надежно, чем сам человек.  Проблема  разработки  специального
законодательства об ответственности за содержание животных  в  Париже  стоит
так же остро, как и в Санкт-Петербурге или Москве.
   Более всего впечатляет в Париже организация дорожного движения. Отношения
между водителями и дорожной полицией отличаются от российской  ситуации  как
небо от земли. Здесь  невозможна  ситуация,  когда  полицейский  прячется  в
кустах, чтобы "накрыть" водителя и содрать с него штраф (чаще всего  себе  в
карман). Эти игры в прятки с гаишниками, которые так распространены в  нашей
стране, вырабатывают у водителей  психологию  нарушителей  правил  движения:
если не видно ГАИ - значит, можно и нужно нарушать правила!
   Французские полицейские никогда не получают штраф наличными - они  только
выписывают квитанцию, которую нужно оплатить через банк, в  случае  неуплаты
на основную сумму штрафа начисляются пени и т.д. Но самое главное отличие  в
психологии французского полицейского и российского гаишника состоит  в  том,
что во Франции  полицейский  твердо  знает:  он  обязан  помогать  движению,
ускорять  его,  развязывать  "пробки".  Поэтому  мелкие  нарушения  водителю
прощаются, если он не мешает другим водителям и пешеходам.  При  многократно
большем количестве машин, чем у нас, в Париже меньше заторов,  так  как  нет
бесконечного числа ограничительных  и  запрещающих  знаков,  устанавливаемых
скорее для удобства работников ГАИ, чем в интересах дела.
   Наблюдая, уже в качестве водителя,  за  тем,  как  организовано  дорожное
движение в Париже, я не раз ругал себя за то, что  в  свое  время  не  сумел
настоять на полной перестройке  схемы  движения  по  городу,  на  устранении
множества ненужных ограничений  и  запретов.  Нужно  в  будущем  обязательно
добиться, чтобы ГАИ из состава  МВД  была  передана  в  полное  распоряжение
субъектов Федерации. Тогда и движение повсюду можно организовать  на  основе
здравого смысла, а не в угоду тупоумным милицейским начальникам из Центра.
   Но во Франции на дорогах есть одна особенность -  взаимная  вежливость  и
предупредительность: если вы покажете рукой, что хотите  проехать  первым  -
вас обязательно пропустят, если вы паркуетесь - все будут  терпеливо  ждать,
пока вы завершите маневр, и т. д. и т. п. Если  вы  ненароком  задели  чужую
машину или столкнулись - водители обмениваются адресами, номерами  страховок
и без  скандалов  мирно  разъезжаются;  остальное  (выплата  ущерба,  оплата
ремонта и т. д.) - это уже дело  страховых  компаний.  Полиция  выезжает  на
место аварии в двух случаях:  если  есть  убитые  или  раненые  или  если  в
столкновении участвовало несколько машин. В остальных  случаях,  позвонив  в
полицию, вы услышите - разбирайтесь сами.
   А теперь сравните это с тем, что происходит на  наших  дорогах  даже  при
пустяковой аварии, - и делайте соответствующие выводы.
   Я никогда не любил  стереотипность  жизни,  ее  запрограммированность  на
месяцы, а то и годы вперед. Каждый  раз,  когда  течение  жизни  становилось
подобным поезду, идущему по рельсам в заданном направлении, по определенному
расписанию и с обозначенными пунктами следования, мне хотелось выпрыгнуть из
него на ходу. С этим  ощущением  жизни  связано  и  ожидание  неожиданных  и
счастливых перемен в жизни. Пока такое ожидание согревает  твою  душу  -  ты
открыт жизни и не пропустишь тех возможностей, которые  она  предлагает.  Но
если оно исчезает, начинается умирание  живой  человеческой  души:  остаются
лишь привычки, стереотипные формы мысли и поведения. Человек ест, пьет, спит
с женщинами (или мужчинами), ходит на работу, но  уклад  и  ритм  его  жизни
настолько устоялись и застыли, что он уже фактически умер,  так  как  закрыт
для восприятия нового, боится и инстинктивно отвергает все то, что  приносит
ему постоянно меняющаяся  жизнь.  Умирание  нередко  начинается  задолго  до
физической смерти, что особенно заметно в провинциальной вялотекущей жизни.
   В парижскую жизнь я впрыгнул (точнее - был выброшен) из поезда  привычной
жизни на полном ходу. Времени, чтобы оглядеться и подготовиться,  просто  не
было. Жизнь продолжалась,  но  уже  как  бы  в  другом  измерении  -  каждый
парижский день приносил много чудного и  обыденного,  неожиданных  встреч  и
впечатлений. Однако на все это я смотрел как бы со стороны,  как  будто  это
происходит не со мной, настолько круто повернулась