жет пустить его  в  дело,
весь передернулся. История с ножами состоит в  том,  что  люди,  которые
намереваются продырявить других людей, обычно понятия не  имеют  о  том,
как это противно. Это вам не кино, где из людей брызжет кровь, будто  из
забитых свиней. Ему довелось иметь дело с  людьми,  получившими  ножевые
ранения рядом с "Драконом" на  Сансет-стрип.  И  еще  одно:  кто  знает,
может, убитый был болен какой-то  заразой?  У  него  и  у  Дариуса  были
какие-то защитные очки, которые им полагалось надевать, чтобы  кровь  не
попадала в глаза, но обычно все случалось слишком быстро и про очки  они
не вспоминали, а там уже было поздно.
   Но главная проблема с ножами - даже с такими, что режут  железо,  как
спелые бананы, - заключается  в  том,  что  от  них  мало  толку,  когда
начинается пальба.
   Кто-то подвесил над закрытым ларьком старое зеркало для наблюдения за
магазинными ворами, и, подобравшись поближе к этой конструкции,  Райделл
попытался посмотреть, не идет ли кто следом, но разглядел только толпу.
   Он стал беспокоиться: он делал в точности то, чего, вероятно, от него
и ждали, - шел обратной дорогой к тому  месту,  где  собирался  провести
ночь (допустим, решил он, они еще не знают, где это  самое  место).  Ну,
придет он туда, и что дальше? Он окажется  в  комнате,  как  в  ловушке,
единственный выход из которой - хлипкая лесенка, а он -  легкая  добыча.
Он решил просто идти вперед, но чувствовал, что ни к чему  хорошему  это
тоже не приведет.
   Мне нужно, подумал он, выкинуть номер, которого от меня не ждут. Хоть
надеть ботинки задом наперед, да что угодно - лишь бы избавиться от этих
типов, кем бы они там ни были. А потом позвонить Лэйни и  узнать  -  кто
эти мерзавцы.
   В Ноксвилльской академии был инструктор, который любил читать  лекции
о нелогичном мышлении. Что, по сути, не очень-то  сильно  отличалось  от
того, что Дариус говорил о конченых наркоманах,  торчащих  со  съехавшей
крышей на мостовой у  "Дракона".  С  ними  обычные  способы  общения  не
годились, для этого требовалось  нечто  радикальное  -  неожиданный  ход
конем.
   Посмотрев направо, Райделл заметил,  что  идет  мимо  участка  стены,
который на самом деле был огромным холстом, натянутым на каркас из бруса
и покрытым толстым слоем краски, накладываемой многие  годы.  Фреска  не
фреска, ему было не до деталей.
   Открывшийся  кнопарь  щелкнул  так  громко,  что  они  наверняка  это
услышали, так что Райделл  просто  рванул  к  стенке  и,  широко  махнув
керамическим лезвием вниз и вбок,  прорезал  дыру  в  виде  перевернутой
буквы "эль". Он проскочил в  отверстие,  как  во  сне,  холст  затрещал,
краска посыпалась. Он  очутился  в  тепле,  ярком  свете  и  в  компании
совершенно  чужих  людей,  сидящих  вокруг  стола  с  картами  в  руках,
перламутровые фишки горками навалены около каждого. Дама  -  пирсинг  на
сосках обнаженной груди, тоненькая сигарета в  уголке  рта  -  встретила
взгляд Райделла и сказала сквозь зубы:
   - Ставлю на тебя один к одному.
   - Не обращайте на меня внимания,  -  услышал  Райделл  свой  голос  и
увидел, как мужчина с лысой татуированной головой, по-прежнему  держа  в
одной руке карты,  поднял  из-под  стола  другую  руку,  в  которой  был
пистолет. В ту же секунду до Райделла дошло, что он  все  еще  держит  у
всех на виду свой раскрытый черный кнопарь. Он почувствовал,  как  озноб
побежал по  позвоночнику,  а  ноги  автоматически  понесли  мимо  стола,
человека с  картами  и  глубокой,  бесконечной,  огромной  черной  дыры,
окруженной поблескивающим кольцом нержавеющей стали, которое было  дулом
пистолета.
   Сквозь толстый занавес из  коричневого  велюра,  отдававшего  запахом
старинных кинотеатров, он все еще двигался,  видимо  невредимый.  Он  на
ходу щелкал у бедра кнопкой ножа, открывая и закрывая его, - что ему и в
голову не пришло бы при других обстоятельствах. Он убрал нож  в  карман.
Перед ним грубо сколоченная лесенка. По ней наверх и как можно скорее.
   Вылез наружу через квадратный проем в деревянном настиле из  горбыля,
узкий проход между стенами, выпиленными из облупившихся рекламных щитов,
огромный женский глаз  на  обрывке  заляпанной  выцветшей  афиши,  будто
устремленный в бесконечную даль.
   Стоп. Отдышись. Сердце как молот. Слушай.
   Хохот. Картежники?
   Он двинулся вперед по проходу с нарастающим чувством удовлетворения -
он сделал их. Сбросил с хвоста. На каком бы чердаке он сейчас ни был, он
сможет отсюда выбраться, спустится вниз, а там  уже  разберется,  как  и
что. Но у него по-прежнему был проектор,  и  он  сбросил  этих  гадов  с
хвоста, и задницу не прострелили за  то,  что  влез  в  чей-то  покерный
расклад.
   - Вот что значит  -  смотреть  со  стороны!  -  произнес  он  громко,
поздравляя себя с успехом, после чего дошел до конца прохода и ступил за
угол.
   Ребро его хрустнуло от  удара  здоровяка,  и  он  понял,  что  черная
перчатка, точь-в-точь  такая,  какой  он  упражнялся  в  Нэшвилле,  была
нашпигована свинцом.
   Он отлетел к противоположной стенке и стукнулся  головой,  вся  левая
половина тела отказалась двигаться, когда он попытался встать прямо.
   Здоровяк занес  черную  перчатку  над  головой,  чтобы  нокаутировать
Райделла прямо в лицо. И ухмыльнулся.
   Райделл попытался тряхнуть головой.
   Еле заметное удивление, а может  быть,  замешательство  отразилось  в
маленьких глазках противника. Потом они потухли. Ухмылка исчезла.
   Здоровяк внезапно тяжело рухнул на  колени,  покачнулся  и  грохнулся
боком на серый деревянный настил. За  ним  стоял  худощавый  седоволосый
человек в добротном длиннополом пальто темно-зеленого  цвета:  рукой  он
прикрывал ворот, будто что-то  прятал.  Глаза  бесстрастно  смотрели  на
Райделла сквозь очки в золотой оправе. Морщины на лице. Человек отряхнул
свое модное пальто и опустил руки.
   - Вы ранены?
   Райделл захрипел в ответ и сморщился от боли, так  как  ребро  сильно
болело.
   - Ребро, - еле-еле выдавил он.
   - Вы вооружены?
   На Райделла смотрел чистый неподвижный взгляд.
   - Нож, в правом кармане куртки, - ответил он.
   - Пожалуйста, не  беспокойтесь,  -  сказал  человек.  -  Вы  способны
передвигаться самостоятельно?
   - Конечно,  -  ответил  Райделл,  сделал  шаг  и  споткнулся  о  тело
здоровяка.
   - Прошу вас, следуйте за мной, - сказал человек и повернулся.
   Райделл последовал за ним.
 
46 
СОСНОВЫЙ ЯЩИК 
 
   Кридмор успел перейти к  кульминационной  части  своего  выступления,
прежде чем Шеветта заприметила "Маленькую Игрушку Бога", курсирующую над
головой публики. У бара, как и у многих других заведений,  расположенных
здесь, на бывшей палубе, не было собственно  потолка  -  только  изнанка
верхних палуб, поэтому то, что  считалось  потолком,  было  неровным,  с
выступами  днищем.  В  какой-то  момент  администрация   выкрасила   это
безобразие черной краской, и Шеветта  вполне  могла  бы  и  не  заметить
парящую платформу камеры, если бы ее майларный воздушный шар не  отражал
огни рампы.  Движения  камеры  определенно  контролировались  человеком,
казалось, она осторожно подбиралась, чтобы заснять лицо Кридмора крупным
планом. Потом Шеветта разглядела еще два  серебряных  шара  -  они  были
установлены в чем-то вроде ниши, образованной щелью в потолке.
   Значит,  сообразила  она,  Тесса  заставила  кого-то  свозить  ее  на
Фолсом-стрит. Потом она либо вернулась сюда на фургоне, либо  кто-то  ее
подбросил (Шеветта была абсолютно уверена, что Тесса ни за что не  пошла
бы пешком -  во  всяком  случае,  не  с  воздушными  шариками).  Шеветта
надеялась на второе, потому что  ей  вовсе  не  улыбалось  снова  искать
парковку. Чем бы Тесса не надумала здесь заниматься, позже им все  равно
нужен будет ночлег.
   Песня Кридмора завершилась кодой, чем-то похожей на срывающийся  крик
безмозглого  протеста,  на  который  страшным  ревом  отозвалась   толпа
"сетчатых". Шеветту просто ошеломил их энтузиазм - не из-за Кридмора,  а
потому, что подобную реакцию могла вызвать его музыка. Впрочем, музыка в
этом смысле - странная штука; казалось, у любого стиля всегда есть  свои
поклонники, и если собрать в одном  баре  достаточное  количество  таких
фанатов, можно совсем неплохо повеселиться.
   Она все еще продолжала проталкиваться сквозь толпу, сбрасывая с  себя
наглые руки, высматривая Тессу и опасаясь наткнуться на  Карсона,  когда
Мэри-Элис,  подружка  Кридмора,  первой  нашла  ее.  Мэри-Элис,  похоже,
развязала пару затейливых шнурков на своем бюсте  и  представляла  собой
весьма внушительное зрелище.  Она  казалась  очень  счастливой  или,  во
всяком случае, настолько счастливой, насколько  может  выглядеть  сильно
пьяная женщина, каковой она сейчас определенно была.
   - Дорогая! - вскричала она, схватив  Шеветту  за  плечи.  -  Куда  ты
пропала? У нас  тут  любая  выпивка  для  наших  гостей  из  шоу-бизнеса
бесплатно!
   Мэри-Элис явно не помнила, что они  с  Тессой  вовсе  не  из  "отдела
контрактов", но Шеветта догадалась, что Мэри-Элис много чего не помнила.
   - Замечательно, - сказала Шеветта.  -  А  вы  не  видели  Тессу?  Мою
подругу, с которой я здесь была? Она австралийка.
   - Там,  наверху,  в  осветительной  будке,  с  самим  Святым  Виттом,
дорогая! Она снимает все представление Бьюэлла на эти летающие штучки! -
Мэри-Элис просияла. Запечатлела смачный, жирный  от  помады  поцелуй  на
щеке Шеветты и мгновенно забыла  про  нее,  с  равнодушием  повернувшись
туда, где, как решила Шеветта, был бар.
   Теперь  и  Шеветта  разглядела  осветительную  будку:  что-то   вроде
огромного  упаковочного  ящика,  прибитого  в  углу  напротив  сцены,  с
покореженным пластиковым окошком по периметру, за  которым  она  увидела
Тессу и какого-то бритого парня в противных узеньких  черных  очках.  Их
головы торчали над ширмой, как марионетки. Туда можно было забраться  по
стремянке, прикрепленной к стенке ржавыми водопроводными трубами.
   На Тессе были ее специальные очки,  и  Шеветта  поняла,  что  подруга
следит за сигналом, посылаемым "Маленькой Игрушкой  Бога",  контролирует
угол съемки и фокусировку с помощью своей черной перчатки. Кридмор запел
снова, публика стала притопывать и подпрыгивать в такт более  энергичной
музыке.
   У стремянки стояли двое парней в "сетчатых" кепочках, попивая пиво из
банок. Шеветта  проскользнула  мимо,  вскарабкалась  вверх,  не  обращая
внимания на одного из них - он заржал и шлепнул ее по заду.
   Нырнула головой в квадратную дырку, нос на уровне пыльного,  залитого
пивом коричневого ковра.
   - Тесса, привет.
   - Шеветта, ты? - Тесса не обернулась, поглощенная тем, что  видела  в
своих очках. - Куда ты ходила?
   - Я встретила Карсона, - сказала  Шеветта,  залезая  в  будку  сквозь
дырку, - и убежала.
   - Какие чудесные кадры, - сказала Тесса. - У этих типов такие лица...
Как у Роберта Фрэнка <Имеется в виду, скорее всего,  известный  фотограф
Роберт  Фрэнк.  Серия  его  фоторабот  "Американцы"  (1955)  запечатлела
Соединенные Штаты  Америки  эпохи  битников  и  стала  одним  из  важных
моментов в истории фотографии XX века.  Введение  к  серии  "Американцы"
написал известный американский писатель Джек Керуак>. Я сведу  запись  в
моно и уберу цвет...
   - Тесса, - сказала Шеветта, - нам пора убираться отсюда.
   - Мать твою, да кто ты такая? - обернулся к ней бритый. На  нем  была
глухая безрукавка, бицепсы не толще Шеветтиной руки, узкие голые  плечи,
как куриные косточки.
   - Его зовут Святой Витт, - пояснила Тесса спокойно,  словно  пыталась
предотвратить возможную ссору, которая помешала бы ей сосредоточиться. -
Он здесь заведует светом, а также сидит на звуке в двух других клубах на
мосту  -  в  "Когнитивных  Диссидентах"  и  еще  где-то...  -  ее   рука
манипулировала черной перчаткой.
   Шеветта в прошлом была знакома с "Когнитивными".
   - Тесса, это бар для любителей "плясуна", - сказала она.
   - Мы уйдем, когда отснимемся здесь, - ответила Тесса. -  Святой  Витт
утверждает, что они там как раз раскачаются,  и  шоу  будет  в  сто  раз
интересней, чем здесь.
   - Где угодно будет интересней, чем здесь, - сказал Святой Витт, в его
голосе слышалась безмерная усталость.
   - Синий Ахмед записал там сингл, - сказала Тесса, - "Моя война -  это
моя война".
   - Отстой, - сказала Шеветта.
   - Ты имеешь в виду кавер-версию  "Хромированного  Корана",  -  сказал
Святой Витт; его голос был полон презрения,  -  ты  никогда  не  слышала
версию самого Ахмеда.
   - Почему ты в этом уверен, черт возьми? - рассердилась Шеветта.
   - Потому что тот сингл так и  не  выпустили,  -  самодовольно  заявил
Святой Витт.
   - А может, он взял и сбежал, на хрен? - Шеветта кипела  желанием  как
следует отшить эту обкуренную мартышку и знала, что  это  не  так  уж  и
трудно, хотя  никогда  нельзя  предвидеть,  что  может  случиться,  если
накачанный "плясуном" обидится по-настоящему. Чего стоят только байки  о
сопляках двенадцати лет  от  роду,  которые,  говорят,  иногда  до  того
доходят, что хватают полицейскую машину за бампер и переворачивают ее  -
хотя в этих байках обычно упоминалось,  что  от  натуги  кожа  малолеток
рвалась, каковые подробности Шеветта искренне считала брехней. Наверняка
так и было: Карсон называл это городским фольклором.
   Песня Кридмора завершилась стальным  лязгом.  Шеветта  повернулась  к
сцене. Кридмор выглядел возбужденным до  предела,  с  видом  триумфатора
стоял перед залом, будто перед ним  был  огромный  стадион,  запруженный
поклонниками.
   Толстый гитарист снял свою красную гитару  и  передал  ее  одетому  в
черный кожаный жилет парню с  бакенбардами,  который,  в  свою  очередь,
подал ему черную гитару с более узким корпусом.
   - А сейчас будет песня "Сосновый ящик", - объявил Кридмор, когда  был
взят первый аккорд. Шеветта  толком  не  разобрала  слова,  которые  пел
Кридмор; мелодия напоминала старинную скорбную  песнь  о  том,  что  все
кончается "сосновым ящиком", видимо, подразумевался этот, как его,  гроб
- ну, в чем раньше хоронили людей, -  хотя  Шеветта  подумала,  что  это
выражение с успехом можно применить к осветительной будке, в которой она
сейчас  застряла  вместе  с  Тессой  и   этим   козлом.   Она   заметила
хромированную  табуретку,  разрезанное  сиденье  которой  было  заклеено
скотчем, и, за неимением лучшего,  уселась  на  нее  и  решила  спокойно
дождаться, пока Тесса не запечатлеет на пленке столько ужимок  Кридмора,
сколько захочется. А потом она придумает способ, как им  обеим  убраться
отсюда.
 
47 
САЙ-ШЕНГ-РОУД 
 
   Ливия и Пако привели Лэйни в парикмахерскую на Сай-Шенг-роуд.  Он  не
понял, как они попали сюда. Сай-Шенг-роуд находится в Городе-Крепости, а
Лэйни не был местным жителем. Координаты Города-Крепости, концептуальные
механизмы, при помощи которых его  подданные  смогли  исчезнуть  из  баз
данных человечества в целом, являются  главной  и  тщательно  охраняемой
тайной этого места. Город-Крепость - целая вселенная, живая легенда.
   Лэйни уже бывал здесь, хотя и не в этом специфическом  конструкте,  в
парикмахерской, и ему не по душе это место. Что-то в самом коде,  легшем
в   основу    создания    Города-Крепости,    вызывает    метафизическое
головокружение, а  его  видимое  представление  утомительно  агрессивно;
ощущение такое, будто попал в видеофильм  какого-нибудь  арт-колледжа  с
изощренной операторской работой. В Городе-Крепости все с подвохом:  тебе
никогда  не  покажут  истинного  изображения  -  все  прогоняется  через
полдюжины разных фильтров, словно обитатели этого  места  твердо  решили
запечатлеть свои радикальные  воззрения  во  всем,  вплоть  до  наименее
фрактальных текстур города. Там, где ловко придуманный  веб-сайт  слегка
намекнул бы на грязь или потертость,
   Город-Крепость  тщательно  камуфлируется  руинами,  текстурные  карты
непрерывно меняются, обнажая другие текстуры, также битые молью.
   Вот эта парикмахерская, к примеру, выложена из  наползающих  друг  на
друга  текстурных  черепиц,  не  стыкованных  по  краям,  что  намеренно
разрушает любую иллюзию цельной  поверхности  или  пространства.  И  все
здесь  исполнено  в   цвете   залитого   дождем   Китайского   квартала:
неоново-розовый,   неоново-синий,   неоново-бледно-зеленый   и    сильно
выцветший неоново-красный.
   Ливия и Пако мгновенно удаляются, оставив Лэйни в недоумении: во  что
бы он сам, дойди  до  этого  дело,  воплотился  в  подобной  обстановке?
Наверно, в большой картонный ящик?
   Эти размышления  прерываются  появлением  Клауса  и  Петуха,  которые
внезапно возникают на двух из четырех стульев в парикмахерской. Он сразу
узнал их, разве что теперь Клаус носит черную кожаную широкополую Федору
- поля ее загнуты кверху по всей окружности, - а Петух стал  еще  больше
похож на орущих римских пап работы Фрэнсиса Бэкона <Фрэнсис Бэкон  (1909
- 1992) - выдающийся европейский художник ирландского  происхождения.  В
его   творчестве   прослеживается   влияние   Пикассо,   сюрреализма   и
экспрессионизма. Сам Бэкон утверждал, что он просто реалист:  "Ничто  не
может быть ужаснее, чем сама жизнь..." Широко известна его серия "Орущие
папы",  в  которой  он  использовал  работы  старых  мастеров,  например
Веласкеса>.
   - Пошла совсем другая игра, - начинает Лэйни.
   - Какая? - Клаус, кажется, языком трогает больной зуб.
   - Харвуд впрыскивал себе 5-SB. И вы это знаете, потому что  эти  ваши
недоноски-чилаго <Чилаго (исп.) - слэнговое самоназвание жителей Мехико>
только что раскололись. Когда вы узнали об этом?
   - Мы действуем по принципу необходимых  знаний...  -  начинает  Петух
тоном дегенерата понтифика, но Клаус прерывает его:
   - За десять минут до вашего появления. Мы с нетерпением  ждем  вашего
мнения.
   - Это совсем другое дело, - говорит Лэйни. - Каких успехов он добился
за эти годы! Пиаровская империя, рекламные кампании и слухи о  том,  что
он  сыграл  главную  роль  в  избрании  президента  Миллбэнк,  а   также
способствовал разделу Италии...
   - Я думал, что это все его подружка, - говорит Петух  мрачно,  -  эта
паданская принцесса...
   - Вы хотите сказать, что он просто чует удачу? - наступал Клаус. - Вы
намекаете на то, что он  находится  в  узловом  модусе  и  предчувствует
назревающие перемены? Если в этом секрет его фирмы, мой друг, то  почему
же не вы самый богатый человек в мире?
   - Эта штука работает не так, - протестует Лэйни.  -  5-SB  пробуждает
чувствительность к узловым точкам, к разрывам в информационной текстуре.
Они индикаторы назревающих перемен, а не  носители  информации  о  самих
переменах!
   - Верно, - соглашается Клаус и поджимает губы.
   - Я хочу знать, - продолжает Лэйни, - мне нужно знать - прямо сейчас!
- что задумал Харвуд  на  этот  раз.  Он  сидит  в  потенциальной  точке
грандиозных перемен. Видимо, он способствует им. Рэи Тоэи тоже вовлечена
во все это, и этот  наемный  ластик  для  стирания  людей  из  коллекции
Харвуда, и  безработный  рентакоп...  Эти  люди  скоро  изменят  историю
человечества каким-то неизвестным пока способом.  Подобной  ситуации  не
было с тысяча девятьсот одиннадцатого года...
   - А что случилось в девятьсот одиннадцатом? - требует ответа Петух.
   Лэйни вздыхает.
   - Мне кажется, все очень запутанно, у меня не было  времени  заняться
этим вплотную. В тысяча девятьсот шестом году в Париже под экипаж  попал
муж мадам Кюри. Видимо, с этого все и началось. Но если в  нашем  случае
Харвуд   и   впрямь   является   аттрактором   <Странный   аттрактор   -
математический  образ  сложного  движения  в   нелинейных   динамических
системах>, ключевым сгустком странности событий, которые притягиваются к
нему, и при этом он осознает свою роль, - что же в  его  голове  такого,
что потенциально в буквальном смысле может изменить все?
   - Мы не можем сказать наверняка, - начинает Петух, - но...
   - Нанотехнология, - гов