тягивая с меня одеяло.
     -- Опять  этот проклятый чай, --  пробормотал я и сел на койке, еще  не
проснувшись окончательно.
     Было  серое,  промозглое утро.  Дождь перестал, но  над  землей стлался
туман, и когда мы пришли на солонец, оказалось, что он залит водой, а вокруг
--  никаких следов. Тогда мы обшарили мокрый кустарник и вышли  на равнину в
надежде найти след на влажной землей  по  этому  следу настичь какого-нибудь
куду. Но все напрасно. Мы  перешли  через дорогу и  двинулись вдоль кустов в
обход  открытого болотца. Я  надеялся встретить носорога, так как  нам то  и
дело попадались кучи свежего носорожьего помета, но после дождя не появилось
ни единого следа. Раз мы услышали крики клещеедов и, подняв головы, увидели,
как  эти  птицы неуклюже летели к северу над густым  кустарником. Мы описали
большой круг, но  ничего не нашли, кроме свежих  следов гиены и самки  куду.
М'Кола указал мне  на небольшой череп куду с одним великолепным витым рогом,
врезавшимся в ствол дерева. Второй рог мы отыскали в траве, и я водворил его
на место, -- воткнул в отверстие на голове куду.
     -- Шенци,  -- опять сказал М'Кола и сделал такой жест, будто натягивает
лук. Череп был совершенно чистый, но в полых рогах скопился  какой-то мокрый
осадок, и они  прескверно  пахли. Я притворился, будто не чую  этой вони,  и
протянул  находку Гаррику, а  тот, не  сморгнув  глазом, передал ее Абдулле.
Абдулла сморщил свой плоский нос и потряс головой. Рога и в самом деле пахли
отвратительно. М'Кола  и я засмеялись, но физиономия Гаррика  хранила  самое
невинное выражение.
     Мне  пришла в  голову  мысль  проехать по дороге,  высматривая  куду  и
останавливаясь  у каждой поляны,  которая покажется нам подозрительной.  Мы,
сели в  машину  и поехали. Однако  безуспешно обшаривали  мы все  прогалины.
Между тем  взошло  солнце,  и дорога  оживилась, по  ней  то и  дело сновали
путники -- одни в белой одежде, другие почти голые, -- и мы решили вернуться
в лагерь. По  пути сделали  остановку и подкрались еще к одному солонцу.  За
деревьями  мы увидели  антилопу-палу, ее шкура  казалась  красной  там,  где
солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, освещали ее. Вокруг было множество
следов куду. Мы заровняли их и двинулись дальше.
     Когда  мы подъехали  к  лагерю,  над нами  вдруг нависла туча  саранчи,
летевшей  на  запад, и все небо мерцало, точно кадры из  старого кинофильма,
только не серые, а красноватые. Моя  жена  и Старик вышли нам навстречу. Они
были очень разочарованы: на  лагерь не упало  ни капли дождя, и они ожидали,
что мы вернемся не с пустыми руками.
     -- А что, наш любитель литературы уехал?
     -- Да, отправился в Хандени, -- ответил Старик.
     -- Он говорил со мной об американских женщинах, -- сказала моя жена. --
Бедный Папа, а я-то была уверена, что тебе сегодня повезет. Гадкий дождь!
     -- Так что же он говорил про американских женщин?
     -- Что они ужасны.
     -- Он рассуждает очень здраво, -- заметил Старик. -- Ну, рассказывайте,
что с вами приключилось.
     Мы уселись под тентом, и я рассказал все по порядку.
     -- Это  был вандеробо,  -- решил Старик. -- Они никудышные стрелки. Да,
не повезло вам.
     -- А я думаю, это один из тех бродячих африканцев, которых встречаешь с
луком  у дороги. Он  увидел  первый солончак, а потом по  тропе  добрался до
второго.
     --  Нет, вряд ли, те носят с собой лук и  стрелы только для самозащиты.
Они не охотники.
     -- Ах, не все ли нам равно, кто это был.
     -- Да,  не повезло. А  тут  еще дождь. Я  поставил  дозорных  на  обоих
холмах, но они ничего не видели.
     -- Что  ж,  у нас  есть  еще  время до завтрашнего  вечера.  Когда  нам
уезжать?
     -- Послезавтра.
     -- Черт бы его побрал, этого дикаря!
     -- А Карл, наверно, уже разогнал всех черных антилоп.
     -- Мы не успеем заехать в прежний лагерь за рогами. Знаешь новость?
     -- Нет.
     -- Я дала обет не курить полгода, если ты убьешь куду, -- сказала Мама.
-- И уже перестала.
     Мы закусили, потом я забрался в палатку, прилег  и стал читать. Я знал,
что у меня еще есть шансы подстрелить  что-нибудь завтра утром на солонце, и
старался  не нервничать. Но все же я нервничал и боялся уснуть,  помня,  что
после дневного  сна человека одолевает вялость,  а потому вышел  из палатки,
уселся на полотняный стул  под  тентом и принялся  за книжку  "Жизнеописание
Карла  II", то  и  дело отрываясь,  чтобы  поглядеть  на  саранчу.  То  было
захватывающее зрелище, и я никак не мог к нему привыкнуть.
     В  конце концов  я  уснул  на  стуле,  поставив  ноги  на  ящик  из-под
консервов, а когда проснулся, около меня стоял Гаррик в пышном развевающемся
головном уборе из черных и белых страусовых перьев.
     --  Проваливай,  --  сказал я по-английски.  Он не  трогался  с  места,
самодовольно ухмыляясь,  потом повернулся, чтобы  я мог взглянуть на него  в
профиль.
     Тем временем Старик с трубкой в зубах вышел из своей палатки.
     --  Полюбуйтесь-ка! -- крикнул я ему. Он взглянул, пробормотал: "Боже!"
-- и скрылся в палатке.
     -- Куда же вы? -- сказал я. -- Не надо обращать на него внимания, вот и
все.
     Старик снова вышел  с книгой, и мы  сидели и болтали, словно не замечая
Гаррика, который все еще щеголял своим головным убором.
     -- По-моему, этот болван к тому же выпил, -- заметил я.
     -- Возможно.
     -- От него несет спиртным.
     Старик, не глядя на Гаррика, тихо сказал ему несколько слов.
     -- Что вы ему сказали?
     -- Велел одеться по-человечески и быть готовым в путь.
     Гаррик удалился, покачивая перьями.
     -- Не вовремя он нацепил эти перья, -- заметил Старик.
     -- Некоторым они нравятся.
     -- В том-то и дело. Этих молодцов без конца фотографируют в таком виде.
     -- Безобразие, -- возмутился я.
     -- Черт знает что, -- поддакнул Старик.
     -- Если мы и в  последний  день вернемся  ни  с  чем,  я готов  всадить
Гаррику пулю в зад. Что мне за это будет?
     --  Могут выйти серьезные неприятности. Тогда  уж  лучше стрелять в нас
обоих.
     -- Ну нет, только в Гаррика.
     -- Лучше не надо. Помните, что отдуваться придется мне.
     -- Я же шучу. Старик.
     Появился  Гаррик, уже  без своего  убора, а за ним  Абдулла,  и  Старик
обменялся с ними несколькими словами.
     -- Они предлагают охотиться у холма на новом месте.
     -- Превосходно. Когда же?
     -- Хоть сейчас. Кажется, будет дождь. Так что поторапливайтесь.
     Я  послал  Моло  за  своими  сапогами и плащом, а М'Кола  вынес мне  из
палатки  спрингфилд,  и  мы  вместе пошли  к машине. Погода весь день стояла
облачная, хотя утром  и после полудня солнце  время  от времени проглядывало
сквозь тучи. Надвигались дожди. Вот и сейчас уже начало моросить, и  саранча
больше не летала в воздухе.
     -- Страшно хочется спать, -- сказал я Старику. -- Давайте выпьем.
     Мы  стояли возле кухонного костра под  большим деревом, и мелкий дождик
шелестел в  листве  над  нашими  головами. М'Кола принес  флягу  с  виски  и
торжественно вручил ее мне.
     -- Хотите? -- предложил я Старику.
     -- Что ж, выпить никогда не мешает.
     Мы выпили оба, и Старик пробормотал:
     -- Черт бы их побрал.
     -- Черт бы их побрал, -- повторил за ним и я.
     -- Может, все-таки наткнетесь на какие-нибудь следы.
     -- Мы обыщем всю местность.
     Наша машина свернула вправо, на дорогу, миновала хижины туземцев, потом
свернула влево, на плотно убитую, красную глинистую тропу, огибавшую холмы и
с обеих сторон теснимую деревьями. Дождь уже лил вовсю, и мы ехали медленно.
В  глине, по-видимому, было много песка, так как  колеса не буксовали. Вдруг
Абдулла, сидевший  сзади, пришел  в сильное  возбуждение  и  попросил  Камау
остановиться. Тот затормозил,  мы  вылезли из машины и прошли немного назад.
На сырой  глине отчетливо виднелись свежие следы куду. Антилопа прошла здесь
каких-нибудь пять минут назад, не  больше:  края отпечатков были  острые,  и
взрыхленная копытами земля еще не успела размокнуть под дождем.
     -- Думи, --  сказал Гаррик,  откинув голову, и широко  растопырил руки,
чтобы показать, какие огромные рога у этого животного. -- Кубва сана!
     Абдулла подтвердил, что это самец, и притом большущий.
     -- Пошли! -- скомандовал я.
     Идти  по  следу было легко,  и мы  знали, что  куду где-то  близко. Под
дождем или  снегом подобраться к зверю  гораздо  проще,  и я был уверен, что
сегодня  удастся  поохотиться.  След  сквозь густой  кустарник  вывел нас на
прогалину. Я остановился, чтобы протереть мокрые очки и продуть прицел моего
спрингфил-да. Дождь теперь хлестал как из ведра, пришлось надвинуть шляпу на
самые  глаза, чтобы  не заливало очки.  Едва мы  обогнули прогалину, впереди
послышался треск,  и  я  увидел  серое  с  белыми полосами животное, которое
продиралось  сквозь  кустарник. Я вскинул ружье, но  М'Кола схватил меня  за
руку.  "Манамуки!" -- прошептал  он. Это была самка куду. Мы подошли к  тому
месту,  где  она  только что стояла,  но других  следов  там  не  оказалось.
Сомнений быть не могло: от самой дороги мы шли по следу этой антилопы.
     -- Вот тебе и  "думи кубва  сана"!  --  сказал  я  Гар-рику с  ядовитым
сарказмом и жестом изобразил здоровенные  рога, которые  якобы растут у него
на голове.
     -- Манамуки кубва  сана, -- пробормотал он огорченно и кротко. -- Какая
огромная самка!
     --  Эх  ты,  вшивый  франт  в  страусовых   перьях,  --  сказал  я  ему
по-английски. -- Манамуки! Манамуки! Манамуки!
     -- Манамуки, -- подтвердил М'Кола, кивнув головой.
     Я достал словарь,  но,  не  найдя  там нужных  слов,  знаками  объяснил
М'Кола, что мы вернемся на  дорогу  кружным путем и поглядим, нет ли  других
следов. Мы долго бродили под дождем,  вымокли до нитки, но ничего не нашли и
вернулись к машине; так как дождь стал утихать, а дорогу не развезло, решено
было  ехать дальше, пока не стемнеет. Облака клубились по склонам  холмов, с
деревьев  капала  вода;  мы  тщетно вглядывались в даль, но  антилоп не было
нигде  --  ни на открытых полянах,  ни в зарослях кустарника, ни  на зеленых
склонах. Наконец стемнело, и мы  вернулись в лагерь. Мой спрингфилд был весь
мокрый, и когда мы вылезли из машины, я велел М'Кола  хорошенько вычистить и
смазать его. М'Кола кивнул, и я, войдя в  палатку, где горел фонарь,  снял с
себя все,  вымылся в  брезентовой ванне и  вышел к костру в  халате, надетом
поверх пижамы, освеженный и довольный.
     Мама и Старик уже сидели у огня. Мама  встала, чтобы налить мне виски с
содовой.
     -- М'Кола все нам рассказал... -- начал Старик, не двигаясь с места.
     -- Да,  здоровенная была самка,  -- отозвался я.  -- L Я чуть не уложил
ее. Как по-вашему, куда ехать завтра утром?
     --  Пожалуй, на солонец. Наши дозорные просматривают оба холма. Помните
того старого деда из деревни? Он как  одержимый ищет куду где-то за холмами.
Он и еще второй, вандеробо. Они ушли три дня назад.
     -- Почему бы нам не попытать счастья на том солонце, где повезло Карлу?
Авось и для меня выдастся счастливый день.
     -- Конечно.
     -- Беда  только, что день этот последний,  потом солонец могут затопить
дожди. Когда мокро, соли не остается и в помине. Одна грязь.
     -- В том-то и дело.
     -- Мне бы только увидеть куду.
     --  А когда  увидите,  не забудьте:  нужно выждать,  пока  он  подойдет
поближе. Выждать и стрелять наверняка.
     -- Об этом-то я не беспокоюсь.
     -- Поговорим  о чем-нибудь  другом, -- сказала Мама. --  Этот  разговор
действует мне на нервы.
     --  Жаль, что  этот малый. Кожаные Штаны, не с нами, -- заметил Старик.
-- Черт возьми, вот кто умеет поговорить. При нем и  у  вашего муженька язык
развязывался. Разыграйте-ка снова ту комедию про современных писателей.
     -- Подите к черту.
     -- Почему у нас нет никакой интеллектуальной жизни? -- сказала Мама. --
Почему вы,  мужчины, никогда  не  поговорите  о  мировых проблемах? Почему я
ничего не знаю о том, что творится на свете?
     -- На свете черт знает что творится, -- сказал Старик.
     -- Ужас, да и только.
     -- Что происходит в Америке?
     -- Почем  мне знать! Какие-то торжества  АМХ (1). Мошенники с  сияющими
глазами транжирят деньги, и кому-то придется потом расплачиваться. У  нас  в
городе все побросали работу и живут на пособие. Рыбаки сделались плотниками.
Как в Библии, только не совсем.
     ----------------------------------------
     (1) A M X -- Ассоциация молодых христиан.



     -- А как дела в Турции?
     --  Кошмар. Они поснимали с голов  фески.  Повесили множество людей. Но
Исмет покамест целехонек.
     -- А во Франции вы были в последнее время?
     -- Мне  там не  понравилось. Тоскливо, как в преисподней.  Не так давно
там произошла прескверная заваруха.
     -- Да, черт возьми, -- сказал Старик, --  это  факт, если только  можно
верить газетам.
     -- Уж если они затевают  скандал, то по всей  форме. Будьте спокойны, у
них есть традиции.
     -- А были вы в Испании во время революции?
     -- Нет, я опоздал. Потом мы ожидали еще двух, но они так и не начались.
А потом одну прозевали.
     -- А на Кубе вы революцию видели?
     -- С самого начала.
     -- Ну и как?
     -- Великолепно.  А  потом  --  отвратительно. Вы не  поверите, до  чего
отвратительно.
     --  Перестаньте,  -- сказала Мама.  -- Все это я  и сама знаю.  Когда в
Гаване началась стрельба, я спряталась за мраморным столиком. Они мчались на
машинах  и палили во  все стороны. Я  прихватила с собой рюмку  виски и была
очень  горда  тем, что не забыла  про нее и  не  расплескала ни капли.  Дети
сказали: "Мама,  можно нам выйти вечером поглядеть, как стреляют?" Революция
до того их взбудоражила, что нам пришлось прекратить всякие разговоры на эту
тему. Бэмби так жаждал крови мистера М., что по ночам его душили кошмары.
     -- Поразительно, -- сказал Старик.
     -- Не смейтесь надо мной. Я не  хочу больше слышать о  революциях. Все,
что мы  видим и слышим  вокруг, --  это сплошные революции.  Они  у меня как
кость в горле.
     -- Зато вашему супругу они, наверно, нравятся.
     -- Ну нет, мне они тоже как кость в горле.
     -- А я вот ни одной не видел, -- сказал Старик.
     -- Это прекрасно. Честное слово. Но только до поры  до времени. А потом
-- хуже некуда.
     -- Волнующее зрелище, --  сказала Мама. -- Этого нельзя не признать. Но
мне они надоели. Правда, теперь я совершенно равнодушна.
     -- Я немножко интересовался этим.
     -- И каков же ваш вывод? -- спросил Старик.
     -- Все они  были очень  разные,  но кое-что общее  найти можно. Я  хочу
попытаться написать об этом книгу.
     -- Может получиться здорово интересно.
     --  Если  только  материала  будет  достаточно. Нужно  изучить  чертову
пропасть  фактов.  Ужасно  трудно  доискаться  правды,  если не видел  всего
собственными  глазами,  потому  что  тем,  кто  потерпел  поражение,  не  до
разговоров,  а победители всегда врут. Вот и приходится  все прослеживать на
месте, только в тех странах, где  можешь объясниться. Это, конечно,  мешает.
Поэтому  я никогда  не  поехал бы  в Россию.  Если  не  можешь  подслушивать
разговоры, толку не будет. Услышишь только официальные  версии да  осмотришь
достопримечательности.  В  любой  стране  всякий  ее  житель,  говорящий  на
иностранном языке, наврет вам с три короба. Все самое  интересное узнаешь из
разговора с  людьми, а если не можешь поговорить с ними и подслушать тоже не
можешь,  не  узнаешь  ничего  ценного,  разве  только наберешь материалу  на
газетную статейку.
     -- В таком случае вам надо хорошенько взяться за суахили.
     -- Я стараюсь.
     -- Но  все  равно  вы не  сможете  подслушивать,  потому что  здесь они
говорят на языках разных племен.
     --  Но если  я  когда-нибудь и  напишу  об  Африке,  это будет  простая
зарисовка, я ведь так мало знаю. И все же первое впечатление от страны очень
ценно. Быть может, оно, черт бы его побрал, ценнее  для тебя самого, чем для
других.  Но все равно надо о  нем написать,  высказаться. А потом можно хоть
выбросить.
     -- Почти все эти книжонки про сафари невыносимо скучны.
     -- До ужаса.
     --  Мне  понравилась  только  одна  --  Стритера.   Постойте,  как  она
называется? "Цивилизованная Африка". Он заставляет почувствовать, что это за
штука. Лучшей книги я не читал.
     -- А мне нравится книга Чарли Кертиса. Она написана без фальши и рисует
все очень живо.
     --  А  этот Стритер  пишет  ужасно  смешно. Помните, как он  подстрелил
конгони?
     -- Да, это очень смешно.
     -- Но ни один автор не заставил меня почувствовать к этой стране то же,
что  чувствует он сам. Все  описывают привольную жизнь в Найроби или  плетут
всякую чушь  о  том, как  подстрелили зверя  с рогами  на дюйм длиннее,  чем
кто-то другой. Или нудно твердят про опасность.
     -- Я хочу попробовать  написать об  этой стране, и о зверях,  и  о том,
каково все это для новичка.
     -- Что ж, попробуйте. Может получиться неплохо.  А  знаете,  я тоже вел
дневник во время поездки на Аляску.
     --  Вот  бы  мне  почитать, -- сказала  Мама.  -- Я и не знала, что  вы
писатель, мистер Дж. Ф.
     -- Да уж куда там,  -- сказал Старик. -- Если  хотите,  я пошлю за этим
дневником. Понимаете, там просто записано все, что мы делали изо дня в день,
и какой Аляска представилась англичанину из Африки. Вам будет скучно.
     -- Никогда, если это написали вы, -- сказала Мама.
     -- Ваша женушка делает нам комплименты, -- сказал Старик.
     -- Не мне. Вам.
     --  Его я  уже читала, -- сказала Мама. --  Мне интересно прочесть, что
пишет мистер Дж. Ф.
     -- Слушайте, а он правда писатель?  -- спросил ее Старик.  -- Что-то не
похоже. Может, он зарабатывает и себе и вам на жизнь охотой?
     -- Нет. Он пишет. Когда у него ладится, с ним очень легко. Но,  пока он
не разошелся, к  нему  лучше не  подходи. Перед  тем  как начать писать,  он
должен разозлиться. А когда заводятся разговоры о том, что он никогда больше
не возьмет пера в руки, я знаю: теперь дело пойдет.
     -- Пусть поговорит с нами о литературе, -- сказал Старик. -- То ли дело
-- Кожаные Штаны. Расскажите-ка нам какие-нибудь литературные анекдоты.
     -- Ладно, слушайте. Это было в последний наш вечер в Париже. Накануне я
провел день в Солони, у Бена  Галлахера, и он устроил там  fermee -- знаете,
когда кролики выходят  кормиться, ставят такую низенькую  загородку, -- и мы
все утро охотились на кроликов, а после завтрака охотились на фазанов, и еще
я подстрелил chevreuil (1).
     -- А при чем тут литература?
     -- Погодите. В  последний вечер у нас  обедали Джойс с женой, и к обеду
был жареный фазан  и седло chevreuil,  и  мы с Джойсом напились, потому  что
назавтра я уезжал в Африку. Ох, и вечерок был!
     -- Ничего себе литературный анекдот!  -- сказал Старик.  -- А кто такой
Джойс?
     -- Чудный малый, -- сказал я. -- Написал "Улисса".
     -- "Улисса" написал Гомер, -- сказал Старик.
     -- А Эсхила кто написал?
     --  Тоже Гомер, --  сказал Старик.  -- Вы меня не поймаете.  Ну,  а еще
какой-нибудь литературный анекдот?
     -- Вы знаете, кто такой Паунд?
     -- Нет, -- сказал Старик. -- Первый раз слышу.
     -- Могу рассказать недурные анекдоты про Паунда.
     -- Наверно, о  том,  как  вы с  ним  ели какого-нибудь  зверя  с чудным
названием, а потом напились?
     -- Бывало и так, -- сказал я.
     --  Веселая  жизнь у вашего брата. Как  вы думаете,  вышел  бы из  меня
писатель?
     -- Отчего ж.
     -- Вот,  -- сказал Старик моей жене, -- теперь мы с вами охоту по боку,
и будем оба писателями. Ну, рассказывайте дальше.
     -- Знаете, кто такой Джордж Мур?
     -- Это про которого написано: "Скоро в путь!
     За Джорджа Мура я прощальный кубок пью" (2).
     ----------------------------------------
     (1) Косуля (франц.).