Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Фолкнер Уильям. Солдатская награда -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -
ослушался, спичка вспыхнула. - А в чем же вы видите руку Провидения? - Он запыхтел трубкой. Ректор собрал ломаные спички с грядки фиалок. - А вот в чем: она помогает человеку подняться с земли и обрабатывать землю, чтобы кормить себя. Разве он встал бы и работал, если бы мог удобно лежать на земле? Даже та часть тела, которую Создатель предназначил для сидения, служит тоже только короткое время, а потом начинает бунтовать, подталкивает его ленивые кости, заставляет встать и двигаться. И спастись от земли можно только во сне. - Но человек не может спать больше, чем треть своей жизни, - тут же напомнил Джонс. - А скоро он и трети не проспит. Род человеческий слабеет, вырождается: мы не можем выдержать такое же количество сна, как наши сравнительно недалекие (я говорю - геологически) предки, даже не можем сравняться в этом с нашими более примитивными современниками. Ибо мы, называющие себя цивилизованными народами, теперь заботимся о наших умах и наших артериях, а не о желудках и органах размножения, как наши предки и наши, не знающие принуждения, современники. - Какого принуждения? - Разумеется, социального. Лоу считает, что Лоу и Смит должны поступать так, а не иначе, должны и обязаны делать то или иное, потому что Смит тоже считает, что Смит и Лоу должны и обязаны поступать так или иначе. - А-а, понятно. - Священник вперил добрый немигающий взгляд прямо в солнце. Роса испарилась с травы, белые и желтые нарциссы становились сонными, словно девушки после бала. - Скоро полдень. Зайдем ко мне, я могу предложить вам отдохнуть и позавтракать, если вы не заняты. Джонс встал. - Нет, нет. Огромное спасибо. Не стану вас беспокоить. Ректор был сама сердечность. - Что вы, какое беспокойство. Я сейчас один. Джонс отнекивался. Он обожал хорошую еду, у него был на это нюх. Ему достаточно было пройти мимо дома - и он нюхом чувствовал: хорошо тут кормят или нет. И Джонс не очень Но достопочтенный пастырь одолел его своим настойчивым радушием: отказа он не принимал. Он подхватил Джонса, и они пошли, наступая на свои тени, пока не загнали их на крыльцо, над которым скромно красовался прелестный фонарь, тускнея давно не мытыми цветными стеклами. После непорочной наготы солнечного утра темная передняя вся пошла огненно-красными кругами. Джонс, мгновенно ослепший, с маху обо что-то споткнулся, и ручка ведра страстно впилась в его ногу. Ректор, прогудев: "Эмми!", поднял его в воздух вместе ведром. Джонс благодарил свою счастливую звезду за то, что не прилип к полу, и мокрый, как Венера из пены морской, начал выпрастывать ногу из ведра. Наконец он встал на обе ноги и с отчаянием и досадой ощупывал промокшую насквозь штанину. "Вцепился в меня, как подъемный кран", - подумал он сердито. Ректор снова проревел: "Эмми!" Откуда-то из глубины дома послышался испуганный отклик, и кто-то в ситцевом платье прошмыгнул мимо. Бас ректора прогудел, как прибой в узком проливе, и, открыв двери навстречу потокам света, он втолкнул Джонса в свой кабинет. - Не стану извиняться за скудость трапезы, которая вас ждет. Видите ли, сейчас, я живу один. Но ведь нам, философам, пища нужна для сытости, а не для лакомства, не так ли? Входите же, входите! Джонс совсем отчаялся. Мокрая штанина, а пища - только для сытости, а не для лакомства? Рожки, что ли? В отношении еды Джонс был скорее сибаритом, чем эстетом. И уж никак не философом. Он стоял, безутешный, с брюк капала вода. - Но, милый мой, вы промокли насквозь! - спохватился хозяин дома. - Скорее снимайте брюки. Джонс слабо запротестовал. - Эмми! - снова заорал ректор. - Иду, дядя Джо! Только воду соберу! - Брось все сейчас же! Беги в спальню, принеси мне пару брюк. - Но ковер испортится! - Надеюсь, не совсем. Придется рискнуть. Неси сюда брюки. Ну, мой мальчик, снимайте, долой! Эмми высушит их на кухне, и все будет в полнейшем порядке. В бессильном отупении Джонс сдался. Он действительно попал в руки насильников. Ректор подавлял его беспощадной добротой, а эта, в ситчике, появилась в дверях, неся точно такие же невыразимые, какие были на хозяине дома. - Эмми, это мистер... Насколько я помню, вы мне не назвали ваше имя?.. Он завтракает с нами. Да, Эмми, узнай, не придет ли Сесили. Девица взвизгнула при виде Джонса, нелепого в одной рубахе, с голыми, толстыми и розовыми ногами, и брошенные брюки торжественно и сонно проплыли в воздухе. - Джонс, - с запозданием отрекомендовался Яну-ариус Джонс, но Эмми уже убежала. - Ах, да, мистер Джонс. И ректор снова завладел им, прилаживая на нем брючный пояс и подворачивая обшлага неуклюжими, сложными движениями пальцев. И Джонс, вполне пристойный, хотя и утопавший в широких брюках, покорялся тяжелой деснице хозяина, как овца, попавшая под град. - Ну вот! - воскликнул тот. - Теперь располагайтесь поудобнее - (даже Джонс почувствовал всю иронию этих слов), - а я поищу чего-нибудь для утоления жажды. Гость наконец пришел в себя, оглянул чистую бедноватую обстановку. На домотканом коврике - бюро, на нем - одинокий белый гиацинт в чашке с отбитой ручкой, над камином, заваленным трубками и полосками бумаги, - одинокая фотография. И везде книги - на полках, на подоконниках, на полу. Джонс разглядел Ветхий Завет на греческом в нескольких томах, удручающе огромную книгу по международному праву; сочинения Джейн Остин и "Озорные сказки" Бальзака, одинаково затрепанные, ласково, по-товарищески приткнулись друг к другу. Ректор вернулся с молоком в кувшине синего стекла и с двумя кружками. Из шкафчика он вынул бутылку шотландского виски. - Наперекор начальству, - сказал он и ухмыльнулся Джонсу с наивным ухарством. - Старая собака знает новые фокусы. Но прошу прощения: может быть, вам не по душе такая смесь? Настроение у Джонса поднялось воздушным шаром. - Один раз можно все попробовать, - сказал он, как Йорген. - Да, попробуйте. Не понравится - пожалуйста, не стесняйтесь, делайте как хотите. Напиток оказался много вкуснее, чем Джонс ожидал. С удовольствием смакуя его, Джонс спросил: - Вы, кажется, говорили, сэр, что у вас был сын? - Да, сын, Дональд. Его сбили над Фландрией прошлой весной. Старик встал и снял фотографию с камина. Он подал ее гостю. Мальчик лет восемнадцати, без пиджака, со встрепанными волосами. Джойс увидал тонкий, точеный подбородок и глаза - буйные, ласковы. У самого Джонса глаза были прозрачные и желтые, непристойные и древние в грехе, как у козла. - У него на лице - смерть, - сказал Джонс. Старик взял фотографию, долго вглядывался в нее. - В лицах всегда есть смерть, когда человек душою молод, молод вечной молодостью. Их смерть и смерть других. И бесчестие. А смерть неизбежна. Как же иначе? Почему смерти брать только тех, чья жизнь давно стала бесполезной? Кто же срывает увядшую розу? - Старик хмуро задумался, уставившись в пространство. Помолчав, он сказал: - Товарищ переслал мне его вещи. Он поставил фотографию на бюро и вытащил из ящика жестяную коробку. Его большие, неловкие пальцы никак не могли открыть замочек. - Разрешите мне, сэр, - сказал Джонс, заранее зная, что бесполезно предлагать помощь, что старик, наверно, каждый день открывает шкатулку. Но крышка уже поддалась, и священник разложил на столе грустные реликвии: женская рубашонка, дешевое издание поэмы "Мальчишка из Шропшира", высохшая луковица гиацинта. Ректор взял луковицу, и она рассыпалась прахом в его руке. - Ай-яй-яй! Как я неосторожен! - воскликнул он, тщательно собирая пыль в конверт. - Сколько огорчений мне доставляют мои огромные руки. Надо бы им принадлежать кому-нибудь другому, кто мог бы приносить пользу, а не просто листать книги или копаться в цветочных грядках. А вот у Дональда, наоборот, руки были совсем небольшие, как у его матери, и он отлично владел ими. Какой хирург вышел бы из него! Он разложил вещи перед фотографией, словно выполняя ритуал, и, подперев голову землистыми руками, вбирал в себя разрушенную мечту о сыне, как втягивают табачный дым. - Поистине, в его лице есть и жизнь, и смерть, и бесчестие. Вы видели Эмми? Много лет назад, примерно, когда сделана эта фотография... Но это старая история. Даже сама Эмми, наверно, о ней забыла. Видите, на нем нет ни пиджака, ни галстука. Как мать следила, чтоб он был прилично одет, а он появлялся на улице, в церкви, на торжественных приемах, держа шляпу, пиджак и галстук в руках. Как часто я слышал от него: "А мне жарко!" И образования, в книжном смысле, у него не было: учился он, чему хотел, читал, что ему хотелось. Меньше всего я воспитывал в нем стойкость, упорство. А что такое упорство? Духовный застой, гангрена... - Он поднял голову, посмотрев на Джонса. - Как, по-вашему, прав я или нет? Может быть, надо был заставить моего сына стать больше похожим на всех? - С таким лицом - и походить на всех? ("Значит Эмми уже была обесчещена, хотя бы раз".) Как же можно? ("А меня тоже обидела эта обесчещенная!") Разве заставишь фавна напялить обычный костюм? Ректор вздохнул: - Эх, мистер Джонс, кто знает? - Он медленно сложил все вещи в жестяную шкатулку и сидел, держа ее в руках. - Чем старше становлюсь, мистер Джонс, тем больше убеждаюсь, что мы мало чем научаемся, проходя жизненный путь, и совсем ничего не знаем такое, что могло бы нам как-то помочь или принести нам особую пользу. Впрочем... - И он опять тяжело вздохнул. 2 Эмми, обесчещенная девственница, появилась в дверях. - А чего вам на обед, дядя Джо? Мороженое или пирог с земляникой? - Покраснев, она избегала взгляда Джонса. Ректор с упованием посмотрел на гостя. - Чего бы вам хотелось, мистер Джонс? Да, я знаю, как молодежь любит мороженое. Вы тоже предпочитаете мороженое? Но Джонс для своего возраста был достаточно тактичен и, зная толк в еде, особым чутьем угадывал вкусы других. - Если вам безразлично, доктор, пусть будет пирог с земляникой. - Пирог, Эмми! - с радостью приказал старик. Эмми удалилась. - Знаете, - продолжал он виновато-признательным тоном, - знаете, когда становишься старше и не ты - хозяин своего желудка, а желудок - твой хозяин, и когда все другие физические потребности становятся слабее, человеку свойственно навязывать свои вкусы в еде другим. - Что вы, сэр, - уверил его Джонс. - Лично я тоже предпочитаю горячий десерт мороженому. - Тогда вы должны прийти ко мне, когда поспеют персики. Я вас угощу персиковым тортом с маслом и сливками... Увы! Мой желудок имеет печальную власть надо мной... - Почему бы и нет, сэр? Годы лишают нас сексуальных стимулов - почему бы им не замениться стимулами гастрономическими? Ректор посмотрел на него добродушно и пристально. - Вы несколько преувеличиваете. Жизнь человеческая вовсе не должна быть вечно полна зовами плоти или пищи, не так ли? Но тут послышался быстрый стук каблучков по непокрытому ковром полу прихожей и вошла девушка. - С добрым утром, дядя Джо, - прозвучал ее грудной голос, и она порывисто и мягко пробежала по комнате, еще не видя Джонса. Потом, заметив его, остановилась на миг, как птица в полете. Джонс встал, и под его взглядом она прошла к столу легкой и кокетливой походкой, театрально ощущая свое тело. Нежно, как молодое деревцо, она склонилась к ректору и поцеловала его в щеку. Козлиные глаза Джонса обволакивали ее пристальным желтым взглядом. - С добрым утром, Сесили! - Ректор встал. - Я ждал тебя раньше - день чудесный. Но молодым девушкам надо высыпаться даже в такую погоду, - со слоновьей игривостью пошутил он. - Это мистер Джонс, Сесили. Мисс Сондерс, мистер Джонс. Она взглянула на него, и Джонс поклонился с врожденной грацией толстяка, но, увидев выражение сдержанного, вежливого страха на ее лице, сразу перепугался. И тут же вспомнил проклятые брюки ректора и почувствовал, как у него начинают гореть уши, шея, понял, что не только выглядит смешно, но что она думает, будто он всегда одет именно так. Она не вымолвила ни слова, и Джонс проклинал доброго забывчивого ректора: "Черт бы его побрал: сначала заставил стоять без штанов при Эмми, потом при этой хорошенькой незнакомке - в брюках, похожих на опавший воздушный шар". А ректор продолжал, как судьба: - Я ждал тебя раньше. Решил, что надо подарить тебе гиацинты. - Ах, дядя Джо! Какая прелесть! - Голос у нее был шероховатый, как путаница золотых проводов. Она с трудом отвела зачарованный взгляд от Джонса, и Джонс почувствовал, как от ненависти к ним обоим пот проступает на лбу. - Как жаль, что я опоздала! Но я всегда делаю все не так, как мистер... Мистер Джонс, вероятно, догадался, он ведь понял, что я опоздала прийти за гиацинтами? - Она снова посмотрела на него, как на диковинного зверя. Смущение Джонса превратилось в злобу, и он наконец обрел речи: - Да, жаль, что вы раньше не пришли. Вы бы увидели меня в еще более интересном наряде, чем этот. По крайней мере Эмми как будто так подумала. - Простите, не понимаю, - сказала она. Ректор взглянул на него с благожелательным недоумением, потом понял: - О, да... С мистером Джонсом случилась небольшая неприятность, и он был вынужден нарядиться в часть моего туалета. - Именно "вынужден", благодарю за формулировку! - ядовито сказал Джонс. - Да, я споткнулся о ведро с водой. Очевидно, доктор специально держит его за дверью для того, чтобы его прихожане убедились лично, что при вторичном посещении им и вправду необходима помощь свыше, - объяснил он и, подобно героям греческой трагедии, сам нанес последний, смертельный удар чувству собственного достоинства: - Вы-то, наверно, знаете здешние обычаи и легко можете избежать ловушки. Она перевела глаза с сердитой красной физиономии Джонса на доброе недоуменное лицо ректора и звонко захохотала. - Простите! - вдруг попросила она, сразу опомнившись. Невозможно удержаться, мистер Джонс. Вы на меня не сердитесь? - Разумеется, нет. Даже Эмми надо мной смеялась. Знаете, доктор, вряд ли Эмми подверглась бесчестию, раз она пришла в ужас, увидев мужчину с голыми колен.. - Значит, вы показывали мистеру Джонсу свои цветы? Мистер Джонс должен быть очень польщен: для дяди Джо - это знак особого снисхождения, - сказала она как ни в чем не бывало и обернулась к старику, грациозная и неискренняя, как французский СОвет. - Очевидно, мистер Джонс чем-то знаменит? А я не знала, что у вас есть знакомые знаменитости. Ректор басовито захохотал: - Ого, мистер Джонс, видно, вы что-то от меня скрыли? - ("Меньше, чем я хотел", - подумал Джонс.) - А я и не подозревал, что у меня в гостях знаменитость! Внутренняя душевная лень взяла верх над остальными чувствами, и Джонс вежливо ответил: - И я никак не подозревал этого, сэр. - Не прячьте от нас вашу славу, мистер Джонс. Женщины сразу все угадывают. Они нашего брата видят насквозь. - Дядя Джо! - торопливо предостерегла она, видя, как Джонс принял неудачную реплику. Но Джонс уже был неуязвим: - Нет, я с вами несогласен, сэр. Если бы они нас видели насквозь, они никогда не выходили бы за нас замуж. Она взглянула на него с благодарностью и с некоторым интересом. "Какого же цвета ее глаза?" - Ах, вот, оказывается, кто вы, мистер Джонс! Знаток женщин. Джонс напыжился от гордости, а ректор, извинившись, пошел в прихожую за стулом. Она прислонилась к бюро, и ее глаза ("Синие или зеленые?") встретились с его желтым нагловатым взглядом. Потом она опустила глаза, и он заметил ее красивые и робкие губы. "Ну, будет легко", - подумал он. Ректор подал ей стул, она села, и когда старик сам уселся в кресло, Джонс тоже сел. "Какие у нее длинные ноги", - подумал Джонс, глядя на тонкие складки платья у высокой талии. Почувствовав его бесцеремонный взгляд, она подняла глаза. - Значит, мистер Джонс женат? - заметила она и сделала глазами так, что Джонсу показалось, будто она до него дотронулась рукой "Я тебя раскусил!" - вульгарно подумал он. И ответил: - О нет, почему вы так решили? Старик, набивая трубку, посмотрел на них добрыми глазами. - Значит, я не так поняла. - Нет, вы так решили по другой причине. - Вот как? - Просто вам нравятся женатые мужчины! - храбро сказал он. - Неужели? - без всякого интереса сказала она. И Джонсу показалось, что он видит, как ее внимание к нему схлынуло, чувствует, как оно охладевает. - А разве нет? - Вам виднее. - Мне? - переспросил Джонс. - Почему именно - мне? - Но вы же как будто знаток женщин? - ответила она с милым лукавством. Джонс готов был удушить ее, он не находил слов Старик зааплодировал: - Шах и мат, мистер Джонс! "Погоди, дай только взглянуть тебе в глаза", - пообещал Джонс, но она даже не посмотрела на него. Он сидел молча, и под его пронзительным, злым взглядом она взяла со стола фотографию и молча подержала ее в руках. Потом снова положила на место и через стол погладила руку старика. - Мисс Сондерс была невестой моего сына, - объяснил священник Джонсу. - Вот как? - сказал Джонс, следя за ее профилем, в ожидании, когда же она снова посмотрит на него. Эмми, неудачливая девственница, появилась в дверях. - Все готово, дядя Джо, - сказала она и сразу испарилась. - Завтракать, - объявил ректор, подымаясь. Все встали. - Я не могу остаться! - слабо сопротивлялась она, поддаваясь руке старика, легшей на ее плечи. Джонс пошел за ними. - Правда, мне нельзя оставаться! - повторила она. Они пошли по темному коридору, и Джонс, глядя, как плывет ее белое платье, воображая ее поцелуй, проклинал ее вовсю. У дверей она остановилась и вежливо, как мужчина, стала в сторону. Ректор тоже остановился, остановился волей-неволей и Джонс, и началась сцена из французской комедии - кому проходить первым. Рука Джонса с притворной неловкостью прикоснулась к ее мягкой, ничем не стянутой талии, и она окатила его ледяным взглядом. Вошли в столовую. - А все-таки вы на меня посмотрели, - пробормотал Джонс. Ректор, ничего не замечая, сказал: - Садитесь сюда, мистер Джонс... Недевственная Эмми кинула на Джонса высокомерный и враждебный взгляд. Его желтые глаза ответили ей рассеянно. "Займусь тобой потом", - обещал он мысленно, сев за безукоризненно накрытый стол. Ректор пододвинул стул для второй гостьи и уселся во главе стола. - Сесили ест очень мало, - сказал он, разрезая цыпленка, - так что все труды падут на нас с вами. Но думаю, что мы не подведем. Как, по-вашему, мистер Джонс? Она сидела напротив, подперев лицо руками. "И тобой займусь", - мрачно пообещал Джонс. Но она все еще не обращала внимания на его желтый взгляд, и он сказал: - Конечно, нет, сэр, - а сам в это время старался мысленно внушить ей, чтоб она посмотрела - старый школьный прием, когда хорошо приготовил уроки. Но она так невозмутимо игнорировала его, что его вдруг охватил приступ неуверенности, тревожное сомнение. "Неужто я ошибся? - подумал он. - Нет, я все узнаю", - пообещал он себе. - Кажется, вы сказали, сэр, - он не спускал глаз с ее безразличного, бездумного лица, - когда

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору