Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Фолкнер Уильям. Солдатская награда -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -
- Пойдем домой пешком. Хочется пройтись по лесу. 4 Пахло свеженапиленной древесиной, и они прошли по бледно-желтому городу симметрично сложенных штабелей досок. Негры передавали эти доски по цепочке, внося их по наклонной доске в товарный вагон, под наблюдением небрежно одетого человека; развалясь на груде досок, он лениво жевал табак. Он с интересом посмотрел вслед незнакомой паре, когда они проходили по тропке у шпал. Они пересекли поросшие травой рельсы, и двор лесопилки скрылся за деревьями, но, спускаясь к подножию холма, они все время слышали голоса негров, взрывы беспричинного смеха или обрывки грустной песни; медлительное эхо падения брошенных досок раскатывалось с равномерными промежутками. Поддавшись тишине вечеряющего леса, она спокойно спустились с глинистого холма по вьющейся книзу неприметной дороге. Внизу, под холмом, куст шиповника раскинул плоские, как у пальмы, цветущие ветви среди темной густой зелени, словно белая монахиня в молитве. - Негры ломают их на топливо, оттого что их легко рубить, - сказала миссис Пауэрс, нарушая тишину. - Жалко, правда? - Разве? - сказал Гиллиген равнодушно. Мягкая песчаная почва легко поддавалась под ногами, когда они подходили к ручью. Он бежал из-под темных плетей ежевики на неприметную дорогу и снова исчезал с бормотанием в дальних зарослях. Она остановилась, и, слегка наклонившись, они увидели отражение своих лиц и укороченных тел, дробившихся в воде. - Неужели мы и людям кажемся такими смешными? - сказала она и быстро перешагнула ручеек. - Пойдем, Джо! Тропка опять вышла из под зеленоватой тени на солнцепек. Песок стал глубже, идти было трудно, неприятно. - Придется вам тащить меня, Джо, - оказала она. Она взяла его об руку, чувствуя, как каблуки вязнут и подворачиваются на каждом шагу. Ему трудно было поддерживать ее - равновесие нарушалось из-за ее неровной походки, и он, высвободив руку, положил ладонь ей на спину. - Так еще лучше! - сказала она, опираясь на его крепкую руку. Дорога обошла подножие холма и как будто задержала обегающие с горы деревья, чтобы они подождали, пока они пройдут. Солнце запуталось в деревьях, остановившись косым дождем, а впереди, где зеленый путь ручья, Они медленно пробирались по сыпучему леску, за густой завесой ветвей; голоса становились все громче. Она сжала его руку, чтоб он молчал, и они сошли с дороги, осторожно раздвинув ветки над взбаламученной, сверкающей водой, которая выпускала и принимала слепящие солнечные блики, словно золото в обмен на золото. Две взлохмаченные мокрые головы буравили воду кругами, словно плавающие выдры, и, раскачиваясь на ветке, стоял, приготовясь к прыжку, третий пловец. Его тело, прекрасное, как у молодого зверька, цветом походило на потемневшую бумагу. Они вышли на берег, и Гиллиген сказал: - Эй, полковник! Пловец метнул быстрый испуганный взгляд и, выпустив ветку, плюхнулся в воду. Двое других, застыв в испуге, смотрели на пришельцев, но когда нырнувший выплыл на поверхность, они захохотали, осыпая его беспощадными насмешками. Он вильнул, как угорь через запруду, спрятался под кручей. Его товарищи вопили ему вслед в неудержимом веселье. Она громко сказала, перекрывая их визг: - Пойдем, Джо. Удовольствие им испортили. Шум остался позади, и, выйдя на дорогу, она сказала: - Не надо было их путать. Бедный мальчишка, задразнят его теперь до смерти. И отчего все мужчины так глупо себя ведут, Джо? - А черт его знает. Но что правда, то правда. Знаете, кто это был? - Нет, не знаю. Кто? - Ее брат. - Ее... - Маленький Сондерс. - Ах, вот что! Бедняга! Как жаль, что он испугался меня! Но она еще больше пожалела бы, если бы увидела, с какой ненавистью он глядел ей вслед, торопливо натягивая одежду. "Я тебе покажу!" И он выругался, чуть не плача. Дорога шла по долине, меж двух небольших склонов. Солнце еще освещало вершины деревьев, а здесь зелеными тихими бессолнечными куполами раскинулись кедры, темные и торжественные. Запел дрозд, и оба сразу остановились, вслушиваясь в четыре нотки песенки, следя, как затухают солнечные блики по краю холмов. - Сядем, Джо, покурим, - предложила она. Она легко опустилась на траву, он сел с ней рядом, а в это время маленький Роберт Сондерс, запыхавшись, взбежал на холм за их спиной и, увидав их, лег на живот и стал подползать как можно ближе. Опершись на локоть, Гиллиген смотрел в ее бледное лицо. Она опустила голову, ковыряла палочкой землю, не думая ни о чем. Ее профиль четко выделялся на темном стволе кедра, и, чувствуя, что на нее смотрят, она сказала: - Джо, надо что-то сделать с этой девушкой. Нельзя надеяться, что старик Мэгон долго будет верить отговоркам про ее нездоровье. Я надеялась, что отец заставит ее приходить к нему, но они так похожи. - А что прикажете делать? Хотите, чтоб я ее за волосы притащил? - Должно быть, это было бы самое лучшее, - сказала она. Палочка сломалась и, отбросив ее, она стала искать другую. - Ясно. Самое лучшее, если только связываться с такими, как она. - К несчастью, так делать не полагается: мы живем в век цивилизации. - Так называемый, - пробормотал Гиллиген. Он докурил сигарету, посмотрел, как она пролетела тонкой белой дугой. Снова запел дрозд, текучими нотками заполняя молчание, а маленький Роберт Сондерс в это время подумал: "Это они про Сесили, что ли?" И вдруг почувствовал огненную боль в ноге и стряхнул муравья чуть ли не в полдюйма длиной. - За волосы хотят ее притащить, а? - пробормотал он. - Только попробуйте! Ой, как жжет! - И он стал чесать ногу, хотя от этого легче не стало. - Что же нам делать, Джо? Скажите. Вы понимаете людей. Гиллиген пересел поудобнее; по согнутому локтю побежали мурашки. - Мы только о них и думаем, с тех пор как познакомились. Подумаем лучше о вас и обо мне, - резко сказал он. Она быстро взглянула на него. "Какие черные волосы, а рот, как гранатовый цветок. И глаза черные, а вот заговорила - и совсем ласковые". - Не надо, Джо. - Не бойтесь, предложения делать не стану. Просто хочу, чтобы вы мне рассказали о себе. - А что рассказывать? - Чего не хотите - не рассказывайте. Только перестаньте хоть на время думать о лейтенанте. Поговорите со мной - и все. - Значит, вам странно, что женщина хочет что-то сделать без всякой явной корысти, без надежды на какие-то выгоды? Так или нет? - (Он промолчал, обхватив колени руками, уставившись в землю). - Джо, вы, наверно, решили, что я в него влюблена, да? - ("Эге! Хочет украсть жениха у Си!" Маленький Роберт подполз еще ближе, песок набился у него за пазуху). - Ведь так, Джо? - Не знаю, - угрюмо ответил он, и она спросила: - С какими женщинами вы встречались, Джо? - Наверно, не с такими, как надо. По крайней мере ни из-за одной я не страдал бессонницей, пока вас не встретил. - Нет, вы не из-за меня не спите. Просто я случайно оказалась первой женщиной, которая делает то, на что, по-вашему, способен только мужчина. У вас были свои, твердые понятия о женщинах, а я их опрокинула. Права я или нет? Она посмотрела на его опущенное лицо, некрасивое, надежное лицо. "Что они тут, всю ночь будут трепаться?" - подумал маленький Роберт. Желудок сводило от голода, везде противно набился песок. Солнце почти зашло. Только верхушки деревьев были обмакнуты в затухающий свет, и там, где они сидели, тени обрели фиолетовую густоту, в которой еще раз прозвучала и смолкла песня дрозда. - Маргарет, вы любили своего мужа? - спросил наконец Гиллиген. В сумерках ее бледное лицо казалось невозмутимым. Помолчав, она заговорила: - Не знаю, Джо. Должно быть, нет. Видите ли, я жила в маленьком городишке, и мне надоело все утро возиться по дому, а потом наряжаться, идти гулять в город, баловаться по вечерам с мальчишками, и когда началась война, я уговорила друзей моей матери устроить меня на работу в Нью-Йорке. Так я попала в Красный Крест - ну, знаете, помогать в клубах, танцевать с этими бедными деревенскими парнями, когда они приезжают в отпуск, растерянные, как бараны, ищут, где бы повеселиться. А в Нью-Йорке нет ничего труднее. И вот как-то вечером пришел Дик (мой муж). Сначала я его не заметила, но когда мы потанцевали и я увидела, что он... ну, что я ему нравлюсь, я стала его расспрашивать. Он был в офицерском лагере. Потом я стала получать от него письма, и наконец он написал, что перед отправкой за море приедет в Нью-Йорк. Я уже привыкла о нем думать, а когда он приехал, такой складный, подтянутый, мне показалось, что лучше никого нет. Помните, как было тогда - все возбуждены, все в истерике, словом, сплошной цирк. И вот каждый вечер мы вместе обедали, потом танцевали, а потом сидели в моей комнатке до рассвета, курили и болтали до зари, всю ночь. Вы же знаете, как это бывало: все солдаты говорили про то, как они храбро погибнут в бою, хотя по-настоящему и не верили в это и не понимали, что это значит, и все женщины были заражены той же мыслью, как гриппом, - сегодня сделаешь, а завтра и не вспомнишь, да и вообще завтрашнего дня нет. Понимаете, мы оба как будто понимали, что мы друг друга не полюбили навеки, но мы были очень молодые. Почему же не взять от жизни все, что можно? И вот, за три дня до отправки, он предложил мне выйти за него замуж. Такие предложения мне делал чуть ли не каждый солдат, с которым я была хоть немножко поласковее. Тогда всем девушкам делали предложения, так что и тут я не удивилась. Я ему сказала, что у меня были другие романы, и я знала, что и у него бывали другие женщины, но нас это ничуть не трогало. Он даже оказал, что во Франции, наверно, будет любить других женщин и что он вовсе не рассчитывает, что я тут без него буду вести монашескую жизнь. Словом, на следующее утро мы обвенчались, и я пошла на работу. Он зашел за мной в кантину, где я танцевала с какими-то отпускниками, и все девушки стали нас поздравлять. Из них многие поступали так же, другие меня чуть поддразнили, что я слишком воображаю, оттого и вышла за офицера. Понимаете, нам столько раз делали предложения, что мы обычно не обращали внимания. Да и делалось это машинально. Он зашел за мной, и мы стали жить у него в гостинице. Знаете, Джо, было так, как бывает в детстве, когда темно, а ты себе говоришь: и вовсе не темно, совсем не темно! Мы провели вместе три дня, а потом его пароход ушел. Сначала я скучала без него до чертиков. Ходила скучная, но меня и пожалеть было некому: столько моих подружек попали в такое же положение, на всех сочувствия не хватало. Потом я ужасно испугалась, что у меня будет ребенок и почти что возненавидела Дика. Но все обошлось, я продолжала работать и через какое-то время почти что перестала думать о Дике. Опять мне делали предложения, и, в общем, я не так уж плохо проводила время. Иногда по ночам я просыпалась, и мне хотелось, чтоб Дик был со мной, но постепенно он стал для меня каким-то призраком, вроде Джорджа Вашингтона. А потом я просто перестала без него скучать. И вдруг я начала получать от него письма, в которых он меня называл своей любимой женушкой и писал, как он без меня скучает, ну, и всякое такое. Тут опять все началось заново, и я стала писать ему каждый день. А потом я поняла, что писать мне надоело и что я уже не жду этих ужасных тонких конвертиков, которые к тому же прочел цензор. Больше я ему не писала. И как-то получаю от него письмо, и он пишет, что не знает, когда сможет написать, но постарается написать поскорее. Наверно, их тогда отправили на фронт. Дня два я думала, а потом решила, что для нас обоих будет лучше, если мы просто разойдемся. Я села и написала ему обо всем, пожелала счастья и просила пожелать и мне всего хорошего. И тут, когда он еще не успел получить мое письмо, пришло официальное извещение, что он убит в бою. Письмо мое он так и не получил. Он погиб, веря, что между нами все осталось по-прежнему. - Она замолчала, ушла в себя. Сумерки сгущались. - Понимаете, мне все кажется, что я с ним поступила нечестно. И теперь, наверно, я стараюсь как-то искупить свою вину. Гиллиген почувствовал, что он устал, что ему все безразлично. Он взял ее руку, приложил к своей щеке. Ее ладонь повернулась, погладила его и опустилась. "Ага, за руки держатся", - злорадствовал маленький Сондерс. Она наклонилась, заглянула в глаза Гиллигену. Он сидел, неподвижный, окованный. "Обнять бы ее, - думал он, - победить ее своей любовью". Она почувствовала его состояние и как-то отодвинулась от него, хотя и осталась на месте. - Ничего хорошего из этого не выйдет, Джо, - сказала она. - Вы же сами это знаете, правда? - Знаю, - ответил он. - Пойдем домой. - Простите меня, Джо, - тихо сказала она, вставая. Он вскочил, помог ей встать. Она отряхнула юбку и пошла с ним рядом. Солнце совсем зашло, они шли в фиолетовом сумраке, мягком, как парное молоко. - Если б я только могла, Он зашагал быстрее, но она взяла его за плечи, остановила. Он обернулся и, чувствуя эти крепкие бесстрастные руки, смотрел в ее лицо почти на уровне с его лицом, смотрел в тоске и отчаянии. "Ото! Целуются!" - мурлыкал маленький Роберт Сондерс и, расправив затекшее тело, пополз за ними следом, как индеец. Потом они повернулись и пошли, скрывшись из виду. Ночь была совсем близко: только след дня, только запах дня, только его отзвук, его отсвет на деревьях. 5 Он влетел в комнату сестры. Она причесывалась и увидала его в зеркале, запыхавшегося, невероятно измазанного. - Убирайся, скверный мальчишка! - сказала она. Но он не дал себя сбить и выпалил все новости: - Слушай, она влюбилась в Дональда, тот ей так и сказал, а они целовались - я сам видал! Пальцы остановились, словно расцветая в ее волосах. - Про кого ты? - Про ту другую женщину, она живет у Дональда. - И ты видел, как она поцеловала Дональда? - Не-ет, она поцеловала того солдата, без шрама. - Да нет же, это ей сказал тот солдат, а она промолчала. Значит, это правда, как по-твоему? - Вот кошка! Ну, погоди же, я ей покажу! - Правильно! - одобрил он. - Я так и сказал, когда она подсмотрела, как я голый сидел. Я-то знаю: разве ты дашь какой-то женщине отнять у тебя Дональда? 6 Эмми поставила ужин на стол. В доме было тихо, темно. Свет еще не зажигали. Она подошла к дверям кабинета. Мэгон и его отец сидели в сумерках, спокойно дожидаясь прихода темноты, медленной и беззвучной, как размеренное дыхание. Голова Дональда силуэтом выделялась на тускнеющем окне, и Эмми, увидев ее, почувствовала, как у нее сжалось сердце при воспоминании. Эта голова - над ней, на фоне неба, той ночью, давно-давно... А сейчас она смотрит на него сзади, а он даже не помнит ее. Она вошла в комнату тихо, как сумерки, и, стоя за его креслом, посмотрела на тонкие поредевшие волосы, которые когда-то были такими буйными, такими мягкими, и притянула эту безвольную голову к своему твердому узкому бедру. Под ее рукой лицо его было совершенно спокойным, и, глядя в сумерки, на которые они когда-то смотрели вдвоем, и чувствуя горький пепел старого горя, она вдруг прижалась к этой бедной, изуродованной голове с беззвучным стоном. Ректор тяжело заворочался в кресле. - Это ты, Эмми? - Ужин на столе, - сказала она негромко. Миссис Пауэрс и Гиллиген поднимались по ступенькам террасы. 7 Доктор Гэри умел вальсировать с полным стаканом воды на голове, не проливая ни капли. Он не любил более современные танцы: слишком они нервные. "Прыгают, как обезьяны - и все. Зачем стараться делать то, что животным удается во сто раз лучше? - любил говорить он. - Другое дело - вальс. Разве собака может танцевать вальс? А тем более корова!" Он был невысокий, лысоватый, очень ловкий и нравился женщинам. Такой милый, обходительный. На доктора Гэри был большой спрос - и как на врача и как на члена общества. Кроме того, он прослужил во французском госпитале весь 14-й, 15-й и 16-й годы. "Сущий ад, - говаривал он, - сплошные экскременты и красная краска". Доктор Гэри, в сопровождении Гиллигена, семенил вниз по лестнице из комнаты Дональда, оправляя пиджачок, вытирая руки шелковым платочком. Огромная фигура ректора показалась в дверях кабинета. - Ну как, доктор? - спросил он. Доктор Гэри вынул замшевый кисет, свернул тоненькую папироску и положил кисет на место, за манжетку: в кармане он его не носил, слишком торчало. Он зажег спичку. - Кто его кормит за столом? Ректор удивился, но ответил: - Обычно Эмми подает ему еду, вернее - помогает ему, - уточнил он. - Кладет прямо в рот? - О нет, нет. Она просто водит его рукой. А почему вы спрашиваете? - А кто его одевает и раздевает? - Вот мистер Гиллиген ему помогает. Но почему... - Приходится одевать и раздевать его, как ребенка, так? - строго опросил доктор. - Вроде того, - подтвердил Гиллиген. Из кабинета вышла миссис Пауэрс, доктор Гэри коротко кивнул ей. Ректор сказал: - Но почему вы об этом спрашиваете, доктор? Доктор строго взглянул на него. - Почему, почему! - Он повернулся к Гиллигену. - Скажите ему! - отрывисто приказал он. Ректор посмотрел на Гиллигена. "Не говорите", - казалось, умоляли его глаза. Гиллиген опустил голову. Он стоял, тупо глядя себе под ноги, и доктор отрывисто сказал: - Мальчик ослеп. Вот уже дня три или четыре, как он ослеп. Не понимаю, как вы могли не заметить. - Он застегнул пиджак, взял котелок. - Почему вы ничего не сказали? - спросил он Гиллигена. - Вы же знали. Впрочем, теперь все равно. Завтра я опять зайду. До свидания, сударыня. До свидания. Миссис Пауэрс взяла ректора под руку. - Ненавижу этого человека, - сказала она. - Гнусный сноб. Не огорчайтесь, дядя Джо. Вспомните, ведь и тот врач, из Атланты, говорил, что он может потерять зрение. Но ведь врачи не всеведущи. Кто знает, может быть, когда он поправится, выздоровеет, можно будет и зрение ему вернуть. - Да, да, - согласился ректор, хватаясь за соломинку. - Давайте вылечим его сначала, а там будет видно. Тяжело ступая, он пошел в кабинет. Она и Гиллиген долго смотрели друг на друга. - Мне плакать хочется из-за него, Джо, - Мне тоже, да слезами не поможешь, - мрачно сказал он. - Только Бога ради, хоть сегодня не пускайте сюда народ. - Постараюсь. Но так трудно им отказывать: они ведь от чистого сердца, по доброте, по-соседски! - Какая тут к черту доброта! Все они вроде этого сондерсовского щенка: приходят поглазеть на его шрам. Придут, крутятся около него, расспрашивают, как его ранило да не больно ли. Будто он что понимает или чувствует. - Да. Но больше они не будут ходить, смотреть на его бедную голову. Мы их не пустим, Джо. Скажем, что ему нездоровится, что-нибудь да скажем. Она ушла в кабинет. Ректор сидел за столом, держа перо над чистым листом бумаги, но не писал. Подперев щеку огромным кулаком, он в тяжком раздумье смотрел в стену. Она встала позади него, потом коснулась его плеча. Он вздрогнул, как затравленный зверь, потом узнал ее. - Этого надо было ждат

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору