обильные брызги крови; тогда  мы
свернули вправо, карабкаясь по  крутому  откосу, и  над долиной, среди скал,
спугнули черную антилопу. Она понеслась вскачь по камням. Я сразу понял, что
животное  не  ранено,  и,  несмотря  на  темные,  загнутые  назад  рога,  по
каштановому цвету шкуры определил, что это самка. Определил как раз вовремя:
я уже было слегка нажал на спуск, но тут сразу опустил ружье.
     -- Манамуки, -- сказал я. -- Это самка.
     М'Кола и  оба местных проводника подтвердили это. А ведь я чуть было не
выстрелил. Не прошли мы и  пяти шагов,  как подняли вторую антилопу.  Но эта
отчаянно  мотала  головой и не могла  прыгать по  скалам.  Она  была  тяжело
ранена, и я, тщательно прицелившись, перебил ей шею.
     Мы подошли к антилопе; она лежала на камнях, большая, темно-коричневая,
почти черная, с черными рогами, красиво загнутыми назад, с белыми отметинами
у глаз и белым брюхом. Но это был не самец.
     М'Кола,  все  еще  сомневаясь,  ощупал  короткие,  недоразвитые  соски,
сказал: "Манамуки", -- и печально покачал головой.
     Это была та первая антилопа, на которую мне указал Гаррик.
     -- Самец там, внизу, -- сказал я.
     -- Да, -- согласился М'Кола.
     Я  решил  выждать,  пока раненый  зверь  ослабеет  --  если  только  он
действительно ранен, -- а потом спуститься в долину и отыскать его.  Поэтому
я велел М'Кола сделать первые надрезы, чтобы Дед мог освежевать добычу, пока
мы будем разыскивать самца.
     Я  сделал несколько глотков  воды  из фляги. После  бега  и лазанья  по
холмам  мне хотелось  пить,  к  тому  же  солнце  поднялось  уже  высоко,  и
становилось  жарко.  Мы спустились по другому склону долины и стали искать в
высокой траве след самца. Но найти его нам не удалось.
     Антилопы сначала бежали  стадом, и все следы были запутаны или  стерты.
Мы обнаружили пятна  крови на траве, где  я впервые  ранил самца,  потом эти
пятна  исчезли и снова  появились  там,  где  кровавый  след самки свернул в
сторону.  Но  дальше  следы  расходились  веером,  --  отсюда  животные  уже
врассыпную  бежали  вверх по долине и  через холмы.  Мы снова  потеряли было
след, потом шагах  в  пятидесяти вверх по  долине  я  нашел брызги крови  на
травинке,  нагнулся  и  сорвал ее, но тут же пожалел об этом. Нужно  было бы
привести сюда остальных:  ведь  все они, кроме М'Кола, уже теряли веру в то,
что я ранил самца.
     Мы  не  нашли  его. Он  исчез. Сгинул. А может,  его и не  существовало
вовсе?  Как   доказать,   что  это  действительно  был  самец?  Не  сорви  я
окровавленную  травинку,  мне  удалось  бы  убедить   их,  у  меня  было  бы
доказательство. Сорванная,  она имела  значение лишь  для  меня и М'Кола. Но
больше  я нигде не нашел  крови,  и  следопыты работали без особого усердия.
Оставалось одно:  обшарить каждый фут высокой травы, каждый  фут в  оврагах.
Стало уже жарко, и все они только притворялись, будто ищут.
     Подошел Гаррик.
     --  Все самки,  -- сказал он. --  Самца  не было. Просто очень  большая
самка. Ты убил большую самку. Ее мы нашли. А другая, поменьше, убежала.
     --  Слушай, ты, безмозглый  болтун! -- сказал я и стал объяснять ему на
пальцах: -- Семь самок.  Потом  пятнадцать самок и один самец.  Самец ранен.
Ясно?
     -- Нет, все самки, -- упорствовал Гаррик.
     -- Подранена одна большая самка. И один самец.
     Я сказал  это таким  уверенным  тоном,  что  они согласились со  мной и
некоторое  время усердно шарили в  траве,  но  я  видел,  что постепенно все
теряют надежду.
     "Эх, будь со мной хорошая собака! -- подумал я. --  Одна только хорошая
собака!"
     Опять подошел Гаррик.
     -- Все самки, -- сказал он. -- Очень большие коровы.
     -- Сам ты корова, -- ответил я. -- Очень большая корова.
     Мои слова  рассмешили вандеробо-масая, уже  являвшего  собой  настоящее
олицетворение скорби. Брат Римлянина, по-видимому, еще верил в существование
самца. "Муж" теперь уже не верил ничему и никому. Пожалуй, он не верил даже,
что я накануне убил куду. Впрочем, после моей сегодняшней стрельбы  я не мог
осуждать его за это.
     Подошел М'Кола.
     -- Хапана, --  сказал  он мрачно. Потом добавил: --  Бвана,  ты попал в
этого быка?
     -- Да, -- ответил я. На мгновение я и сам уже усомнился в существовании
самца. Потом снова вспомнил  густую, лоснящуюся черноту  его шкуры и высокие
рога, которые он сразу же откинул  назад, вспомнил, как он бежал,  выделяясь
среди  всего  стада, черный  как  смоль, и  М'Кола  вслед  за  мной в  своем
воображении увидел этого самца сквозь туман недоверия, свойственного дикарю,
который верит только в то, что видит.
     --  Да, --  подтвердил он.  -- Я  видел. Ты  его ранил.  Я  снова начал
считать:
     -- Семь самок. Я  убил самую крупную. Пятнадцать самок,  один  самец. Я
подранил самца.
     На миг  все опять поверили  мне  и  принялись за  поиски,  но  вера  их
мгновенно испарилась под палящими лучами солнца, среди высокой, колыхавшейся
травы.
     -- Все самки, -- снова объявил Гаррик. Вандеробо-масай  кивнул, разинув
рот.  Я чувствовал, как спасительные сомнения  овладевают и мной. Ведь легче
всего было махнуть рукой  и не бродить под солнцем  по этой голой ложбине  и
крутому скату. Я  сказал М'Кола,  что  мы осмотрим  долину с  обеих  сторон,
кончим свежевать самку, а там уж вдвоем спустимся вниз и разыщем самца.  При
таком недоверии со стороны  моих спутников не имело смысла продолжать с ними
поиски.
     Мы с М'Кола снова спустились  в долину, обрыскали  ее  вдоль и поперек,
как легавые  собаки, осмотрели  и проверили  каждый след. Я очень страдал от
жары и жажды. Солнце пекло не на шутку.
     -- Хапана, -- сказал М'Кола.  Поиски оказались напрасными. Самец то был
или самка, мы ничего не нашли.
     "Может быть, это  все-таки  самка. Может быть, игра не стоит  свеч", --
утешал я себя. Мы  решили  осмотреть еще холм справа от нас, а потом махнуть
на все рукой, забрать голову самки и, вернувшись в лагерь, узнать, что нашел
Римлянин. Я умирал от жажды и выпил всю флягу до дна. Мы знали, что в лагере
воды вволю.
     Мы двинулись вверх  по  холму и в кустах спугнули антилопу. Я чуть было
не выстрелил, но увидел, что и  это самка. "Вот как они умеют прятаться!  --
подумал я. -- Надо созвать наших людей и еще раз осмотреть все кругом".
     Вдруг раздался радостный возглас Деда.
     -- Думи! Думи! -- кричал он пронзительно.
     -- Где? -- Я бросился к нему.
     -- Там!  Там! --  кричал Дед, указывая на лес по другую сторону долины.
-- Вот он! Вот! Вон бежит!
     Мы  мчались во  весь дух, но зверь уже скрылся  в лесу на склоне холма.
Дед уверял, что это был  огромный  черный самец с длинными рогами и пробежал
он в десяти шагах от него. Несмотря на две раны в брюхе и в  спине, он бежал
быстро, пересек долину, миновал валуны и поднялся на холм.
     Значит, я  ранил его  в брюхо. А  когда он убегал, вторая пуля настигла
его  сзади. Обессилев, он упал на землю,  а мы его не заметили. Когда  же мы
прошли дальше, он поднялся.
     -- Вперед! --  скомандовал я.  Все  вошли  в азарт и теперь готовы были
следовать за мной.  Дед, без умолку болтая о  самце, сложил шкуру, снятую  с
головы антилопы, водрузил эту голову на  свою собственную, и мы, перебираясь
через камни,, принялись обшаривать  холм. Там, куда  указывал Дед,  мы нашли
очень  большой след антилопы -- отпечатки широких копыт, которые вели в лес,
-- и кровь, много крови.
     Мы быстро  пошли по этому следу, надеясь настигнуть самца и добить его,
-- в  тени  деревьев  по  свежим  пятнам крови  идти  было легко.  Но  самец
продолжал бежать вверх по холму  все выше и выше. Мы шли по кровавому следу,
который  еще  не успел  подсохнуть, но не  могли  настичь беглеца.  Я упорно
смотрел вперед,  надеясь увидеть его, если он  оглянется,  или  упадет,  или
вздумает  лесом спуститься  с холма;  М'Кола и  Гаррик отыскивали  след,  им
помогали  все,  кроме Деда,  который плелся в хвосте, неся  на  седой голове
череп и шкуру убитой антилопы.  М'Кола нагрузил  его еще и  пустой флягой, а
Гаррик -- кинокамерой. Для старика это была нелегкая ноша.
     Один раз  мы  нашли  место,  где самец отдыхал, и видели его след, а за
кустами, где он стоял,  на камне растеклась лужица крови. Я проклинал ветер,
который нес наш запах далеко вперед,  и понимал,  что мы не сможем захватить
самца врасплох:  ведь запах распугает все зверье на нашем пути. Я хотел было
пойти  с М'Кола  в  обход,  а остальных  послать  по  следу, но мы двигались
быстро, капли крови ярко алели на камнях,  на траве,  на опавших листьях,  а
склоны были слишком круты, и я решил, что самец и так не уйдет.
     Потом мы вышли на каменистую  возвышенность  с множеством  расселин; мы
двигались с трудом, часто теряя след. "Здесь, -- ==подумал я, -- мы поднимем
его в какой-нибудь лощине". Но пятна крови, уже не такие яркие, вели нас все
выше  через  камни  и скалы и, наконец,  пропали  у крутого  уступа.  Отсюда
антилопа, вероятно, двинулась  вниз. Выше подняться она не могла бы -- уступ
слишком крут. Только вниз -- другого пути у нее не было. Но в какую сторону,
по какому ущелью?  Я послал  людей обследовать все три возможных пути, а сам
забрался на уступ в надежде увидеть беглеца сверху. Сначала мои помощники не
нашли никакого следа, но вдруг вандеробо-масай крикнул, что  справа под нами
видит кровь. Сойдя по крутому спуску, мы тоже увидели ее на скале и находили
подсыхающие капли  по  дороге до  самого луга. Я  приободрился и  повел свой
отряд на луг, где в высокой, по колено, траве выслеживать  самца снова стало
легко, потому что он брюхом задевал травинки, и  если самые следы можно было
увидеть, лишь согнувшись в  три погибели и раздвигая траву, то кровь на этой
траве сразу бросалась в  глаза. Но она уже запеклась и потемнела, и я понял,
что мы слишком замешкались около уступа.
     Наконец  след  пересек русло высохшего  ручья недалеко  от  того места,
откуда мы  утром впервые увидели луг, и привел нас на почти безлесную  кручу
другого берега. Небо было безоблачно, и солнце  здорово давало о себе знать.
Я страдал не только от зноя -- какая-то невыносимая свинцовая тяжесть давила
мне голову, сильно хотелось пить. Жара была страшная, но не она меня мучила,
а вот эта тяжесть в голове.
     Гаррик перестал  всерьез  выслеживать зверя,  и лишь когда  мы с М'Кола
останавливались,  он  с  театральными  ужимками  показывал  свои  успехи  --
найденные кое-где  брызги крови. Он не  желал заниматься  черной  работой, а
предпочитал  отдыхать, время  от времени раздражая нас  своими наскоками. От
вандеробо-масая толку было мало, и  я сказал М'Кола, чтоб он хотя бы дал ему
нести  тяжелое ружье.  Брат Римлянина  явно  не  был  охотником, а  "муж" не
проявлял особого  интереса  к  этому делу.  Он  тоже, наверное,  никогда  не
охотился.  Земля, высушенная солнцем,  была твердой, кровь запеклась черными
пятнами и подтеками на низкой траве,  и пока  мы медленно шли по следу, брат
Римлянина, Гаррик и  вандеробо-масай  один за  другим остановились и сели  в
тени под деревьями.
     Солнце жгло невыносимо, и так  как  приходилось  идти  согнувшись,  то,
несмотря  на носовой платок,  прикрывавший  затылок, в  голове у  меня так и
гудело и она налилась болью.
     М'Кола  шел по следу неторопливо, сосредоточенно, весь поглощенный этим
занятием. Его непокрытая  лысая голова блестела от пота, а когда пот заливал
глаза, он срывал горсть травы, брал ее  то в одну, то в другую руку и сгонял
ею капли со лба и голого черного темени.
     Мы медленно брели дальше. Я всегда уверял Старика, что я более искусный
следопыт, чем М'Кола,  но сейчас  мне стало ясно, что до  сих пор я, подобно
Гар-рику,  только  изображал из себя следопыта,  случайно находя  потерянный
след, -- теперь, когда пришлось долго шагать по жаре, когда солнце  пекло не
на шутку,  обрушивая на голову  потоки  раскаленных  лучей, когда отыскивать
след надо было на сухой и твердой почве, в низкой траве, где пятнышко  крови
превращается в  сухой черный волдырь, неприметный на  какой-нибудь  былинке;
когда  эти  пятнышки попадались порой  шагах в двадцати друг от друга и один
охотник  оставался  на  месте  и  ждал,  пока  другой  не  найдет  следующий
почерневший  сгусток  крови,  и дальше они шли по обе стороны  следа;  когда
следопыты, чтобы  не  говорить  лишних  слов,  указывали  друг  другу  кровь
былинками, а сбившись со следа, рыскали вокруг, стараясь не потерять из виду
последнего пятнышка, и подавали друг другу знаки; когда из пересохшего горла
не  выжать было ни одного звука, а знойное  марево маячило над землей и я  с
трудом разгибался, чтобы  дать отдых онемевшей шее, --  я понял, что  М'Кола
неизмеримо выше  меня как человек  и следопыт. "Надо будет сказать  об  этом
Старику", -- подумал я.
     Тут М'Кола вздумал подшутить надо мной. Борту у меня так пересохло, что
я еле ворочал языком.
     -- Бвана, -- сказал М'Кола, когда я  выпрямился и откинул голову назад,
чтобы расправить шею.
     -- Ну?
     -- Виски? -- Он протянул мне флягу.
     -- Ах  ты  каналья!  -- сказал я  по-английски,  а он хихикнул и потряс
головой.
     -- Хапана виски?
     -- Дрянь! -- сказал я на суахили.
     Мы двинулись дальше, но М'Кола долго еще тряс  головой, очень довольный
своей шуткой; вскоре опять пошла высокая трава, и находить след стало легче.
Мы прошли все редколесье, которое видели  утром с  холма, и спустились вниз,
где снова попали в высокую траву. Здесь я обнаружил, что стоит мне прищурить
глаза,  как я вижу примятую траву там, где пробирался зверь, и, к  удивлению
моего  спутника, быстро пошел  вперед, не разыскивая больше следов крови. Но
скоро  мы  опять  вышли  на каменистую  почву,  поросшую низкой  травкой,  и
находить след стало труднее прежнего.
     Самец, проходя здесь,  терял  уже  мало крови: видно, солнце и  горячий
воздух подсушили  его  раны, и  нам  лишь изредка попадались  теперь  мелкие
звездчатые брызги на камнях.
     Гаррик нагнал нас, сделал несколько "драгоценных  находок"  -- пятнышек
крови,  -- потом снова уселся  под деревом. Под другим  деревом  спасался от
солнца  бедный  вандеробо-масай,  в  первый  и   последний  раз  выполнявший
обязанности ружьеносца. Под третьим расположился  Дед -- он был весь обвешан
ружьями, и голова антилопы  лежала рядом с  ним,  подобно  какому-то черному
символу. Мы с М'Кола продолжали медленно и с трудом продвигаться по длинному
каменистому склону, потом вышли на соседний луг, кое-где поросший деревьями,
пересекли  его  и увидели длинное поле,  с краю  усеянное крупными  камнями.
Посреди этого поля след совсем  затерялся, и мы кружили на месте около  двух
часов, прежде чем снова нашли брызги крови.
     Отыскал их Дед возле камней, в полумиле от нас. Он пошел туда, рассудив
по-своему,  куда должен  был деваться самец.  Да, наш Дед оказался настоящим
охотником!
     Мы очень медленно одолели еще милю по твердой каменистой почве, а потом
застряли окончательно. На твердом грунте следов не оставалось, а крови нигде
не было.  Каждый высказывал свои предположения насчет того, куда  направился
эверь, но путей было слишком много. Нам не везло.
     -- Ничего не выйдет, -- сказал М'Кола.
     Я сел отдохнуть в тени большого дерева.  Здесь я мог расправить усталую
спину, мне  было прохладно,  как  в  воде,  и  ветерок  холодил  кожу сквозь
взмокшую рубашку. Я не переставал думать о самце. Лучше бы уж я промахнулся!
А то ранил и не сумел выследить. Должно быть, он уходит сейчас все дальше  и
дальше. Ведь он ни разу  не обнаружил  намерения повернуть назад. Вечером он
издохнет, и его  сожрут  гиены.  Или, еще того хуже,  набросятся на  живого,
перегрызут ему поджилки, потом вырвут внутренности... Первая же гиена, напав
на кровавый след, не  успокоится, пока не  нагонит раненого зверя. Потом она
начнет  скликать остальных... Я  ругал  себя  последними словами за то,  что
ранил, но не добил антилопу. Я со спокойной душой убивал всяких зверей, если
мне  удавалось сделать  это  без  промаха,  сразу:  ведь всем  им предстояло
умереть,  а мое участие  в  "сезонных"  убийствах,  совершаемых  каждый день
охотниками, было лишь каплей в море. Да, совесть моя молчала, когда я убивал
зверей  наповал.  Мы  съедали мясо  и  забирали шкуры и рога. Но  этот самец
черной антилопы причинил мне немало терзаний. Кроме всего прочего, мне очень
хотелось  добыть  его.  Хотелось  мучительно  --  я  даже  себе   самому  не
сознавался, насколько  сильно мне  этого хотелось,  но игра была  проиграна.
Удобный  момент был  в  самом начале,  когда самец  упал, а  мы  этот момент
упустили. Впрочем, нет -- наилучшая возможность, какую только может пожелать
охотник, представилась мне,  когда  нужно  было стрелять,  а я  послал  пулю
наугад. Это  была грубейшая ошибка. Я сделал подлость, прострелив ему брюхо.
Вот что бывает, когда человек слишком уверен в себе и пренебрегает чем-либо,
без чего нельзя довести дело до конца. Ну что ж, мы потеряли этого самца. Во
всем мире вряд ли можно было найти собаку, которая выследила бы его  сейчас,
в такую жару.  И все же ничего другого  не оставалось. Заглянув в словарь, я
спросил у Деда, есть ли на шамбе собаки.
     -- Нету, -- ответил Дед. -- Хапана.
     Мы описали  большой  круг,  а местных проводников я послал  на поиски в
другую сторону. Но  мы  не нашли ничего  --  ни следов, ни крови, и я сказал
М'Кола, что пора возвращаться. Проводники отправились за мясом убитой самки.
Итак, мы признали себя побежденными.
     Мы с  М'Кола, а за  нами и все остальные по самому солнцепеку пересекли
открытую равнину, потом  сухое русло и очутились в благодатной тени леса. Мы
шагали  по  тропе, кое-где расцвеченной  солнечными  пятнами, и напрямик, по
ровному  пружинистому настилу, как  вдруг увидели в какой-нибудь сотне шагов
от себя целое стадо черных антилоп, которые неподвижно  стояли меж деревьев,
глядя на нас. Я оттянул затвор и стал высматривать лучшую пару рогов.
     -- Думи, -- прошептал Гаррик. -- Думи кубва сана!
     Я взглянул туда, куда  он  указывал. Там стояла  очень  крупная  самка,
темно-каштановая,  с белыми отметинами на морде,  белым брюхом,  могучая,  с
красиво изогнутыми рогами. Она стояла боком, повернув голову, и разглядывала
нас. Я внимательно оглядел всех антилоп. Одни только самки. Должно быть, это
то  самое стадо, в котором я подранил самца,  -- оно перевалило через холм и
снова собралось здесь.
     -- Пошли в лагерь, -- сказал я М'Кола.
     Когда мы тронулись, антилопы побежали и перескочили тропу впереди  нас.
При виде каждой хорошей пары рогов Гаррик повторял:  "Самец, бвана, большой,
большой самец! Стреляй, бвана. стреляй же, скорее!"
     --  Все  самки,  --  сказал  я,  когда  стадо  в  страхе промчалось  по
обрызганному солнцем лесу и скрылось из виду.
     -- Да, -- согласился М'Кола.
     -- Дед! -- позвал я. Он подошел.
     -- Пусть Гаррик понесет голову антилопы, -- сказал я.
     Дед опустил свою ношу на землю.
     -- Нет! -- запротестовал Гаррик.
     -- Да! -- возразил я. -- Понесешь, черт тебя побери!
     Мы  продолжали  путь  через  лес  к  лагерю.  Настроение  у  меня  было
прекрасное.  За  весь  день  я  ни разу  не  вспомнил  о  куду. А  теперь мы
возвращались туда, где они ждали меня.
     Обратный   путь  показался  мне  очень  долгим,   хотя   обычно,  когда
возвращаешься другой дорогой, время проходит незаметно. Я смертельно  устал,
голову сильно напекло, и от жажды все у меня внутри пересохло. Но неожиданно
в лесу стало прохладнее. Солнце спряталось за облака.
     Мы  вышли из лесу, спустились на  равнину  и увидели  колючую изгородь.
Солнце было уже скрыто грядой облаков, а скоро и все небо заволокли зловещие
тучи.  Я  подумал, что  сегодня, быть может, последний ясный и  жаркий день.
Такая жара не часто бывает перед дождями. Сначала я сказал себе: "Вот если б
прошел  дождь, но  почва  сохр