нчик копья кое-где поблескивал на солнце, потом  они поднялись на взгорье,
и я увидел приближавшуюся цепочку людей. Они забрали  было слишком влево, но
Друпи помахал им рукой. Когда  они подошли и стали разбивать лагерь.  Старик
предупредил  их,  что шуметь  нельзя; мы удобно расположились  под тентом  и
беседовали  в ожидании обеда. После обеда пошли  на охоту, но вернулись ни с
чем. Наутро  отправились  снова, но не встретили ни одного зверя, вечером --
тот же  результат. Это  были увлекательные,  но  бесплодные прогулки.  Ветер
упорно  дул  с  востока,  а  местность  пересекали  короткие  гряды  холмов,
подступавшие к самому  лесу, и стоило перевалить через них, как ветер  донес
бы  до  животных  наш запах,  и  они  были  бы предупреждены  об  опасности.
Заходившее солнце слепило глаза,  а когда оно наконец садилось за холмами на
западе,  все  окутывала  густая  непроглядная  тень в  тот самый  час, когда
носороги обычно  выходят  из  леса:  таким образом, вся полоса  к западу  от
лагеря бывала по вечерам потеряна для  охоты, а  в  других  местах ничего не
попадалось. Носильщики, посланные к Карлу, вернулись  обратно с мясом -- они
притащили разрубленные  на части пыльные туши газелей и антилоп-гну.  Солнце
высушило мясо, и носильщики радовались, ползали вокруг костров и поджаривали
его на  прутьях. Старик  недоумевал, куда запропастились  носороги. С каждым
днем  они попадались все реже,  и  мы гадали, в чем дело: то ли в полнолуние
они  пасутся по ночам  и возвращаются в лес до рассвета,  то ли почуяли нас,
или  услышали шум, или просто они  так пугливы и прячутся в глубине  леса. Я
строил  различные догадки, а Старик критиковал их с присущим ему остроумием,
иногда  выслушивая их лишь из вежливости, иногда  же  с  интересом  --  как,
например, догадку насчет полнолуния.
     Мы  легли спать  рано, ночью прошел дождь, вернее, не дождь, а короткий
ливень с гор, а наутро мы встали до рассвета, перевалили через высокую гряду
над  нашим  лагерем,  спустились  в  долину  реки  и  взобрались  на  крутой
противоположный  берег, откуда как на ладони видны были холмы и опушка леса.
Над нашими головами  пролетело несколько  диких гусей, но  еще не  настолько
рассвело, чтобы можно было ясно видеть опушку в бинокль. В разных местах, на
вершинах трех холмов, сидели  наши дозорные, и мы ждали, пока рассеется мгла
и станут видны их сигналы.
     Вдруг Старик воскликнул: "Поглядите-ка на этого шельмеца!"  -- и  велел
М'Кола  подать  ружья. М'Кола  запрыгал по склону, а  мы увидели  на  другом
берегу  ручья,  прямо против нас, носорога,  бежавшего рысью. Вот он ускорил
бег и, срезая угол, повернул к воде. Он был  бурый, с большим рогом, и в его
стремительных,  точных движениях не было ничего тяжеловесного. Я задрожал от
волнения.
     -- Он перейдет ручей, -- сказал Старик. -- Вот будет отличная мишень!..
     М'Кола сунул мне в руки спрингфилд, и я открыл затвор, чтобы убедиться,
что винтовка заряжена пулями. Носорог уже скрылся из виду, но путь его легко
было угадать по колыханию высокой травы.
     -- Сколько до него, как по-вашему?
     -- Каких-нибудь три сотни шагов.
     --   Вот   сейчас  я  этого  подлеца  разделаю   под  орех!  Пристально
всматриваясь, я усилием  воли подавил  возбуждение,  словно закрыл  какой-то
клапан, чтобы прийти в то  бесстрастное  состояние,  которое необходимо  при
стрельбе.
     Вот  он  снова  появился, ступил  на усеянное  галькой дно  неглубокого
ручья. Думая  только о  том, что передо  мной верная добыча,  я  прицелился,
навел мушку  чуть  впереди  носорога и  спустил курок.  Я слышал удар пули и
видел, как носорог пошатнулся. С оглушительным фырканьем он рванулся вперед,
разбрызгивая воду.
     Я выстрелил  еще  раз и поднял небольшой фонтанчик  позади него,  потом
еще, когда он выходил на траву, -- видимо, опять мимо.
     -- Пига, -- сказал М'Кола. -- Пига!
     Друпи был того же мнения.
     -- Вы попали в него? -- осведомился Старик.
     -- А как же! -- ответил я. -- Мне кажется, он не уйдет.
     Друпи уже бежал за носорогом, а я перезарядил  винтовку и кинулся вслед
за  ним.  Половина  обитателей  нашего  лагеря  мчалась  по холмам, крича  и
размахивая  руками. Носорог пробежал прямо под  ними и пустился  вдоль реки,
туда, где лес подступал к самой долине.
     Подошли Старик и Мама. Старик держал в  руках свою двустволку, а М'Кола
-- мой карабин.
     --  Друпи  найдет  след,  -- сказал Старик. -- М'Кола  клянется, что вы
ранили носорога.
     -- Пига! -- подтвердил М'Кола.
     --  Он  пыхтел,  как  паровик,  --  сказала  Мама.  --  А  как  он  был
великолепен, когда бежал!
     -- Спешил  домой с молоком для своих детишек, -- сострил Старик.  -- Вы
уверены, что не промахнулись? Он был чертовски далеко.
     -- Совершенно уверен. Он ранен насмерть.
     -- Лучше помалкивайте об  этом -- вам все равно не  поверят... Глядите!
Друпи увидел капли крови.
     Внизу,  под нами, Друпи сорвал какую-то травинку, затем быстро пошел по
кровавому следу.
     -- Пига, -- сказал М'Кола. -- М'узури!
     -- Мы пойдем поверху, оттуда будет видно, если Друпи собьется со следа,
-- сказал Старик. -- Поглядите-ка на него!
     Друпи сдернул с головы феску и держал ее в руке.
     -- Другие предосторожности  ему  ни  к чему, --  заметил Старик. --  Мы
преследуем  носорога с тяжелыми винтовками, а  у  Друпи в  руках  только его
головной убор.
     Друпи  шел  по  следу  носорога  вместе с одним туземцем,  и  вдруг оба
остановились. Друпи поднял руку.
     -- Они услышали его, -- сказал Старик.  -- Скорее!  Мы  поспешили вниз.
Друпи пошел нам навстречу и что-то сказал Старику.
     -- Он здесь, -- шепотом пояснил Старик. --  Они слышат крики клещеедов.
Один  из  туземцев  говорит,  что  слышал  также  и  "фаро".  Мы  пойдем   с
подветренной стороны. Вы с Друпи ступайте вперед,  а  Мемсаиб пусть  идет за
мной. Возьмите двустволку. Вот так.
     Носорог укрылся в высокой траве, где-то за кустарником. Приближаясь, мы
услышали низкий  и  протяжный звук, похожий  на стон. Друпи  глянул  на меня
через плечо  и усмехнулся. Звук повторился -- на  этот раз носорог вздохнул,
видимо, захлебываясь кровью.  Друпи  смеялся.  "Фаро",  --  прошептал  он  и
приложил  ладонь  к  щеке, желая  показать,  что  зверь  "заснул".  Затем мы
увидели, как  стайка остроклювых птичек  -- клещеедов --  снялась с места  и
улетела. Теперь мы  точно  знали,  где носорог,  и медленно  двинулись туда,
раздвигая траву, пока не увидели зверя. Он лежал на боку -- мертвый.
     -- На всякий случай  не мешает пальнуть  в него еще  разок,  --  сказал
Старик.  М'Кола подал мне  спринг-филд. Я заметил, что курок взведен, бросил
уничтожающий взгляд  на М'Кола, стал  на  колено и выстрелил носорогу в шею.
Зверь не шелохнулся. Друпи пожал мне руку. М'Кола последовал его примеру.
     -- Вообразите, он взвел курок, -- сказал я Старику.
     Мысль о том, что М'Кола нес за  моей спиной ружье со взведенным курком,
приводила меня в ярость.
     А М'Кола это нисколько не смущало. Он радовался, поглаживал рог убитого
животного, меряя его растопыренными пальцами, искал пулевое отверстие.
     -- Оно на том боку, -- сказал я.
     -- Вам надо  было видеть, как М'Кола охранял Маму! -- сказал Старик. --
Для этого он и взвел курок.
     -- А он разве умеет стрелять?
     -- Нет. Но все-таки выстрелил бы.
     -- И продырявил бы мне штаны! Рыцарь несчастный!
     Когда  подоспели  остальные, мы  общими  усилиями приподняли  носорога,
поставили его так, что казалось, будто он стоит на коленях, и срезали вокруг
траву, чтобы сделать несколько снимков. Пуля попала под лопатку, чуть позади
легких.
     --  Это был удачный выстрел, -- сказал Старик. --  На редкость удачный!
Но не вздумайте о нем рассказывать.
     -- Придется вам выдать мне свидетельство.
     -- Ну,  тогда мы оба прослывем вралями. А странные  твари эти носороги,
правда?
     Вот   оно   наконец,   длинное,    неуклюжее,   тяжеловесное   существо
доисторического  вида.  Кожа  как вулканизированная резина  и словно  слегка
просвечивает, на  ней не  вполне зажившая рана, которую  разбередили  птицы,
хвост  толстый,  круглый и  заостренный  на  конце,  по  всему телу  ползают
многоногие плоские клещи, уши волосатые, глазки крошечные, как у свиньи, рог
у основания  порос  мхом. М'Кола  посмотрел  на  носорога  и только  головой
покачал. Я его понял: в самом деле, замечательный экземпляр!
     -- Как вам нравится рог?
     -- Недурен, -- ответил Старик. --  Но ничего особенного. А вот  выстрел
ваш -- это действительно чудо из чудес.
     -- М'Кола очень доволен носорогом, -- сказал я.
     -- Ты и сам доволен не меньше, -- заметила Мама.
     -- Да, я просто без ума от  него.  Но  лучше не  заводите разговора  об
этом,  а то меня не  остановить.  Не  все ли вам равно,  что я думаю? Я могу
поразмыслить об этом как-нибудь ночью, когда вы будете спать.
     -- К тому же вы отличный  следопыт и здорово бьете птиц влет, -- сказал
Старик. -- Ну, а еще что?
     -- Отстаньте! Я сказал это только один раз, когда был пьян.
     -- Слышите -- один раз! Да разве он не повторяет этого каждый вечер? --
воскликнула моя жена.
     -- Честное слово, я и в самом деле бью птиц влет.
     -- Поразительно, -- сказал Старик -- Никогда бы не подумал.  А еще  что
вы умеете?
     -- Идите к черту!
     -- Лучше не говорить ему, что это был за выстрел, а то он станет просто
невыносим, -- сказал Старик Маме.
     -- Мы с М'Кола сами это знаем, -- возразил я.
     М'Кола подошел к нам.
     -- М'узури, бвана, -- сказал он. -- М'узури сана.
     -- Он думает, что это не случайно, -- пояснил Старик.
     -- Не разубеждайте его.
     -- Пига М'узури, -- продолжал М'Кола. -- М'узури.
     -- Кажется, вы с ним сходитесь во мнениях, -- заметил Старик.
     -- Мы с ним друзья.
     -- Видно, что друзья.
     На  обратном пути  к лагерю я из любви  к искусству застрелил  болотную
антилопу с двухсот шагов, перебив ей шею. М'Кола был доволен, а Друпи -- тот
просто пришел в восторг.
     -- Пора  остановить его,  --  сказал  Старик  моей  жене.  --  Куда  вы
целились, скажите правду?
     -- В шею, -- солгал я. На самом деле я целил под лопатку.
     --  Прелестно! -- сказала Мама. --  Пуля  щелкнула,  словно бейсбольная
бита при ударе о мяч, и антилопа свалилась как подкошенная.
     -- По-моему, он бессовестный лжец, -- заметил Старик.
     -- Ни один из нас, великих стрелков, не дождался при жизни заслуженного
признания. Но увидите, что будет, когда мы умрем.
     -- По его мнению, признать -- это значит нести его на плечах, -- сказал
Старик. -- Удачный выстрел окончательно вскружил ему голову.
     -- Ну, ладно, увидите сами. Честное слово, я всегда стрелял хорошо.
     -- А я припоминаю одну газель, -- поддразнил меня Старик.
     Я  тоже  помнил эту газель.  Я  гонялся  за  ней  целое утро, много раз
подкрадывался, но, одурев от жары, все время  стрелял мимо, потом заполз  на
муравейник, чтобы выстрелить уже по  другой, куда  худшей газели, отдышался,
промазал с  пятидесяти шагов, увидел, что газель все еще стоит  неподвижно и
смотрит на  меня,  подняв голову, и выстрелил  ей  в  грудь. Она  присела на
задние  ноги,  но,  как  только  я  сделал  несколько  шагов,  вскочила,  и,
спотыкаясь, отбежала в сторону. Я выждал, когда газель остановилась, видимо,
не в силах бежать дальше,  и, не вставая, продев  руку в ремень ружья,  стал
стрелять  ей  в  шею, медленно, старательно, и промазал восемь раз  кряду, в
порыве безудержной злости целясь  в  одно  и то же место  и  тем же манером;
ружьеносцы  смеялись,  потом  подъехал  грузовик   с   африканцами,  которые
удивленно пялили на меня  глаза.  Старик и Мама молчали, а  я все  сидел,  в
холодном бешенстве  упрямо пытаясь перебить антилопе  шею, вместо того чтобы
подойти поближе  и  прогнать  ее с  этой  раскаленной  солнцем равнины.  Все
молчали. Я протянул  руку к М'Кола за новой обоймой, старательно прицелился,
но промахнулся, и лишь на десятом  выстреле перебил эту проклятую шею. Затем
я отвернулся, даже не поглядев на свою жертву.
     -- Бедный Папа, -- сказала моя жена.
     -- Солнце в глаза, да и ветер мешает, -- заметил Старик (в  то время мы
с  ним еще  не  были близко знакомы). -- Все пули  попадали  в одно место. Я
видел, как они вздымали пыль.
     -- Я вел себя как упрямый осел,  -- сказал я. Так или иначе, я научился
стрелять. Мне почти всегда везло, и я выходил из положения с честью.
     Мы   остановились  недалеко  от  лагеря   и  стали  кричать.  Никто  не
откликался.  Наконец  из палатки вышел Карл. Завидев нас, он скрылся,  потом
выглянул наружу.
     -- Эй, Карл! -- крикнул  я. Он  помахал  мне  рукой  и  снова скрылся в
палатке. Затем вышел и зашагал к нам. Он дрожал  от волнения, и я догадался,
что он отмывал с рук кровь.
     -- Что у вас там?
     -- Носорог, -- ответил он.
     -- Случилось что-нибудь?
     -- Нет. Мы застрелили его.
     -- Вот здорово! Где же он?
     -- Вон за тем деревом.
     Мы  прибавили шагу.  Возле дерева лежала только  что отрезанная  голова
носорога, и какого носорога! Он был вдвое крупней моего. Глаза были закрыты,
и  в уголке  одного из них, точно слеза, рдела капелька  крови. Голова  была
огромная, рог красиво изогнут. Шкура в целый дюйм толщиной свисала складками
позади головы и на месте среза белела, как свежий сок кокосового ореха.
     -- Какой длины рог? Дюймов тридцать?
     -- Ну нет, тридцати не будет, -- возразил Старик.
     -- И все же  превосходная добыча, мистер Джексон,  --  вмешался Дэн. --
Красавец!
     -- Да, хорош, -- согласился Старик.
     -- Где вы убили его?
     -- У самого лагеря.
     -- Он стоял в кустах. Мы услышали, как он фыркает.
     -- Мы даже подумали, что это буйвол, -- сказал Карл.
     -- Красавец! -- повторил Дэн.
     -- Я очень рад за вас, -- сказал я Карлу.
     Так  и стояли мы  все трое.  Мы  искренне  желали  поздравить товарища,
великодушно похвалить его носорога, чей малый рог был  длиннее большого рога
у зверя, добытого нами (1), --  этого громадного,  великолепного носорога  с
кровавой  слезкой  в  глазу, обезглавленного  сказочного великана, но вместо
этого  разговаривали  точно пассажиры  на  корабле  перед приступом  морской
болезни или  люди, потерявшие  крупную  сумму  денег.  Мы  стыдились  своего
поведения,  но  ничего  не  могли с  собой поделать. Я  хотел  сказать Карлу
что-нибудь приятное и сердечное, но вместо этого спросил:
     -- Сколько раз вы стреляли в него?
     -- Право, не знаю. Мы не считали. Кажется, пять или шесть раз.
     -- По-моему, пять, -- сказал Дэн.
     Бедный Карл,  принимая  поздравления от трех друзей с  такими  постными
лицами, уже чувствовал, как его радость победителя постепенно испаряется.
     -- А мы тоже убили носорога, -- сказала Мама.
     -- Вот это здорово! -- промолвил Карл. -- Крупнее моего?
     -- Нет, что вы! Он жалкий недомерок по сравнению с вашим.
     -- Мне очень жаль, -- сказал Карл просто и искренне.
     ----------------------------------------
     (1) У африканских носорогов два  рога -- передний большой и позади него
второй, значительно меньший.



     -- Вот  еще, о чем  вам жалеть,  когда вы подстрелили  такого?  Это  же
настоящая редкость. Постойте, я схожу за аппаратом и сфотографирую его.
     Я отправился за аппаратом. Мама шла рядом, взяв меня под руку.
     --  Папа,  пожалуйста,  старайся вести себя по-человечески,  -- сказала
она. -- Бедный Карл! Вы испортили ему все удовольствие.
     -- Знаю. Я ведь стараюсь, как только могу. Старик догнал нас и, услышав
мои слова, покачал головой.
     -- Никогда  еще я не чувствовал себя так  глупо, --  сказал  он.  -- Но
успех Карла  ошеломил меня, как удар под ложечку. Разумеется, я от  души рад
за него.
     -- Я  тоже. Мне даже хотелось, чтобы он перещеголял меня. Право же!  Вы
сами  знаете. Но почему  он не  мог  подстрелить отличного зверя с  рогом на
один,  два,  ну,  пускай на  три  дюйма  длиннее,  чем у  моего?  Почему  он
непременно должен был посрамить меня? Наш носорог теперь просто смешон.
     -- Зато вы можете гордиться своим выстрелом.
     -- К черту выстрел! Проклятая судьба!  Господи, до чего хорош  этот его
носорог!
     -- Послушайте, возьмем  себя в  руки  и  докажем, что мы цивилизованные
люди.
     -- Мы вели себя ужасно! -- сказала Мама.
     -- Верно, -- согласился я.  --  А между  тем я все  время старался быть
любезным. Вы же знаете, что я от всей души рад его успеху.
     -- Да, вы были любезны... оба, -- протянула Мама.
     -- А видели, что сделал М'Кола? -- спросил Старик.
     М'Кола мрачно оглядел носорога, покачал головой и ушел.
     -- Носорог и впрямь  замечательный, -- сказала Мама. -- И если мы будем
держать себя как порядочные люди. Карл мигом повеселеет.
     Но было  уже поздно.  Карл  так и не  повеселел, и  от этого нам  самим
долгое время было совсем невесело. Носильщики наши вернулись в лагерь,  и мы
видели,  как  они, да  и все  остальные африканцы,  пошли  туда, где  в тени
деревьев лежала голова носорога. Все молчали. Только свежевальщик не скрывал
своего восторга, увидев у нас в лагере такую добычу.
     -- М'узури сана, -- сказал он мне, измеряя рог растопыренными пальцами.
-- Кубва сана!
     -- Ндио. М'узури сана, -- согласился я.
     -- Это бвана Кабор его убил?
     -- Да.
     -- М'узури сана...
     --  Да,  --  подтвердил  я.  --  М'узури  сана.  Свежевальщик  оказался
единственным джентльменом  среди нас. Мы старались никогда не соперничать на
охоте. Карл и я уступали друг другу лучшие места. Я искренне любил его, а он
вообще был чужд  эгоизма  и  всегда готов  на самопожертвование. Я знал, что
стреляю лучше Карла, да и  на ногу  я легче его,  а  все же моя добыча ничто
перед его трофеями. У меня  на глазах он сделал несколько невиданно скверных
выстрелов, а я за все время осрамился  лишь дважды  --  когда стрелял по той
газели и еще по дрофе на  равнине,  но все-таки Карл  всегда  брал надо мной
верх. Сначала мы над этим подшучивали, и я не сомневался, что возьму реванш.
Однако  мне это не  удавалось. И вот теперь,  охотясь  на  носорога, я решил
попытать  счастья  на  новом  месте. Мы  отправили  Карла  за мясом,  а сами
двинулись туда.
     Карла  мы  не  обижали, но и не баловали -- и теперь он все-таки затмил
меня. И если бы  только  затмил, это бы еще куда ни шло! Но после  его удачи
собственный  носорог  казался мне таким жалким, что я не мог теперь украсить
его головой свой дом в городке, где мы оба  жили.  Успех Карла зачеркнул все
мои  достижения. Мне оставалось  лишь вспоминать об отличном выстреле, этого
ничто не могло у меня отнять, но слишком уж хорош был выстрел, и я знал, что
рано или поздно начну сомневаться: а вдруг это всего  лишь случайная удача и
для моей  самоуверенности  нет никаких оснований? Да, Карл всех нас заставил
призадуматься. Теперь он писал письмо в  своей  палатке,  а  мы со  Стариком
сидели под тентом и обсуждали план дальнейших действий.
     --  Так или иначе, он уже подстрелил носорога.  Это сбережет нам время.
Но теперь вы не сможете ограничиться сегодняшней добычей.
     -- Да.
     -- Отсюда нам лучше  убраться.  Тут что-то  неладно. Друпи говорит, что
знает отличное  место, --  туда три часа езды  на грузовике и еще около часа
ходьбы.  Мы  можем  отправиться  сегодня  вечером  налегке,  потом   отошлем
грузовики обратно, а Карл пусть едет с  Дэном в Муту-Умбу  и там охотится на
сернобыка.
     -- Прекрасно.
     --  Кроме того,  у  него есть  шансы  сегодня вечером или завтра  утром
приманить леопарда на  тушу  носорога. Дэн говорит, что слышал рычание. А мы
постараемся убить носорога в тех местах, о которых говорит Друпи, и потом вы
все  втроем будете охотиться на куду.  Надо, чтобы  на это осталось побольше
времени.
     -- Ладно, так и сделаем.
     --